Помоги проекту - поделись книгой:
Солонин М.С.
ДРУГАЯ хронология катастрофы 1941.
Падение «сталинских соколов»
Глава 1
УНЕСЁННЫЕ БУРЕЙ
Прибалтийский военный округ с момента формирования (август 1940 г.) назывался «особым». Во многих аспектах особой, уникальной стала и история боевых действий в Прибалтике. Рассмотрение событий войны в воздухе мы начнём с краткого обзора того, что в июне 41-го происходило на земле.
1.1. «О боевых действиях войск с 18 по 23 июня…»
Северо-Западный фронт, который предстояло развернуть на базе войск ПрибОВО, был единственным, перед кем в предстоящей войне против Германии (по крайней мере – на начальном этапе войны) ставились сугубо оборонительные задачи. Дорога от Риги и Вильнюса на Берлин была бы крайне тяжёлой: оборонительные укрепления Восточной Пруссии, строившиеся веками, дремучие Августовские леса, затем – печально памятные ещё по Первой мировой войне озёра и болота Мазовии, полноводные Висла и Одер в их нижнем течении. На такой местности Красная Армия с неизбежностью теряла свой главный «козырь» – многотысячную орду лёгких танков. Уже в сентябрьском (1940 г.) варианте Плана стратегического развёртывания Красной Армии были отмечены
Вывод о бесперспективности наступления из Прибалтики через Восточную Пруссию к Висле был проверен и подтверждён в ходе январской (1941 г.) оперативно-стратегической Игры на картах[1]. В результате в мартовском (1941 г.) варианте Плана стратегического развёртывания Красной Армии задача Северо-Западного фронта была ограничена лишь следующим:
Другой уникальной особенностью Прибалтийского ОВО стала не объяснимая логически сохранность (доступность, рассекреченность) документов командования округа и его войсковых соединений за последние предвоенные дни. Ничего подобного по другим округам/фронтам не наблюдается, доступные историкам оперативные документы как заговорённые начинаются с 22 июня (или ещё более поздних дат). В порядке очень зыбкой гипотезы можно предположить, что это связано как раз с тем, что войскам других округов (Западного, Киевского, Одесского) с первых же дней войны предстояло решать отнюдь не оборонительные задачи и их архивные фонды в большей степени подверглись засекречиванию и «зачистке».
Как бы то ни было, но начиная с 18 – 20 июня (т.е. в середине календарного года и за 3 – 4 дня до «внезапного нападения») в архивных фондах ПрибОВО начинают появляться оперативные документы (приказы, боевые донесения, оперативные и разведывательные сводки) с номерами 1, 2, 3…
СУВ – это «скрытное управление войсками». Самое примечательное в этом документе даже не номер 01 посреди года, а то, что поверх букв «СЗФ» и «ФРОНТ», выполненных, как и весь документ, на печатной машинке, коричневым карандашом (возможно, 70 лет назад он был красным) жирно написано: «ОКР». Исправлена и подпись под документом – начальник штаба СЗФ генерал-лейтенант Клёнов «перекрашен» тем же карандашом в начальника штаба «ОКР». Для того чтобы всё это увидеть, даже не обязательно ехать в Подольск, в Центральный архив МО, – электронная копия документа представлена для всеобщего обозрения на сайте «Подвиг народа».
Через несколько часов, в 16.45 21 июня, от имени начальника штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта П. Клёнова (фактически документ подписал начальник Оперативного отдела штаба генерал-майор Ф. Трухин) всем начальникам отделов штаба и окружных управлений было под расписку объявлено следующее распоряжение:
О наличии фронтового управления, созданного за несколько дней ДО «внезапного нападения», можно догадаться уже по одному только появлению документов с номерами 1, 2, 3 посреди года. Не менее примечательно и требование предоставлять по три Оперсводки в день (в мирное время так не бывает), и появление документов с названием «боевое донесение». Однако документ, процитированный выше, чрезвычайно важен другим – он показывает, что смысл и значение развёртывания на базе округа фронта был вполне ясен причастным к этому командирам; они отчётливо понимали, что это значит и почему такую тайну нельзя доверить даже бумагам, украшенным грифами «Секретно», и телефонным линиям шифрованной связи. Запредельная конспирация дошла до того, что 21 июня 1941 г. начальник Управления политпропаганды Прибалтийского ОВО товарищ Рябчий приказал:
Стоит обратить внимание и на место нахождения штаба новоявленного фронта. По меньшей мере с 21 июня (штаб ВВС находился там уже с вечера 20 июня) – это лес северо-восточнее г. Паневежис. Именно там в соответствии с Планом прикрытия и должен был находиться штаб Северо-Западного фронта
Согласен, такое предположение выглядит дешёвой «конспирологией», однако на первой странице документа, хранящегося в ЦАМО (фонд 221, опись 1351, дело 201), мы можем прочитать такой вот невероятный текст:
Не менее красноречивым является и содержание документов штабов ПрибОВО, выпущенных со «старой», многозначной нумерацией. Вот, например, приказ командира 12 МК генерал-майора Шестопалова № 0033 от 18 июня 1941 г. Документ украшен грифом «Совершенно секретно. Особой важности», что для документов корпусного уровня является большой редкостью. Приказ № 0033 начинается такими словами:
В тот же богатый событиями день 18 июня командующий ПрибОВО генерал-полковник Ф. И. Кузнецов подписывает пространный, многостраничный Приказ № 00229. Там, в частности, сказано:
Не отставали от пехоты и авиационные части Прибалтийского округа. В донесении «О боевой деятельности 86-й авиабазы с 22.6 по 28.6» читаем:
Просто удивительно, как советские историки/пропагандисты, сочинившие и растиражировавшие миф про наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова, который якобы «не побоялся нарушить запрет Сталина и привёл накануне войны флот в боевую готовность», не обронили ни одного доброго слова про аналогичный «подвиг» генерала Ф. И. Кузнецова. Или разнарядка была на один миф про одного Кузнецова? В любом случае никаких «запретов Сталина» командующий ПрибОВО не нарушал, скорее наоборот – в меру своего разумения и организационных способностей подчинённых пытался выполнить полученные им указания.
11 июня 1941 г., ровно за неделю до того, как в ПрибОВО начались события, на военном языке именуемые «оперативное развёртывание войск», командующий ПрибОВО Ф. И. Кузнецов и член Военного совета округа П. А. Диброва оказались в Москве. И не просто в Москве, а в кабинете Сталина, где в тот момент находились: заместитель главы правительства и нарком иностранных дел Молотов, нарком обороны Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, нарком госбезопасности Меркулов, начальник Главпура Запорожец. Едва ли такое мероприятие можно назвать «совещанием» – Кузнецов и Диброва находились не на той ступеньке административной лестницы, чтобы давать «советы» высшему военно-политическому руководству страны; скорее всего, это был инструктаж, причём достаточно подробный (он продолжался с 21.55 до 22.55).
Необходимо отметить, что с 24 мая (того загадочного дня, когда в кабинете Сталина – в первый и единственный раз за весь 41-й год – были собраны командующие, ЧВС и командующие авиацией всех пяти западных приграничных округов) и до начала войны именно и только ПрибОВО стал тем округом, командование которого имело встречу со Сталиным. Этому странному факту можно дать множество различных интерпретаций, например: встречи (инструктажи) с командованием наиболее значимых в запланированной стратегической операции фронтов (Юго-Западного и Западного) были запланированы на более поздний (т.е. максимально приближенный ко дню начала вторжения в Европу) срок; начавшаяся «вероломным» нападением Германии война смешала все календарные планы, и эти встречи так никогда и не состоялись (командующий Западным фронтом генерал армии Павлов будет расстрелян, командующий Юго-Западным фронтом Кирпонос погибнет в Киевском «котле»).
Прибалтийский ОВО географически располагался на «освобождённых от ига капитала» территориях. В этом-то ничего уникального нет – войска всех пяти западных приграничных округов полностью или частично развёртывались на аннексированных в 1939 – 1940 гг. землях. Однако только в Прибалтике было принято и реализовано в высшей степени странное решение: включить в состав войск округа шесть дивизий (три корпуса), сформированных на базе войск ликвидированных государств (Эстонии, Латвии и Литвы). Ничего подобного более нигде не было, и трудно себе представить «польскую дивизию» в составе КОВО или «финскую бригаду» в Ленинградском ВО. И ведь что интересно – ровно за 13 месяцев до расстрела Д. Г. Павлов предостерегал высшее командование от такого опрометчивого шага:
Павлова не послушали. В результате уже в первые часы войны (в 9.35 22 июня 1941 г.) командующий ПрибОВО докладывает наркому обороны СССР, что он вынужден был поручить 5-й танковой дивизии
На красноармейцев из разорённых «коллективизацией» российских деревень ошеломляющее впечатление производили даже магазины в таком провинциальном захолустье Восточной Европы, как Белосток, Брест, Ковель, Кишинёв… Но Прибалтика 30-х годов – это совсем не Кишинёв. Нельзя не признать, что под руководством жёстких авторитарных режимов молодые государства Балтии добились огромных экономических успехов, а такие страны, как Латвия и (в меньшей степени) Эстония, по уровню и качеству жизни населения вышли на очень достойный западноевропейский уровень. Показать это бойцам и командирам Красной Армии было большой политической ошибкой. Чахлые ростки «большевистской сознательности» не выдержали такого удара:
Эти воспоминания своего отца, уроженца городка Карсава (Латвия), прислал мне мой тёзка Марк Гейденрейх. Вот ещё один фрагмент воспоминаний, от другого ветерана:
Разумеется, партийно-воспитательная работа с личным составом не утихала ни на день, но внушить красноармейцам, что они должны отдать свою единственную жизнь ради того, чтобы «освободить» ещё какую-нибудь страну от пирожных и гарнитуров, становилось всё труднее. Начало войны в Прибалтике в воспоминаниях Гейденрейха выглядит так:
Конечно, воспоминания одного из рядовых свидетелей событий могут быть названы «предвзятыми», «односторонними», «нетипичными». Однако описанное выше вполне совпадает с записью от 23 июня 1941 г. в Журнале боевых действий (ЖБД) немецкой Группы армий «Север»:
Не будем слишком строги к «битому гитлеровскому генералу». Наши советские историки и за полвека не смогли установить «причины такой подготовки»…
26 июня 1941 г., пройдя за четыре дня 300 км, 56-й моторизованный (танковый) корпус Манштейна захватил Даугавпилс (Двинск) и мост через Даугаву (Западную Двину). К концу июня стратегический рубеж реки Даугава был взят немцами на всём протяжении от Даугавпилса до Риги. Задача, которую по условиям предвоенных командно-штабных игр «западные» должны были решить за месяц (и что «восточные» им – по результатам тех же «игр», – конечно же, не позволили), на практике была решена за неделю. Упорное сопротивление разрозненных частей и подразделений 2-й танковой дивизии, 9-й противотанковой артбригады, 12-го и 21-го мехкорпусов смогло лишь на несколько дней или часов затормозить на ряде направлений триумфальный марш вермахта по Прибалтике. Что же касается штаба Северо-Западного фронта, то он уже 29 июня «перебазировался» в Псков и 5 июля – в Новгород.
26 июня в районе Даугавпилса сдался в плен начальник Оперативного отдела штаба С-З.ф. генерал-майор Трухин (в дальнейшем Трухин активно сотрудничал с немцами, возглавил штаб власовской «армии» и закончил свою жизнь на виселице 1 августа 1946 года). Начальник штаба фронта генерал-лейтенант Клёнов и командующий ВВС фронта генерал-майор Ионов были арестованы летом 41-го и позднее расстреляны. 5 июля 1941 г. за подписью вступившего в исполнение обязанностей начальника штаба Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта Ватутина (накануне войны – начальник Оперативного управления, заместитель начальника Генштаба Красной Армии) вышла «Инструкция по борьбе с танками противника», в которой предписывалось
В составе ВВС Прибалтийского ОВО (будущего Северо-Западного фронта) накануне войны было 5 авиадивизий. Четыре из пяти дислоцировались в полосе от границы до р. Даугава, т.е. на территории Литвы и Юго-Западной Латвии. В глубине территории округа, в Эстонии, на расстоянии в 500 – 600 км от границы находилась 4-я смешанная (по фактическому составу – скорее бомбардировочная) авиадивизия. Сразу же отметим, что никакого «базирования авиации у пограничных столбов» не было и в помине. Основные силы авиации ПрибОВО были сравнительно равномерно размещены в 300-км полосе от границы до реки Даугава. Лишь два (из 58) аэродрома – Немаюцай и Перлон – находились ближе 50 км от границы.
Напротив, противник – так же как и на других участках Восточного фронта – использовал весьма малое число аэродромов[2] и максимально приблизил свою авиацию к зоне будущих боевых действий. Его истребительные группы базировались не далее 15 – 20 км от границы, а группа II/JG-27 на аэродроме Бержники (Berzniki) в «сувалкском выступе» действительно находилась в нескольких километрах от «пограничных столбов» и теоретически могла быть подвергнута обстрелу обычной дивизионной артиллерии. Даже бомбардировочные эскадры в Восточной Пруссии развёртывались не далее 20 – 30 мин. полёта на крейсерской скорости от границы: KG 76 в районе Gerdauen (ныне посёлок Железнодорожный), 120 км до границы и KG 77 в районе Heiligenbeil (ныне Мамоново), 160 км до границы.
По самой минимальной оценке (не считая формирующиеся «двухсотые» авиаполки и не учитывая наличие в районе Новгорода 1-го авиакорпуса дальней авиации, т.е. двух авиадивизий, на вооружении которых числилось 274 бомбардировщика), группировка советских ВВС в Прибалтике насчитывала 17 авиаполков (8 бомбардировочных, 8 истребительных, 1 штурмовой), 790 боеготовых экипажей, не менее 870 исправных боевых самолётов (340 бомбардировщиков, 530 истребителей и штурмовиков). Что совсем немало – не только в сравнении с численностью противника (1-й Воздушный флот Люфтваффе, 8 авиагрупп, порядка 350 боеготовых самолётов), но и в сравнении с силами авиации других приграничных округов. В частности, ВВС ПрибОВО по всем количественным показателям превосходили ВВС Одесского округа, перед войсками которого в будущей войне ставились отнюдь не оборонительные задачи.
Несколько утрируя, можно сказать, что ВВС ПрибОВО были «непропорционально велики» по отношению к весьма скромным оборонительным задачам, поставленным перед войсками округа. Эта «непропорциональность» может быть объяснена как общей иррациональностью многих принятых накануне войны решений, так и вполне осознанным намерением создать у границ с Восточной Пруссией «дальний рубеж» противовоздушной обороны Ленинграда – важнейшего на тот момент центра военной промышленности СССР.
Боевой состав и дислокация ВВС ПрибОВО представлены в нижеследующей таблице 1:
Таблица 1
Как и во всех подобных случаях, цифры, представленные в Таблице 1, могут служить лишь для самой общей, ориентировочной и минимальной (!) оценки реальной численности группировки советских ВВС. Установить что-либо точно едва ли возможно в принципе. Разные документы, иногда составленные в один и тот же день, но в разных командных инстанциях, или выпущенные одним штабом, но в разные дни с интервалом в пару недель, дают количественные показатели, расходящиеся на 20, 30 и более процентов. Учёт боевых самолётов – сложной, дорогостоящей и крайне дефицитной на войне техники – был поставлен хуже, чем учёт стреляных гильз в стрелковом тире. Как всегда, основную путаницу в отчётность вносит огромное количество «истребителей старых типов», которые командование авиачастей поспешило перестать считать боевой матчастью, лишь только на горизонте замаячила надежда на получение новых «мигов» и «яков». Соответственно, в разных документах, относящихся к 57-й САД, можно найти и 168, и 107 истребителей; в 8-й САД числятся и 316, и 215, и 192 самолёта. А потом ещё появляются какие-нибудь
В Оперативной сводке № 2 штаба 57-й САД от 20.00 20 июня 1941 г. утверждается, что
Надеюсь, внимательный читатель уже заметил и оценил номера приказов и оперативных сводок, выпущенных 20 – 21 июня 1941 г. Не менее интересно и их содержание:
Поделиться книгой: