Букет подснежников

Марина Львова

Букет подснежников

(Лариса)

Двум Ларисам, без поддержки и помощи которых не была бы написана эта книга, с глубокой благодарностью и любовью ПОСВЯЩАЮ…

Глава 1

«Ларка! Ларка! Лариса! Да улыбнись же ты! Мы же в Париж летим! В Париж!» — нетерпеливый голос Светланы вывел меня из состояния блаженной полудремы. Ла-ри-са. «La risa», по-испански это означает смех. Смешинка — так нежно называл меня Андрей когда-то давным-давно. Прошло уже целых два года с тех пор, как мы были вместе. Смеяться я почти разучилась, правда, иногда мои разбойники заставляют меня улыбнуться.

— Что с тобой, Ларка? Ты что, не рада?

— Рада, рада. Только дай мне отдышаться. Я с вечера крутилась как белка в колесе. Нужно было собрать свои вещи, приготовить еду на три дня. Маме с моими диверсантами и без того придется весело. В последний момент выяснилось — младший продрал в саду колготки и брюки. Старший забыл выполнить задание по природоведению. А в довершение всего они разорвали ручку у моей новой сумки, пришлось брать коричневую, а к ней не подходили платье и костюм, которые я уже упаковала. Стала гладить брюки и джемпер, короче, провозилась почти до двенадцати.

— Они порвали твою новую сумку? О ужас! Я бы их убила!

— Да, тебе легко говорить, а что я могу с ними сделать, когда они, честно глядя мне в глаза, говорят: «Это мы сделали». Одного я бы еще наказала в назидание потомкам, а двоих…

Юной беззаботной Светлане не понять, что я чувствую при виде двух фигурок, крепко взявшихся за руки и смотрящих на меня серьезными карими глазами, так напоминающими мне Андрея. Чаще всего старший брат покрывает проделки младшего. В свои десять лет Саша уже давно прошел период познания окружающих его предметов, да в то время и материальные потери проходили более безболезненно для семейного бюджета.

Поломанная игрушка, «случайно» разрезанная штора или обивка стула, разобранный до последнего винтика будильник почти никогда не превращались в неразрешимую проблему.

Антон появился на свет в самый разгар перестройки, немного опередив великий облом цен, став невольным свидетелем мыльного кризиса и всеобщего дефицита. Из моих знакомых мало кто решился на второго ребенка, мы с Андреем успели. И потом нам помогали все: кто занимал очередь за мылом, кто сообщал, что в магазине «дают» манку.

Несмотря ни на что, младший родился стойким оптимистом, с неистребимой убежденностью в том, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего. Мои мальчишки счастливо дополняют друг друга, серьезность и рассудительность старшего уравновешивают импульсивность и любопытство младшего. Только теперь начинаю понимать, что последние два года они были практически предоставлены сами себе, я обеспечивала их только материально: кормила, одевала, стирала, шила, убирала, но была полностью поглощена собой и отгорожена от них своими мыслями.

Несколько месяцев назад я очнулась от самосозерцания и стала более внимательно относиться ко всему, что меня окружало.

Все свои обязанности на работе и дома я выполняла машинально, мыслями я была очень далеко в прошлом — в нашем с Андреем прошлом. Воспоминания помогали мне переносить боль. Время залечивает все раны, потихоньку затянулись и мои.

Однажды, глядя на ребенка, капризным голосом требовавшего у матери купить мороженое, я с удивлением поймала себя на мысли, что мои дети ничего не просят. Их почти не занимали яркие этикетки красовавшихся в витринах сладостей, игрушек и других сокровищ, представляющих интерес для индивидуум десяти и четырех лет. Причину этого я узнала очень скоро, услышав, как Саша с серьезностью взрослого объяснял Тоше, что вместо жвачки лучше почитать книгу, а у мамы зарплата будет еще не скоро, и не надо было пальцем прокручивать дырку в колготках, тогда бы не пришлось покупать новые, кроме того, мы не можем позволить себе покупать всякую ерунду. Тошка молча внимал брату, провожая откровенно завистливым взглядом проходившего мимо мальчишку с ядовито-желтым автомобильчиком в руках. Рассуждения моего старшего ребенка плохо подействовали на меня. Подойдя к ним поближе, я бросила наземь сумку с картошкой и стала лихорадочно считать деньги в кошельке. При разумной экономии нам удастся продержаться до конца недели. Короче говоря, деньги были найдены, и мои дети пошли выбирать себе заветную жвачку. В семейном бюджете пришлось предусмотреть еще одну статью расхода.

Мне стало страшно от рассудительности рано повзрослевшего десятилетнего ребенка. За последние несколько лет с экрана телевизора на нас прямо-таки обрушился поток рекламы новых лакомств.

Можно долго и нудно объяснять ребенку, что наши сладости ничуть не хуже, но как трудно устоять перед яркой оберткой!

Хочешь не хочешь, но хоть раз надо попробовать заморское чудо, чтобы самому в этом убедиться. На свою зарплату я не могла позволить им многого, но отныне в день получки мы старались устраивать маленькие пиршества.

В издательстве, где я работала, платили крайне мало, шли сплошные сокращения, люди уходили кто куда. С тех пор как осталась одна, я целых два года жила как в тумане, погруженная в свои мысли и воспоминания. Мой замкнутый мирок ограничивался детьми и домом. Прошло время, и я очнулась, боль утраты стала глуше. Даже головные боли и ночные кошмары, так изводившие меня после аварии, почти не напоминали о себе.

На работе пошли слухи об очередном сокращении сотрудников. К этому моменту все, кто мог найти себе другую работу, уже ушли, оставались только женщины предпенсионного возраста, которым до пенсии нужно было доработать два-три года. Обстановка накалялась, слухи и сплетни росли подобно снежному кому.

Однажды, проходя мимо курилки, где наши дамы традиционно перемывали кости друг другу и окружающим, я слышала: «Нет, вы только посмотрите на нее, ходит как королева. Ну конечно, кто ее уволит — вдова, да еще двое детей! Ни у кого рука не поднимется». На говорившую громко зашикали, но дело было сделано: в тот же день я написала заявление об уходе.

Но когда, получив окончательный расчет и забрав с работы все документы, я пришла домой, только тогда поняла, насколько глупо и необдуманно поступила. Ну что же дальше? Вероятно, нужно обдумать ситуацию, за последние дни у меня просто не было возможности это сделать. Эмоции подавили разум, мои размышления были прерваны телефонным звонком.

Звонила моя неугомонная мама.

— Ненормальная, ты хоть подумала, на что ты будешь жить и чем завтра будешь кормить детей?

— Еще не успела. Знаешь, пожалуй, я поступлю как Атос, лягу на диван и буду ждать, когда работа сама меня найдет…

— Какой Атос? Что ты говоришь?

— Мамочка, ну помнишь, в «Трех мушкетерах», он лег на диван и заявил, что экипировка его сама найдет. Мушкетерам тоже были нужны деньги, чтобы купить коня, мушкет…

— Ты что, шутишь?

— Мамуль, если я перестану шутить, то заплачу. Тебе это понравится больше?

— Может быть, стоит позвонить кому-нибудь из знакомых?

— Мам, я бы хотела попробовать сама что-нибудь найти Иначе может случиться так, что за моей спиной опять кто-нибудь что-нибудь скажет. Мне не хочется никому навязываться.

— Дорогая моя, люди, к большому сожалению, часто бывают злы и несправедливы. Всегда найдется кто-то, кому захочется сказать что-нибудь нехорошее за твоей спиной. Нужно быть к этому готовой, но хороших людей на свете все равно больше. Ладно, отдыхай. Завтра будет новый день, не переживай, все уладится.

Я повесила трубку. Во время Атоса телефонов не было, но уж если и ждать новую работу, то только с надеждой глядя на телефон. А вдруг кто-нибудь позвонит? Телефон зазвонил только вечером, это был Олег — бывший знакомый Андрея. Он спросил, как у меня дела, обозвал авантюристкой и предложил работать у него в фирме. Фирма — это, конечно, громко сказано, но все оказалось не так плохо. По крайней мере, на новом месте среди незнакомых людей работать было легче. Обо мне знали только то, что я рассказывала сама. Поэтому вокруг не складывалась атмосфера боязни сказать что-нибудь лишнее, чтобы, не дай Бог, не обидеть. То, что на прежней работе со мной обращались как с тяжелобольной, в конце концов стало очень действовать на нервы, а потом, знавшие меня до аварии невольно поражались произошедшей со мной перемене.

Словом, я совсем не жалела, что ушла со старой работы. Олег платил нам немного, вся его фирма состояла из него и шести женщин. Сам он женат не был, этот факт не раз вызывал шутливые комментарии у наших клиентов. Наша фирма была типичной «купи-продай». Через своих знакомых — где их только у него не было — он добывал небольшие партии одежды и обуви, а мы продавали их в нашем небольшом магазине, расположенном почти в самом центре Москвы. Здание было очень красивое, очень старое и в очень плохом состоянии. Помимо нашей конторы, там окопалось пять или шесть подобных организаций, гордо именующих себя фирмами. Сосуществуем мы довольно мирно, совместными усилиями даже удалось привести и порядок наш пряничный домик, как назвал его мой Тошка, ходивший со мной на работу, когда в саду у него был очередной карантин по ветрянке.

К концу первой зимы старая штукатурка перестала сыпаться нам на головы, на дверные проемы были навешены новые двери, прекратился жуткий сквозняк, в буквальном смысле сдувавший нас со стульев, стены перестали сотрясаться под ударами отбойных молотков, исчезли груды битого кирпича и мусора, обустройство закончилось и наш милый домик дал пристанище трем вполне цивилизованным магазинам и двум конторам — но страхованию и торговым услугам. Российский бизнес робко становился на свои еще не окрепшие ноги.

С самого начала Олег — наш босс — поступил довольно мудро. Установив сравнительно низкую зарплату, он регулярно выделял нам так называемые представительские средства, а с каждой сезонной партии товара мы могли выбрать себе по приличной вещи. Таким образом, по крайней мере у меня отпала необходимость тратиться на одежду, дамы наши были довольны, они зарабатывали себе «на булавки», и поэтому текучестью кадров фирма не отличалась.

После гибели мужа уже не хотелось быть привлекательной и желанной, стремление к новизне исчезло. Но, как говорит моя мама, я становлюсь совершенно больной, если цвет туфель не соответствует цвету сумки. Это, конечно, шутка, но действительно я чувствую себя не в своей тарелке. Замена разрезанной моими сокровищами сумки вынудила меня поменять почти все упакованные вещи, так как они не сочетались по цвету. При этом мне не хотелось брать с собой вещи, которые были приобретены у французской фирмы, с которой мы сотрудничали.

Но я опять, кажется, слишком увлеклась своими воспоминаниями, пока Светлана бурно переживала по поводу испорченной новой сумки.

— Светик, брось переживать, самое смешное не это. Впопыхах я схватила свою коричневую сумку, с которой ходила зимой, не глядя, сунула туда документы и деньги, а на таможне, когда ее досматривали, я вдруг вспомнила, что у меня там баллон с дихлофосом.

— Что?! Зачем он тебе?

— Зимой, когда мы по вечерам возвращались с работы, было очень страшно, да и условия стройплощадки мне действовали на нервы. В свое время, возвращаясь из командировки, муж попытался провезти баллончик с газом, но у него отобрали на таможне.

— Его же можно свободно купить. По-моему, сейчас у нас баллончики даже в киосках «Союзпечати» продаются… Прости, я совсем забыла, что вы живете на одну твою зарплату.

— Ой, Света, да перестань извиняться. Честно говоря, сначала меня останавливала цена, мне проще было на эти деньги купить детям фрукты, а потом просто стала бояться, что до него доберется Тошка. Стандартный баллон с дихлофосом не привлечет его внимания, он видел, как бабушка травила тараканов. А маленький нестандартный баллончик с яркой наклейкой может его заинтересовать, а зная Тошин характер, последствия нетрудно предугадать.

— Он бы вас всех перетравил в качестве эксперимента.

— Вот именно. Знаешь, сегодня я никак не могла решить, считается аэрозоль с дихлофосом химическим оружием или нет? Парнишка, просвечивавший мою сумку, видимо, решил, что это лак для волос.

Но перепугалась я здорово.

— Вот уж никогда бы не подумала, ты выглядела такой спокойной.

— Ай, привычка. Если нервничаешь на таможне, пограничник может решить: ты везешь что-то вроде бомбы. Одну мою знакомую задержали почти на час, перетрясли все вещи и устроили личный досмотр, пока она с испуганным выражением на лице вспоминала, выключила утюг перед отъездом или нет. Пришел старший смены, чтобы увидеть потенциальную контрабандистку, и она со слезами в голосе попросила его позвонить соседке, чтобы та проверила злополучный утюг. Когда я ей потом объяснила, почему ее так долго изучали, она призналась, что все перед ней было как в тумане, а в ушах звенела воображаемая сирена пожарной машины.

— Ты уже не первый раз едешь за границу?

— Да, мы ездили с мужем. Были в основном на Кубе.

Странно, но воспоминания об Андрее не вызвали у меня сильной боли, я смогла спокойно сказать о нем. Время лечит раны. После последней командировки мы купили машину. Приятели Андрея все смеялись над ним, что он не соответствует своему положению: ездит на работу в метро. Но еще до свадьбы мы решили, что будем становиться на ноги основательно: сначала квартира, потом ребенок, потом машина. Саша родился, когда наш кооператив только строился, но обои он разрисовывал фломастерами уже в нашей собственной квартире. Я всю жизнь считала, что мне очень везло во всем: смогла окончить институт, правда, поступала туда два года, встретила человека, которого полюбила без памяти, увидела много интересного за свою жизнь, родила двоих сыновей, в общем, мы довольно хорошо устроили свою жизнь. В памяти стиралось грустное и плохое, а оставалось смешное и радостное. Нам не удалось накопить много, но я научилась экономить и выкручиваться, научилась шить, вязать и вышивать. Андрей смеялся, говоря, что я не могу шить только обувь. После рождения Саши я перешла на «оседлый образ жизни», стала заниматься техническим переводом в издательстве. Андрей работал на более интересной работе, много ездил, а мне не хотелось оставлять детей на бабушку. Но на машину мы скопить все-таки успели. Права у меня были уже давно, изучать вождение пришлось Андрею, и делал он это основательно, как и все, за что брался в своей жизни; водил он прекрасно, внимательно и аккуратно.

В ту субботу дети были с бабушкой на даче, мы поехали к ним рано утром.

Шоссе было пустынным, при выезде из города мы остановились на заправочной станции. Андрей залил полный бак и две канистры. Он очень аккуратно закрепил их в багажнике, уже потом в милиции долго удивлялись, почему наша машина не взорвалась, ведь было столько бензина. Они заметили нас скорее всего на заправочной станции. Андрей увидел их километров через пять. Их было человек семь на двух машинах. Они стали прижимать нас к краю дороги. Один из них попытался схватить меня через открытое окно машины, с другой машины попытались ударить Андрея и выхватить руль из его рук. Последнее, что он успел прокричать мне, было: «Держись!» Я вцепилась в ремень безопасности. Андрей как-то сумел вырваться вперед и направить машину в кювет. Машина несколько раз перевернулась и встала на колеса. Я была оглушена. А Андрей погиб, его ремень безопасности был только наброшен на плечо, отъезжая от заправки, он не застегнул его. Он умер, лежа у меня на коленях, через несколько минут. Те звери уехали, увидев, что у машины помяты крылья, она уже не представляла для них интереса, и это спасло мне жизнь. Денег за проданную машину хватило, чтобы полностью выплатить пай за кооперативную квартиру и поставить памятник Андрею. Я осталась вдовой в тридцать четыре года.

Но жизнь продолжалась, наши дети росли, требовали заботы. Мои подружки разводились, вновь выходили замуж и не понимали, почему все их проблемы меня совсем не трогают. Мне с детьми было хорошо в нашем крохотном мирке. Я никогда не была красавицей, для меня осталось загадкой, почему Андрей выбрал из всего курса именно меня. Не родись красивой, а родись счастливой, говаривала моя бабушка. Теперь я поняла, что я счастлива, счастлива, что живу для наших детей. От прошедших двух страшных лет у меня остался холод в груди да жуткий страх перед машинами. Мне было удивительно и даже смешно узнать, что теперь я панически боюсь ездить на переднем сиденье автомобиля. Мне было даже страшно просто сидеть на этом месте рядом с водителем. Страх рождался как бы сам по себе, помимо моей воли меня начинало трясти, подгибались колени, мутилось сознание. При моем росте в метр семьдесят шесть это выглядело, наверно, довольно забавно. Здоровая женщина в буквальном смысле зеленела при виде машины.

А подавить этот ужас я была не в состоянии, казалось, он вошел в каждую клетку моего тела. Постепенно я приучила себя спокойно ездить в автобусе и на заднем сиденье автомобиля, за водителем, потупив глаза и не глядя по сторонам. Но до конца избавиться от автофобии мне не удавалось.

Подняв глаза, я увидела, что Света смотрит на меня как-то странно.

Господи, я же впервые говорила с ней о своем муже. По характеру Светлана беззаботна, как маленький щенок в майское утро. Не очень удачное сравнение для молодой симпатичной девицы двадцати трех лет, взирающей на мир с уверенностью, что все окружающее создано для нее, для ее радости и удовольствия. Кажется, она, не задумываясь, вышагивает по миру своими умопомрачительными длинными ногами, бросая по сторонам легкомысленные взгляды. Но она не пустышка, и мне с ней легко. Нам всегда было о чем поговорить, и времени на работе едва хватало, чтобы обсудить очередной головокружительный Светкин роман. Но легкомысленной она была только на словах, мужчины от нее стонали, наш телефон норой буквально раскалялся от звонков. И при всем этом хорошенькая Светка умудрялась держать своих поклонников ни расстоянии. Олег ворчал и уже не раз грозился отключить непрерывно звонящий телефон.

Но при всем при этом Светлана умела хорошо работать. Даже в издательстве я не встречала таких грамотных машинисток. Болтая по телефону с очередным поклонником, она одновременно умудрялась расшифровывать непонятный почерк нашего шефа, а положив трубку, в ураганном темпе перепечатывала каракули, которые сам автор с трудом понимал. Я давно предлагала Олегу присоединить к телефону вместо трубки наушники с микрофоном, тогда бы Светлана могла свободно разговаривать по телефону и работать над очередным документом. Кроме того, у Светки экономическое образование, одним словом, в нашей фирме она человек незаменимый.

— Так ты знала о моем муже?

— Олег давно рассказал мне, чтобы я не ляпнула чего лишнего. Он очень волнуется за тебя.

— Ай, лучше бы он волновался о себе самом, ему уже сорок, а рубашки ему все мама гладит. Пора бы обзаводиться семьей.

— Ну как ты можешь так говорить? Да тебе стоит только глазом моргнуть…

Олег… Мы знакомы уже лет двенадцать. Он был близким другом Андрея, часто бывал у нас, а потом как-то вдруг прекратил свои визиты. Однако после аварии он был постоянно рядом и почти год уговаривал перейти к нему работать.

— Он для меня хороший друг, не больше. Свет, мне ничего не надо. Единственное, что я хочу, чтобы дети не болели.

— Да ты словно спишь с открытыми глазами. Ты ж молода, у тебя все впереди.

— Дружок, мне уже тридцать шесть. И у меня все есть для счастья, я больше ничего не хочу.

Светка надулась и отвернулась к окну. По салону ходили стройные стюардессы, предлагая пассажирам напитки, из динамиков лился голос Пугачевой, певшей о трех счастливых днях. Странно, но я словно впервые услышала эту песню, раньше никогда не обращала внимания на то, с каким неподдельным волнением она поет. «Там, где ты, нет меня…» Ну, хватит, хватит, в конце концов, мы летим в Париж, город нашей мечты.

Полгода назад нашему шефу удалось договориться с одной фирмой о поставках товара. Выбирать первую партию он поехал сам, вернулся через четыре дня с дамским бельем. Я долго вопила, что не буду предлагать эти фривольные штучки нашим клиентам, но, как ни странно, разошлись они с головокружительной быстротой. По моему глубокому убеждению, их было стыдно надеть даже на манекен, настолько вызывающе откровенны были эти изделия из шелка и кружев. За следующей партией товара Олег предложил мне поехать вместе с ним. На что ему было сказано, что ездить самим, это признак примитивности нашего бизнеса, ибо большинство контрактов уважающие себя фирмы заключают просто по факсу. Вместо меня поехала наш бухгалтер Таня. И теперь почти регулярно каждые три месяца двое из наших дам едут в Париж. Это удерживает большинство из них от увольнения. Теперь едем мы со Светой. Она будет отбирать товар, я — оформлять документы в конторе. Французы селят нас вдвоем в квартире, расположенной недалеко от офиса. Обо всем мы получили подробный инструктаж от наших дам, побывавших здесь раньше нас и не забывших сказать нам, что талоны в метро выгоднее покупать по десять штук, хлеб дешевле за углом у мадам Дюпон, а хозяйке квартиры достаточно привезти в подарок пачку кофе. Также нам объяснили, где лучше менять доллары на франки, дали листок с указанием адреса дома, на случай, если Мишель нас не встретит. Мишель — одна из менеджеров компании, она говорит по-русски. Итак, Париж под нами, а впереди у нас три счастливых дня.

Глава 2

— Ларка! Ларка! — передо мной стояла Светлана со стаканом воды в руках.

— Господи, что случилось?

— Ты кричала во сне, я подумала, тебе плохо. На, попей водички.

— Спасибо, просто сон приснился. Все хорошо, иди к себе.

Вода была теплой и противной на вкус. За окном было еще темно, жаль, до утра мне, видимо, уже не заснуть. Вчера мы вдоволь находились по городу, очень устали, ноги гудели, когда мы наконец добрались домой. Странно, мы здесь меньше суток, а этот дом по привычке уже называем своим.

Что же мне снилось? Так, спокойно. Ну да, конечно, этот сон преследует меня уже почти два года. Я сижу в машине на переднем сиденье рядом с водителем, чья-то рука душит меня, кто-то пытается вытащить меня из машины. Черные злые глаза склоняются ко мне, а я ничего не могу сделать, мои руки не подчиняются мне, тело словно налито свинцом. Я силюсь закричать и не могу. Сколько раз, проснувшись, я плакала от бессилия, от невозможности изменить случившееся. Все это время я больше всего мучилась от ощущения собственной беспомощности, могла ли я помочь ему тогда, могла ли я спасти Андрея? Ладно, хватит об этом. Невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Нельзя больше изводить себя мыслями об этом, надо взять себя в руки.

Вчерашний день был похож на сказку. Милая Мишель встретила нас в аэропорту. Мы почти сразу увидели ее, державшую листок бумаги, на котором толстым синим фломастером были написаны наши имена. По-русски она говорит довольно хорошо, недостающие слова мы находили в английском. Мишель — очаровательная блондинка лет тридцати с зелеными глазами, небольшим курносым носиком и большим улыбающимся ртом. Мы сразу понравились друг другу. У меня странное отношение к новым людям, я воспринимаю их интуитивно. Мама говорит, что у меня на людей Муркино чутье, наша кошка никогда не пойдет к недоброму человеку. Видимо, у всех людей свои биополя, заряд которых может не совпадать. Очень часто я чувствую себя угнетенно и скованно в обществе некоторых людей, хотя большинство из них хорошо ко мне относится. Не знаю почему, но моя физиономия располагает к себе даже незнакомых людей, в толпе обычно именно ко мне подходят, чтобы узнать дорогу.

Я отвлеклась. Вчера мы вместе с Мишель первым делом приехали к нам домой, чтобы бросить вещи. Дом расположен на очень тихой улочке и разделен на две половины, у него два входа, перед нашей дверью небольшой участок земли, засаженный кустами роз и цветами. Вторая дверь выходит на соседнюю улицу, там живет наша хозяйка. Мишель сказала, что ее сейчас нет, два дня назад она уехала к родственникам в Прованс. Боже мой, как это звучит! После вчерашней поездки по городу у меня сложилось впечатление, что я уже давным-давно бывала здесь. Весь облик города, названия улиц навевали воспоминания о давно прочитанных книгах, увиденных фильмах. Подобное впечатление осталось у меня после посещения Русского музея в Ленинграде, практически все картины были мне знакомы по иллюстрациям в книгах. Было ощущение, что встречаешь старых знакомых. Порой у меня возникала мысль: знаем ли мы так же хорошо свой родной город? За текучкой каждодневных забот у нас порой совсем не остается сил и времени, чтобы побродить по улицам своего суматошного города.

Что-то я отвлеклась, за окном стало совсем светло, в соседней комнате тихо, Светлана, разбуженная моими кошмарами, все-таки умудрилась заснуть.

Уже можно встать и сварить кофе. Моя любимая кофеварка всегда со мной, а посему утренний ритуал будет соблюден. После безумного роста цен мне пришлось ужать свои расходы, но утренний кофе удалось сохранить, сэкономив на прачечной и парикмахерской. Я отрастила приличную гриву волос, которые закалываю в пучок. Как я заметила, так стала поступать не одна я, в Москве теперь многие носят длинные волосы. Мода, вызванная ценами? Кто его знает…

На запах свежесваренного кофе в кухню пришла заспанная Светлана, после чашки кофе она оживилась и весело защебетала, вспоминая вчерашнюю поездку по городу и обаятельного Жака, с которым познакомила ее Мишель. Свете предстоит с ним работать сегодня. Кстати о работе, скоро уже должна приехать за нами машина. До работы совсем недалеко, пешком можно дойти минут за двадцать, и, что касается меня, я бы с удовольствием прошлась, но раз фирма сегодня нам предоставляет машину, отказываться было бы глупо. Вчера, сидя в машине Мишель, я старательно не смотрела на дорогу, разглядывая свои колени. Кажется, это прошло незамеченным, я не могу каждому рассказывать о своем автомобильном страхе, приходится слишком много объяснять, это вызывает у людей жалость, от которой мне становится еще хуже. Скорее бы уж начать работать.

До здания фирмы мы добрались благополучно, мне удалось даже хорошо запомнить дорогу, теперь смогу добираться туда пешком. Довольная Светка удалилась вместе с Жаком на склад отбирать товары. А мы с Мишель занялись документацией. Оказалось, я могу сама управиться с их компьютером, так как его программа совсем несложная. Работать с Мишель мне было приятно, дело свое она знала прекрасно, и у нее уже был опыт работы с моими коллегами. Понимали мы друг друга буквально с полуслова.

Я стояла у принтера, держа в руках уже пачку отпечатанных документов, ожидая, когда выйдет наконец последняя страница. Почему-то последнюю страницу всегда ждешь дольше всего Наконец-то она появилась. Одной рукой я взялась за нее, в этот момент дверь с шумом распахнулась и некто с громким криком «Мишель!» ворвался в комнату, крепко схватил меня за плечи и резко повернул к себе. Убедившись в своей ошибке, он отпустил меня и ринулся в глубь комнаты к столу Мишель. Инстинктивно я прижала к груди свои драгоценные документы. По опыту работы в своей бывшей редакции я знала, как трудно собирать разлетевшиеся по комнате листы рукописи.

А злополучная последняя страница, поднятая сквозняком, взлетела почти под потолок и тихо спланировала на середину комнаты. Проводив ее взглядом, я с облегчением вздохнула, увидев, куда она упала, и посмотрела на человека, вызвавшего смерч, пронесшийся по нашей комнате. Но разглядеть мне удалось только его спину, так как, что-то проворчав сквозь зубы, он меня покинул и направился к Мишель, опершись руками на ее стол, он что-то громко ей говорил, среди мелодичного потока слов на незнакомом мне французском я уловила только имя Анна-Мари, повторяемое довольно часто. Для себя я решала проблему своего листа, поднять его с пола или подождать, пока этот рослый экземпляр не уберется из комнаты. Ага, кажется, вспомнили и о моем присутствии. Этот тип повернулся ко мне и что-то процедил сквозь зубы по-французски.

Я не являюсь сторонницей строгого соблюдения этикета и вполне могу понять и простить человека, который не встал в моем присутствии, забыл поздороваться или предложить сесть. Во время работы бывает всякое. Но при виде этого самоуверенного лица во мне взыграла гордость. Молча кивнув в ответ на его тираду, обращенную ко мне, видимо, он извинялся, что оттолкнул меня, ворвавшись в комнату, я указала ему взглядом на улетевшую страницу. Он с недоумением приподнял брови, однако наклонился и поднял ее.

Будь он менее красив, честное слово, я бы сама подняла ее. Но по своему опыту я знаю, что мужчины с такими выразительными карими глазами, густыми темными бровями, классическим профилем и упрямой складкой у рта доставляют много горя женщинам. Одна из моих подруг много лет буквально сохла по такому красавцу. Ненавижу мужчин, сознающих, что они красивы. Пока я раздумывала, он подошел и протянул мне мой упорхнувший лист. На меня пахнуло хвойным запахом мужского одеколона. Мое чувство мелкой мести было таким образом удовлетворено, я поблагодарила его почему-то по-английски (первое, что в голову пришло) и вернулась к своим документам, которые еще предстояло проверить.

Милая скороговорка Мишель — когда она говорит, будто звонкие бусинки нанизываются на нитку — перемежалась недовольным мужским рыком. После непродолжительного разговора с Мишель красавец мужчина с не меньшим грохотом покинул комнату, но, наученная горьким опытом (хотя почему горьким?), я вовремя успела прихлопнуть руками свои листики, а Мишель засела за телефон и до конца дня обзванивала знакомых в перерывах между работой. Между делом она объяснила мне, что Фрэнк (а именно так звали пронесшийся перед нами торнадо) в очередной раз поссорился с Анной-Мари, она внезапно уехала и он ее ищет. Анна-Мари, ее школьная подруга, работает сейчас в США. С Фрэнком они вместе с Анной-Мари познакомились, когда во время каникул отдыхали в Испании. В общении он очень приятный человек, веселый и обаятельный (честное слово, я этого не заметила). После окончания учебы Анна-Мари стала работать в филиале одной крупной американской компании, а потом Фрэнк пригласил ее работать к себе. Анна-Мари без ума от своего босса, но у них иногда бывают конфликты (охотно в это верю), и вот теперь после очередной ссоры она скрывается где-то в Париже, по крайней мере, билет на самолет она покупала до Парижа.

Да, мне бы ее проблемы, поругалась с начальником и, хлопнув дверью, умчалась во Францию. Экзотика! А ее начальник помчался за ней, как в романе. Видимо, эта Анна-Мари действительно нечто! Вот умница! Такого типа держать на коротком поводке, молодец! В знак женской солидарности мысленно жму ей руку.

В конце дня озабоченная Мишель извинилась передо мной и сказала, что не может сегодня вечером погулять со мной по городу, но мы обязательно сделаем это завтра. Чуть позже с подобными извинениями ко мне подошла и Светка. У нее, похоже, свидание с кем-то из французов. Ох, молодость, молодость! «Не ворчи», — сказала я сама себе, честно говоря, я была рада возможности одной спокойно побродить по городу. Больше всего не люблю массовости и ажиотажа. Для меня всегда самым большим мучением были экскурсии: необходимость идти толпой и организованно все осматривать через головы впереди стоящих. Благодаря своему росту я всегда все видела, но атмосфера меня раздражала. Сегодня я предоставлена самой себе и могу располагать своим временем, как мне угодно.

В одиночестве мне пришлось провести и вечер. Светлана вернулась столь поздно, что я даже не смогла похвастаться перед ней своими приобретениями: великолепным конструктором и набором очередных машинок, чьи колеса, я думаю, очень скоро захрустят у меня под ногами. Дома в результате непримиримой борьбы с разбросанными игрушками мне удается отстоять только кухню. Я категорически запретила заходить на кухню с игрушками после того, как, споткнувшись об уроненного на пол зайца, чуть не выронила кастрюлю с только что снятым с плиты супом. На кухню допускаются отдельные самые ценные экземпляры машинок, которые иногда милостиво дарит мне Тошка. Они торжественно выстраиваются в ряд на холодильнике вместе с другими подаренными мне сокровищами: каштаном, найденным Тошкой в детском саду, желтым камешком, радиодеталями. Что-то мои разбойники сейчас делают? По времени должны спать, а может быть, уговорили бабушку досмотреть очередной фильм по видеоканалу? Это они умеют делать мастерски.

Глава 3

Утром я с трудом растолкала Светлану, но когда она наконец проснулась и выпила приготовленный мною кофе, то обрушила на меня свои вчерашние впечатления. От французских названий у меня слегка закружилась голова, я поняла только одно: она в восторге и сегодня вечером ей предстоит посетить нечто совершенно труднопроизносимое.

На работу мы пришли за полчаса до начала, но там уже стояла маленькая белая машина с «очаровательным» Жаком, с которым Светлана и отправилась на склад. Только бы они там ничего не перепутали.

Представляю, что скажет наш шеф, если мы ему привезем вместо изящных дамских весенних туалетов что-нибудь типа робы для грузчиков. Хотя, кажется, данная фирма не занимается их поставкой. Одна надежда на это!

Нет, положительно, кроме меня, сегодня никто не настроен на работу. Мишель пришла с сильной головной болью и озабоченным лицом. Анну-Мари найти пока не удалось, по настоянию небезызвестного Фрэнка ей пришлось начать обзванивать общих знакомых в провинции. Весь день наша комната напоминала мне военный штаб в ходе ведения крупномасштабной наступательной операции. Телефон не смолкал почти ни на минуту, стала поступать информация от знакомых знакомых. Складывается впечатление, что город уже перетряхнули по камешку.

Ближе к обеду, когда головная боль у Мишель почти улеглась после выпитых таблеток аспирина, появился и сам возмутитель спокойствия. Наступательной энергии у него поубавилось, а злости прибавилось. Давно я не видела таких свирепых глаз. Сегодня он тихо рычал на английском языке. Странно, вчера он вполне свободно разговаривал на французском языке, хотя мне трудно судить об этом. Мишель что-то тихо сказала, видимо, пыталась предупредить, что я говорю по-английски. Они вновь перешли на французский. Я не люблю прислушиваться к чужим разговорам, но не могла найти повода выйти из комнаты, мне оставалось ввести в текст некоторые уточнения и не хотелось отходить от компьютера.

Глупейшая ситуация, но, в конце концов, если им надо поговорить, пусть сами выходят из комнаты. В данный момент он уговаривал Мишель поехать куда-то. На ее робкие возражения, что она занята после работы, а она действительно хотела показать мне пару музеев, этот невоспитанный американец что-то проворчал и, безуспешно попытавшись сформулировать свои мысли на французском, вдруг перешел на испанский. Тут уж его речь полилась рекой, хотя его произношение для меня и было несколько необычно, но, к сожалению, понимала я его прекрасно. За моей спиной несся стремительный поток испанской речи, приятной, как музыка. Если, конечно, не учитывать того, что эта речь не предназначалась для моих ушей.

Как давно я не слышала хорошей испанской речи. В издательстве мне приходилось работать только с письменным переводом, в последний раз с делегацией я работала еще до рождения Саши.

Я считаю верхом неприличия разговаривать в компании на языке, который не понимает кто-либо из присутствующих, но это мое личное мнение. А пока, несмотря на робкие попытки Мишель возразить, ей было заявлено, что сделки, подобные нашей, совершаются у цивилизованных людей по факсу, незачем ездить в Париж под видом командировок, отнимать время у деловых людей, которые вынуждены нас еще при этом и развлекать. Теперь мне стало ясно, как чувствует себя обезьяна, только что спустившаяся с пальмы, у которой в знак великого одолжения отломали хвост и позволили считать себя частью цивилизованного общества. С трудом взяв себя в руки, я закончила-таки вводить правку в документ под саркастическое замечание о том, что, оказывается, научно-технический прогресс в виде компьютеров дошел и до моей Богом забытой страны. На этом поток негодования иссяк, американец замолчал. Исчерпав весь свой запас злости и вновь перейдя на французский (вот полиглот!), еще несколько минут что-то втолковывал растерянной Мишель, которая отвечала ему торопливой скороговоркой. Ее голос слегка заглушался работающим принтером, печатавшим сделанные мною документы.

Появление последней страницы совпало с порывом ветра и стуком закрывающейся двери, что ознаменовало очередное исчезновение злобного торнадо. Мишель смущенно молчала, я тихо кипела.