Тайна доктора Николя (сборник)

— Ах, Матерь Божья! Ах, святые угодники! Ее, видно, крылатое чудовище унесло! Я никогда больше не увижу мою девочку!

— Не переживайте, — успокоил ее Арчи, — мы ее найдем! Не унывайте, сударыня!

— Да благословит тебя Бог за эти слова, Арчи Стильман! — И мать, схватив руку юноши, с жаром ее поцеловала.

В этот момент Петерсон, новичок, насмешливо зашептал на ухо Фергюсону:

— До чего же ловкое представление ты разыграл — отыскать это место! Хотя стоило ли тащиться в такую даль? Любое другое место подошло бы с тем же успехом, нет?

Фергюсона возмутили эти намеки, и он запальчиво возразил:

— Выходит, по-твоему, ребенка здесь вовсе не было? А я говорю — был, и если ты нарываешься на неприятности, то…

— Ладно! — воскликнул вдруг Арчи Стильман. — Идите сюда, взгляните! Он же все время был у нас перед самым носом, а мы его не заметили!

Толпа ринулась к месту, где якобы отдыхал ребенок, и много пар глаз тщетно пытались разглядеть что-либо там, куда указывал палец Арчи. Последовала пауза, завершившаяся всеобщим вздохом разочарования. Затем Пат Райли и Хэм Сэндвич в один голос воскликнули:

— О чем ты, Арчи? Тут же ничего нет!

— Ничего? А это, по-вашему, что? — И Арчи быстро обвел пальцем какой-то контур. — Ну, теперь узнаете? Это же след индейца Билли! Ребенок у него.

— Благодарение Господу! — вскрикнула мать.

— Возьмите фонарь, — распорядился Арчи. — Я знаю, куда идти. За мной!

Он пустился бегом, то исчезая в зарослях полыни, то вновь появляясь, и, пробежав ярдов триста, скрылся за песчаным холмом. Остальные тронулись вслед за ним и вскоре нагнали его. Он стоял и ждал их. В десяти шагах виднелась какая-то лачужка — серая бесформенная груда из тряпья и старых попон; сквозь ее щели мерцал едва заметный свет.

— Идите вперед, миссис Хоган, — сказал юноша, — вы по праву должны войти первой.

Все кинулись наперегонки с миссис Хоган к скромному жилищу индейца Билли и одновременно с ней увидели все, что происходило внутри: индеец Билли сидел на земле, возле него спал ребенок. Мать, ворвавшись в лачугу, сжала дитя в порывистом объятии, заключив в него и Арчи Стильмана, и, залившись благодарными слезами, сдавленным, прерывающимся голосом обрушила на юношу целый поток славословий и нежных эпитетов из той неисчерпаемой сокровищницы, какую являет собой ирландское сердце.

— Я — она — находить близко, — рассказывал индеец Билли, — она там спать, очень много устала, лицо мокрое. Думать, плакала. Я приносить домой, кормить, она очень много голодная, потом снова спать.

Обезумевшая от счастья мать в безграничной благодарности, презрев все ранги, облобызала и индейца Билли, назвав его «ангелом Господним в ином обличье». Индеец Билли действительно был «в ином обличье», о чем красноречиво свидетельствовало его одеяние.

В половине второго ночи все участники шумной процессии вернулись в поселок, распевая «Когда Джонни идет домой» и размахивая фонарями. Затем все собрались в трактире, так что начало утра превратилось в конец веселой ночи.

VI

На следующее утро по всему поселку молнией разнеслось неожиданное известие: в таверне остановился в высшей степени приличный джентльмен, указав в книге для проезжающих известное всей Америке имя: Шерлок Холмс. Новость эта передавалась из хижины в хижину, с участка на участок. Все бросали работу и спешили к тому месту, на котором теперь сосредоточился общий интерес. Какой-то рудокоп, проходя мимо участка Пата Райли, находившегося рядом с участком Флинта Бакнера, крикнул тому об удивительной новости. Услышав имя Холмса, Фетлок Джонс вздрогнул и пробормотал про себя:

— Дядя Шерлок!.. Вот принес черт не вовремя.

Подумав немного, он, однако, успокоился.

— Разве я не знаю, что он удачно открывает только те преступления, которые сам же заранее задумал да нанял или подговорил кого-нибудь исполнить… А тут, сэр, дело будет сделано чисто! Не подкопаетесь! Нет, сэр, все уже готово, и следов никаких не будет. Или открыться ему? Да нет, это было бы слишком рискованно. И без его помощи Флинт Бакнер переселится сегодня в лучший мир. Будьте уверены! Вот только не захотел бы дядя Шерлок поговорить со мной сегодня о домашних делах, — продолжал Фетлок, подумав немножко. — А мне нужно быть к восьми часам дома. Как бы мне от него отделаться?

На этот раз Фетлоку пришлось поломать голову довольно долго, но в конце концов он сказал себе:

— Мы пойдем с ним гулять, и я брошу его на одну минутку под каким-нибудь предлогом. Самый лучший способ сбить сыщика со следа состоит в том, чтобы заставить его самого участвовать в подготовке дела. Я так и поступлю — возьму его с собой.

Тем временем площадь перед таверной вся заполнилась обывателями, желавшими хоть одним глазком взглянуть на знаменитость. Но знаменитость не показывалась. Еще никому, кроме Фергюсона, кузнеца Джека Паркера да Хэма Сэндвича, увидеть ее не удалось. Эти энтузиасты пробрались через кладовую трактира на маленький дворик, куда выходили окна комнаты, занимаемой Шерлоком, и смотрели на легенду в щели занавесок. Сначала последние были опущены, но потом Шерлок поднял их, к величайшей радости и даже благоговейному страху своих почитателей, очутившихся, таким образом, чуть ли не лицом к лицу с необыкновенным человеком, обретшим благодаря своим подвигам всемирную славу. Вот он сидит! Уже не миф, не тень, не легенда, а живое существо во плоти и крови! Кажется, протяни руку, и можно до него дотронуться!

— Посмотрите на его голову! — шепнул Фергюсон. — Боже милостивый! Вот голова!

— Еще бы! — ответил кузнец. — А нос-то, нос! А глаза! Интеллекта-то в них сколько, не правда ли? Ума палата!

— Но как бледен! — вставил Хэм Сэндвич. — Это от мыслей, вот отчего! Наш брат и не знает, что такое мысль!

— Откуда ж нам знать, — проворчал Фергюсон, — у нас, кроме ерунды, и в голове-то ничего не бывает.

— Вы правы, Фергюсон. А брови-то, брови как сдвинуты! Это значит, он теперь погрузился футов на сто в самую сердцевину какого-нибудь дела. Уж он даром не задумается, разумеется! А вы мотайте себе на ус. Уж, наверно, тут дело идет о каком-нибудь трупе! Не был бы он так важен и торжественен! Не иначе! Кому же и думать о трупах, как не человеку, который сам четыре раза умирал. Это, сэр, даже историки описали! Три раза умирал естественной смертью и один раз случайной. Говорят, от него могилой пахнет и он… Тсс! Смотрите, смотрите! Вон он обхватил свой лоб рукой, большой палец на одном виске, а указательный на другом. Значит, уж и думать-то невмоготу! Вы как полагаете? Мысль-то ведь тоже в пот вогнать может!

— Еще бы!.. А теперь смотрит на небо и крутит усы…

— Глядите-ка — встал и точно моток разматывает! Вишь — правой-то рукой вокруг левой…

— Морщится, это он никак не может добраться до улики…

— Держи карман — не может! Вот уж он улыбается. Словно тигр какой-нибудь… Это он, братцы, должно быть, открыл, в чем дело! Точно открыл!

— Да-а… не хотел бы я быть на месте того, за кем он теперь охотится!

Мистер Холмс сел к столу, спиной к своим почитателям, и стал писать. Поняв, что смотреть больше не на что, последние закурили трубки и расположились потолковать по душам.

— Нечего и говорить, ребята, — сказал Фергюсон с глубоким убеждением, — он удивительный человек. Это по всему видно.

— Совершенно справедливо, — подхватил Джек Паркер, — жаль, что его вчера здесь не было.

— Да-а! — поддержал Фергюсон. — Вот бы мы тогда увидали настоящую научную работу. Интеллект, сэр! Чистый интеллект, и ничего больше! Я не собираюсь, конечно, умалять способности Арчи, но ведь его дар, так сказать, чутье животного — особенно тонкое зрение или инстинкт, и ничего больше. Интеллекта в нем нет. Его с этим человеком и сравнить нельзя. Хотите, я вам расскажу, что бы он сделал? Он бы подошел к миссис Хоган, взглянул на нее — только взглянул! — и все расследование было бы закончено! Все бы увидал! Да, сэр, до малейшей подробности! А потом сел бы на кровать совершенно спокойно и стал бы расспрашивать миссис Хоган… Вот представьте, что вы — миссис Хоган, я буду спрашивать, а вы отвечайте за нее.

— Хорошо, валяйте!

— Пожалуйста, сударыня… Не отвлекайтесь. Какого пола ребенок?

— Девочка, ваша милость.

— Гм… девочка. Хорошо, очень хорошо! Сколько лет?

— Седьмой пошел, ваша милость!

— Так-так!.. Маленькая, слабенькая… две мили. Ну, конечно, устала, села и заснула. Мы ее найдем милях в двух отсюда. Зубы?

— Пять, ваша милость, шестой прорезывается.

— Хорошо, хорошо! Очень хорошо… (Дело в том, ребята, что он ведь обращает внимание на всякие пустяки, которые для другого ничего бы не значили…) В чулках, сударыня, в башмаках?

— И в том и в другом, ваша милость.

— В нитяных чулках и кожаных башмаках?

— В кожаных, ваша милость, с ластиком.

— Гм! С ластиком… Это усложняет дело… Но мы все-таки доберемся. Религия?

— Католичка, ваша милость.

— Очень хорошо. Отрежьте мне кусочек одеяла, пожалуйста… Благодарю вас… Гм, шерстяное, заграничной работы. Очень хорошо. Теперь кусочек какого-нибудь платьица… Благодарю вас… Чистый хлопок… Довольно поношено… Так-так, превосходно. Будьте добры, передайте мне немного пыли с пола… Очень, очень обязан! Благодарю вас! Великолепно! Теперь я знаю чего держаться!.. Видите, ребята, таким образом он соберет все вещественные доказательства, какие ему нужны. А что же он потом сделает? Потом он положит все эти доказательства перед собой на стол, сгруппирует их как следует и начнет изучать, бормоча про себя: «Девочка шести лет от роду, пять зубов и один прорезывается, католичка. Кожаные с ластиком — черт бы побрал этот ластик!» Ну, и так далее. Затем он взглянет на небо и начнет ерошить волосы, приговаривая: «Проклятый ластик, однако же, всему мешает!» Затем встанет и начнет перебирать пальцами, вот как сейчас, а затем улыбнется — тоже как сейчас — и, обращаясь к толпе, скажет: «Берите фонари и пойдем за ребенком к индейцу Билли. Да довольно двоих, остальные могут ложиться спать. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!» Поклонится величественно, да и выйдет из таверны. Вот его стиль! Притом единственно правильный, научный, интеллектуальный. Дело кончено в течение каких-нибудь пятнадцати минут! Ни толпы, ни шатанья по кустам целыми часами, ни шума, ни крика — тихо, чинно, благородно и… быстро! Главное — быстро!

— Уж что и говорить! — сказал Хэм Сэндвич. — Но как вы его прекрасно изобразили, Фергюсон! И в книгах так не опишут. Клянусь богом — я точно вижу его перед собой! Не правда ли, ребята?

— Чего там! Чистая философия!

Фергюсон был очень польщен таким выражением общественного мнения насчет его талантов и сидел некоторое время молча, смакуя свой триумф. Затем с глубоким благоговением в голосе проговорил:

— Неужели и его создал Бог?

С минуту ответа не было, но потом Хэм Сэндвич почтительно ответил:

— Однозначно, но не за один присест.

VII

Вечером того же дня, часов около восьми, два человека неторопливо прогуливались неподалеку от хижины Флинта Бакнера. Это были Шерлок Холмс со своим племянником.

— Подождите-ка здесь, дядя, я сбегаю на минутку домой, — сказал Фетлок.

Затем он попросил у дяди спичек и, получив их, ушел, но почти тотчас же вернулся, и прогулка продолжалась по-прежнему.

Часам к девяти дядя с племянником вернулись к таверне. Проходя сквозь толпу, собравшуюся в бильярдной, чтобы взглянуть на великого человека, они были встречены восторженными криками, на которые Холмс ответил величественным поклоном, а его племянник — следующими словами:

— Дядя Шерлок очень занят, джентльмены, и просидит за работой до полуночи или до часу, но затем он выйдет сюда и надеется, что некоторые из вас не откажутся с ним выпить.

— Клянусь святым Георгом — настоящей герцог, ребята! — воскликнул Фергюсон.

— Да здравствует Шерлок Холмс, величайший из людей! Гип! Гип! Гип!..

— Ура! Ура! Ура! — рявкнули все присутствующие.

От этого возгласа все здание задрожало — так много чувства вложили «ребята» в свое восклицание. Наверху дядя обратился к племяннику с упреком:

— И на кой шут дали вы за меня такое обещание?

— Не хотите же вы потерять популярность, дядя? Если нет, то не шутите с рудокопами. Они вас обожают, но если вы откажетесь выпить с ними, то они сочтут вас за гордеца. А кроме того, вы сами говорили, что у вас хватит рассказов на целую ночь.

Дядя должен был признаться, что племянник прав. Тот был прав также, сделав мысленно заключение: «Дядя и все прочие станут свидетелями моего алиби, когда оно понадобится».

Часа три родственники проговорили о домашних делах, потом, около полуночи, Фетлок вышел на улицу и притаился в нескольких шагах от таверны. Через пять минут из нее вышел Флинт Бакнер и даже чуть не задел Фетлока.

— Попался! — прошептал мальчик. — Прощай, брат Флинт Бакнер, прощай навсегда! Ты назвал мою мать… ну уж все равно как — теперь мы поквитаемся. Ступай, ступай, друг! Пройдись в последний раз!

Посмотрев вослед уходящему Бакнеру, он вернулся в таверну. «Остается еще час, — подумал он. — Ради алиби проведем это время с ребятами».

Когда Шерлок Холмс пришел в бильярдную, переполненную его почитателями, то началась преизрядная попойка. Все были веселы, счастливы — пели, рассказывали анекдоты, так что не заметили, как прошел час. В самый разгар веселья вдруг откуда-то издали послышался точно выстрел из пушки:

— Бу-умс!

Все сразу затихло. Среди всеобщего молчания послышались раскаты эха, понемногу замиравшие в горах. Тогда вся компания, словно опомнившись, бросилась к дверям.

— Где-то что-то взорвалось!

Снаружи, из темноты, чей-то голос растерянно сказал: «Это там, в самом конце, я даже огонь видел». Вся толпа, вместе с Шерлоком Холмсом, Фетлоком и Арчи Стильманом, бросилась бежать в указанном направлении. Милю преодолели в несколько минут. Оказалось, что от хижины Флинта Бакнера остался только один плотно утоптанный земляной пол — ни стен, ни крыши, ни мебели, ни самого Флинта не было. Толпа сейчас же разбилась на группки, которые отправились обыскивать близлежащий кустарник, и вскоре кто-то вскрикнул: «Вот он!» Ярдах в пятидесяти от развалин хижины Флинта действительно лежала изуродованная безжизненная масса, в которой легко было распознать тело бывшего владельца этой хижины. Фетлок вместе с прочими побежал взглянуть на своего угнетателя.

Предварительное дознание было окончено в четверть часа. Хэм Сэндвич в качестве старшины присяжных составил приговор в выражениях, не лишенных литературных достоинств, кончавшийся следующим остроумным заключением: «Покойный умер по собственной неосторожности, а может быть, вследствие злого умысла какого-нибудь лица или лиц, неизвестных присяжным и не оставивших после себя никаких следов, кроме взлетевшей на воздух хижины покойного, да помилует Бог его душу. Аминь».

Исполнив свои обязанности, присяжные присоединились к толпе, центром которой по-прежнему оставался Шерлок Холмс. Молча и почтительно рудокопы стояли полукругом перед местом только что совершившейся катастрофы, а легендарный человек с фонарем в руках в сопровождении своего племянника расхаживал по месту происшествия. Он измерял тесемкой высоту окружающих кустов, расстояние, отделяющее бывшие стены хижины от дороги, а также подбирал разные обломки и обрывки — то кирпичик, то кусок дерева, в одном месте даже взял горсточку земли. Все это он внимательно рассматривал и откладывал в сторону. Потом начал определять ручным компасом положение пола хижины, не позабыв о поправке в две секунды на магнитное отклонение. Затем определил по хронометру время, приведя его к местному, измерил расстояние от хижины до места, на котором лежал труп, определил температуру по карманному термометру и высоту над уровнем моря по анероиду, тоже оказавшемуся в его кармане.

— Дело кончено, — сказал он наконец, величественно кивая головой. — Не вернуться ли нам, джентльмены?

Вся толпа вслед за Холмсом повалила к таверне. Дорогой джентльмены обменивались замечаниями насчет необыкновенного человека и догадками по поводу причин только что совершившейся трагедии.

— Какое счастье, что он с нами! Не правда ли, ребята? — сказал Фергюсон.

— Это будет самым крупным его делом, — сказал Хэм Сэндвич, — и молва о нем разнесется по всему свету, вот помяните мои слова!

— И поселок наш прославится, — заметил кузнец Джек Паркер, — не так ли, Фергюсон?

— Я вот что вам скажу, если уж вы хотите знать мое мнение, — ответил последний, — вчера заявка на Стрэйт-Флаш стоила по два доллара за фут, а завтра ее не купят и за шестнадцать.

— Верно, верно, Фергюсон! На нашу долю выпало большое счастье. А видели вы, как он подбирал всякую дрянь? Какой глаз! Какая опытность! Уж он ничего не просмотрит. Нет, сэр, за ним этого не водится!

— Именно! Дрянь, как вы говорите, пустяки, а для него эта дрянь все равно что книга — разверни и читай.

— Да, в каждом обрывочке — тайна, надо только уметь ее открыть. А уж у этого она не вырвется!

— Я теперь не жалею, ребята, что его вчера с нами не было. Ну что за важность найти заблудившегося ребенка! А вот теперь, сэр, дело-то посложнее будет! Позанозистей! Настоящая научная, интеллектуальная работа!

— Да я думаю, и все мы рады, что так случилось, не правда ли, ребята? Этот рохля, Арчи, многому бы мог научиться, если бы повнимательнее отнесся к систематической научной работе, происходившей сегодня у него под носом, а он вместо этого шлялся где-то по кустам и ничего не видал.

— Верно! Я сам это заметил. Ну, да что с него взять? Он еще молод, поживет — узнает.

— А как вы думаете, ребята, кто это сделал?

Вопрос вызвал целую серию сомнительных предположений. На многих указывали как на виновников катастрофы, но при ближайшем рассмотрении вынуждены были их оправдать. Только один Самми Хильер считался приятелем Флинта Бакнера, а врагов у него, собственно говоря, не было, так как никто с ним открыто не ссорился — Флинт никого не подпускал к себе на такое расстояние, на котором можно было бы всерьез поссориться. Всем он был чужд, и никому до него не было дела. Одно только имя с самого начала вертелось у всех на языке — имя Фетлока Джонса, но оно было произнесено последним. Заговорил о нем Пат Райли.

— Ну, мы о нем уже думали, — ответили ребята, — конечно, у него есть миллион причин убить Флинта Бакнера, и даже порядочный человек на его месте давно бы это сделал. Но ведь у него, во-первых, духу не хватило бы, а во-вторых, он был далеко от места происшествия.

— Да, он все время был вместе с нами, в бильярдной, — заметил Пат.