Помоги проекту - поделись книгой:
Конечно, подразумевается, что горничные умеют молчать, но я знал, как болтают слуги, и я решительно не хотел, чтобы достоинство Кэтрин было скомпрометировано, если Эмили окажется типичным представителем тех, кто участвует в праздных сплетнях прислуги.
"Кэтрин ожидает вас," сказала Эмили с искоркой озорства в глазах.
Она взяла фонарь со стола и повела меня вверх по деревянной лестнице, остановившись перед белой дверью в конце коридора.
Я скосил глаза.
Когда мы с Деймоном были маленькими, мы по неопределённым причинам боялись лестниц гостевого домика.
Может быть, это потому что слуги говорили, что дом населён привидениями, может, потому что каждая половица в доме скрипела, но что-то в пространстве останавливало нас от слишком долгого пребывания в этом месте.
Теперь, когда Кэтрин была здесь, и несмотря ни на что, не было другого места, где мне было бы лучше находиться.
Эмили повернулась ко мне, приложив костяшки пальцев к двери.
Она постучала три раза.
Затем она толкнула открытую дверь.
Я опасливо зашёл в комнату, половицы скрипели, пока Эмили удалялась в глубину коридора.
Сама комната была обставлена просто: чугунная кровать покрыта незатейливым зелёным одеялом, в одном углу гардероб, в другом — умывальник, позолоченное отдельно стоящее зеркало — в третьем.
Кэтрин сидела на кровати лицом к окну и спиной ко мне.
Её согнутые ноги были спрятаны под короткой белой ночной рубашкой, и длинные кудри свободно ниспадали на плечи.
Я стоял там, наблюдая за Кэтрин, и затем наконец прокашлялся.
Она обернулась с выражением веселья в её тёмных, похожих на кошачьи, глазах.
— Я здесь, — сказал я, переминаясь с одной обутой ноги на другую.
— Я и так вижу, — усмехнулась Кэтрин.
"Я видела как ты шел сюда.
Ты боялся выйти из дома после наступления темноты?
— Нет! — сказал я оборонительным тоном, смущённый тем, что она видела, как я метаюсь от дерева к дереву, словно излишне предусмотрительная белка.
Кэтрин изогнула дугой тёмную бровь и протянула мне руки.
— Тебе нужно перестать беспокоиться.
— Иди сюда.
Я помогу тебе отвлечься, — сказала она, подняв бровь.
Я подошёл к ней, будто во сне, встал на колени в кровати и крепко сжал её в объятиях.
Как только я почувствовал её тело в своих руках, я расслабился.
Просто ощущать её было напоминанием, что она была настоящей и эта ночь была настоящей, что ничего больше не имело значения — ни отец, ни Розалин, ни призраки горожан, которые, я убеждён, бродили снаружи в темноте.
Всё, что имело значение — это мои руки, обнимающие мою любовь.
Её рука спускалась вниз к моим плечам, и я представил нас идущими на Бал Основателей вместе.
Когда её рука остановилась на моём плече и я почувствовал, как её ногти разрывают тонкий хлопок моей рубашки на долю секунды мне представилась картинка нас через десять лет со множеством детишек, наполняющих поместье звуками заливистого смеха.
Я хотел, чтобы эта жизнь была моей, сейчас и навеки.
Я застонал от желания и наклонился, позволяя своим губам прикоснуться к её, сначала медленно, как если бы мы объявляли перед всеми о нашей любви на свадьбе, а потом жестче и более требовательно, разрешая моим губам перемещаться от её рта к шее, постепенно спускаясь к её белоснежной груди.
Она схватила мой подбородок, притянула моё лицо к своему и страстно поцеловала.
Я ответил взаимностью.
Было похоже, будто я был умирающим от голода человеком, который наконец-то нашёл пищу на её губах.
Мы целовались, а я закрыл глаза и забыл о будущем.
Внезапно, я почуствовал острую боль в моей щее, как будто она была проколота.
Я вскрикнул, но Кэтрин продолжала целовать меня.
Но нет, не целовать, кусать, высасывая мою кровь из-под кожи.
Мои глаза распахнулись, и я увидел глаза Кэтрин, дикие и налитые кровью, ее лицо было призрачно белым в свете луны.
Я выкручивал мою голову, но боль не отступала, и я не мог кричать, не мог бороться, мог только смотреть на полную луну за окном, и мог только чувствовать как кровь покидает мое тело, и желание, и жар, и гнев, и ужас — все вскипало внутри меня.
Если это было тем, что чувствуют при смерти, тогда я хотел её.
Я хотел этого, поэтому я быстро обхватил руками Кэтрин, отдавая себя ей.
Затем все исчезло в черноте.
Глава 16
Одинокий крик совы — долгий, заунывный звук — заставил меня резко открыть глаза.
Как только они приспособились к тусклому свету, я почувствовал пульсирующую боль на одной стороне шеи, которая, казалось, точно выдерживала ритм с воплями совы.
И вдруг я вспомнил всё — Кэтрин, её раскрытые губы, сверкающие зубы.
Моё сердце заколотилось так, будто я умирал и рождался одновременно.
Ужасная боль, красные глаза, мрачная чернота мёртвого сна.
Я начал дико оглядываться по сторонам.
Кэтрин, укрытая только ожерельем и простой муслиновой наволочкой, сидела всего в нескольких шагах от меня перед умывальником и мыла верхние части рук, вытирая их потом вафельным полотенцем.
— Привет, соня Стефан, — сказала она кокетливо.
Я свесил ноги над полом и попытался выскочить из кровати, но только обнаружил, что запутался в простынях.
— Твоё лицо, — пробормотал я, чувствуя, что похож на душевнобольного или ненормального, словно городской пьяница, спотыкаясь выходящий из таверны.
Кэтрин продолжала водить хлопковой тканью вдоль своих рук.
Лицо, что я видел прошлой ночью, было лицом не человека.
Поделиться книгой: