Легенда одной жизни

Леонора.

Я нахожу, что пора тебе этому научиться. Ты должен привыкнуть к жизни при открытых дверях и усвоить себе определенные манеры…

Фридрих.

Но я не могу… У вас у всех это есть, вы всегда так уверены в себе и никогда не теряетесь… Вы всегда так сдержанны, я не вижу вас в гневе, в страхе или в волнении, ничто не сбивает вас с толку… А я… я этого не умею… Я не умею высказывать то, что думаю… И я прошу вас: не рассчитывайте на меня, не считайтесь со мною… ни в чем, ни в каком отношении… не переоценивайте меня… Ведь в том-то и дело, что я вовсе не великий человек, у меня нет никакой выдержки… Мне не место среди вас… не место здесь… Я не могу… Отпустите меня… Позабудьте обо мне… Я не хочу, чтобы на меня возлагали надежды… не хочу!

Бюрштейн.

Перестань, Фридрих, не выходи так из себя…

Кларисса.

Фридрих… будь благоразумен…

ДЕСЯТОЕ ЯВЛЕНИЕ.

Иоган взбегает по лестнице со всею поспешностью, на какую он только способен. Бледный и растерянный, он озирается по сторонам, не зная, к кому обратиться.

Леонора.

Его высочество?

Иоган, боязливо.

Нет… но… но…

Подходит к ней совсем близко и шепчет ей на ухо несколько слов.

Леонора, отпрянув, дико и громко.

Сюда?.. Сюда?.. Ни за что!.. ни за что!.. ни за что!..

Бюрштейн, пораженный ее волнением.

Что случилось?.. Что с вами?..

Леонора, как бешеная.

Ни за что!.. Немедленно отказать!..

Яростно Иогану.

Как посмел ты нарушить мое распоряжение?.. Это бессовестно с твоей сторону… Я ведь сказала тебе…

Иоган, совсем растерявшись.

Но ведь как же… Мог ли я… Я…

Леонора.

Ты — глупая башка… Ступай!..

Кларисса.

Что случилось, мама?..

Бюрштейн.

Что с вами?..

Фридрих, в изумлении смотрит на мать.

ОДИННАДЦАТОЕ ЯВЛЕНИЕ.

Медленно входит Мария Фолькенгоф — небольшого роста, одетая в черное, дама. У нее благородное, спокойное лицо, со следами былой красоты, тихий и нежный голос. Она очень близорука и опирается на палку. Войдя, она останавливается и несколько беспомощно оглядывается, видя, что никто не идет ей навстречу. Дрожащей рукою она ищет свой лорнет. Общее тягостное оцепенение и глухое молчание. Иоган, словно подталкиваемый какою-то силою, почтительно приближается к ней, но не решается заговорить.

Мария, с трудом узнавая его.

Ах, это ты, Иоган… Ты доложил обо мне?.. Нельзя ли мне переговорить с кем-нибудь из устроителей?

Иоган, неуверенно.

Да… я… Может быть, господин Бюрштейн? Я полагаю…

Смотрит на Бюрштейна умоляющим взглядом.

Бюрштейн, с тревожной учтивостью.

Разрешите представиться: Бюрштейн… Чем могу вам служить, сударыня?

Мария.

Простите, что я побеспокоила вас лично… Я, конечно, сама виновата; мне следовало запастись билетом по телеграфу… Но я — приезжая… Узнав только из газеты о первом вечере Фридриха Франка, я вдруг решила ехать и боюсь, что опоздала… Иоган сказал мне, что все билеты проданы… Но я все же хотела попытаться…

Бюрштейн.

Да… Собственно говоря…

Он глядит на Леонору, делающую гневно-отрицательный жест.

Да, к сожалению, к глубокому сожалению, билетов больше не осталось.

Мария.

В самом деле?.. Как жаль… Я уж не думала еще раз в жизни сюда приехать, а тут вдруг представился этот повод… И вот я опоздала… Как жаль… Стало быть, нет никакой возможности, никакой?.. Может быть, мне могли бы дать стоячее место?.. Час или два я могла бы все-таки выстоять… А больше это ведь и не продлится… Я, конечно, не хочу быть назойлива, но… это… это мне необходимо…

Бюрштейн, растерянно.

Я, право, не знаю… Сам я даже не в праве решить… Может быть…

Леонора, внезапно и резко.

Нет, это невозможно, никак невозможно… Все места были сразу же расписаны между друзьями дома… Для посторонних ничего нельзя сделать… Я ведь тебе сразу сказала, Иоган, чтобы ты никого не утруждал приглашением подниматься наверх…

Мария, загорается гневом, но в то же мгновенье овладевает собою.

Ах… это вы, Леонора?.. Я вас и не заметила… Глаза мои уже никуда не годятся. Но я вас узнала с первых же слов… Я не явилась к вам с просьбою или с какими-либо притязаниями… Я пришла, как чужая, и хлопотала я о пропуске, как посторонняя… Но вам не следовало это говорить… Вы…

Леонора, жестко.

Очень сожалею… Я не нашла более подходящего слова…

Мария, дрожа от сдерживаемого волнений.

Вы сожалеете… сожалеете… Вам придется об этом, пожалуй, еще больше пожалеть!.. Другие, кажется мне, смогут лучше решить, такая ли уж я посторонняя, какою вы меня хотите тут считать… так ли уж я назойлива, что меня из дома Карла Франка гонят, как собаку… Быть может, когда-нибудь еще выяснится, кто была действительно назойливой… Ах, так вот она, сфера «самоотреченной доброты» и традиция «светлой человечности», — как сегодня писали в газетах… О, прочь отсюда!.. Где выход?.. где?..

Бюрштейн, опешив.

В ближайшее время состоится, по всей вероятности, публичное повторение вечера… Я позволю себе, в этом случае…

Мария.

Благодарю… Благодарю… В повторении я не нуждаюсь… Этого приема с меня довольно… довольно… Где?.. Ты здесь, Иоган?.. Пойдем, помоги мне сойти по лестнице, — мне трудно ходить… Ах ты, бедняга, опять получил из-за меня нагоняй… Да, нельзя стареть, нельзя, если не хочешь истлеть в памяти людей… Пойдем, спасибо тебе!

Иоган хочет повести под руку Марию Фолькенгоф. Но тут вперед выходит неожиданно Фридрих, следивший за этой сценой с быстро нараставшим в нем гневом и волнением.

Фридрих.

Простите, сударыня… Я должен, от имени этого дома, принести вам извинение… Я не имею чести вас знать, но слышу, что вы мне… что вы хотели оказать мне честь своим присутствием на моем вечере, что вы только ради этого предприняли путешествие… Само собой разумеется, что место будет вам предоставлено.

Бюрштейн, делает движение рукою.

Фридрих, энергично.

Повторяю: это разумеется само собою, ибо я велю скорее удалить критиков и праздных слушателей… И я уверен, что действую в духе отца, не допуская, чтобы кто-либо ушел огорченным из его дома.

Мария, остановившись в волнении.

Ах… вы так… вы так…

Подходит ближе и говорит взволнованно.

Вы так похожи на него!.. И голос!.. Совсем его голос… Да, вы Фридрих Франк…

Овладевая собою.

Я вам очень благодарна и охотно приняла бы ваше милое приглашение… Вы правы: таково было мое желание — без огорчения и только с добрым воспоминанием покинуть этот дом… Но теперь оно уже исполнилось: я видела вас, говорила с вами, и вы… отнеслись ко мне иначе, чем другие… Больше я вас утруждать не хочу… Я вам очень благодарна… благодарю вас, Фридрих Франк.

Фридрих.

Но теперь уж я прошу вас остаться и присутствовать на моем вечере. Так мало людей придет сюда сегодня ради меня, что я не хочу лишаться тех, кто, действительно, мною интересуется. Прошу вас, окажите мне честь своим присутствием… Позвольте мне повести вас в зал… Вы, я уверен, не захотите отказать мне в этой радости.

Предлагает ей руку.

Мария, взяв его под руку.

Как вы ко мне добры… Спасибо… Никогда я не могла себе представить, что вам случится еще раз быть опорою этой дряхлой руке…

Уходит, опираясь на руку почтительно поддерживающего ее Фридриха, через главную дверь, ни на кого не глядя и ни с нем не прощаясь.

ДВЕНАДЦАТОЕ ЯВЛЕНИЕ.

Леонора, побледнев от гнева, когда Фридрих предложил руку Марии Фолькенгоф, стоит несколько мгновений прислонясь к окну и вдруг разражается злобными криками.

Иоган! Я приказала тебе никого не впускать! Я знаю, что ты тридцать лет живешь в доме и что это даст тебе известные права. Но я запрещаю тебе, раз навсегда, не исполнять моих приказаний! Если тебе не подобает слушаться или ты не хочешь слушать, что тебе говорят, то никто тебя не держит здесь…

Кларисса.

Мама, да что ты…

Леонора.

Я запрещаю в моем доме вмешиваться в мои распоряжения! Можешь у себя дома делать, что хочешь! А здесь приказываю я! Все вы против меня восстали, — о наглой бестактности Фридриха я уж и не говорю. Но ты не суйся в дела, которых не понимаешь, и ступай лучше к гостям! И ты Иоган — марш вниз! На свое место!

Кларисса уходит, обменявшись изумленными взглядами с Бюрштейном. Иоган собирался что-то сказать, но опускает голову и следует за нею.

ТРИНАДЦАТОЕ ЯВЛЕНИЕ.

Бюрштейн.

Фрау Леонора, вы, может быть, и на меня наброситесь… Но я должен признаться, что ничего решительно не понял… ни вашего волнения… ни всей этой сцены… В первый раз, с тех пор как я вас знаю, вы теряете, в моем присутствии, власть над собою…

Леонора.

Я не выношу бессовестных людей!.. Как посмела она перешагнуть этот порог… подняться сюда, в мои комнаты!..

Бюрштейн.

Но… Я ведь ничего не знаю… Кто же эта дама?..