Помоги проекту - поделись книгой:
– И правильно, в общем-то. Был бы ты полковником – тогда другое дело. А замуж за лейтенанта можно только по любви. Отсюда, какой вывод, Паха?
– За старшего лейтенанта, – угрюмо проворчал Гусев.
– вот-вот. Ладно, что ты паришься? Станешь генералом, вот тогда бабы сами начнут на тебя вешаться.
– На тебя, вон, и сейчас вешаются, – возразил Гусев.
– Тут вот какая штука, Паха. Бабы сейчас меркантильные. Да, в общем-то, всегда так было. Они ведь в первую очередь вперед заглядывают, о семейном очаге думают. А у тебя какой очаг? Офицерская общага? Поэтому тут любовь нужна. Чтобы, как в омут головой, не думая ни о чем.
– Сам говоришь, что бабы меркантильные, и тут же – про любовь, – не согласился Павел.
– Так ты дослушай сначала, – начавшим заплетаться языком возразил опьяневший Давыдов. – Вот я и говорю. Ты им замужество предлагаешь, не имея ничего за душой. А я их просто трахаю, не напрягая им мозг. Им со мной легко. Поэтому у меня их много. Понял, нет?
– А где тут про любовь и про омут? – подначил Гусев.
Но его перебил Косов, обращаясь к Давыдову:
– А, кстати, как у тебя с этой-то, как ее? С Ирой? Точно, с Ирой. Давай, колись.
– С Ирой? – довольно переспросил Давыдов. – С Ирочкой у меня взаимность.
– Ну-ка, поведай, че там? – ухмыляясь, предложил Косов.
Разговор, как это водится в мужском коллективе, окончательно перешел на женщин. Гусев слушал рассеянно, занятый мыслями о разговоре с Оксаной.
«Поеду к ней, – решил он. – Просто поговорю».
– Ладно, парни, пойду я. Завтра вставать рано. К разводу надо в форме быть.
– Можно подумать, нам не надо, – возразил Косов. – Ведь к ней намылился.
– Не твое дело, – огрызнулся Гусев.
– Иди-иди, мне-то что. Тебе Мирон правильно толкует, а ты все одно.
– Паха, не ходи, поехали лучше спать, – предложил Давыдов. – Завтра действительно вставать рано. Я тебя потом с подружкой Иркиной познакомлю. Классная девчонка, Марина зовут. Я, честно говоря, сам хотел было. Да с Иркой еще не наигрался. Так и быть, тебе уступлю. Только не парь ей мозг замужеством, сразу предупреждаю.
– Договорились, – кивнул Гусев. – Ладно, я пошел.
– Вот упертый, – вздохнул Давыдов. – Сам-то дойдешь, нет?
– Дойду.
– Ну, давай. Смотри, на патруль не нарвись. Сам знаешь, время какое. Лучше сразу у бара тачку возьми. Дороже выйдет, зато безопаснее. Деньги остались?
– Есть еще. До завтра, мужики.
– Давай, мы тоже скоро двинем.
Застегивая на ходу шинель, Гусев вышел из бара, отворачиваясь от секущих лицо колючих снежинок. По освещенной фонарями вечерней улице гулял порывистый ветер. Переливалась огнями реклама, по дороге катились автомобили, слепя глаза светом фар.
Вдохнув прохладного бодрящего воздуха, Павел осмотрелся.
– Куда едем, командир? – опустив боковое стекло, спросил таксист – коротко стриженный, молодой крепкий парень в спортивном костюме.
Его серебристая, тонированная «Тойота», красуясь шикарными дисками, стояла первой, неподалеку от выхода из бара.
– Смотря, сколько возьмешь, – вступил в торг Гусев, с легким чувством зависти разглядывая «точилу».
– Договоримся, ценник ломить не стану, – располагающе улыбнулся таксист. – Куда едем?
– Давай в центр, там покажу, – ответил Павел, садясь на пассажирское сиденье рядом с водителем.
Всю дорогу он молчал, размышляя о словах Давыдова.
«Наверное, таким и надо быть, – думал Павел. – Потому бабы его любят. Да вроде и я не размазня, никогда не замечал за собой подобного. А с Ксюхой веду себя, в натуре, как лох. Ладно, сейчас расставим все точки над известной буквой. Хотя, что там расставлять, все уже сказано. И все равно ведь еду. Зачем?»
Рассчитавшись с таксистом, и впрямь взявшим по-божески, Гусев зашел в подъезд серой панельной пятиэтажки. Поднявшись по плохо освещенному – всего две лампочки – подъезду на четвертый этаж, надавил на кнопку знакомо тренькнувшего звонка.
Через некоторое время раздался голос, приглушенный дверью:
– Кто?
Гусев узнал его. Да и кто тут еще мог быть, если Оксана живет здесь одна? Эту двухкомнатную квартиру купили ей родители.
Знать, прав Давыдов: не любит Ксюха его. Квартира-то есть. Уже в общаге ютиться не надо. Войсковая часть Павла сразу за городом, служебный автобус ходит, собирает офицеров и прапорщиков из тех, кто без машин.
Он же не просит, чтобы Ксю прописала его. Прописка у него есть в офицерской общаге. И на метры ее он не претендует. Могли бы жить здесь, как люди. Нет… не любит она его.
– Это я, Ксю.
– Зачем ты приехал?
– Открой, поговорим.
– О чем?
– Просто поговорим. Чего ты?
Спустя растянувшиеся до бесконечности секунды щелкнул замок, дверь приотворилась, на темную площадку легла полоска света.
Оксана была в коротком платье, облегавшем стройную фигуру. Красивые длинные ноги, туфли на высоком каблуке. Тщательно уложенное каре темных волос, неброский макияж, столь любимый Павлом тонкий запах духов.
Выглядела она совсем не по-домашнему, как будто только с вечеринки или собиралась на нее.
– Привет, – с натянутой улыбкой произнес Гусев.
Девушка промолчала.
– Не впустишь?
– Зачем?
– Так и будем в щель разговаривать?
– О чем вообще разговаривать? Все уже сказано.
Из глубины квартиры донесся мужской голос:
– Оксана, кто там?
Укол ревности кольнул Гусева в самое сердце. Спазм перехватил горло.
– Ты не одна? – сдавленным голосом спросил он.
– Не твое дело, – отстраненно ответила девушка.
– Не мое, значит? – спросил Павел, чувствуя, как буря негодования захлестывает разум.
– Уже давно не твое. Я тебе говорила. Уходи, – решительно произнесла Оксана, делая попытку закрыть дверь.
Однако Гусев рванул ее на себя.
От неожиданности девушка вскрикнула.
– Кто там у тебя?! – зло спросил он, оттесняя девушку в коридор квартиры.
Из комнаты вышел молодой парень, примерно одногодка Павла, хорошо сложен, но хиловат мышцами, черные брюки тщательно отутюжены, свободный белый свитер подчеркивает некую бледность лица с утонченными, почти аристократическими, чертами, возмутительно «неуставные» своей длиной темные волосы аккуратно уложены на пробор.
Он с ходу ринулся на Гусева, схватив того за отвороты шинели, выталкивая в подъезд.
– Ты, штафирка! [2] – рыкнул Павел. – Куда заготовки [3] тянешь?!
Хлестким ударом кулака в лицо он свалил парня на пол.
Девушка отчаянно взвизгнула, испуганно прижав к губам руки, замерла в сторонке.
– Вставай, доходяга! – разошелся Гусев, вздергивая молодого человека вверх, держа того за белый свитер, на который уже полилась кровь из разбитого носа.
Тот непроизвольно опять схватился за отвороты шинели, скорее, интуитивно, вряд ли желая что-то предпринять.
Очередной удар в солнечное сплетение и сразу же два хука – с левой и с правой в голову – окончательно вырубили его.
Тут словно очнулась Оксана. Она бросилась к упавшему со словами:
– Сашенька, Сашенька…
– Ах, Сашенька, значит! – в негодовании произнес Гусев. – Вот на кого ты меня променяла!
– Уходи! – с ненавистью выдохнула девушка.
– Ксю, ну ты что?! Ну, ты же видела сама! Он же схватил меня! Ну, зачем он тебе? Ведь нам же вместе хорошо было!
Оксана не обращала на слова нежеланного гостя никакого внимания, заботливо склонившись над скрюченным на полу парнем.
Павел попытался поднять девушку за плечи, но она вдруг отчаянно завизжала, вырываясь.
Привлеченная шумом из соседней квартиры выглянула пожилая женщина. Увидев распахнутую настежь дверь соседки, она испуганно охнула и грузно засеменила, спеша на помощь, причитая:
– Вы что?! Вы что?! Не трогайте их!
– Да никого я не трогаю! – возмутился Гусев. – Вы что тут из меня монстра делаете?!
– Фу! Вы пьяны! – поморщилась соседка. – Как вам не стыдно?! Вы же офицер!
– Вы мою честь не трогайте! Она здесь ни при чем! Вообще не вмешивайтесь, мы без вас разберемся! – продолжал возмущаться Павел.
– Оксаночка! Саша! Господи! – охала соседка.
– Тетя Валя! – сквозь слезы сдавленно произнесла девушка.
– Ксю, ну что ты плачешь? – обиженно спросил Гусев. – Ничего с этим Сашенькой не случилось. Огреб по заслугам, и всех делов-то. Что ты, как маленькая?
– Уходи!!! – истерично выкрикнула Оксана.
– Идите, молодой человек, идите. – Тетя Валя подталкивала Павла из квартиры в подъезд.
Гусев ушел в совершенном расстройстве чувств. Он шагал по улице, подставляя пылающее лицо порывистому ветру с колючими снежинками, не замечая тревожных взглядов прохожих.
Потом ехал сначала в дребезжащем полупустом холодном трамвае, хмуро уставившись в покрытое наледью окно, за которым проплывали дома с освещенными и темными окнами, залитые светом витрины магазинов с переливающейся рекламой, проносились машины, слепя светом фар, стояли на остановках припозднившиеся граждане.
Он им завидовал. У них есть, куда идти, и есть те, кто их ждет.
На последней маршрутке, уже ехавшей в гараж, добирался до городской окраины, погруженной в удручающую и тревожную тьму. От конечной остановки пришлось пешком топать к общежитию, удерживая равновесие на подтаявшей днем, а сейчас заледенелой дороге.
Павел чувствовал, что ненавидит себя, Оксану и весь мир.
Зайдя в свою комнату, нашел силы снять парадный мундир, повесить его в шкаф. Подумав, сел за стол, включил электрический, сразу зашипевший чайник. Выпил две большие кружки сладкого чаю, так как начал чувствовать «сушняк» после выпитого в баре. Настроение было ни к черту, происшествие в квартире Оксаны не выходило из головы.
Отмахнувшись от заглянувшего в дверь Косова, завалился спать.
Ночь выдалась тяжелой. Несколько раз Павел поднимался, пил прямо из чайника теплую воду, потом стоял, приникнув горячим лбом к холодному стеклу окна, за которым торчали кривые ветки высокого тополя и горел одинокий фонарь, выхватывая из черноты часть площадки с потемневшим утоптанным снегом перед входом в подъезд общежития.
Ветер продолжал порывисто метаться во тьме ночи, шевеля промерзшие тополиные ветки.
Вдалеке перемигивались огоньки городской окраины еще спящего мегаполиса.
Немного отойдя от головной боли, валился на кровать, забываясь в тяжелой, не приносящей облегчения дреме, пока «сушняк» требовательно заставлял подняться и приникнуть к чайнику.
Поделиться книгой: