Помоги проекту - поделись книгой:
- Ислам не настолько отдален от христианства, чтобы стать диковинкой. В США все начиналось с интереса к дзен-буддизму. Но японский дзен-буддизм не ритуален. Он требует строгости, сдержанности и годится как интеллектуальное, психологическое, если хотите, упражнение. В то время, как индуистскую религию можно исповедовать на разных уровнях. Индуизм похож на слоеный пирог. Вы можете исповедовать его на высшем уровне, который отрицает существование Бога и, конечно, богов. Ибо все сущее есть воплощенный Абсолют. Познать его человеческим разумом невозможно, поскольку он не обладает какими-либо признаками или качествами, но все они в нем. Разница между вами и магнитофоном заключается только в степени проявленности Абсолюта. Потому что нет грани между духом и материей, между органическим и неорганическим…
Искорка Абсолюта есть в каждом из нас. Следовательно, мы существа бессмертные. Со временем наши тела умирают и распадаются. Сначала грубые физические тела, потом тонкие духовные, но искорка продолжает жить, отыскивая себе все новые и новые оболочки. В этом смысле человек — единственное существо, наделенное способностью нравственного выбора, и поэтому своим выбором он сам определяет себе грядущее. Каждый наш помысел, слово, поступок оставляют отпечаток, сумма этих отпечатков и называется кармой. От кармы зависит, в какой оболочке будет дальше жить искорка Абсолюта — родимся ли мы снова муравьями, ангелами или людьми. Если людьми-то когда, где и какими.
Естественно, такой вот вселенский взгляд на мир привлекал европейцев, которые как раз вступили в эпоху фраг- ментаризации мира. Знание — наука, политика, география — стало очень дробным. И самые блестящие умы, среди которых были Эмерсон и Торо, Олдос Хаксли и Гессе, Скрябин и Рерихи, Чижевский и Вернадский, искали в этой религии кто этические начала, кто интеллектуальные.
- Но как «Харе Кришн»» попало в Калифорнию?
- Примерно к 60-м годам сытое поколение молодых американцев изверилось в ценностях официальной религии, протестантской и католической. Требовалось что-то «эдакое». Начали экспериментировать с дзен буддизмом, нашли его чересчур пресным. И обратились к Индии, более яркой, более ритуальной, более эффектной… Молодежные кумиры тех времен, ансамбль Битлз, побывав в Индии и увлекшись ее духовностью, сильнейшим обрезом подогрел интерес к ней. А тут — прямо по закону спроса и предложения — в Америку из Индии приехал человек со звучным именем Шрила Бхактиееданта Прабхупада, который и основал Международное общество «Сознание Кришны».
- И как «Харе Крмшв> соотносится с индуизмом?
- Понимаете, в Америке и Европе к тому времени уже действовало великое множество всевозможных гуру. Прабхупада выделился среди других отнюдь не повышенной святостью, а незаурядным организаторским даром. Этот дар подсказал ему поистине гениальный ход: он начал посвящать своих последователей в брахмины, высшую индусскую касту, что давало им ощущение некоего избранничества. С индусской точки зрения, посвящение в брахмины — совершеннейшая чушь, ибо даже просто индусом, уже не говоря о брахминах, стать невозможно — индусом нужно родиться. Индуизм, в отличие от других, не является прозелитирующей.(открытой для новообращенных) религией. Вот когда ваша карма поработает над вашей душой достаточно, куда торопиться — она же бессмертна, то, как написано в «Вишну-Пуране», пройдя бесконечное число жизней, накопив добродетелей без числа, вы получаете великое счастье родиться брахмином в Индии.
Кришнаиты, возможно, когда-нибудь и родятся брахминами в Индии, но едва ли существенную роль тут сыграет посвящение, принятое в этой жизни.
В Америке новое учение запылало, как пожар, и бушевало очень долго. Пока, наконец, запах гари не донесся и до нас.
- И на какую почву у нас упала проповедь «Харе Кришна»?
- К этому движению потянулась особая категория молодых людей. «Харе Кришна» требует безоговорочного, не рассуждающего подчинения гуру. По части духовных исканий здесь почище, чем в комсомоле в самые крутые времена: запрет на чтение чего бы то ни было, кроме предписанной литературы, суровые диетические ограничения и повторение «Маха-Мантры»: «Харе Кришна, Харе Рама, Харе, Харе» и тд -1428 раз в день.
«Совок» воспитан в привычке подчиняться. Но у него параллельно появилась привычка бунтовать против этого подчинения. В «Харе Криша»» пошли те, кто добровольно выбрал себе форму подчинения, которая к тому же отмечала их знаком избранничества. Не забудьте, пожалуйста, что, когда это начиналось, их давили, преследовали. Это были ребята, девочки из благополучных интеллигентных семей шестидесятников. Их учили английскому языку, фигурному катанию, но попутно учили и конформизму. И пытки свободой они не смогли вынести. Добровольное подчинение со знаком избранничества — это вам не христианство: в церковь каждая бабка моокет прийти, а тут — мантры, курительные палочки, вокруг удивление и непонимание, дающее чувство обособленности от серой массы. Так вот они-то и составили костяк.
«Харе Кришна» — очень богатая международная организация. Дикша-гуру, то есть гуру, который имеет право посвящения для России, проживает в Стокгольме. Последним был американец славянского происхождения. Все бесчисленные издания, вроде «Бхагавадгиты, как она есть», печатались в Швеции, привозились сюда и поначалу раздавались бесплатно, а сейчас продаются — верующие собирают деньги на Храм Богу Кришне. Это, видимо, единственное, чего нам здесь недоставало.
Мы с вами говорили все время о кришнаитах, потому что они заметнее других, но в России много последователей и других культов. Подчас совершенно невозможно понять, почему у нас возникает интерес к иным из них. В Индии есть секта под названием «Ананда Март» — «Путъ радости». Но за светлым названием стоят ритуальные убийства и человеческие жертвоприношения. Достаточно сказать, что в Индии эту секту запретили, и легально существует только ее умеренное крыло. И вдруг, несколько лет назад, на Дальнем Востоке появились отечественные последователи этого культа. Правда, милиция и КГБ, не вдаваясь в богословские тонкости, довольно быстро пересажали верующих убийц. Тем дело и кончилось.
— А есть еще какие-либо секты с восточными корнями?
— Есть, но они не получили такой популярности. Возьмем, например, движение Рамакришны, выступающее за единство всех религий. Вы можете стать монахом этого движения, оставаясь при этом христианином, мусульманином, иудеем или буддистом. В основе учения лежит посыл, что каждый из нас есть Бог и нет другого служения Богу, чем служение человеку. Последователи Рамакришны говорят труд есть Богослужение. В России их значительно меньше, чем кришнаитов, и они не так бросаются в глаза в силу отсутствия внешней атрибутики. При встрече вы всегда узнаете кришнаита по его четкам и колокольчикам, а вот представители Рамакришны одеваются как обычные люди.
Движение «брахма-кумари» представляет собой некое подобие женского монашеского ордена, в основе которого лежит индусское представление о могуществе Шакти — женского начала. Индия считает женскую энергию активной, это она приводит в действие мужскую — пассивную по природе. Но Шакти благотворна лишь до тех пор, пока сохраняет свою чистоту. Разнузданная Шакти несет миру разрушение и гибель. «Брахма-кумари» проповедует чистый и здоровый образ жизни, гармонию духовного и физического развития. Вы их наверняка видели по телевизору — монахинь со счастливыми лицами, одетых в белоснежные сари. Строго говоря, ни «Брахма- кумари», ни последователи Рамакришны не ведут пропаганду своей веры. Они занимаются просвещением и благотворительностью — открывают больницы, пытаются субсидировать неимущих учащихся. Но за ними не стоит столь серьезное финансирование, как за калифорнийскими кришнаитами.
— Но что же все-таки эти группы — символ «Римской империи времен упадка»?
— Аналогия требует некоторой корректировки. Римляне были очень религиозным народом. А нашей официальной религией был атеизм. И если римляне времен упадка обращались к каким-то культам в поисках потустороннего мистического выхода, оставаясь в рамках привычного им мира, то мы в этот омут просто нырнули.
Мы с вами живем в стране, которая на 75 лет отринула Бога, уверовав в его отсутствие, в свою избранническую миссию, исповедуя религию классовой ненависти, а потом решила в одночасье вернуться к Богу любви и всепрощения. На несколько поколений была оборвана нить, соединяющая времена, если не верой, то хоть традицией и обрядами. Когда теперь наш президент неумело крестится перед телекамерой, это попытка не возродить веру, а стянуть разрыв во времени, выбросить из истории безбожные десятилетия. Но нить оборвана. Вот и открывается соблазнительная возможность выбирать себе религию по вкусу или по моде, не терзаясь мыслью об отступничестве от традиций праотцов.
— А распространение, извините, чертовщины — оттуда же?
— В России сегодня всякого рода чернокнижничество разрастается, словно чертополох, как на традиционно христианской почве, так и на экзотической. То на улице появляются плакатики, приглашающие в школу ведьм, то по телевидению колдуны выступают, уже не говоря о количестве экстрасенсов на каждую замордованную душу нашей страны. Душа эта, конечно, психически нездорова — в смутные времена людям всегда хочется чуда. Но ожидают-то они худа, стараются защититься от него. И угрозу видят в непонятном, и защиту ищут в нем же. Вот и получается, что у нас и школы йоги, и центры восточной медицины — все немедленно обрастает оккультизмом. Концепции восточного целительства превращаются в свою противоположность.
— Интересно, эти метания действительно выливаются в какие-то сообщества с «черным окрасом», или же это лишь впечатления от ассортимента книжных прилавков, заполненных литературой с явным, если можно так выразиться, сатанинским уклоном?
— Такие сообщества есть. Имеет ли это непосредственное отношение к восточным религиозным корням? Сомневаюсь. Помимо всего прочего, в христианстве есть персонифицированное воплощение всеобщего зла, а в индуизме для сатаны нет места.
— Но откуда, действительно, эта «черная волна», выплеснувшаяся на общество?
— Мы живем в стране, где прошлое настолько алогично, что любому из нас проще поверить в реальность зла — оно для нас нагляднее, чем добро. Мы дети ирреальной действительности.
Если все могло быть «по щучьему велению» из Кремля, то уж от Бога или его антипода — и подавно. И еще одно: мы твердо убеждены, что от нас скрывали все «как было на самом деле». А сейчас мы, наконец, получаем эту истину… Вот теперь-то мы все узнали!
— А как же подростающее поколение, входящее в эпоху безвременья, чистое как лист. Чего ждать от него?
— Те, кому сейчас 10–12 лет, будут верить в одного Бога - в Мамону. И этот Бог их приведет к религии, которую я бы назвала религией партнерства. Не будем негодовать в адрес дикого капитализма, его практика показывает, что работает он по законам партнерства. Как говорит один мой приятель-бизнесмен: хорошая сделка та, при которой каждый что-то выигрывает. Вы не отберем все у другого, потому что завтра он может ограбить вас. Наступает своего рода равновесие. А после этого — поиск ответа на самый простой вопрос: зачем мы живем на свете? Это и есть начало всякой религии. Детям и внукам безбожников потребуется время. Это будет скверный период, но кончится же он когда-нибудь^ человек спросит себя: зачем? И неважно, какая религия поможет найти ему ответ. Прав был Ганди, который сказал: перегородки между верами до неба не достают.
ВЧЕРА
Китайские палеонтологи, проводившие расколки на северо-западе своей страны, в предгорьях Тянь-Шаня, обнаружит останки неизвестного ранее динозавра, достигавшего в длину трех метров. Изучивший находки куратор отдала ископаемых ящеров в Институте палеонтологии позвоночных и палеоантропологии (Пекин) Дун Чжимин, отнес это животное к числу ранних анкилозавров, живших около 170 миллионов лет назад
Анкилозавры были весьма распространим в меловую эпоху, между 66 и 145 миллионами лет до нашей эры. Длина их тела достигала 8 метров. Но от тех из них, которые жили в середине юрского периода (юраосозавры, чьи размеры были более скромными), в руки ученых до сих пор попало очень немногое, что и делает тяньшанское открытие весьма интересным Кроме того, установлено, что «новичок» представляет собой древнейшего из известных специалистам динозавров, чье тело было покрыто панцирем. Животному присвоено крайне трудно пронзносимое название юразаврус надегоалефарниморум. Оно образовано от первых букв фамилий артистов, играющих в нашумевшем фантастическом фильме «Юрский парк», где сюжет построен вокруг выведенных в наши дни при помощи генетической инженерии динозавров. Режиссер фильма Стивен Спилберг предоставил 25 тысяч долларов на строительство при пекинскмом институте нового палеонтологического музея и лаборатории.
Не менее интересная находка была обнаружена в Англии. Британские палеонтологи — любитель Дейвид Скврборо и его коллега профессионал из Даремского университета (одноименное графство в Северной Англии) Морис Тамар нашли на побережье графства Нортумберленд следы крупного ископаемого животного — самого древнего из когда-либо обитавших на территории Англии
Они принадлежат земноводному темноспондилу, населявшему эту область около 300 миллионов лег назад когда ни пресмыкающиеся ни динозавры еще не заняли своего положения. Четвероногое оставило около двадцати отпечатков своих конечностей и местами вытянутое углубление, образовавшееся при соприкосновении его брюха с почвой. Очевидно, оно двигалось подобно современному нам аллигатору. Следы хорошо сохранились в песке, впоследствии залитом водой и занесенном мелкоозерными осадками, а зятем превратившемся в плотный песчаник. Судя по расстояниям между следами, ученые полагают, что длина тела темноспондила достигала 2 метров.
Член Американской ассоциации по изучению искусства каменного века Стивен Уолпер исследовал акустику десятков пещер, служивших убежищем древнего человека, в Европе, Северной Америка и Австралии. В своем доклада на конференции, состоявшейся в Кэрнсе (Австралия), он сообщил о сделанном им открытии: доисторический художник, расписывавшийстены пещеры, выбирал такие места, которым свойственно необычное эхо. При этом предмет изображения связывался со звуком.
Так, если на стене изображай антилопа, то ударные «музыкальные» инструменты, используемые в нескольких шагах от рисунка, вызывают отраженный звук, подобный стуку копыт этого животного. Высказано предположение, что, сочетая два вида искусств — изобразительное и музыкальное, древний человек по-своему пытался воздействовать на природу, скажем, привлечь объект будущей охоты или сделать его более доступным. С.Уолпер заметил, что в «расписанных» простейших скальных укрытиях эхо сходно со звуком копыт одного бегущего животного, а в глубоких пещерах оно напоминает целое стадо бизонов или буйволов. Подобное звуковое «сопровождение» можно получать и при помощи крика или хлопая в ладоши, или ударяя камень о камень.
Единственными «молчаливыми» древними подземными «картинными галереями» являются те, где изображены крупные кошачьи.
Измерения помазали, что под скальными козырьками с рисунком отраженный звуковой сигнал в среднем достигает 8 децибел над уровнем фона, а там, где стены остались чистыми, он составляет лишь 3 децибела. В глубоких пещерах, как известные Ласко и Фонт-де-Гом во Франции, сила звука превышает 23 и 31 децибел, соответственно. Пещеры с изображением кошек «звучат» с силой лишь от 1 до 7 децибел. Там, где рисунков нет, стены, как правило, «немы». Австралийские художники каменного века отличаются от своих коллег на иных континентах тем, что, по видимому, умели использовать козырек скального укрытия в качестве своеобразного параболического отражателя, обладающего способностью, фокусируя, значительно усиливать звук.
Звукозаписи эха, продемонстрированные совместно со слайдами изображения, были сочтены участниками конференции довольно убедительными доказательствами правильности гипотезы, предложенной С.Уолпером, который намерен продолжать свои исследования.
Существующая теория гласит, что занятие сельским хозяйством началось в Междуречье, на берегах Тигра и Евфрата, около 10 тысяч лет назад когда местные жители как бы «внезапно» обрели умение сеять и убирать урожай пшеницы и ячменя. Специалисты по доисторическому периоду считают, что именно земледелие впервые снабдило человека достаточно надежными запасами пищи, позволившими людям жить на одной и той же земле постоянными общинами, которые затем превратились в сложные центры средневосточной цивилизации. Ныне этой стройной теории в известной мере бросают вызов последние работы археологов. Так, сотрудник Археологического института в Лондоне Гордон Хиллман недавно обнаружил при раскопках в Вади-Куббамп (Египет) примитивные зернотерки, возраст которых -17-18 тысяч лет. Группа сотрудников Австралийского национального университета, возглавляемая Джеком Голсоном, работая в нагорью Новой Гвинеи, открыла там дренажные канавы и некое подобие обработанных полей, относящихся к периоду, отстоящему от нас на 7-10 тысяч лет.
Ведущий археолог Австралийского музея в Сиднее Ричард Фуллагер считает вое это свидетельствами не «точечного» и не «революционного» перехода от охоты и собирательства к сельскому хозяйству, а полицентрического и эволюционного его возникновения и развития. Разумеется, это еще не было сознательным разведением растений, но знание того, как они воспроизводятся и растут, уже позволяло сеять семена там, где они не погибали. Поддержкой подобного мнения служат последние работы Мэтью Спритса из Австралийского национального университета и Стивена Уиклера из Университета штата Гавайи. Ведя раскопки в пещере Киду на о. Бука (крайний северо-запад Соломоновых островов в Тихом Океана, к востоку от Новой Гвинеи), они обнаружен 47 каменных орудий величиной с большой палец. Радиоактивное датирование органики, найденнной рядом, позволило установить их возраст, близкий к 28 тысячам лет.
Микроскопический анализ находки, проведенный в лаборатории Австралийского национального yниверситета Томасом Лоем, привел к обнаружению на поверхности камня зерен крахмала, а также рафидов — длинньх заострённые кристаллов, встречающаяся в тканях таких растений, как крапива. Было выполнено сопоставление форм и размеров этих зерен и рафидрв с аналогичными характеристиками образцов 57 растений, служащих обычной пищей жителям Соломоновых островов ныне. Оно показало, что ископаемые остатки принадлежат корням или клубнелуковицам двух видов таро («сладкий картофель»). Сейчас трудно судить, привезли ли первые поселенцы Соломоновых островов одомашненные растения с собой из Юго-Восточной Азии, или вывели их сами уже на месте. Однако известно, что для придания корням таро съедобности требуется их очистить, размолоть и подвергнуть нагреванию, чтобы разложить вредные рафиды.
Авторы исследования признают, что для окончательного подтверждения их выводов еще предстоит немалая работа.
Джеймс Баллард
Похищенный Леонардо
Исчезновение, а если попросту, то кража «Распятия» Леонардо да Винчи из Лувра, обнаруженная утром 19 апреля 1965 года, стала причиной беспрецедентного скандала; Десяток крупнейших ограблений музеев — скажем, похищение «Герцога Веллингтона» Гойи из Национальной галереи в Лондоне, нескольких картин импрессионистов из частных коллекции во Франции и Штатах — казалось, должны были, приучить публику более спокойно относиться к очередным потерям шедевров. На деле же событие было воспринято миром как неслыханное оскорбление. Тысячи телеграмм со всей планеты ежедневно сыпались на Кэ д'Орсей[1], в Лувр, французские консульства в Боготе и Гватемале. Привыкшие отбивать атаки пресс-аташе от Буэнос-Айреса до Бангкока пребывали на этот раз в полнейшей панике.
Сам я оказался в Париже через двадцать четыре, часа после того, как «Великий скандал с Леонардо» замелькал на страницах газет. Публика кипела от возмущения, поносила полицию и взывала к властям.
Официальный Париж, судя по всему, находился в шоке. Злополучный директор Лувра был вызван с конференции ЮНЕСКО в Бразилии и держал ответ перед президентом в Елисейском дворце. Второе Бюро объявило тревогу, и, по меньшей мере, три министра без портфеля были извещены, что их политическое будущее весьма сомнительно, если шедевр не будет найден в самое ближайшее время. Как заявил Президент на пресс-конференции накануне в полдень, кража Леонардо — вызов не только Франции, но всему цивилизованному миру, и в страстном обращении призвал правительства всех стран содействовать поискам.
Мои собственные ощущения, несмотря, на профессиональный интерес (я был и остаюсь директором Нортсби, всемирно известного аукциона на Бонд-стрит), в общем-то совпадали с чувствами широкой публики. Когда такси миновало сады Тюильри, я посмотрел на грубые черно-белые иллюстрации в газетах лучезарного шедевра да Винчи. Я отчетливо вспомнил великолепную колоратуру картины, бесподобную композицию, гениальную трактовку светотени, непревзойденную технику, знаменовавшую наступление Высокого Возрождения.
Несмотря на ежегодные два миллиона репродукций картины (это не считая бесчисленных стилизаций и имитаций), она пронесла сквозь века свое неповторимое очарование и художественное совершенство. Созданная да Винчи спустя два года после «Богородицы и святой Анны», также хранящейся в Лувре, она, оказалась не только одной из немногих картин Леонардо, сохранившей первозданность, несмотря на усилия энергичных реставраторов, но была единственным полотном мастера (если не считать постепенно исчезающую и ныне едва видимую «Тайную Вечерю») с многофигурной композицией и подробным содержательным пейзажем.
Может быть, именно многофигурная композиция вызывала едва ли не гипнотическое состояние у искушенного зрителя. Загадочное, почти двусмысленное выражение лица умирающего Христа, полуприкрытые завораживающие глаза Мадонны и загадочный взгляд Магдалины — эти характерные признаки кисти Леонардо были более чем просто художественным приемом. На фоне большого скопления фигур, которые как бы восходили в отдаленное небо, эти лица превращали всю сцену распятия в апокалиптическое видение Воскрешения из мертвых и Страшного Суда над человечеством. Из этого полотна возникли впоследствии грандиозные фрески Микеланджело и Рафаэля в Сикстинской Капелле, лучшие полотна Тинторетто и Веронезе. И дерзкое ограбление воспринималось трагическим комментарием к истории взлетов и падений человеческого духа, зафиксированных величайшими памятниками культуры.
Но все же, — раздумывал я, когда мы прибыли в дирекцию галереи Норманд на площади Мадлен, — как можно украсть подобную вещь? Во-первых, размеры — 15 на 18 футов; во-вторых, вес — картина была перенесена с холста на дубовую панель. Такое ограбление не под силу психопату-одиночке, а профессионалы никогда не пойдут на кражу картины, зная, что продать ее не удастся — кто рискнет приобрести всемирно известный шедевр, да еще после такой обостренной реакции публики.
Первым делом я высказал свои сомнения Жоржу де Сталь, директору галереи Норманд, с которым встретился во время своего визита. Я приехал в Париж на совещание торговцев картинами и директоров галерей-многие из них тоже пострадали от грабителей. Всякий раз, когда бросают камень в мутную воду торговли предметами искусства, люди вроде меня или Жоржа де Сталь немедленно занимают свои места на берегу, пристально следя за рябью или пузырями. Без сомнения, кража Леонардо откроет намного больше, чем разоблачение какого-нибудь взломщика. Все темные, рыбины рванутся под коряги, засуетятся директора и попечители музеев, а там, глядишь, кое-что выплывет на свет…
Такого рода мстительные чувства явно вдохновляли Жоржа, когда он легкой походкой обогнул письменный стол, приветствуя меня. Его синий шелковый летний костюм, опережающий моду сезона, сверкал под стать мягкому блеску гладких волос, живое, изменчивое лицо расплылось в лукавой обаятельной улыбке.
— Мой дорогой Чарлз, смею тебя заверить — эта проклятая картина действительно исчезла! — Жорж выпустил три дюйма своих элегантных голубых манжет. — Пуфф! На этот раз, в виде исключения, все говорят правду. Но самое любопытное: это был подлинник!
— Не знаю, рад ли я это слышать, — признался я. — Но, безусловно, о многих шедеврах Лувра и Национальной галереи этого не скажешь.
Какое-то время мы обсуждали, как вся эта история повлияет на мировой рынок произведений искусства, цены подскочат даже на сомнительные вещи, лишь бы это хоть как-то освящалось Ренессансом. Но как бы; там ни было, к самому Леонардо эта мелкая возня не имела никакого отношения.
— Давай откровенно, Жорж, — попросил я. — У тебя ведь есть соображения, кто похититель. — Я был уверен, что он, знает ответ.
Впервые за много лет Жорж беспомощно пожал плечами:
— Дорогой Чарлз, представь себе: не знаю! Совершеннейшая загадка.
— В таком случае это дело рук обслуги.
— Исключено. Персонал Лувра вне подозрений. — Он похлопал рукой по телефону. — Сегодня утром я говорил кое с кем из наших не любящих себя афишировать знакомых — Антвейлером в Мессине и Коленски в Бейруте — оба в недоумении. Есть предположение, что в этой истории замешан Кремль.
— Кремль? — недоверчиво переспросил я. Атмосфера тут же накалилась, и следующие полчаса мы говорили шепотом.
Совещание, проходившее в этот день во дворце Шайо, не дало никаких нитей к разгадке. Инспектор Карно, массивный угрюмый человек в выцветшем синем костюме, сидел в кресле, окруженный агентами Второго Бюро. Все они выглядели усталыми и удрученными; отныне они вынуждены были ежечасно проверять целые дюжины ложных звонков. Позади, словно суд присяжных, успевший признать их виновными, сурово восседала группа следователей Лондонского страхового агентства Ллойда и Гарантийного треста Моргана в Нью-Йорке. Две сотни дельцов и агентов, утонувших в позолоченных креслах в зале, являли собой, видимо, для контраста, оживленную компанию людей, трещавших без умолку и пускавших в качестве пробных шаров самые разнообразные версии.
После краткой информации о ходе расследования, произнесенной замогильным голосом, инспектор Карно, словно покоряясь судьбе, представил сидевшего рядом с ним дородного голландца, суперинтенданта Юргенса из бюро Интерпола в Гааге, а затем попросил господина Опоста Пекара, помощника директора Лувра, детально описать кражу. Но тот просто подтвердил, что система безопасности в Лувре абсолютно надежна. Я заметил, что Пекар так до конца и не сумел поверить в то, что картина похищена.
— В паркете около картины находятся датчики сигнализации, которые включаются после закрытия музея, как и система инфракрасного излучения. К тому же бронзовую раму просто невозможно сдвинуть с места без предварительных работ — она наглухо вмонтирована в стену…
Я смотрел на репродукции картины в натуральную величину, укрепленные позади трибуны. Одна из них показывала оборотную сторону дубовой панели с ее шестью алюминиевыми ребрами, точками для электроцепи и многочисленными надписями мелом, сделанными за долгие годы сотрудниками музейной лаборатории. Репродукции были выполнены, когда картину снимали для реставрации, и после града вопросов выяснилось, что работа была завершена за два дня до кражи.
После этой новости атмосфера на совещании резко изменилась. Разговоры тут же прекратились, разноцветные шелковые носовые платки вернулись в нагрудные карманы. Я слегка подтолкнул Жоржа локтем:
— Это все объясняет. Ясно, что картина исчезла, когда находилась в лаборатории, где средства безопасности гораздо примитивней.
И снова возник гул голосов. И снова две сотни носов стали принюхиваться, почуяв след. Итак, картина все же была украдена. Награда для удачливого сыщика (если не орден Почетного легиона и не рыцарское звание, то, по крайней мере, освобождение от всех подоходных налогов и расположение закона) засияла перед аудиторией, подобно солнцу.
Однако на обратном пути Жорж пребывал в унынии.
— И все же картину украли именно из галереи, — сказал он задумчиво. — Я сам видел ее там как раз за двенадцать часов до пропажи. — Он взял меня за руку и крепко сжал. — Мы найдем картину, Чарлз, во славу Нортсби и галереи Норманд. Но, видит Бог, дело это гораздо сложнее, чем они думают…
Так начались поиски утраченного Леонардо. Я вернулся в Лондон уже следующим утром, но мы с Жоржем продолжали перезваниваться. Поначалу мы, как добросовестные ищейки, просто принюхивались и прислушивались. В наполненных аукционных залах и галереях мы ловили любое случайно оброненное слово, которое могло бы дать ключ к раскрытию тайны. Мы не жалели сил: каждый музей, каждый владелец третьесортного Рубенса или Рафаэля был поднят на ноги нашими звонками. При толике везения наша сеть могла бы прихватить какого-нибудь косвенного соучастника кражи: например, на рынке появилась бы копия Леонардо, сделанная одним из учеников Вероккио, — и мы бы ухватились за эту ниточку. Но ничего не происходило.
Мы надеялись, что какой-нибудь ключик к разгадке появится в фильтрах галерей и аукционных залов. Но все было тихо. Волна активности, поднятая бурной реакцией публики, постепенно угасала, и вместе с нею затухало следствие.
Похоже, один лишь Жорж де Сталь был еще способен сохранять интерес к поискам.
Он не слезал с телефона, выпытывая скудные крохи информации о каком-то анонимном покупателе Тициана или Рембрандта или о поврежденной копии ученика Рубенса или Рафаэля. Особенно он интересовался поврежденными и реставрированными картинами, но, естественно, эту информацию давали особенно неохотно.
Когда примерно через четыре месяца после исчезновения Леонардо Жорж оказался в Лондоне, я спросил совершенно серьезно:
— Ну что, Жорж, ты уже знаешь, кто ее украл?
Поглаживая объемистый портфель, Жорж загадочно улыбнулся:
— Ты будешь удивлен, если я отвечу «да»? Строго говоря, у меня пока всего лишь версия, причем на редкость безумная. Если хочешь, расскажу.
— Конечно, — сказал я и добавил почти с упреком: — И это все, чего ты сумел добиться?
Он поднял тонкий указательный палец, призывая меня к молчанию.
— Во-первых, Чарлз, прежде чем ты поднимешь меня на смех, позволь заявить вполне официально: сам я считаю свою теорию абсолютно фантастичной. И все же, — он протестующе пожал плечами, — только она объясняет все факты. Но чтобы собрать доказательства, мне необходима твоя помощь.
— Считай, что ты ее получил.
Жорж извлек из портфеля пачку фотографий. Все они оказались репродукциями картин, причем отдельные места были обведены фломастером. Некоторые из фотоснимков представляли собой увеличенные фрагменты картин с одним и тем же персонажем — человеком в средневековой, одежде с высокомерным лицом и козлиной бородкой. Жорж отобрал шесть самых крупных фрагментов.
— Узнаешь?
Я кивнул. За исключением одной — «Снятие с креста» Рубенса в ленинградском Эрмитаже — я видел все оригиналы в последние шесть лет: исчезнувшее «Распятие» Леонардо, другие «Распятия» — Веронезе, Гойи и Гольбейна, картину Пуссена «Голгофа». Все они экспонировались в музеях — Лувре, Сан-Стефано в Венеции, Прадо, Рикс-музее в Амстердаме, все были хорошо известны. Все — подлинники, все — предмет особой гордости музеев, не говоря уже о Пуссене — жемчужине национальной коллекции.
— Конечно, я знаю эти шедевры. Но ведь все они под надежной защитой. Не хочешь же ты сказать, что эти картины — следующие в списке таинственного грабителя?
Жорж покачал головой.
— Скажу иначе: он ими весьма интересуется… Что еще ты заметил?
Я снова взглянул на репродукции.
— Один и тот же сюжет. И все идентичны — за исключением, может быть, отдельных мелких деталей. — Я пожал плечами. — Ну и что?
— А то, что все они в разное время были украдены! — Жорж нервно прошелся по комнате. — Пуссен — из коллекции Шато Луар в 1822 году, Гойя — похищен Наполеоном из монастыря Монте Кассино в 1806, Веронезе — из Прадо в 1891, Леонардо, как мы знаем, четыре месяца назад, а Гольбейн — захвачен для коллекции Германа Геринга в 1943.
— Весьма любопытно, — прокомментировал я. — Но ведь, как ты отметил, шедевры были украдены в разное время. Надеюсь, твоя теория это учитывает?
Поделиться книгой: