Окорок единодушия

— Говорит все, что нужно мне знать.

— Сказывал ли он вам, что он должен мистеру Роперу?

— Нет; вероятно, потому что долг очень невелик.

— Двести фунтов, — сказал Ропер.

— Двести фунтов! — с изумлением повторила Роза.

— Видите, сумма довольно значительная для мистера Вудбайна, — сказал старик.

— Он, конечно, заплатит, — сказал Ропер.

— Конечно, — сказала Роза с совершенною уверенностью, — он и не занял бы, если б не мог заплатить.

— А все-таки, он не говорил вам об этом, — сказал старик, — объяснял ли он вам по крайней мере свои средства и доходы?

— Френк приобретает деньги честным трудом, мне только и нужно знать; а если б я и знала что-нибудь больше этого, не стала бы рассказывать, — отвечала Роза, чтоб прекратить расспросы.

— Извините меня, мой друг, если я огорчил вас. Я ужасно люблю все разузнавать — такая у меня натура. Но переменим разговор. Вы пели, когда мы пришли, и я расслушал несколько слов вашей баллады: они меня заинтересовали; можно ли просить вас повторить ее?

— Я с удовольствием исполню ваше желание, — просто и добродушно отвечала Роза: — но баллада длинна, и вы остановите меня, когда она вам наскучит.

Чистым и свежим голосом она запела:

ДОНМОВСКИЙ ОБЫЧАЙ.

Баллада, объясняющая его происхождение.

«Что вам нужно, дети, мои? чего просите вы, преклоняя колени на камнях помоста нашего священного монастыря?» — Так спросил седой приор молодую чету. По скромной одежде было видно, что они простые поселяне; но он был видный молодец, она была красавица, хотя оба они были простые поселяне. «Уж год и день прошел с тех пор, как мы повенчались, — сказал он, — и с того часа не изменилась, не ослабела наша любовь. Верны мы были друг другу, любим, как прежде, друг друга больше всего на свете; ни в деле, ни в слове, ни в мысли, не было между нами несогласия ни на одну минуту. Клянемся мы в том, благодарим за то Владычицу Небесную, Пречистую Деву, которой посвящен Донмовский Монастырь. Благослови же нас и ты, святой отец». И седой приор возложил на них руки. «Да будет вся жизнь ваша такова», —  сказал он. И радостно встала молодая чета. И в тот самый час проходил мимо повар монастырский, и нес он для служителей огромный окорок прекрасной ветчины. «Возьмите это в подарок от меня, — сказал седой приор, — и кушайте на здоровье.» «Добрый приор, — сказал тогда муж, — дорог мне твой подарок, потому что вижу теперь, что ты веришь и радуешься нашей любви. Я дарю, взамен его, богатые земли твоему монастырю. Тысячу марок будут они приносить тебе каждый год. Но с тем условием дарю, что каждый раз, когда молодые супруги дадут клятву, какую дали мы, будут они получать такую же награду. И будут они примером для всех, и все будут хвалить донмовский обычай». «Кто ты, сын мой? — сказал, дивясь, седой приор. — Неприлична твоя шутка». — «Я не шучу, приор; я Реджинальд Физвальтер. Я слагаю теперь свою бедную одежду, объявляю свой сан. Я богаче всех богачей, потому что Бог дал мне это сокровище, — сказал сэр Реджинальд, обнимая жену. — В одежде простого поселянина я приобрел любовь ее. В деревенской избе мы счастливо прожили год. Теперь непоколебима наша любовь.» Водворилось при этой вести радость в монастыре; водворилось веселье в чертогах Физвальтера, когда явилась туда молодая госпожа, добрая и прекрасная. Долго единодушно жили супруги и смерть не прервала любви их: умерли они в один час. Вот каким образом возник старинный донмовский обычай.

Доктор Плот при некоторых куплетах баллады значительно посматривал на управителя, как бы говоря: «это удивительно!» Ропер не понимал или показывал вид, что не понимает его взглядов; но оба слушателя были одинаково восхищены пением Розы.

— Странно, что я никогда не слышал этого предания, — сказал старик, похвалив певицу. — Известна ли она вам, мистер Ропер?

— Я слышал что-то подобное, сэр, — отвечал управитель.

— Мне рассказывал легенду муж, а я переложила ее в стихи, — сказала Роза.

— Если верить балладе, то сэр Реджинальд Физвальтер был и лучше и счастливее всех своих потомков, — заметил старик.

— Почему ж не предположить у него столь же счастливых потомков? — сказал управитель.

— Если сын сэра Вальтера жив, желаю ему от всей души такого счастия, — прибавила Роза.

— Сын! почему ж вы знаете, что дитя Физвальтера был мальчик, а не девочка? — сказал доктор, пристально смотря на Розу.

— Я этого вовсе не знаю; у меня просто сказалось: сын. Одинаково желаю счастия и дочери, если дитя было девочка, — смеясь, сказала Роза. — Но как идет время! Уж поздно, а Френка все еще нет. Что его задержало? — прибавила она с беспокойством.

— Сказать ли вам, что задержало его? — сказал доктор. В эту минуту послышались в саду шаги.

— Это он! — радостно вскричала Роза, бросаясь к двери.

Но собака Френка, лежавшая у камина, сердито зарычала, чуя приближение не хозяина, а постороннего человека.

— Кто ж это? — уныло сказала Роза, видя, что обманулась в ожидании.

— Это я, Джильберт де-Монфише, — отвечал голос из-за двери.

— Сэр Джильберт де-Монфише! — с изумлением повторила Роза, вопросительно взглядывая на своих собеседников, которые были удивлены не меньше ее.

VIII. Голубка и Грач

Молодой баронет вошел; вслед за ним мужчина, такой громадной вышины и толщины, что едва пролез в двери.

Сэр Джильберт де-Монфише был очень хорош собою. На нем была дорогая соболья шуба; скинув ее, баронет остался в малиновом кафтане, с зеленым шитьем; на боку у него висела серебряная шпага, в руке был хлыст. Он учтиво извинился, что заехал, быть может, не вовремя и, казалось, был недоволен тем, что нашел у Розы гостей. Доктор и управитель переглянулись, как бы собираясь уйти; но Роза, взглядом, просила их остаться, и они остались. Доктор стал внимательно следить за баронетом.

Сэр Джильберт рекомендовал хозяйке своего друга, капитана Джоддока, и неуклюжий гигант с нелепыми ужимками поклонился Розе.

Капитан Джоддок, по своему гигантскому росту, мог бы показывать себя за деньги на ярмарках, и был с виду чрезвычайно грозен, но в сущности был добрый малый, и несмотря на свою наружную воинственность, любил мирные пирушки гораздо более кровавых битв. Красное, отекшее лицо свидетельствовало о его любимой страсти. И теперь он был навеселе, точно также, как сэр Джильберт.

— Неужели эта красотка в самом деле жена егеря? — беcцеремонно сказал гигант своим громовым голосом баронету. — Вы мне говорили, что она очень смазлива, но такой красавицы я еще не видывал. Если она действительно жена егеря, так он должен смотреть за нею попристальнее. Я сам, ч… возьми, не прочь поохотиться за такою дичью. Ха! ха! ха!

— Пожалуйста, не давай много воли языку, Джоддок, — сказал, смеясь, баронет: — или нас с тобою выгонят.

— Пусть я буду каналья, если уйду отсюда, — отвечал Джоддок, садясь на стул, затрещавший под его тяжестью. — Вы можете удалиться, если угодно, сэр Джильберт, но я не тронусь с места.

— Не сердитесь на моего приятеля, Роза: он шутник, но славный человек.

— А славному человеку очень приятно было б поживиться этим пирогом, потому что он порядком проголодался, — сказал Джоддок, указывая на ужин, приготовленный Розою для мужа.

— Капитан, неужели вы опять расположены начать свои подвиги? ведь вы отлично поели не больше, как часа два назад, — сказал баронет.

— Ничего, можно еще закусить. Извините меня, сударыня, я у вас как дома.

— Это и видно, — заметил управитель, забавляясь бесцеремонностью великана.

— Я везде, как дома, человек простой. Очень приятно с ваши познакомиться, господа, — прибавил капитан, принимаясь убирать пирог.

— Ваш друг очень странный человек, сэр Джильберт, — с неудовольствием сказала Роза, обращаясь к баронету. — Зачем вы привели его? зачем приехали и сами, сэр?

— Объясню вам, зачем приехал, только не при этих господах. Ропера я знаю; но кто такой этот старик?

— Доктор Плот.

— Что ж за лицо доктор Плот?

— Он был, кажется, лекарем у Физвальтеров, — отвечала Роза.

— Вот что! — сказал баронет, весь вспыхнув.

— Он пришел с Ропером, которому нужно видеть Френка по важному делу. Они ждут его.

— Нескоро ж дождутся, — сказал Монфише с значительной усмешкой.

— Что вы хотите сказать? — спросила она встревоженным голосом. Капитан Джоддок, съев пирог и выпив кружку эля, стоявшую на столе, благосклонно заметил:

— Ну, сударыня, вы отлично испекли пирог; эль у вас также недурен. Пожалуйста, налейте мне еще кружечку.

— Вы не отвечаете на мой вопрос о муже, сэр Джильберт, — сказала Роза, — где он, и что с ним?

— Скажу все, только дайте эля этому буяну, чтоб он не кричал.

Она пошла за элем, а Монфише обратился к своему приятелю:

— Помните, Джоддок, что вы не в харчевне: держите себя приличнее.

— Приличнее! Кажется, я человек благоприличный! Не угодно ли нюхнуть, господа? — примолвил он, протягивая табакерку Роперу и Плоту. Доктор, которому давно не нравилось нахальство Джоддока, с досадою оттолкнул табакерку, и великан готовился разразиться гневом, но взгляд Монфише остановил его, а вид новой кружки заставил совершенно забыть о неприятности. Принимая кружку у хозяйки, он хотел поцаловать ее руку, но Роза быстро отошла от него.

— Вот, вы говорите, Монфише, что я должен держать себя любезно, а моих любезностей не хотят принимать. Но что за дело! все-таки буду вежливым кавалером, — прибавил он, выпив стакан и облизываясь, — я даже готов спеть для вас песенку, сударыня. Мой голос многим нравится.

— Прошу вас, — сказала Роза баронету, — уведите его отсюда. Я уверена, что Френк будет очень недоволен его манерами. Потому, если вы хотите оказать мне большую услугу, пожалуйста удалитесь с вашим приятелем.

— О мнении Френка пока нечего хлопотать; но ужели мое присутствие неприятно вам?

— Если вы хотите прямого ответа, я должна сказать: неприятно. И я не позволила бы вам оставаться здесь, если б не было здесь этих джентльменов.

— Вам не нравится, что я у вас в гостях, а мне не нравится, что они у вас в гостях. Но не могу ж я уйти, не сказав, зачем приехал. Вот зачем: уверить вас, милая Роза, что когда вам будет нужен друг, вы можете рассчитывать на меня.

— Я не понимаю вас, сэр Джильберт.

— А между тем я говорю очень ясно. Вы можете во всяком случае рассчитывать на меня. Таких друзей вы немного найдете.

— Совершенная правда, Джильберт, — крикнул Джоддок. — Ваше здоровье, сударыня. Я знаю, мы с вами подружимся!

Роза не могла вынесть этой дерзости.

— Сэр Джильберт, я прошу вас, если вы джентльмен, избавить меня от наглостей вашего приятеля, — сказала она.

— Э, не сердитесь на него, он человек простодушный и добрый. Вы знаете, Роза, как я любил и до сих пор люблю вас.

— Мне вовсе не нужно этого знать, — холодно отвечала она.

— Вы должны это знать, — страстно воскликнул он и бросился бы на колени перед нею, если б не подошел доктор Плот.

— Довольно, сэр Джильберт де-Монфише! — резко сказал он. — Вы оскорбляете женщину и забываете собственное достоинство…

— Но не забуду наказать вашу дерзость, сэр, — закричал в бешенстве баронет.

— Посмотрите на меня хорошенько, сэр Джильберт, прежде, нежели приведете в исполнение вашу угрозу: не знакомо ли вам мое лицо?

Тон, которым были сказаны слова эти, изумил всех, но особенно молодого баронета. Он взглянул на старика и быстро отвернулся, как бы смущенный повелительным выражением лица его, и не отвечал ни слова.

— Теперь, вероятно, вы видите, с кем имеете дело, и не повторите вашей угрозы, — продолжал доктор Плот. — Извольте ж удалиться отсюда с вашим пошлым приятелем.

— Ха, ха, ха! Что такое? — с хохотом заревел Джоддок, поднимаясь на ноги. — Пошлый приятель! Да я обрублю уши…

— Береги свою шею, потому что я тебя знаю, — перервал спокойно доктор Плот. — Уведите отсюда этого негодяя, сэр Джильберт.

Джоддок хотел возражать, но Монфише удержал его, прибавив: «Молчи же, я не хочу ссориться с этим джентльменом».

— А, это другое дело! — уступчиво сказал укрощенный великан. — Если вы не хотите ссориться, Джильберт, то не стану ссориться и я, хотя мог бы раздавить его одним пальцем.

И он с самодовольным видом надел шляпу и пошел к двери.

— Уходя отсюда, Роза, — сказал сэр Джильберт, хмель которого прошел от жаркого столкновения с грозным стариком и который говорил теперь уже совершенно не тем тоном, как прежде, — уходя отсюда, объясню вам истинную цель моего посещения. Я не желал бы огорчать вас; но случайно я услышал, с полчаса тому, что ваш супруг арестован за долг, простирающийся до двухсот фунтов. Я поспешил сюда предложить вам деньги, нужные для его освобождения. Позволите ли передать вам этот бумажник?

— И таким образом овладеть Розою? — сурово возразил доктор Плот. — Нет, сэр Джильберт, мистрисс Вудбайн не примет ваших денег. Она может обойтись без вашей помощи. У ней есть друзья, к которым она может обратиться без стыда и которых побуждения бескорыстны.

— Вы меня обижаете, сэр, — вскричал Монфише. — У меня нет мыслей, предполагаемых вами.

— Вы сами подали основание предполагать их, сэр Джильберт. Ваше поведение возбудило сомнение.

— Я вижу все это как во сне! — сказала Роза. — Вокруг меня происходят вещи, совершенно для меня непонятные. Ужели правда, сэр, что муж мой арестован? — прибавила она, обращаясь к доктору.

— Совершенная правда, — отвечал он, — но я даю слово, что деньги будут уплачены, и думаю, что этого будет достаточно для кредитора, мистера Ропера…

— Мистера Ропера! — с изумлением повторила Роза.

— Я действую, как управитель сквайра Монкбери, — сказал Ропер, — но ваш муж свободен. Вот его вексель. Я иду в гостиницу, где задержан Френк, и пришлю его сюда. Господи! что это за шум?

Последнее восклицание было вызвано шумом и криком множества голосов в саду. Собака Френка также начала лаять. Толпа постучалась в дверь, капитан Джоддок отворил и комната наполнилась людьми. Это были присяжные, предводительствуемые Неттельбедом с женою, двое полицейских и несколько десятков любопытных.

— Ах, мистер Ропер! ах, сэр! — торопливо кричал задыхающийся Иона, — он ушел, сэр, убежал. Полицейские ваши говорят, будто я должен за него отвечать!

— Как же? — дополнил Исааксон, — ведь его жена содействовала побегу.

— По закону, муж отвечает за жену, — прибавил Лэчем.

— Если он не заплатит, будете должны платить вы, — подтвердил управитель, едва удерживаясь от смеха при взгляде на терзания Ионы.

— Видишь, душенька, я тебе говорила, — сказала Нелли, — отвертеться тебе нельзя, плати же деньги.

— Хорошо сказать: плати! а где взять их? Зачем ты, глупая, помогла ему убежать?

— Не забывай, мои милый, — тихо отвечала Нелли, — что нам нельзя ссориться, то есть при людях. А присяжные тут. Молчи же и плати.

— О, чтоб им провалиться! — шопотом сказал Иона. — Ну, нечего делать. Мистер Ропер… язык не поворачивается выговорить… мистер Ропер, нельзя ли сделать уступку, хоть бы половину суммы…