Пограничники на Афганской войне

Меня и моих товарищей еще долго не покидало чувство, что мы не только перешли границу между нашей страной и Афганистаном, но и пересекли рубеж между веками, шагнули в далекое прошлое. Кстати, в 1980 году здесь наступил только 1359 год по мусульманскому календарю. Памирская земля непригодна для земледелия. Для того чтобы вырастить хотя бы горсть зерна, бедняки афганских кишлаков разыскивали и обрабатывали любой клочок земли, подымаясь на немыслимые скалистые кручи.

Первый опыт гуманитарной помощи получил свое развитие. Правительство Таджикистана приняло решение о направлении в афганское пограничье Памира, где население испытывало особую нужду, продовольствия, предметов одежды, обуви и других товаров. В течение лета 1980 года между Калайи-Хумбом и Нусаем силами таджикских строителей был возведен навесной пешеходный мост.

В том, что правительство Таджикистана оперативно приняло решение о гуманитарной помощи, что сверх лимитов выделялось горючее для вертолетов (а это было и тогда очень непросто), что успешно решались другие проблемы, связанные с обеспечением наших действий, большая заслуга начальника оперативно-войскового отдела в Душанбе генерал-майора Гафарова. Весь свой авторитет, все свои контакты и возможности этот известный в республике человек сосредоточил на выполнении названных задач в самый сложный – начальный– период.

Генералы осмотрели позиции СБО и остались довольны. Пограничники при активной помощи жителей Нусая из камня построили укрытия. Майор Базалеев умело организовал систему огня, установил боевое взаимодействие с ротой афганцев. Подготовлена и надежно прикрыта посадочная вертолетная площадка. Конечно, сюда бы еще пару бронетранспортеров. Но они все еще на нашем берегу. Удастся ли их переправить? Довольно рискованный эксперимент.

Карпов, Гафаров беседовали с солдатами, офицерами. Им были представлены и местные руководители. Абдусалом Гафарович не упустил возможность поговорить с жителями. В переводчике необходимости не было. В этих приграничных районах Афганистана проживают в основном таджики. Встреча с депутатом Верховного Совета ТССР, генералом – представителем таджикского народа вызвала не просто интерес, а сенсацию. Собралась толпа. Не знаю, о чем говорил генерал, но слушатели утвердительно кивали, аплодировали, скандировали: «Зинда бод дусти!» – «Да здравствует дружба!» Одна из пограничных застав в Таджикистане впоследствии была названа именем генерала Гафарова.

Иван Григорьевич Карпов. Я горжусь тем, что в течение нескольких месяцев мне довелось быть рядом с ним в сложнейших ситуациях, которые возникали в ходе боевых действий. Во второй половине года он был назначен в Москву, в управление погранвойск, где продолжал заниматься афганскими событиями. Его прекрасная теоретическая подготовка эффективно преломлялась в практических действиях. Этот человек вселял уверенность в подчиненных, точно и быстро принимал решения, на малейшие изменения обстановки отвечал незамедлительной реакцией. А это так важно в бою.

Как и предполагалось, генерал Карпов определил гарнизон в Нусае как плацдарм для контроля выходов банд из Джавайского ущелья и заслон, исключающий их движение в направлении участка Московского отряда. Перед вылетом он дал понять: в ближайшее время события переместятся в глубь территории соседа. Московский погранотряд уже начал подготовку десантных групп для броска на ту сторону.

На второй или третий день после высадки к нам обратились за медицинской помощью. Семеро мужчин учителей, спасаясь от преследования душманов, пришли в Нусай, поселились в доме коллеги. Один из них серьезно болен. Медик лейтенант Машковцев, офицер-переводчик, я и двое автоматчиков отправились к больному. Дом, к которому мы подошли, был похож на все остальные. Глинобитные или же из неотесанного камня, с плоским, тоже глинобитным покрытием, которое служит и крышей, и потолком одновременно. Кстати, в кишлаках Таджикистана много таких же домов. К основному строению примыкал небольшой навес, где были навалены какие-то ящики. Вошли внутрь и были потрясены увиденным. В тесной комнатушке, с одним оконцем, на плите у стены громоздилась какая-то посуда, по диагонали от угла до угла через всю комнату протянута веревка, на ней развешана одежда, на полу, на какой-то немыслимой подстилке под потрепанным лоскутным одеялом – больной. В комнате, а точнее в доме, больше ничего.

За время, проведенное в Афгане, мне приходилось бывать в других домах. Подобного убожества я больше не видел, но везде все было весьма скромно. Позднее мне пришлось наблюдать такую картину: группа ополченцев из Нусая была переправлена на нашу территорию и побывала в доме обычного рядового колхозника, жителя Калайи-Хумба. В доме несколько комнат, в гостиной, как и водится в Средней Азии, два-три ковра, приемник, скромная мебель. «Ты бай!» – заявили они хозяину. «Нет, я простой колхозник», – пытался возразить он. «Нет, ты бай! Ты говоришь неправду! Простые так не живут». Так они и не поверили. Мы по-настоящему ощутили, какой колоссальный путь прогресса прошел таджикский народ за годы советской власти…

Но вернусь к переправе. Боевая необходимость вынуждала предпринимать действия, на которые до этого вряд ли кто-либо решался. Переправа бронетранспортеров на плаву через стремительную горную реку казалась делом невероятным. Проблема усугублялась тем, что выход на противоположный берег ограничивался узкой пологой полосой. Если течение снесет БТР чуть дальше, ему уже не выбраться, там – отвесные стены ущелья, машину спасти не удастся. Но главное – большому риску подвергались люди. Проделать этот «смертельный трюк» предстояло полковнику Фетисову. Александр Павлович – боевой офицер, фронтовик, имеет большой опыт в использовании техники в различных условиях, много лет проработал в Главке. Долгие часы он провел у места предполагаемой переправы. Просчитывал все варианты. Подобрал экипаж для пробной переправы. Старший лейтенант (фамилию, к сожалению, не запомнил) и прапорщик Богославец – оба водители высокого класса. Первоначально предполагалось пустить бронемашину с подстраховкой – на «привязи». Но металлический трос был тяжел и значительно снижал скорость на воде, кроме того, возникала опасность крутящего момента и БТР могло просто перевернуть сильным течением. От этого варианта пришлось отказаться. Наконец решились.

Машина с ходу врезалась в воду. Вздымается пенистый бурун за кормой. Сносит здорово, но БТР плывет. Сколько минут длился этот водный аттракцион, не знаю. Фетисов бледный, на лице капли пота. У меня взмокла спина. Вот, вот, еще немного! Колеса «коробочки» зацепились за прибрежные камни. Все! Небольшая, но победа. Ребята на той стороне даже «ура» прокричали. «Поздравляю, Александр Павлович!» Тот снял шапку, платком вытер лицо, облегченно вздохнул: «Порядок в пограничных войсках!». Что пережил он за эти минуты? Офицера и Богославца вернули назад, и на тот берег ушла еще одна бронемашина. Так делались первые шаги. Потом было проще.

В те же январские дни на левый фланг участка Хорогского погранотряда вышел отдельный мотострелковый полк. Тесное взаимодействие командования погранотряда и полка, присутствие нашего гарнизона в Нусае позволяло полнее контролировать обстановку на всем участке границы отряда. Не берусь объяснить причины, но почти пять месяцев полк оставался в Гульхане. Команда на движение к Файзабаду поступила только в июне. Для того чтобы начать марш, необходимо было выбить душманов с перевала. Эту задачу должны были выполнить пограничники, более приспособленные для действий в горах. Сводный боевой отряд численностью более сотни человек тщательно подбирался и готовился под руководством начальника Хорогского погранотряда подполковника Николая Николаевича Малютина. СБО задачу выполнил. Руководил боем генерал Иван Григорьевич Карпов. Отдельный мотострелковый полк начал свой тяжелый путь к Файзабаду. А в Гульхану и Рабати Чахильтон пришли пограничники. Председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов прислал благодарственную телеграмму участникам боя за перевал Рабати Чахильтон.

Ветеранам свойственно вспоминать былое. Вот и мы с Малютиным, теперь уже полковником запаса, не раз вели разговоры о событиях той поры.

– А знаете, кто командовал тем полком? – спросил он меня.

– Честно говоря, не помню.

– Так вот, – продолжал Малютин, – читаю запись в моем блокноте: командир отдельного МСП подполковник Рохлин Лев Яковлевич.

– Неужели тезка?

– Нет, точно, будущий генерал Рохлин.

Потом комполка стал известным военным, а летом 1998 года трагически завершил свой жизненный путь. Вот такие были у нас встречи тогда, в 1980 году.

В конце января произошло торжественное событие. Начальник войск Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа генерал И. Г. Карпов вручил награды отличившимся при десантировании 7 января. Волнующий ритуал. Волновались те, кто первым плыл на лодке «ДЛ 5», и те, кто видел эту рискованную переправу на «ту сторону». Мы все были рады за мужественных ребят. И вот строй, команды. За образцовое выполнение задания командования… от имени Президиума Верховного Совета СССР капитан Ассадулаев, старший лейтенант Паньков, сержант Мурин и двое рядовых награждены медалями «За отличие в охране государственной границы СССР».

К началу февраля наш КП из Калайи-Хумба переместился в Рохак. Здесь когда-то была застава, пустующий городок которой заняли штаб и подразделения. Рядом с заставой располагалось опытное хозяйство, где в условиях памирского высокогорья выращивались прекрасные лимоны, а у берега реки на солончаковых почвах раскинулся шикарный гранатовый сад. Но, конечно, главным достоинством этого места было наличие прекрасной вертолетной площадки. Именно отсюда начались действия СБО Московского погранотряда, а позднее, вплоть до 1982 года, – десантно-штурмовых и маневренных групп, прибывавших из других отрядов и округов.

Начальник Московского отряда Дмитрий Васильевич Давыдов, начальник политотдела Владимир Анатольевич Криницын, начальник тыла Николай Илларионович Яковенко тщательно подобрали людей для предстоящих действий, учитывая опыт памирцев. Они обеспечили боевой отряд всем необходимым, вплоть до переправочных средств. Сразу скажу, что и воевали эти офицеры грамотно, хладнокровно и мужественно.

Первый рывок на «ту сторону» был подготовлен быстро. Данные об обстановке в районе кишлака Убагн дополнялись тщательным войсковым наблюдением наших застав. Было предусмотрено все. Но вновь памирская погода сыграла с людьми злую шутку. Едва десантники высадились на противоположный берег и заняли позиции, как хлынул проливной дождь со снегом и упала температура. Промокшая до нитки форма начала превращаться в ледяной панцирь. С трудом на сильном ветру натянули малую палатку, установили печурку-буржуйку. Поочередно бойцы подходили туда, чтобы немного согреться. Но это не помогало. Впереди – ночь. Что делать? Выход один: испытанное народное средство. У медиков нашлись запасы спирта. Связываюсь по рации: «Романа на связь!» Старший лейтенант Валерий Роман (ударение на «о») – комсомольский работник Московского пограничного отряда, умница, боевой парень – через пару минут отозвался: «Пятый, Пятый, я на связи. Прием». Я – открытым текстом: «Валерий, сейчас получишь посылку. Посылка специальная. Получишь – поймешь. От моего имени проинформируй командира. Все остальное – под твою ответственность. Каждому бойцу по чуть-чуть, чтобы не замерзли. Как понял? Прием». Еще бы он не понял! «Вас понял отлично! Спасибо! А потом никаких претензий не будет? Прием». – «Будут, если людей заморозишь и пустую посуду не сдашь своевременно». – «Вас понял. Выполняю!» Роман с этой задачей справился отлично. Больных не было.

Всю свою жизнь в войсках я жесточайшим образом боролся с алкогольными излишествами и никак не предполагал, что придется самому выступать в роли организатора вот такой «коллективной пьянки».

Конечно, не раздачей «народного средства» характеризовалась деятельность политработников в тот период. Главным оставалось поддержание высокого настроя личного состава, готовности к неожиданностям и решительным действиям в любой обстановке. В СБО создавались и действовали партийные группы, комсомольские организации. Являясь надежной опорой командиров, они, без преувеличения, играли важнейшую роль в решении боевых задач. Увеличилось количество заявлений от рядовых комсомольцев о приеме кандидатами в члены КПСС. Сейчас эта тема как-то застенчиво умалчивается, но так было.

Большое внимание уделялось тому, чтобы люди за рекой не чувствовали себя оторванными от «большой земли». Пробовали наладить выпуск ежедневного информационного листка через районную редакцию Калайи-Хумба. Райком партии охотно откликнулся на нашу просьбу. Выпустили порядка десяти «боевых листков», в которых отражались положительные примеры из боевой деятельности СБО, содержалась краткая информация о событиях в нашей стране. К сожалению, от этого варианта информации пришлось отказаться по причине безграмотности местных наборщиков – таджиков. Позднее были взяты на вооружение фотолистовки. Политотделы отрядов срочно переадресовали в действующие подразделения значительную часть поступающей периодической печати. Редакция окружной газеты «Дзержинец» начала печатать специальные выпуски для сводных боевых отрядов. ЦК комсомола республики, районные комитеты партии и комсомола направили в Хорогский, Московский и Пянджский погранотряды десятки транзисторных приемников. Именно тогда, в боевой обстановке, выросла роль агитаторов. С радиоприемником, со свежими газетами, письмами они шли на позиции боевого охранения, в блиндажи, в палатки к солдатам. И если в повседневной жизни заставы агитатор отделения чаще являлся фигурой незаметной, то здесь он был в центре внимания.

С возрастанием количества СБО и их численности переадресовка и своевременная доставка писем, посылок превратилась из повседневного, уже отработанного вопроса в целую проблему, которую приходилось постоянно держать на контроле. Родители солдат догадывались о месте пребывания своих сыновей. Есть такая русская пословица: «Шило в мешке не утаишь». А уж такое «шило» не мог утаить даже «мешок» строгой секретности. Родители стремились как-то помочь сыновьям. Во много раз возросли потоки денежных переводов, посылок. Финансистам пришлось открывать специальные счета на солдат и сержантов. В транспортные колонны, уходившие в гарнизоны, включались грузовики с посылками, а порой для их доставки приходилось использовать и вертолеты. Большим и очень ответственным участком работы была политическая пропаганда среди местного, афганского, населения.

Никогда не считал число 13 несчастливым. Но именно 13 февраля произошли первые бои, и именно в этот день погибли наши товарищи, открыв скорбный счет потерь.

Солдат Сергей Мельниченко. Он погиб первым. Тоненький, улыбчивый, светловолосый парнишка. Сережа относился к той категории людей, встреча с которыми освещает тебя радостью, добром. Солдаты называли его «Серый», а офицеры по-отечески: «Серенький».

Утром «уазик» Сергея остановился на берегу Пянджа. Здесь офицеры Климов и Казаков должны были встретиться с одним человеком. Но в назначенный час с того берега раздались выстрелы, автоматные очереди. Завязалась перестрелка. Сергей бросился к машине, да так и упал, не добежав двух шагов. На выручку к пограничникам подоспели десантники. Бандиты, понеся потери, скрылись. «Что с тобой, Серенький?» – не веря в случившееся, бросились к раненому офицеры. Бандитские пули пробили грудь солдата. Так погиб Сергей Николаевич Мельниченко.

Уже во второй половине дня пришло еще одно трагическое известие: возвращаясь после боя из Джорфа, погибли капитан Власенко и четверо его солдат. БТР, в котором они находились, сорвался со скал и упал в Пяндж.

13 февраля был еще один бой. На этот раз обошлось без потерь. Уже несколько дней проводилась проверка в пограничных афганских кишлаках. Афганские подразделения совместно с группами наших солдат блокировали кишлак и проверяли мужское население на предмет выявления бандитов и их пособников. Проводили эту работу афганские командиры вместе с нашими офицерами. Те из проверяемых, кто вызывал подозрение, переправлялись в Нусай, где находился пункт сбора задержанных. Там представители народной власти проводили дальнейшее разбирательство. По итогам расследования часть задержанных возвращалась домой, а выявленные бандиты и их пособники через некоторое время доставлялись в Кабул, где сотрудники ХАДа (госбезопасности ДРА) продолжали с ними разбираться.

В тот день группа под командованием майора Абирова высадилась недалеко от небольшого афганского кишлака и приступила к выполнению задачи. Человек пятьдесят мужчин собрались на окраине. Кстати, в число жителей населенных пунктов входило только мужское население, начиная с годовалых младенцев. Женщины не учитывались. Таковы были порядки в тех краях.

Процедура проверки проходила спокойно. Когда афганские солдаты уже заканчивали осмотр отдельных домов, на противоположном краю кишлака раздались выстрелы. Бой разгорелся мгновенно. С нашего берега видим, как пограничники залегли в кустарнике в центре кишлака, отстреливаются. Абиров по рации передает: «Ведут огонь с ближайшей возвышенности, меня и сержанта заблокировал снайпер. Бьет из укрытия». Отвечаю: «Оставайся на месте. Вызываю вертолет. Дай наводку! Мы поддержим огнем БТРа. Корректируй!» Благо БТР находился рядом, и огонь его крупнокалиберного пулемета был эффективным. Ми-8 прибыл и с ходу ударил НУРСами по позициям бандитов. Один залп, второй… Опять на связи Абиров: «Уберите вертушку. Разлет НУРСов большой. Осколки бьют по нашим!» Вертолет убрали. Решили использовать автоматический станковый гранатомет (АГС). Одна очередь, вторая… Гранаты, задевая за сучья деревьев, рвутся над головами наших ребят. Срочно прекратили стрельбу. И только пулемет БТРа добросовестно долбил в нужные точки по командам Абирова. Но снайпера достать не удавалось. Необходимо было срочно принимать решение. Не помню, по какому случаю здесь оказался подполковник Виталий Стефанович Прокофьев. Но оказался он, как говорят, в нужном месте, в нужное время, да еще со снайперской винтовкой! Через пару минут он обнаружил бандитского стрелка. Выстрел! И тут же Абиров: «Снайпер замолчал. Спасибо. Выходим». Бой затих. Потерь нет ни среди наших, ни среди афганцев.

В этой короткой боевой схватке были применены практически все боевые средства, которыми мы тогда располагали. Можно ли сказать, что это был удачный опыт? Наверное, нет. Ведь вертолет и АГС сработали впустую. Была опасность поражения своих. Хорошо, что обошлось. На следующий день провели «разбор полетов». Разобрали, что называется, «по косточкам» действия и воздушной поддержки, и каждого офицера и солдата на земле. Учились воевать.

Особенно тщательно и методически грамотно проводил после каждого боя подведение итогов командир СБО-1 начальник штаба Хорогского отряда подполковник Файзиев. Об этом офицере и его боевом отряде речь пойдет позднее. Что касается прошедшего скоротечного боя в кишлаке, то выяснилось следующее: наша группа наткнулась на боевое прикрытие, которое оставил главарь душманов Абдул Вахоб, уходя в горы. Ночью он был здесь и ушел на рассвете. С первых дней действий пограничников на «той стороне» предпринимались попытки обезвредить этого «командующего». Хитрый и осторожный, он постоянно ускользал от преследования. Вахоб никогда не ночевал там, где находился днем. Никто не знал, где он будет ночью. Едва появлялись данные о его местонахождении, как он буквально испарялся. Однако через неделю мы все же напали на его след. В праздничный день 23 февраля Абдул Вахоб с группой приближенных был блокирован в своем доме на окраине кишлака Даргак. Но незадолго до этого произошел бой в высокогорном кишлаке Верхний Гумай, о котором необходимо рассказать.

На калайи-хумбском направлении несколько душманских отрядов свили себе гнездо в ущелье, неприступном со стороны границы. Отвесные скалы, как бастионы, перекрывали любые подходы к каменному лабиринту. Необходимо было добраться до расположения банд с противоположной стороны ущелья, вынудить душманов отступить в сторону границы и загнать их в тупик. Эту задачу должен был выполнить СБО-1, созданный на базе Хорогского погранотряда.

Командовал СБО подполковник Зураф Мирзобаевич Файзиев. Суворовское, затем пограничное училища, академия дали ему надежные знания, которые позволяли решать самые сложные служебные и боевые задачи. Умный, требовательный и справедливый, он высоко ценил профессионализм в своем деле. Хладнокровие, выдержка, расчетливая храбрость – эти качества командира вселяли уверенность в его солдат, вызывали чувство уважения у офицеров, которым доводилось воевать рядом с ним. Бандиты охотились за Файзиевым. Однако судьба хранила этого человека. В одном из боев пуля ударила в лобовую часть его каски, сделав глубокую вмятину, но, к счастью, не пробила металл. Боевые дела Зуфара Мирзобаевича были отмечены высокими наградами – орденами Ленина и Красного Знамени.

В тот февральский день СБО-1 десантировался на вертолетах в район боевых действий. Медленно и упорно продвигаясь по крутым скатам ущелья, пограничники оттесняли бандитов вверх, в каменную западню. В боевых порядках шли начальник политотдела Хорогского погранотряда майор Казаков, опытные офицеры подполковники Климов, Прокофьев, майор Александр Казаков, комендант Калайи-Хумбской комендатуры старший лейтенант Паньков (тот, что в числе первых переправлялся в Нусай). Пожалуй, много старших офицеров участвовало в этой операции. Но так было на первых порах.

На исходе дня поступили разведданные о том, что бандиты численностью свыше ста человек, как и предполагалось, сосредоточились в Верхнем Гумае. Отступать им некуда. Значит, будут драться с фанатичным упорством, рассчитывая на то, что подойти к ним по крутым скалистым склонам пограничники не смогут. Возможен и другой вариант: главари, бросив под огонь рядовую массу, попытаются прорваться через наши заслоны. Наступила ночь. Что предпримет противник? Ущелье перекрыли надежно. Ждали. Но бандиты на прорыв не решились. С рассветом в душманский стан были направлены парламентеры из местных жителей. Через некоторое время из Гумая вышли десятка полтора вооруженных людей и начали спускаться в нашу сторону. Но тут сверху раздался громкий гортанный окрик. Шедшие в нерешительности остановились и повернули обратно. А значит – предстоял бой. Причем начинать его надо с крайне невыгодной для пограничников позиции. Ситуация осложнялась еще и тем, что местность исключала возможность эффективного применения вертолетов для поддержки с воздуха. Файзиев принял решение двигаться вперед двумя группами. Во главе одной пошел сам, другую возглавил политработник Валентин Казаков. Группой огневой поддержки руководил капитан Евгений Ким.

Утопая в глубоком снегу, от выступа к выступу карабкались пограничники вверх, медленно приближаясь к засевшим в укрытии «духам». Над наступавшими засвистели душманские пули.

В бой вступила огневая группа Кима, в которой были СПГ-9[1], способные вести огонь осколочными гранатами, АГС, пулеметы. Были подавлены обнаруженные огневые средства противника. Тем временем пограничники вышли к окраине Верхнего Гумая. Группа майора Казакова сумела обойти кишлак и оказалась в непосредственной близости от строения, где оборонялись главарь и его приближенные. Решительные действия наступающих вынудили некоторых из них бросить оружие и сдаться. Но ядро банды отчаянно сопротивлялось. Пространство перед домом полностью простреливалось, а каменные стены были неуязвимы даже для огня СПГ-9. В группе Файзиева погиб пограничник. Огонь не утихал. Попытка атаки могла привести к дальнейшим жертвам. Необходимо было срочно принимать решение. Валентин Казаков его принял. «Прикрой», – крикнул он подполковнику Климову, который находился рядом, а сам рванулся под огонь бандитских автоматов, к глухой стене дома. С ходу упал в снег. «Кажется, цел. Теперь туда, на плоскую крышу». Внизу поняли маневр: под ногами Валентина глухо застучали пули. К счастью, плоский настил оказался достаточно прочным. Наклонился над краем крыши и швырнул гранату в огнедышащее узкое окно-бойницу. Следом вторую, третью, четвертую. Огонь прекратился. С бандой было покончено.

Почему в решающий момент боя пошел вперед, навстречу вражеским пулям именно он, начальник политотдела погранотряда майор Валентин Викторович Казаков? Не верил в своих подчиненных? Нет, верил, знал, что любой пойдет и сделает все, чтобы выполнить задание. Но знал он и другое. Молодой парень в первом бою способен допустить ошибку, которая может стоить ему жизни. А он, Казаков, получил прекрасную военную и спортивную подготовку в погранучилище, затем в Туркмении уже офицером служил на заставе, в школе сержантского состава. После учебы в военно-политической академии опять среднеазиатская граница, работа на различных должностях. Все эти годы закалял волю, оттачивал качества профессионального военного. Вот поэтому он, вопреки всем нормам боевых уставов, взял на себя смертельный риск…

Если вам доведется побывать в Центральном музее ФПС России в Москве, обязательно посмотрите экспозицию, посвященную афганским событиям. Начинается она с фотографии молодого человека в каске и маскхалате. Вглядитесь в его открытое, мужественное лицо, в глаза, внимательные и чуточку озорные. Это и есть мой боевой товарищ, ныне полковник в отставке Валентин Викторович Казаков. После завершения службы он проживает в Москве…

23 февраля под руководством генерала Карпова проводилась операция по выставлению нашего гарнизона в кишлаке Калайи-Куф – центре Куфабского ущелья.

Осуществление плана операции возлагалось на СБО Московского погранотряда. «Москвичи» произвели тщательную разведку предстоящего маршрута и обстановки в Куфабе (так мы называли Куфабское ущелье). Это послужило основой успеха. В итоге, когда СБО под руководством подполковника Резниченко подошел к Калайи-Куфу, там уже находился с десантной группой начальник погранотряда полковник Давыдов. Зная прекрасные командирские качества этого офицера, генерал Карпов поручил ему возглавить десант. Дмитрий Васильевич, человек решительный, склонный к разумному риску, максимально использовал фактор внезапности. В центре кишлака один за другим приземлились вертолеты, и через мгновение десантники создали кольцо надежной круговой обороны. Основные силы СБО были уже на подходе. Офицеры Резниченко, Кайтмесов, Яковенко, Базанарчук немедленно приступили к размещению и организации базового лагеря. С тех пор здесь в течение долгих лет находился гарнизон пограничников.

В этот же день, 23 февраля, параллельно с действиями в Куфабе возникла новая ситуация. В полдень генералу Карпову доложили о том, что, по имеющимся сведениям, Абдул Вахоб появился в своем доме в кишлаке Даргак, расположенном в соседнем с Куфабским ущелье.

СБО Файзиева был поднят по тревоге. Первая десантная группа под командой Валентина Казакова вылетела немедленно. Вновь майор оказался, что называется, на острие атаки. При посадке у самой земли вертолет был подбит. К счастью, не загорелся, но завалился на бок и буквально развалился на куски. Обломками винтов и несущей балки большинство людей было ранено, ошпарено разогретым топливом. Один пограничник погиб. Ранен был и Казаков. Правда, об этом он никому не сказал, кроме медика, который остался с ним и наскоро перевязал рану.

«Кто в состоянии держать оружие, прошу остаться со мной!» – обратился Валентин к десантникам. Из добровольцев по решению врача старшего лейтенанта Машковцова пришлось отправить еще нескольких человек – им требовалась медицинская помощь. Горсточка пограничников огневым воздействием не допустила выхода бандитов из дома Абдул Вахоба.

В это время капитан Фарид Шагалеев сумел под огнем противника посадить свой вертолет и спасти раненых десантников и экипаж подполковника Захарова, вывезти убитого.

На помощь Казакову через Пяндж переправилась огневая группа Евгения Кима и часть личного состава СБО-1. Для того чтобы исключить возможность удара бандитов в спину, генерал Карпов решил высадить десант на удаленных подходах к кишлаку Даргак.

Вылетали тремя вертолетами: пограничники и афганские солдаты. Кто-то из штабных связистов отдал мне автомат, боеприпасы, каску. Капитаны Шагалеев, Лазарев, Мусаев – душанбинское звено вертолетчиков – вели свои машины вдоль ущелья, но не находили места для высадки. Наконец вертолеты, вздымая снежные вихри, зависли. «Прыгайте!» И мы поочередно бросились куда-то вниз, в белую круговерть. Взревели двигатели, машины ушли. И тогда появилась возможность оглядеться. Если не учитывать сложность обстановки, то зрелище было довольно забавное. Из ослепительно белых сугробов с трудом выбирались увязшие по грудь «тридцать три богатыря». Мы воткнулись в снег на краю пропасти. К счастью, наше появление не вызвало лавину, которая могла стать для десанта братской могилой. Спустились вниз и двинулись по тропинке цепочкой: впереди афганцы, мы за ними. Шли медленно. Файзиев часто останавливал колонну. Тщательно проверялись места, где могла ожидать засада. Ведь в теснине, на узкой тропе, мы как на ладони. Бандитов не было.

Движение сдерживала также необходимость проверки нескольких небольших кишлаков, которые оказались на нашем пути. Под прикрытием пограничников сарбозы проводили эту работу, результатом которой явилось задержание нескольких бандитских пособников. Их повели за собой.

К исходу дня вышли в район боя. Место расположения Вахоба теперь блокировано надежно. Банда понесла большие потери, но, несмотря на удары вертолетов и огневой группы Кима, продолжает сопротивляться. Казаков доложил обстановку. Он, как всегда, энергичен, бодр. О его ранении мы с Файзиевым узнали только после выхода на нашу сторону.

Ночь в горах наступает быстро, а зимняя тем более. В ущелье, как в таинственном подземелье – только трассы очередей разрезали февральскую темень да там, наверху, проблескивала узкая полоса звездного неба. Бандиты затихли. Мы были уверены, что уйти-то им некуда. Один путь – в горы, но пробиться в ночь и по глубокому снегу невозможно. Вариант ночной атаки бандитского логова отвергли сразу же. К этому мы не готовы. Стоит ли рисковать людьми, даже ради захвата «командующего дарвазским фронтом»? Решили ждать рассвета.

Ранним утром разведчики скрытно подошли к дому Вахоба… Он оказался пуст. Оставшиеся в живых бандиты и их главарь исчезли. Куда за ночь они могли деться? Исследовали все возможные варианты отхода, перерыли все. Безрезультатно. В каких тайных схронах укрылись «духи»? Только гораздо позднее мы узнали, что в афганских населенных пунктах под постройками оборудуется довольно сложная, отработанная веками система водоснабжения и канализации, так называемые «кяризы». Возможно, они послужили убежищем Вахобу. В течение последующих полутора-двух лет этот персонаж, подобно призраку, возникал в зоне наших действий, но особого интереса не вызывал, так как роль его стала совершенно незначительной. Со временем поступили сведения, что Абдул Вахоба где-то пристрелили свои же.

К полудню 24 февраля все вернулись на наш берег. У переправы нас встречал генерал Карпов. Каждому десантнику пожал руку, обнял. Это была сердечная благодарность командира за тяжелый солдатский труд.

Майор Казаков по приказу генерала отправился в Хорог. «Довольно испытывать судьбу. Залечивай рану. Поправляйся. Работай в отряде, на заставах, а на ту сторону ни ногой!» – распорядился Карпов.

В Москву ушло представление к награждению Казакова орденом за героизм, проявленный в бою у кишлака Верхний Гумай, и за бой у Даргака, когда, раненный, он остался в строю.

В этот же день состоялись выборы в Верховный Совет СССР. Проголосовали, приняли боевые сто грамм и завалились спать. Никакой пневмонии не было.

Итак, мы два месяца в Афганистане. 7 марта опять бой. Выбивали бандитов из Хоуна – довольно крупного населенного пункта с небольшим аэродромом. Посадочная полоса – вдоль берега Пянджа, а все жилые постройки – на склонах окружающих гор. Через малую звуковещательную станцию и парламентеров предложили жителям выйти из поселка, а бандитам сдаться. Из Хоуна потянулись женщины, старики, дети, взрослые мужчины. Возможно, среди последних был кто-то из бандитов. Что ж, значит, им повезло.

Ядро банды сопротивлялось ожесточенно. В этот раз результативно действовали вертолеты. Их удары дополнила огневая группа майора Кима. СБО-1 подполковника Файзиева и СБО-2 под командованием начальника Московского отряда полковника Давыдова задачу выполнили. Банда была разгромлена. У нас потерь не было.

Подразделения войск Краснознаменного Среднеазиатского пограничного округа продолжали выполнение задачи обеспечения безопасности советских рубежей, находясь по обе стороны государственной границы.

Где-то была война

Присутствие подразделений советских пограничных войск в Афганистане было строжайшим образом засекречено. Но только для нашей страны, «для внутреннего пользования». Как бы мы ни маскировались, все население афганского приграничья собственными глазами видело действия пограничников. Кроме того, мы вывозили на нашу сторону раненых афганцев, оказывали им помощь в санчастях погранотрядов, некоторых помещали на излечение в пограничный госпиталь в Душанбе. Они выздоравливали, возвращались, и все становилось явным. Уже в январе, через пару дней после переправы через Пяндж, все зарубежные радиоголоса трубили о том, что «вооруженные до зубов банды головорезов Андропова появились на Памире. Подразделения советских погранвойск оккупируют населенные пункты Афганистана, расположенные у границы…» Так что завеса секретности ничего, кроме недоумения, не вызывала. Но приказ есть приказ, и он выполнялся. Именно поэтому остались неизвестными многие героические поступки тех, кто шел в бой и погибал, выполняя боевую задачу. Прошло немало времени, когда наконец был снят запрет на информацию о воинах-афганцах из пограничных войск.

Весна. В пышном цветении утопали сады, алыми тюльпанами покрывались пригорки, пригретые пока еще ласковым южным солнцем, сочная зеленая трава еще не выжжена летним зноем. Душанбе готовился к XIII Всесоюзному кинофестивалю. В это же время здесь начался семинар советских писателей военной темы. В совещании принимал участие и главный редактор журнала «Пограничник», член Союза писателей, автор книг о пограничниках полковник Анатолий Тимофеевич Марченко. Мы знакомы с первых шагов моей пограничной службы, и наша встреча через много лет была доброй и сердечной. «Ты, Виталий, должен рассказать о наших делах в Афганистане…»

Активную политическую работу среди афганского населения и пропаганду, нацеленную против бандформирований и их главарей, мы начали с января 80-го. Для меня основы этой деятельности были знакомы не только по небольшому циклу лекций в военно-политической академии. Произошедшие в 1969 году события на острове Даманском и в районе Жаланашколя вызвали необходимость заниматься этой проблемой. До сих пор в политорганах пограничных войск никогда не было специалистов подобного профиля. Мне было поручено срочно осваивать эту довольно сложную работу. Неоценимая помощь нам была оказана настоящими профессионалами – работниками Главного политического управления СА и ВМФ генералом Шевченко, полковником Долгополовым и их подчиненными. В кратчайшие сроки поставленная задача была решена: в войсках создана необходимая материально-техническая база, включающая новейшие на тот момент образцы звуковещательной техники, подобраны способные вести эту работу офицеры… Таким образом, в Афганистане, имея определенный практический опыт, мне пришлось его просто применить в конкретной боевой обстановке. При организации работы учитывалось то обстоятельство, что зоной наших действий являлась глубокая окраина страны, население было чрезвычайно слабо информировано о текущих событиях, о политической обстановке в ДРА, было малограмотным, обремененным тяжелейшими бытовыми проблемами. Мы стремились доходчиво, без теоретизирования объяснить людям происходящее, цели и задачи находящихся в стране советских войск, разоблачить сущность бандитизма. Командиры, политработники, другие офицеры активно занимались этой работой. Политсостав, конечно, выполнял основную роль. Не могу не отметить начальников политотделов: Пянджского отряда – подполковника Кругляка Юрия Николаевича и Термезского – майора Фетисова Сергея Сергеевича. Умелые организаторы работы в частях, они так же ответственно относились к политическому обеспечению деятельности наших гарнизонов, в составе десантно-штурмовых групп участвовали в боевых операциях, лично устанавливали контакты с представителями народной власти, старейшинами, простыми афганцами. Благодаря активным усилиям группы Политуправления погранвойск, которую возглавлял полковник Владимир Михайлович Луговкин, мы начали получать необходимую звуковещательную аппаратуру, от портативных переносных установок типа «Комар» до мощных звуковещательных станций на бронетранспортерах, которые поступили в действующие подразделения к осени. Кстати, Луговкин не только оказывал помощь, но нередко брал на себя организацию и руководство этой деятельностью при проведении крупных операций.

А на первых порах, используя всего-навсего мегафоны, приходилось идти в места наибольшего скопления людей. Куда? Да на базарные площади. Выступали сами (разумеется, через переводчика), привлекали к выступлениям представителей народной власти. Как и все, что происходило в Афганистане, это было небезопасно. Так, в поселке Рустак после проведения подобного мероприятия стало известно, что в толпе на базарной площади находилась группа бандитов. Они готовили расправу над агитаторами. Спасло то, что наш «УАЗ» сопровождали два БТРа.

Следует отметить, что в разъяснительной работе с местным населением политсоставу помогали другие офицеры. Многие из них были уроженцами среднеазиатских республик и не нуждались в переводчиках. Они хорошо знали обычаи и нравы народов этого региона. Их беседы с различными категориями жителей были результативны. Юлдашев, Абиров, Халиков, Шаназаров, Кайтмесов, Ассадулаев, генерал Артыкбаев показали себя прекрасными пропагандистами. В Рустаке бандиты даже объявили за голову подполковника Равиля Юлдашева награду в 500 тысяч афгани.

Подполковник Байназар Халикназаров обладал каким-то удивительным магнетизмом, который, очевидно, возникал из сочетания гибкого ума, мужества, хладнокровия, яркой восточной внешности, могучего телосложения и еще каких-то необъяснимых качеств. Он говорил с людьми на их родном языке. Сфера его общения распространялась на представителей власти и духовенства, на простых дехкан и старейшин, на рядовых бандитов и их главарей. Были случаи, когда ему удавалось договориться с вожаками банд о прекращении сопротивления и даже о переходе на сторону народной власти.

И еще об одном замечательном человеке. Так сложилось, что при встречах с афганцами меня почти всегда сопровождал старший лейтенант Хусснидин Гиясов из Московского погранотряда. Он был и переводчиком, и прекрасным пропагандистом, и надежным боевым товарищем. В свои двадцать с небольшим этот интеллигентный молодой человек исключительно серьезно, я бы сказал, творчески относился к своей работе. Он изучил Коран и по памяти цитировал суры, наизусть читал стихи афганских поэтов. Он изменился внешне: отпустил усы, бороду. О себе рассказывал, что родился в семье священнослужителей. Афганцы его встречали как родного и меня принимали с большим почитанием. Мне передали, что между собой старики называли меня «седой советский мулла».

Однажды я проводил беседу в одном из кишлаков. Помогал мне, как всегда, Гиясов. Говорили о многом, в частности о дружбе народов нашей страны. Тогда мы имели право этим гордиться. Один из старейшин, продолжая мою мысль, сказал: «Вы рассказываете о дружбе, а мы сами видим, как вы, русский, относитесь к этому молодому таджику – вашему товарищу. Мы верим вам». После беседы старик подошел, взял несколько предназначенных для афганцев брошюр. «Для внуков. Пусть посмотрят, как живут там, откуда я много лет назад пришел. Таких, как я, здесь много». Оказалось, дедок – бывший басмач, воевал против советской власти. А сегодня прежде лютый враг рядом, мирно беседует с нами. Время изменило многое.

Бандиты выискивали и уничтожали наши брошюры, листовки, избивали, а нередко даже расстреливали тех, у кого их находили. Страх жителей перед расправой, конечно, снижал результативность политической работы.

Мой славный помощник старший лейтенант Хусснидин Муфтарович Гиясов погиб 25 августа 1981 года в районе высокогорного кишлака Райдара. Дней за 10 до боя я был в этом гарнизоне и с радостью встретил Хусснидина, поздравил его с рождением сына. В конце дня зашел в палатку, где он жил вместе с начальником заставы старшим лейтенантом Коробковым. Долго беседовали, играли в нарды. Прекрасные офицеры, умные молодые люди. Невозможно было предположить, что видимся мы в последний раз. Через пару дней я улетал, и Гиясов вышел меня проводить.

– Ну, друг, в нарды ты меня разгромил. Следующий раз прилечу отыгрываться.

– Прилетайте, товарищ полковник, всегда рады. Передайте привет «большой земле».

– Обязательно. До встречи, будь здоров!

Бой был жаркий. Громили банду. В радиоэфире слышался голос Гиясова: «Я Двадцать шестой, преследую главаря. Я Двадцать шестой, прием. Я двадцать…» И через минуту голос радиста: «Двадцать шестой погиб. Пуля в сердце».

В этом бою был смертельно ранен старший лейтенант Николай Сергеевич Коробков.

Я когда-то слышал легенду. Будто бы в память о павшем герое над вершинами Памира зажигается яркая звезда. Сколько же их появилось на черном небе в те страшные годы?..

Последние недели весны и лето 80-го оказались временем относительного затишья. В определенной степени на снижение активности бандитов повлияли полевые работы – исключительно мужское дело. Женщины в поле не работали.

В то же время душманы активно готовились к «священной войне». Боевики проходили обучение в специальных лагерях на территории Пакистана. Если в начале года мы столкнулись с плохо организованными и слабо вооруженными бандами, то уже к осени перед нами оказались бандформирования, оснащенные автоматическим оружием, крупнокалиберными пулеметами, минометами и гранатометами.

В начале лета в Чахи-Абе по дороге к источнику на мине подорвалась автомашина-водовозка. Обошлось без жертв. Мы еще не знали, что это начало минной войны, которая развернется по всей стране. На это ЧП центр отреагировал очень болезненно. Последовали упреки и строгие указания: «Просмотрели! Разобраться! Принять меры!» Понятно, что эти распоряжения были излишни, так как предпринималось все возможное, чтобы предотвратить подрывы. Но следующей жертвой явилась новейшая звуковещательная станция на бронемашине. Она шла в составе автоколонны через понтонный мост в Термезе по афганской территории в один из гарнизонов. Колонна имела необходимое боевое обеспечение, но слишком сложно было находить и обезвреживать мины и фугасы. С огромным риском для жизни саперы делали свое дело, и все же мы теряли технику, теряли людей. Бандиты установили расценки и выплачивали большие суммы за взорванную автомашину, бронетранспортер, танк. Минеров подбирали из местных жителей. Поставит такой дехканин-умелец итальянскую мину в пластмассовом корпусе с пятикратным взрывателем – и был таков. Пластмассовый корпус исключал обнаружение мины миноискателем, а пятикратный взрыватель коварно пропускал над собой первую цель, по этой же колее проходило еще три машины, а пятая взрывалась.

Ранним утром 26 апреля 1981 года после завершения ночной операции мы возвращались в гарнизон. Когда до расположения оставалось меньше километра, грохнул взрыв. С БМП сорвало гусеницу, повредило катки, пробило днище. К счастью, члены экипажа отделались контузиями, но больше всех повезло капитану. Он прибыл из Восточного округа в командировку, которая заканчивалась через несколько дней. Буквально перед взрывом, учитывая, что гарнизон недалеко и опасность получить пулю миновала, он со своего командирского сиденья вылез на броню, закурил. В общем-то нарушил установленное правило, но в данном случае это его спасло. Взрывом офицера сбросило на землю, и он отделался легкими ушибами. Но главная его радость была впереди, когда в командирском сиденье мы обнаружили рваную дыру, тут же валялся кусок днища величиной с кулак. Повезло мужику – увез домой этот памятный зловещий сувенир. Наверное, повезло и мне в том, что мой БТР в колонне шел не пятым, а четвертым. Я ведь некурящий, поэтому оставался на своем командирском месте. Недоступные для миноискателей мины в пластмассовых корпусах и фугасы без металлических деталей могли находить только собаки, натренированные на запах взрывчатки. Но овчарки-саперы появились у нас не сразу, и было их немного. Чтобы собаки не улавливали нужный запах, бандиты устанавливали фугасы и мины в целлофановых мешках. Учеба душманов в Пакистане и услуги разнообразных советников давали достаточно эффективный результат…

Боевые действия «за речкой» были тяжелым бременем для округа и воюющих отрядов – Хорогского, Московского, Пянджского. Объем служебных обязанностей офицеров всех управленческих звеньев несоизмеримо возрос. Несмотря на то, что округ максимально задействовал имеющиеся резервы, людей не хватало. Офицеры и личный состав застав и подразделений отрядов таджикского направления несли службу с огромными перегрузками. Усиленная охрана границы, вблизи которой развернулись боевые действия, превратилась в привычную повседневность. Экстремальные обстоятельства неизбежно сказались на положении дел в отрядах. Возникшие чрезвычайные сложности были видны невооруженным глазом, но центр почему-то решил удостовериться в очевидном. Московский отряд, на долю которого пришлась большая часть боев, подвергся инспекторской проверке. Оценки были, прямо скажем, невысокие. Было обидно за слаженный боевой коллектив. И особенно за офицеров, которые приняли командование частью сравнительно недавно. Так, полковник Дмитрий Васильевич Давыдов был начальником политотдела одного из отрядов Среднеазиатского округа. Я, пожалуй, не смогу достаточно объективно говорить об этом офицере. Хотя и были у нас с ним размолвки – в работе все бывает, – но, несмотря на это, нравился мне человек. Прекрасный организатор, командир по складу своего характера, Давыдов и в обычной служебной обстановке, и в боях был смел, решителен. До начала боевых действий командовал отрядом меньше года. Начальник политотдела подполковник Владимир Анатольевич Криницын тоже работал в своей должности сравнительно недолго. На своем посту сменил ушедшего в запас ветерана Среднеазиатского округа полковника Виктора Ивановича Лашнева, который руководил политотделом Московского отряда одиннадцать лет. Работа начальника политотдела сложна и многогранна. Помните лозунг «За все в ответе!»? Так это как раз про него. Ошибка подчиненных или даже командира ложится на его плечи. Почему просмотрел? Почему не обеспечил? Почему не повлиял? Криницын освоился быстро. Сказался не только ранее приобретенный опыт работы, но и личные качества. О нем мало было сказать: грамотный. Это в высшей степени эрудированный человек. Военно-политическую академию окончил с золотой медалью, успешно работал в отряде, в округе на различных должностях. И воевал Владимир так, как будто за плечами солидный боевой опыт. Начальник штаба Сушко, офицеры Абиров, Яковенко и многие другие находились в центре боевых событий, при этом старались не упустить проблемы служебной деятельности, своей, так сказать, основной работы. И все же слишком много сил забирала война. Правда, комиссия выразила эту мысль по-своему: «Увлеклись боевыми действиями в ущерб работе на заставах». Упрек был сделан не только отряду, но и округу. «Увлеклись» – обидная формулировка, но доля правды в этом выводе была. Конечно, дело вовсе не в увлечениях и не в романтических военных приключениях. Командование, офицеры округа и воюющих отрядов считали, что они были обязаны находиться там, где шли в бой их подчиненные. Это было их служебным долгом и, в конце концов, делом офицерской чести. Поэтому основные и лучшие силы были брошены на решение боевых задач.

Результаты инспектирования Московского погранотряда послужили одним из подтверждений необходимости многих важных решений, которые и состоялись в последующем.

Конечно, вряд ли у кого-нибудь могло появиться предположение, что война продлится десять лет. Но тем не менее уже тогда стало ясно, что «ограниченный контингент», и в том числе наши пограничные боевые подразделения, выйдут из Афгана не скоро. Следовало готовиться к длительной и тяжелой «загранкомандировке».

Поэтому главный вывод не требовал каких-либо глубоких анализов и убедительных доказательств – он был понятен и очевиден всем: охрана границы и ведение боевых действий «за речкой» – двуединая тяжелейшая задача, которую нужно было решать ежедневно, ежечасно. Жизнь и служба пограничных застав, охраняющих границу, и боевая деятельность наших СБО, защищающих эту же границу, но с афганской территории, требовали напряженной работы всех управленческих звеньев, включая Главк.

Уже во второй половине 1980 года в ГУПВ была создана оперативная группа, которая занималась только боевыми действиями в ДРА. Руководителем стал генерал Иван Григорьевич Карпов, а командование Среднеазиатским округом принял генерал Геннадий Анатольевич Згерский. Последовал и целый ряд других изменений. В гарнизоны начался завоз стройматериалов, оборудовались помещения к предстоящей зиме. Может быть, не очень существенный штрих, но стоит отметить, что постепенно стали исчезать нелепые вопросы и рассуждения «куда вы расходуете боеприпасы?», «почему вы требуете для солдат дополнительное обмундирование?» и так далее.

По каким-то неведомым причинам все организационные изменения пока еще не отразились на нашей оперативной группе. Ее просто де-юре не существовало. Но командование, Военный совет округа осуществляли постоянное руководство подразделениями на той стороне границы через командование воюющих отрядов и своеобразное ядро, состоящее из офицеров округа и представляющее собой, по сути дела, оперативную группу. Состав ОГ и ее руководство периодически менялись. Так, в течение 1980 года ею командовали генералы Карпов, Гафаров, Артыкбаев, полковники Харичев, Ярков, Данилушкин. Да и мне несколько раз доводилось «брать власть в свои руки». Наверное, такой «вахтовый» метод был не лучшим вариантом, но так было. Тем не менее и эта, далеко не совершенная, организация позволяла решать поставленные задачи.

В Куфабском ущелье

Наступила осень. По имеющейся информации, летом 1980 года в Куфабском ущелье сосредоточились несколько многочисленных и хорошо вооруженных бандгрупп. Таким образом, против участка Московского погранотряда возник бандитский укрепленный район. Обеспечение безопасности наших рубежей на этом направлении требовало неотложных мер.

Когда из Ашхабада сообщили, что к нам вылетают начальник штаба округа полковник Харичев и начальник политотдела округа полковник Запорожченко с большой группой офицеров, стало понятно, что Москва утвердила замысел предстоявшей операции.

В ней должны были принять участие несколько сот человек. Большинство солдат и офицеров уже получили значительный боевой опыт. Но привлекались и новички. В наше распоряжение прибыл отряд офицеров-стажеров: командиров, политработников, связистов и других специалистов. Это позволяло обеспечить надежное руководство всеми элементами боевого порядка. В подготовительный период некоторые из прибывших недоумевали: «Как так? Майоры командуют взводами? Правильно ли используются их знания, служебный опыт?» Ну, скажем, не взводами, а десантно-штурмовыми группами. А это далеко не одно и то же. Прошло совсем немного времени, и боевая практика доказала, что именно тактика согласованных действий небольших групп оказалась единственно правильной в условиях Куфаба – коварного горного лабиринта. «Местные» и прибывшие офицеры Сушко, Климов, Бендерский, Щетинин, Дорожкин, Бушин, Гордиенко, Богутдинов, Стульба, Роман и их боевые товарищи совместно готовились к предстоящим боям.

Впервые была создана крупная вертолетная группа, которая базировалась в аэропорту райцентра Московский. Здесь сосредоточились многие борты округа, а также машины и экипажи, прибывшие с других участков границы. Для окончательного комплектования группы и проверки боеготовности вертолетчиков прибыли начальник пограничной авиации генерал Рохлов, полковник Филатов и другие офицеры-авиаторы. Вскоре сделали вывод: к выполнению сложных задач группа готова, в нее включены профессионалы высокого класса.

Операция началась в двадцатых числах сентября. После мощной авиационной обработки выявленных очагов обороны противника буквально на голову одуревших от обстрела «духов» высадились сразу несколько десантно-штурмовых групп (ДШГ). Туда, где было наиболее трудно, десантировались подразделения под командованием Файзиева, Сушко, Маркова, офицеров штаба и политотдела округа Логинова, Щетинина, Бендерского, Седнева. Наступающие встретили ожесточенное сопротивление пришедших в себя бандитов, которые засели среди скал в сооруженных из гранитных глыб долговременных огневых точках. Пришлось выкуривать их из каменных нор. О том, как проходили эти бои, можно судить по действиям ДШГ под командованием политработника майора Долгова. Расскажу о них, процитировав сухие строки боевых донесений: «26 сентября 1980 года группа пограничников в составе 3 офицеров, 2 сержантов, 16 солдат и 2 проводников из местных жителей вступила в бой с хорошо вооруженной бандой басмачей. Продвижению группы препятствовали две огневые точки, которые перекрывали проход по ущелью. Пулеметная точка на левом фланге была уничтожена гранатами и автоматным огнем. Правая огневая точка продолжала ожесточенно обстреливать пограничников.

Рядовой Шевченко С. В., групкомсорг боевой группы, вызвался подавить ее. Под непрерывным огнем он по крутой скале забрался на небольшую площадку и короткими очередями из автомата заставил замолчать пулемет. В это время открыла огонь огневая точка на левом фланге: увидев Шевченко, басмачи открыли по нему огонь. Пуля пробила на отважном пограничнике маскхалат. Шевченко С. В. повернулся на своем маленьком выступе, чтобы определить место, откуда велся по нему огонь, и в это время вторая пуля впилась в бедро пограничника. Шевченко С. В., зажав рану рукой, по команде командира лег на площадку и притаился. Действия Сергея дали возможность командиру группы провести маневр силами и вывести группу из-под огня, занять более выгодную позицию.

Бой продолжался. Необходимо было вынести из-под огня рядового Шевченко. Между тем огонь не ослабевал, а усиливался. Командир группы приказал замполиту лейтенанту Дементьеву Ю. М. и фельдшеру Жиденко А. М. под прикрытием станкового пулемета и двух автоматчиков выдвинуться к раненому и вынести его с поля боя в безопасное место. По команде командира группа прикрытия короткими очередями заставила замолчать басмаческую огневую точку. Лейтенант Дементьев и фельдшер Жиденко забрались на скалу, добрались до Шевченко С. В. и оказали ему медицинскую помощь. После этого они короткими перебежками вынесли раненого из-под огня.

Эвакуировав раненого, группа продолжала бой. Командир группы майор Долгов вместе с расчетом ПКС в составе ефрейтора Гурец П. и рядового Цибульника Н. выдвинулся в центр боевого порядка для уничтожения оставшихся на вершине скалы бандитов. Басмачи вели сильный огонь, прижимая пограничников к камням. Тогда расчет станкового пулемета выдвинулся вперед и, укрывшись за камнями, открыл огонь по бандитам. Одна пуля ранила рядового Цибульника в правое плечо навылет. Однако отважный пограничник, понимая, что Гурец в такой ситуации один не сможет вести огонь из пулемета, продолжал оставаться на огневой позиции, подавая ленту. Он находился на своем посту до тех пор, пока не окончился бой. Только после этого ему была оказана медицинская помощь, и по приказу командира он ушел на пункт сбора раненых».

Еще один документ: «Бой начался неожиданно. Обходящая группа, которая заходила во фланг бандитским позициям, была встречена сильным ружейно-пулеметным огнем. Пограничники залегли и открыли ответный огонь. Во время перестрелки был ранен в правую руку рядовой Дровников В. Но, несмотря на ранение, он продолжал находиться на поле боя. Действия обходящей группы помогли основным силам сблизиться с противником и вести огонь на поражение. Рядовому Фуфаеву М. пуля попала в предохранитель и заклинила автомат. С помощью штык-ножа рядовой Фуфаев отогнул предохранитель и снова открыл огонь по бандитам.