Тайга 18 (СИ)

Велесова Светлана

"Тайга 18"

21 декабря 2012 года человечество ждало конца света, но ничего не произошло. Значит ли это, что люди получили второй шанс? Или кто-то ошибся в расчетах и апокалипсис только грядет?

Где-то в районе Уральских гор.

Ночью в лесу особенно страшно. Но надо бежать, бежать, падая в овраги, продираясь через подлесок. От долго бега легкие горят огнем. Ни в коем случае не останавливаться. Остановиться, значит умереть. Ветви деревьев бьют по лицу. Боли нет. Только настойчивое желание, пульсирующее в объятом страхом мозгу, убежать как можно дальше. Споткнувшись об валежину, скрытую опавшей листвой, упала. По щекам потекли слезы. Тело на каждое движение отдавалось невыносимой болью. Упав лицом в листву, разревелась. Ужас сковал душу. Надо встать. Надо бежать. Куда? Зачем? Не помню. Господи, я ничего не помню. Даже собственного имени. Только обрывки фраз. Образы незнакомых людей, мелькающие на грани сознания и тут же расплывающиеся, стоит только на них сосредоточиться.

– Господи, помоги мне, – сделав над собой нечеловеческое усилие, встала.

Кругом темнота. Небо скрыто тучами. Будет первый в этом году снег. Снег это хорошо. Он скроет следы. Но пока его нет, нельзя стоять на месте. Надо бежать. Сил нет. Ноги переставляются с трудом. Странные звуки и мелькание огней среди деревьев. Нашли? Не может быть! Она сделала все, чтобы ее больше никогда не нашли. Неужели люди?

Страх загнанного зверя заставил броситься вперед.

– Помогите! – шепот. Нет сил кричать. Нечеловеческое усилие. Последний рывок и ноги сами вынесли из леса на размытую дождями дорогу.

Обернулась, заслоняясь рукой от света фар. Грузовик несся прямо на нее. Удар, темнота и последняя мысль: «умирать не больно».

Сознание возвращалось, потом опять наступала темнота. В наплывах мелькали лица мужчин и спорящая с ними женщина. Слов было не разобрать, в голове шумело, все плыло, словно в мареве. Мерцающий свет давил на глаза, заставляя жмуриться и искать взглядом тени по углам бревенчатого дома. Жар во всем теле и тяжесть – рук не поднять, не шевельнуть ногой. Голова, словно в тисках. Голоса слышались то сильней, то тише, пока не раздался стук, и все стихло.

– Очнулась? – женщина склонилась над ней, заправила выбившуюся прядь светлых волос под платок и улыбнулась. – Я думала, так и помрешь, ан нет, выкарабкалась. Давай помогу сесть.

Только когда с нее сняли толстую шкуру и три ватных одеяла, поняла, откуда взялась тяжесть. Женщина помогла облокотиться о теплый бок занимающей четверть дома русской печи.

– Есть пить будешь? – хозяйка отошла к столу, загремела крышкой над чугунком, наливая полную миску мясного бульона. Нарезала толстыми ломтями ароматный, недавно испеченный, хлеб. Оглянулась на нее. – Чего сидишь? Вставай – вставай. Цела твоя головушка, жить будешь.

Вставая, уперлась рукой в шершавую стену. Дом оказался старый, бревна высохли и местами появились щели. Вдоль одной стены тянулись окна. За ними, сквозь вязанные крючком белые занавески чернела ночь. Справа печь во всю стену. Посередине стол. Вдоль него лавки, накрытые лоскутными сидушками. Через открытую дверь виднелся тесный коридор, заставленный ящиками и картонными коробками. В восточном углу икона, под ней на полочке лампада и еще несколько маленьких икон. Пахло воском, церковными благовониями, лекарственными травами и приправленным специями бульоном. Пошатываясь, добрела до лавки, только сейчас сообразив, что на ней вместо своей одежды чужая белая рубаха в пол. Женщина накинула ей на плечи пуховой платок, придвинула миску с бульоном, тарелку с хлебом. Сама села напротив, сложив руки перед собой.

– Звать-то тебя как?

Ложка выпала из дрогнувших пальцев и ударившись о край железной миски, стукнулась о стол, расплескав по темному дереву бульон.

– Простите.

– Ерунда, – женщина обернулась, дотянулась до рабочего стола у печки, взяла тряпку и протерла стол. – Не хочешь говорить, не надо. Много вас таких. Сначала накуролесите, потом кончаете счеты с жизнью. Да только грех это.

Она замотала головой, схватилась за виски от вспыхнувшей невыносимой боли.

– Не так, – ложка осталась лежать на столе. – Я не хотела… мне надо к людям… сказать…

Было трудно собраться с мыслями. Обрывки воспоминаний не желали складываться в цельную картину и все попытки выудить из памяти собственное имя только усиливали головную боль. Неожиданно что-то теплое ручьем потекло из носа.

– Ох, ты ж, – хозяйка дома всполошилась и живо прижала к ее лицу дурно пахнущую тряпку. – Держи, а я пока марлю возьму.

Отняв тряпку от лица, увидела кровь. Женщина принесла из другой комнаты отрез марли, сложила и подала ей, а тряпку кинула в печь.

– Знаешь, приляг лучше, а я еще раз посмотрю твою голову.

Уложив ее на топчан, женщина взялась ощупывать руками ее голову, при этом шепча странные слова, не то заговоры, не то молитвы, понять она не успела. Сознание поплыло, и опять наступила чернота.

Следующее осознанное пробуждение состоялось утром. Сквозь окна в комнату проникали первые рассветные лучи. Выбравшись из-под одеял, она, шатаясь, добрела до коридора, накинула на плечи вчерашний платок, толкнула тяжелую дверь и вышла на крыльцо.

Дом стоял посреди леса. К нему вела едва заметная колея, теряющаяся в рассветном тумане среди деревьев. В хлеву блеяла коза, да не одна. Часть двора отгородила сетка, за ней кудахтали куры и у кормушки толкались индюки. Скрипнула дверь и во дворе показалась хозяйка дома с ведром полным молока. Увидела ее, нахмурилась.

– Зачем вышла, да еще раздетая? Я с тобой пол ночи провозилась, не хватало, чтобы простуду подцепила.

Поднявшись на крыльцо, открыла дверь в дом, предлагая идти внутрь. В это осеннее утро женщина была одета не в пример ее теплее: толстые чулки, на ногах галоши с мехом, шерстяное платье, поверх него меховой жилет. Волосы, как и вчера, спрятаны под платком. На вид ей было чуть больше сорока. Интересно, что она одна делает в такой глуши? Поблизости нет других домов, но чувствуется, что неподалеку живут люди. Небольшое село, дворов сто.

И вдруг перед глазами, словно отвечая на мысленный вопрос, замелькали картинки из прошлой жизни хозяйки дома.

Красивая, умная девочка. Школу закончила с отличием. Красный диплом мединститута. Работа в кардиоцентре, удачная карьера хирурга. Замужество, двое детей. Ночь, сильный ливень, огни на дороге, удар и темнота. И беспросветная тоска, слезы, боль и вопрос, почему они, а не она? Сломанная карьера, дорога в никуда. Земля и хвойные леса смогли излечить разум, но не уняли боль души, навсегда оставшейся глубоко под сердцем. Отсюда и желание помогать другим по мере сил. И злость на нее, за то, что такая молодая решила свести счеты с жизнью, когда надо жить и жить..

– Это не ваша вина, – положила руку женщине на плечо, и первая вошла в дом. Вместе со словами послала волну сострадания и уверенность, что дальше все будет хорошо. Это было единственное, чем она могла отблагодарить за добро, поскольку точно знала – денег у нее с собой нет.

20 километров от Москвы.

Тренировочная база подразделения «Апокалипсис»

Егор Ермаков

Босые ступни чувствовали вибрацию, идущую от дощатого пола, стоило «противникам» сделать шаг. Едва ощутимое движение теплого и холодного воздуха по обнаженному торсу давало четкую «картинку», как трое ребят абсолютно бесшумно окружали его, готовясь к атаке. Егор усмехнулся и в ту же секунду резко ушел вниз, избежав удара в спину. А дальше он уже не думал, тело действовало само. Серия стремительных, на грани видимости, движений, молниеносные удары по колену, корпусу, в шею и, бросив лежать безвольное тело на полу, он оказался в стороне от схватки, а «противников» осталось двое.

– Ермаков!

Вместе с окриком раздался грохот сдвинувшейся по полу лавки – бойцы элитного подразделения, при появлении начальства, вскакивали на ноги и замирали по стойке «смирно».

Егор с неохотой расслабился, снял с лица плотную черную маску и, щуря глаза от яркого света, повернулся в сторону входа, расправляя плечи и выпрямляя спину. Легкое удивление от посещения тренировки начальником базы, генерал-майором Аксеновым, не отразилось на лице. Мало ли что начальству здесь понадобилось. На то оно и начальство, чтобы ходить, где заблагорассудится.

– Господин генерал, плановая тренировка с бойцами подразделения, согласно…

– Отставить, – статный мужчина на вид лет сорока с небольшим, способный каждому из них с легкостью начистить физиономию и даже не запыхаться, махнул рукой. – Вольно.

– Есть отставить. Подразделение, вольно.

Ага, так все и расслабились. Никто и не подумал шелохнуться. Даже Синицын, который не мог встать без посторонней помощи, умудрялся лежа на полу изображать стойку (хм…или все же лежку?) смирно.

– Ермаков, пять минут, чтобы привести себя в порядок, и ко мне в кабинет, живо!

Егор сорвался с места, на бегу распустив им же самим извалянное по полу и собравшее с него всю грязь подразделение в казарму чиститься.

Комнаты старших офицеров располагались на третьем этаже той же казармы. Взлетев по ступеням вверх, ворвался в свою комнату. Двадцать секунд, чтобы принять ледяной душ. Минута на одевание. На бегу к административному корпусу, пройтись пальцами по мокрым волосам, у дверей кабинета генерал-майора резко затормозить, одернуть китель, коротко постучать и, дождавшись разрешения войти, плотно прикрыть за собой дверь.

– Майор Ермаков по вашему приказанию…

– Ермаков! – рявкнул генерал. – В наряд хочешь?

Егор не въехал в происходящее. С чего это начальство сегодня такое злобное?

– Никак нет.

– Тогда заткнись и слушай.

Егор заткнулся. Но Аксенов не спешил говорить и, только сейчас майор понял, что генерал нервничает. Страх ледяной волной прокатился по позвоночнику – неужели время вышло? Они здесь не в игрушки играли. Десять лет назад один ненормальный ученый заявил, что конец света будет. Естественно, никто ему не верил. Сколько было подобных заявлений в последние годы? Но этот фанатик не успокоился. Год у него ушел на разработку теории. Еще пять лет ему понадобилось на то, чтобы создать установку, способную фиксировать тончайшие излучения, идущие из глубокого космоса. По его утверждению, в строго определенное время вся солнечная система пройдет сквозь один из потоков этого излучения, что приведет к необратимому изменению всего живого на планете и полному уничтожению человечества. И все равно ему никто не верил, считая сумасшедшим. Устав доказывать свою правоту и стучать в закрытые двери, этот псих выложил свои работы в Интернете, породив массовую истерию о конце света. Тогда-то им и заинтересовались военные. Нагрянули домой, изъяли все материалы, а по их тщательному изучению, вычистили всю действительно значимую информацию из глобальной сети и доложили правительству на самом высоком уровне. Приказ пришел немедленно. Все засекретить, а самого горе исследователя вывезти из родного города, поставить во главе исследовательского института, снабдить новейшим оборудованием, выделить ему в помощь гениев ученых и заставить разработать реальный план по спасению человечества.

Аксенов оторвался от созерцания вида за окном и всмотрелся в подчиненного.

– Ты все правильно понял. Завтра с утра начинаем переброску. Но для тебя будет особое задание.

Егор молча выслушал генерал-майора, получил из рук Аксенова пакет, и так и не задав ни одного вопроса, вышел из кабинета.

Тихий шелест шин по асфальту, ровный ход автомобиля, урчание мощного двигателя, все это не мешало Егору думать. Только пальцы порой с силой сжимали руль, выдавая смятение майора.

Его отец погиб в Афганистане. Мать пережила мужа всего на год, и маленький Егор свалился на руки восьмидесятилетней прабабушке. До двенадцати лет у него была не жизнь, а сказка. Вдали от городов, затерянная в лесу деревня, свежий воздух, все лето напролет купание в речке, не напрягающая учеба в школе, зимой походы с мужиками на охоту. Парное молоко, ароматный хлеб из русской печки, сухие, скрюченные из-за больных суставов старческие пальцы, сующие ему в рот истекающие медом соты, и бабушкины глаза, выцветшие от старости, но от этого смотрящие на него с не меньшей любовью.

Потом не стало и бабушки, и детство закончилось. Глухие рыдания над гробом, пустой холодный дом, а вечером после похорон на пороге появились двое военных. Выразили скупые соболезнования и приказали собирать вещи.

Потом было Суворовское училище, служба в горячих точках… много чего было, пока однажды он не получил приказ о переводе в подразделение «Акс», о котором никто никогда не слышал. Через два дня, добравшись до нового места службы, вместе с другими, такими же недоумевающими ребятами, выстроившимися на плацу перед генерал-майором Аксеновым, они узнали, что «Акс» – это сокращенное название от «Апокалипсис»

Три года изнурительных тренировок. Обучение до закипания мозгов и порой до потери сознания от непомерных нагрузок. И самый нелепый приказ в его жизни – правдами и неправдами вывезти генеральскую дочку из города и доставить ее к отцу на базу.

Санкт-Петербург

Александра Аксенова

Развернувшись в кресле лицом к окну, Саша, с высоты пятнадцатого этажа, смотрела, как над городом медленно сгущаются вечерние сумерки, вспыхивают яркие неоновые огни и далеко внизу проносятся автомобили, расцвечивая светом фар мокрый асфальт проспекта. Небо еще утром заволокло тучами, и теперь унылый осенний дождь мерно барабанил в огромные – от пола до потолка – офисные окна, стекая тонкими струями по стеклу.

– Нет, я с нее не могу. Сашка, кончай в облаках витать. Ты статью редактору сдала? А то он уже спрашивал.

Саша с улыбкой отвернулась от окна. Ленка, свесившись через перегородку, разделяющую их рабочие места, махала руками, пытаясь привлечь внимание подруги и при этом не снести ей со стола включенный монитор.

Они познакомились два года назад, когда вместе пришли устраиваться на работу в редакцию журнала. Жутко нервничали и косились друг на друга, стараясь скрыть неприязнь, потому что вакансия была всего одна. По воле случая взяли их обеих. От радости девушки отметили такое событие в ближайшем кафе чашкой кофе с пирожными, а потом подумали и решили вместе снимать квартиру. Весело, дешево – с их-то зарплатой – и всего в трех кварталах от работы.

– Сашка, ау! – Лена, отчаявшись привлечь внимание подруги, еще сильней замахала перед ней руками.

– Что за очаровательный вид, – к девушкам подошел заместитель редактора и, видя, что на него не обращают внимания, ущипнул висящую на перегородке Лену за обтянутые юбкой вторые девяносто.

– Уй! – взвизгнула подруга. Резко развернувшись, отвесила нахалу оплеуху и только потом сообразила, кто посмел покуситься на ее округлости. – Ой! Простите, Алексей Иванович.

– Это что-то новенькое, – высокий импозантный сорокалетний мужчина с прекрасным чувством юмора и смеющимися серыми глазами, был мечтой всех женщин в редакции, прекрасно об этом знал и беззастенчиво пользовался. Правда, всегда в рамках пристойности и только чтобы заставить болтушек усерднее работать, поэтому реакция девушки его сначала удивила, а потом позабавила, вызвав на лице улыбку. Ничуть не обидевшись, мужчина потер щеку и обернулся к Саше. – Почему статья еще не у редактора? Аксенова, или шевели извилинами, если они есть в твоей хорошенькой головке, или заявление на стол и ищи себе другую работу.

Лена фыркнула. Сколько раз она слышала в адрес подруги подобные слова и всегда с неизменным результатом – Саша умудрялась в самый последний момент уложиться в сроки и получала премию за потрясающе проделанную работу.

– Аксенова, статья! – напомнил ей зам редактора и пошел шевелить других сотрудников. – Сборище лентяев, за что вам только зарплату платят.

Подруги с улыбками переглянулись. Саша нагнулась к клавиатуре и нажатием клавиши отправила давно готовую статью на комп редактора.

– Больше разговоров, – фыркнув, девушка потянулась к чашке с давно остывшим кофе и, закинув ногу на ногу, сделала несколько глотков.

Лена рассмеялась и указала подруге на огромные часы в дальнем конце зала.

– Три минуты до окончания срока, сколько можно испытывать терпение Стаса?

– Иначе будет не интересно, – Саша хитро сощурилась и покосилась на монитор. Ответа пока не было, хотя она еще вчера давала Стасу почитать готовый вариант статьи, и он ее полностью одобрил.

– Дай ему время выпить коньяка. От твоих выходок нервы сдадут у кого угодно.

Саша только фыркнула. Насколько она знала Стаса, надолго его терпения не хватит. Так и есть. Ровно через минуту со звуковым сигналом, пришло письмо от главного редактора. Открыв его, Саша с наслаждением прочла гневное послание с десятью восклицательными знаками:

«Ко мне в кабинет, живо!!!!!!!!!!«

– Я пошла, – забыв про недопитый кофе, девушка с улыбкой подорвалась с кресла.

– Удачи! – Лена улыбнулась ей в ответ и вернулась на свое рабочее место, где ее ждал отчет Роспотребнадзора о тестировании новой линии шампуней одной известной фирмы, к продукции которой проявляли живейший интерес читательницы журнала.

Главное для Саши было дойти до кабинета главного редактора, ни разу не улыбнувшись.

– Что, Сашка, опять довыпендривалась? Вызвали на ковер для взбучки?

– Угу, – девушка закусила уголок губ, чтобы не расхохотаться.

Каждый раз, когда она сдавала статью и получала вызов в кабинет, все почему-то думали, что ей там устраивают форменный разнос.

– Аксенова, опять твои шуточки?

– Статья была очень сложная, вот еле и уложилась в срок, – Саша развела руками, мол, что с нее взять.

Кабинет редактора был отдельной песней. Словно в назидание нерадивым, он был отгорожен от общего зала стеклянными перегородками, чтобы Станислав Андреевич мог с высоты начальственного взора наблюдать за подчиненными. Сейчас на все стекла были опущены непроницаемые деревянные жалюзи, и народ изнывал от любопытства, страдая, что не увидит, как главный редактор будет распинать Аксенову за нерадивость.

– Сашка, держись.

– Мы с тобой!

Слышались со всех сторон ободряющие возгласы. Саша совершенно серьезно кивала и, не став стучать, вошла в кабинет, едва не прищемив дверью несколько любопытных носов.

– Добрый вечер, Станислав Андреевич. Вам не понравилась статья?

– Мне не понравился способ, которым мне ее сдали.

Не успела Саша сделать и двух шагов по кабинету, как мужчина сам подошел к ней, взял за руку и поцеловал кончики пальцев. Смеющиеся синие глаза главного редактора смотрели на нее с легкой укоризной. – Не надоело делать из меня монстра?

Стас провел ее к креслу напротив своего стола и усадил в него Сашу, словно она была фарфоровой куклой и от небрежного обращения могла разбиться на мелкие кусочки, а сам присел на край стола, сдвинув с него в сторону несколько папок.

На мужчине была темная рубашка, обтягивающая широкие плечи. Пара небрежно расстегнутых на вороте пуговиц. Рукава, закатанные до локтя, открывали мускулистые предплечья. Темные, идеально отглаженные брюки, лаковые туфли, словно он не выходил с утра на улицу. Стас специально создал себе образ элегантной небрежности, чтобы производить впечатление на женщин. Он и производил, по крайней мере, на Сашу.

Девушка улыбнулась, глядя на мужчину снизу вверх.

– Пусть лучше воображают, как ты меня сейчас ругаешь, чем догадываются о наших отношениях.