Путь без иллюзий: Том I. Мировоззрение нерелигиозной духовности

В самом общем виде механизм воздействия информационного голодания на психику человека выглядит следующим образом. Человеком в течение жизни накоплен огромный объём информации, большей своей частью плохо переработанной и не ассимилированной. Такая неотработанная информация оседает внутри нашей психики в качестве психоинформационного аналога жировой ткани, спаек и опухолей на физическом теле. К такого рода патологическим информационным отложениям относятся и вытесненные эмоциональные комплексы (следствия различных психотравм, пережитых нами в течение жизни) и весь тот запас взглядов и убеждений, который наш магнитофонный ум некритично воспринял за все прожитые годы. Эти взгляды и убеждения на самом деле представляют собою систему верований и воспринимаются нами как нечто самоочевидное, само собою разумеющееся и ни в каких доказательствах не нуждающееся. У большинства людей весь этот тезаурус[9] представляет собою плохо организованную груду хаотически набросанной информации. Зашлакованность нашего внутрипсихического пространства неупорядоченной и неотработанной информацией далеко не безобидна. В случае ярко выраженной патологии это очень хорошо видно: то, что на уровне физического тела проявляется как отложение камней или развитие опухолей — на уровне психики проявляется как формирование различных патологических доминант — навязчивых мыслей, страхов и действий, сверхценных и бредовых идей. Однако и в случае так называемого «практически здорового» человека происходит то же самое, только в более мягкой форме. Замусоренность, зашлакованность как нашего физического тела, так и психики является непреложным фактом. Никто из нас от этого, увы, не избавлен.

Именно эти две формы зашлакованности являются главной причиной преждевременного старения человека. В наше время для борьбы с зашлакованностью физического тела используется множество высокоэффективных методов — различные диеты, голодание, всевозможные очистительные упражнения и процедуры. Однако очень немногие люди уделяют должное внимание очищению собственного сознания посредством медитативной практики, а также посредством информационной диеты и информационного голодания. О медитации, подробно и обстоятельно, будет рассказано в дальнейшем, во втором томе данной книги. Здесь же я ограничусь тематикой информационного питания, информационной диеты и информационного голодания. Особый интерес, конечно же, представляет метод информационного голодания, как самый радикальный и сильнодействующий. При наличии грамотной и хорошо отработанной методики, этот метод, вне всякого сомнения, должен оказаться высокоэффективным средством для растворения всевозможных патологических образований в ткани нашей психики.

Безусловно, и это видно при первом же взгляде, метод информационного голодания является сильнодействующим и многообещающим. Однако в каждом сильнодействующем и высокоэффективном методе есть свои опасности. Здесь снова можно продолжить параллели между пищевым и информационным голоданием.

Как мы знаем, при пищевом голодании начинается очищение организма. Из застойных «карманов» в больших количествах высвобождаются токсины. Ранее они были изолированы, инкапсулированы, теперь же они актуализировались и вышли в общее русло кровообращения, в пищеварительный тракт. Вот почему при голодании требуются специальные очистительные процедуры (ежедневные утренние клизмы). Без этого просто наступает самоотравление. Естественно, основная нагрузка ложится на органы, связанные с очищением организма от различных токсинов, и, прежде всего, — на печень и почки. Поэтому приём алкоголя, лекарственных препаратов и курение в этот период становятся смертельно опасными. Отсюда важный практический вывод: если у человека печень в плохом состоянии — ему не следует выходить на большое многодневное голодание, ибо это может плохо кончится, его печень и почки могут не справится с этим огромным количеством высвобождаемых токсинов. Такому человеку сначала необходимо пройти достаточно длительную и серьёзную предварительную подготовку (соблюдение диеты, очистительные процедуры, регулярные однодневные голодания и, конечно же, нужно пролечить свою печень). Только после такого предварительного очищения можно переходить к более длительным периодам лечебного голодания, постепенно наращивая его продолжительность.

Аналогично можно говорить о той психоинформационной «чистке», которую запускает длительное информационное голодание. Если пропускная способность сознания человека невелика (низкий уровень осознанности), если человек страдает различными психоэмоциональными расстройствами, особенно психотического уровня — тогда длительное информационное голодание может пойти во вред (в частности, привести к актуализации латентного шизофренического психоза). Таким образом, здесь, как и для пищевого голодания, должна быть чёткая система критериев, показаний и противопоказаний, а также методика подготовки к информационному голоданию с наличием надёжных критериев определения готовности человека к прохождению через столь сильное испытание.

Как видим, собственно голодание (как пищевое, так и информационное) — это всего лишь центральное звено всей методики. Ему должны предшествовать диагностическая стадия и подготовительная стадия. Кроме того, после завершения голодания (как для пищевого, так и для информационного), необходима продуманная и досконально отработанная методика восстановления (возвращение к обычному питанию, возвращение к обычному режиму информационного взаимодействия с окружающим миром).

Сам же процесс информационного голодания, аналогично пищевому, включает в себя следующие стадии:

1. Стадия нарастающей фрустрации.

Эта стадия соответствует абстинентной «ломке». В этот период внешнее информационное «питание» не поступает, а внутреннее ещё не включилось.

2. Кризис.

Это наиболее тяжелый период максимального психосоматического дискомфорта непосредственно предшествующий переходу на внутреннее информационное питание.

3. Стадия эндогенного (внутреннего) питания (за счёт информационного содержимого, накопленного в течение всей жизни).

Эта стадия, в случае пищевого голодания (за счёт жиров, балластных тканей, опухолей, спаек и т. п.) длится примерно 30–40 дней, до тех пор, пока все запасы балластного и избыточного телесного материала не будут использованы. По прошествии этого периода при пищевом голодании включается ранее отсутствовавшее чувство голода, причём очень сильного, «волчьего» голода. До этого, на протяжении всей третьей стадии есть совершенно не хотелось, чувства голода и сопряженных с ним страданий не было вовсе (это обстоятельство всегда очень удивляет тех, кто не знаком с методом голодания).

При информационном голодании на третьей стадии также происходит переход на внутреннее информационное питание с прекращением информационного голода. Внутренний информационный запас психики человека огромен, особенно человека образованного, обладающего высоким культурно-образовательным уровнем. Поэтому для информационного голодания не может быть установлена определённая продолжительность третьей фазы — периода эндогенного (внутреннего) информационного питания. Для людей примитивных и малообразованных это может быть весьма короткий срок, скажем, порядка 3-х месяцев, тогда как у человека образованного и творческого он может достигать 3-х лет и более. Для тех, кто практикует цигун и медитацию, или же просмотр жизни — этот срок (момент завершения, исчерпания внутренних информационных ресурсов и появление «волчьего» информационного голода) может и вовсе не наступить. На определённом уровне развития медитирующий получает неограниченный по своим возможностям доступ как в микрокосм, так и в макрокосм, доступ ко всей содержащейся там информации.

* * *

Рассмотрев информационное голодание, не следует забывать про его дополняющую противоположность — правильное и полноценное информационное питание, столь важное для нормального развития психики человека. Конечно же, мы не должны забывать о том, что для нормального развития личности в целом и интеллекта в частности, в равной степени необходимы как полноценное информационное питание, так и полноценная собственная психическая и интеллектуальная активность. О важности самостоятельных интеллектуальных усилий я уже говорил. Поэтому для полноты картины рассмотрим проблему здорового и полноценного информационного питания.

Можно утверждать, что существует закон необходимого разнообразия жизни в смысле её содержательного богатства, субъективно воспринимаемого как полнота и свежесть существования. Для нормального бытия и нормального развития личности (а нормальная жизнь без развития — немыслима, ибо тогда она оборачивается стагнацией и разложением, душевной деградацией; тогда журчащий ручей превращается в застойную зловонную лужу) необходим широкий спектр впечатлений, жизненных интересов и увлечений, которые обеспечивают информационный и энергетический материал, важный для полноценного развития личности. Так же как в рационе питания необходим весь спектр питательных веществ: и белки, и жиры, и углеводы, и разнообразные витамины, минеральные соли и микроэлементы — точно так же обстоит дело с нормальным развитием и питанием нашей души, нашей психики. Мы должны получать полноценное информационное (в самом широком смысле) питание, как с точки зрения количества, так и качества. Это и разнообразие общения, встречи с новыми людьми, отличающимися от привычного нам круга общения, это и новые места, поездки, путешествия, новые виды деятельности, ранее вами не испытанные, иные книги, иная музыка, иное искусство и так далее.

Давайте задумаемся, читатель, о нашей жизни. Не слишком ли она бедна и однообразна, не напоминает ли она монотонный, тупо повторяющийся бег по одному и тому же кругу? — те же дела, те же люди, те же мысли, те же слова, день за днём всё та же рутина. Мы очень повторяющиеся существа, пойманные, как муха, в паутину одной и той же, бесконечно повторяющейся, жизненной схемы. На самом деле разорвать этот порочный круг — легко. Всё, что требуется — пробудиться от полусонного существования, стряхнуть свою лень, свою инертность; всё, что нужно — сделать один, всего лишь один, шаг в сторону, в иное — и порочный круг будет разорван. Жизнь так богата и так разнообразна, в ней столько неиспользованных нами возможностей. Когда вы, к примеру, последний раз были в театре, в музее, на концерте классической музыки, путешествовали на байдарке, бывали в горах, в походе, на рыбалке, читали Пушкина? А не попробовать ли вам, вместо развлекательного чтива, взять в руки томик Канта или Шопенгауэра? А не записаться ли вам на кружок бальных танцев или в художественную студию? Внутри обычного бухгалтера может скрываться необычный и возможно весьма одарённый художник? Кто знает, ведь вы даже не пробовали! А почему бы не рискнуть! В жизни столько красок, столько звуков, столько всего манящего и вдохновляющего! Далее хочется говорить стихами:

Волшебный и раскалённый[10] И полон мир обыденных чудес Волшебный ветра шум, волшебный лес. И раскаленный северный закат, Волшебный чая аромат, Шуршанъе листьев в листопад И раскалённых слов полночное звучанье И летних звёзд волшебное мерцанье.

Увы! С возрастом жизнь человека постепенно становится всё более однообразной, всё более скудной. Обычно, чем старше человек, чем ниже уровень жизненной энергии, тем более сужается его жизненное пространство, и так, в конечном счёте, можно оказаться в маленькой и душной комнатке, за пределами которой живёт и дышит большой разнообразный мир. Этой нездоровой тенденции всеми силами нужно противостоять. Однако богатство впечатлений, потребность в общении и новизне должны уравновешиваться противоположной потребностью — в известном, в привычном и безопасном, потребностью в уединённости, в одиночестве и даже в бессобытийности. Внешняя деятельная активность непременно должна уравновешиваться обращением к своему внутреннему миру, к спокойному созерцанию «внутренних ландшафтов».

Восточная мудрость гласит: «Как мутную воду сделать чистой? — Надо оставить её в покое, пусть она отстоится». Душа тоже имеет свой желудок, она должна успевать перерабатывать всё то, что обрушивается на неё в течение каждого прожитого дня. Если она не справляется, нужно ей помочь, и наилучшим для этого способом является практика медитации. Но об этом позже.

Глава 4

О различии между дискурсивным мышлением и прямым интуитивным познанием, а также о критериях истинности

Одно из наиболее опасных заблуждений нашего времени заключается в переоценке роли дискурсивного мышления (разума) и недооценке прямого интуитивного познания. Разум — то, что отличает человека от животных и делает его «венцом творения», — ошибочно объявляется высшим достоинством человека. Научно-техническая революция и, в особенности, развитие вычислительной техники и информационных технологий, закрепили и усилили это заблуждение. Мы привыкли говорить о величии и могуществе человеческого разума, легкомысленно объявляем его высшей ценностью и не видим различия между умным человеком и человеком мудрым.

На самом деле разум — это низшая, в сравнении с интуицией, познавательная способность, функционирующая только в пределах двойственности, подчинённая логике и не способная выйти за её пределы. Интуиция же — это качественно иная, высшая по отношению к разуму познавательная способность, не ограниченная двойственностью, выходящая за пределы логического и, по своей природе, принципиально парадоксальная. Для обозначения этой высшей познавательной способности в буддизме с незапамятных времён используется термин «праджня», который имеет значительно большее смысловое и энергетическое наполнение, нежели латиноязычный термин «интуиция». Поэтому в дальнейшем я буду использовать двойной термин «интуиция-праджня».

Что же такое «пребывание в двойственности»? Это такой способ познания реальности, при котором существенно важным является её разделение на две полюсные противоположности и постоянное их противопоставление. Рассудочное познание характеризуется нетерпимостью к противоречиям, т. е. к одновременному признанию права на существование для обеих противоположностей. Такая познавательная установка выражена в христианском тезисе «чёрное — чёрное, белое — белое; всё остальное — от лукавого». Однако восточные мистики утверждают, что противоположные начала, Инь и Ян, не должны образовывать жёсткую статичную конструкнию, в которой они, набычившись, стоят друг против друга, как два войска перед битвой. Интуиция-праджня — это Тайцзи, непротиворечивая и динамичная целостность противоречивых начал: добра и зла, дня и ночи, чёрного и белого. Великий Гуру Тибета Падмасамбхава (V в. до н. э.), которого тибетцы считают реинкарнацией Будды Гаутамы, выразил идею недвойственности высшего познания с присущей ему силой и лаконичностью: «Противоположностей, в действительности, не существует, также неистинен плюрализм. Просветление невозможно, пока не будет отброшен дуализм и познано единство».[11]

С этим высказыванием перекликаются слова великого физика XX века Нильса Бора: «Всякая глубокая истина имеет ту особенность, что диаметрально противоположное ей высказывание является не менее глубокой истиной».

Итак, разум логичен и, как таковой, не терпит противоречий. Но логичен ли мир, объективная реальность, которую он стремится познать? Оказывается, на самом деле, всё реальное бытие соткано из противоречий. Как мне сказал один мой знакомый, у которого много лет была собака, «поводок имеет два конца». Можно пойти ещё дальше и сказать, что вообще всё в этом мире «имеет два конца». Однако парадоксальная природа бытия не может быть схвачена разумом, отвергающем всё, что «не соответствует здравому смыслу и элементарной логике». «Нет, вы мне докажите!», — требует человек «разумный». Но ему невдомёк, что любые доказательства работают только в пределах дискурсивного мышления, только в пределах разума. Полная бессмысленность требования логических доказательств особенно ярко видна, когда речь идёт об истинах высшего порядка, познание которых требует трансцендирования разума, то есть выхода за его пределы.

Один мудрый суфийский наставник сказал по этому поводу: «Требовать интеллектуального доказательства бытия Божьего — всё равно что требовать видеть ушами». Применительно к такому кругу вопросов требование «докажи!» с головой выдаёт духовную незрелость и познавательную несостоятельность вопрошающего, свидетельствует о том, что он не понимает азбучных истин теории познания. Мистики всех времён встречались с этой проблемой — с учёными невеждами, преисполненными самодовольства, желающими спорить, но не способными к высшему познанию.

В этом отношении менее логичный и более интуитивный Восток имеет значительные преимущества по сравнению с научно-техническим, компьютеризованным до мозга костей, Западом. Восток ближе к пониманию того, что истинная мудрость не может быть выражена иначе как парадоксом. Вот пример такого рода восточной мудрости: «Имея дело с врагом, не забывай, что он может стать другом, имея дело с другом — не забывай, что он может стать врагом».

Чистая (то есть абстрагированная от интуитивного начала) логика всегда является ригидной и статичной, тогда как интуиция-праджня текуча и подвижна, имеет выраженный динамический характер. Разум, встречаясь с каким-либо утверждением, требует его доказательства и проверяет его с точки зрения логических критериев истинности. Интуиция-праджня не признаёт этих претензий разума, ибо низшее не может судить высшее. Об ограниченности присущего науке рассудочно-логического познания и самодостаточности интуитивно познаваемой истины замечательно сказано Артуром Шопенгауэром:

«Этот свойственный наукам путь познания от общего к частному влечёт за собою то, что в них многое обосновывается дедукцией из предшествующих положений, т. е. доказательствами; это и дало повод к старому заблуждению, будто лишь доказанное вполне истинно и будто каждая истина нуждается в доказательстве, — между тем как, наоборот, каждое доказательство скорее нуждается в недоказуемой истине, которая служила бы конечной опорой его самого или опять таки его доказательством: вот почему непосредственно обоснованная истина настолько же предпочтительна перед истиной, основанной на доказательстве, насколько ключевая вода лучше взятой из акведука»*[12]

Интуиция-праджня всегда за пределами логики. Логика всегда дуалистична, двухмерна, тогда как интуиция — трёхмерна. Метафорически выражаясь, логика может иметь дело не с объёмным объектом, а всего лишь с его проекцией на плоскость (прошу не упускать из виду метафорический, а не буквальный характер этого высказывания). Отсюда возникает принципиальная парадоксальность и нелогичность интуитивного познания. Но только так и могут быть изложены высшие истины. Язык великих мудрецов и мистиков, как я уже об этом говорил, всегда отличался именно этой особенностью, причём речь идёт не о логических ошибках и несуразностях. Это вовсе не уровень донаучного, несовершенного мышления, неумения мыслить, а совсем, совсем другое — уровень умения не мыслить, не уровень «недомышления», а уровень сверхмышления, которое, по сути уже и не мышление вообще. Праджня ни в коей мере не является отрицанием логики, то есть формой интеллектуальной убогости, архаической «детской» формой донаучного познания. Хотя праджня, действительно, не логика, но она не ниже мышления, а выше его; она не отрицает дискурсивное мышление, а трансцендирует его.

На самом деле человеку необходимо и то, и другое — и сильное дисциплинированное мышление, и ясное интуитивное проникновение в суть вещей. Следует только помнить о том, что дискурсивное мышление никогда не бывает самодостаточным. Разум, лишённый естественной, не всегда замечаемой, но всегда присутствующей поддержки со стороны интуиции, хотя бы в обличье так называемого «здравого смысла» — с неизбежностью вырождается в шизофрению.

Разум способен решать только вопрос о внутренней согласованности некоей системы взглядов, некоей концепции, описывающей реальность, но он никогда не может дать нам гарантий, что это описание адекватно реальности. Он всегда оставляет открытым вопрос об адекватности информационного описания реальному объекту. Разум всегда пользуется словами и символами, без них его функционирование невозможно (в древнегреческом языке для обозначения речи и разума использовалось одно и то же слово — «логос»).

Совершенно очевидно, что любому речевому сообщению, а следовательно, и мышлению, построенному по принципу внутреннего диалога, внутренне присуща двойственность (дуалистичность). Это доказывает тот факт, что любая последовательность знаков и символов, используемая для выражения и передачи некоего смысла, в конечном итоге, может быть сведена к двоичному коду (0–1, да — нет, точка-тире). Но это же и есть разделение на противоположности, это и есть дуалистичность речи и мышления.

Таким образом, наш разум, немыслимый без внутренней (думание) и внешней речи — это всегда компьютерный разум, по определению не способный выходить за пределы двойственности. Кроме того, дискурсивное мышление (а соответственно, и неразрывно с ним связанная речь), принципиально дискретны. Каждый символ, каждое слово, каждый тезис (посылка) отделён от других. Дискретность можно определить как «сыпучесть» мышления и речи (образ гравия, который сыпется камушек за камушком), тогда как интуитивной мудрости-праджне присуще качество непрерывности. Её можно уподобить маслу, льющемуся из кувшина непрерывною струёй.

Слова, слова… Словами можно всё, что угодно объяснить, всё, что угодно, доказать, и всё, что угодно — опровергнуть (хорошим примером тому является древнегреческая софистика). Но являются ли слова сколь либо значимым критерием истины? Так называемая «объяснительная сила теории» — на самом деле достаточно сомнительный критерий её истинности. Это я могу утверждать как профессиональный психолог: и невротики, и параноики, и «практически здоровые» люди, приходящие со своими «нерешаемыми» личностными и эмоциональными проблемами — все, без исключения, имеют собственные версии реальности, всё великолепно объясняющие, но, к сожалению, зачастую совершенно не соответствующие истинному положению вещей. Этот критерий (объяснительная сила) требует, чтобы в теоретическую схему непротиворечивым образом укладывались (объяснялись) все факты, которыми мы располагаем. Он требует отсутствия противоречий и логических неувязок, требует полной внутренней согласованности между всеми составными элементами данной теории. Позволю себе ещё раз повторить уже высказанную ранее мысль, ввиду её особой важности:

Разум может обеспечить непротиворечивость и взаимосогласованность системы знаков и символов, претендующих на описание реальности, но разум не гарантирует адекватности этого отражения, его истинности. Так, например, известно, что паранойяльная бредовая система, как правило, отличается логичностью, внутренней согласованностью всех её компонентов и большой убедительностью для стороннего человека, не знакомого с тем, как дела обстоят на самом деле (стандартная ловушка для неопытных журналистов). Другими тому примерами являются «легенда» разведчика, ложная версия преступника, пытающегося обмануть следствие, или же обычная бытовая ложь («Дорогая, я сегодня задержался по серьёзной производственной необходимости — очередная авария на подстанции»). Возможно, читатель захочет мне возразить, что я привожу примеры, так сказать, житейского характера, но для строгого дисциплинированного научного мышления всё обстоит совершенно иначе. Такому читателю я предлагаю посетить кладбище отживших научных теорий. Их авторы, смею заверить, были не глупее, чем мы с вами, напротив, многие были гораздо умнее нас, однако это им, как видим по результатам, не сильно помогло.

Я всё-таки настаиваю на том, что принципиальной, глубинной разницы между «житейским» и научным функционированием разума — не существует. Логика, не обоснованная интуицией, в любой сфере своего действия неизбежно создаёт ложные неадекватные теории. Логичность и адекватность — совершенно разные вещи, и из первой вовсе не вытекает автоматически вторая. Это хорошо иллюстрирует следующий пример:

Вы идете по улице и спрашиваете прохожего:

— Извините, Вы случайно не знаете, сколько сейчас времени? — на что он вам отвечает:

— Да, знаю, — и проходит мимо.

Его ответ абсолютно логичен, полностью согласован с вопросом; какие-либо логические неувязки, противоречия между вопросом и ответом отсутствуют (конечно, если мы на это будем смотреть с точки зрения «чистой» логики, не отягощенной здравым смыслом). Однако с точки зрения этого самого здравого смысла, с точки зрения контекста — это полная неадекватность, которая может быть интерпретирована либо как откровенное хамство, либо как психическое заболевание. В данном примере всё представлено в яркой гротескной форме, однако, многие люди, искренне считающие себя разумными существами, сплошь и рядом делают сходную ошибку: цепляются за чисто внешние, формально-логические противоречия в словах собеседника, при этом полностью игнорируя их смысловое содержание и контекст, в котором эти слова произносятся. Грустное это зрелище — видеть самоуверенное интеллектуальное ничтожество, слушающее умного человека не с тем, чтобы чему-то у него научиться, что-то почерпнуть, а с тем, чтобы поймать своего собеседника на каком-либо чисто формальном противоречии и самоутвердиться таким образом за его счёт. Ну что ж, недаром в Писании как раз для таких случаев сказано: «Не мечите бисер перед свиньями, ибо они оборотятся на вас и растерзают вас». Такой нездоровый стиль общения встречается значительно чаще, чем это кажется на первый взгляд.

Недавно я смотрел по телевизору программу «Новости». Передавали интервью с российским дипломатом, который выполнял вместе со своими западными коллегами посреднические дипломатические функции при переговорах между двумя враждующими сторонами, находящимися в состоянии затяжного вооружённого конфликта. Журналист спрашивает этого дипломата об отношениях, сложившихся за время переговоров в их команде посредников, и, в частности, спрашивает, не будут ли они теперь «дружить домами». Дипломат снисходительно улыбнулся и стал пространно отвечать, что отношения у них хорошие, что дружить семьями они, конечно, будут, но вот домами — это вряд ли, поскольку, если у них на Западе люди действительно часто живут в отдельном доме, то в его доме порядка 250 квартир, так что дружить домами вряд ли получится. На первый взгляд — безобидная шутка. Но я бы всё-таки квалифицировал эту шутку как самоутверждающееся умствование, сопровождающееся смакованием собственного (как мы понимаем иллюзорного) интеллектуального превосходства над собеседником. На самом деле живая нормальная речь и должна быть противоречивой, а полностью лишенной противоречий может быть только речь шизофреника. Мышление и речь истинны лишь постольку, поскольку их поддерживает интуиция, которая оживляет их и наполняет содержательным смыслом. Если же такой поддержки нет, то основанное на них поведение будет неадекватным, приведёт к столкновению с реальностью, человек неизбежно придёт в противоречие с окружающим миром и самим собой.

В своё время мне довелось работать в психиатрической больнице в качестве практического психолога. Вспоминаю одного из наших пациентов — молодого человека, больного шизофренией. Это был интеллектуально очень одарённый человек: успешно учился одновременно в двух высших учебных заведениях, замечательно играл в шахматы (мне довелось сыграть с ним партию и я был разбит в пух и прах). Так вот, этот молодой человек часами(!) сидел в туалете на стульчаке и медсёстрам приходилось выгонять его оттуда швабрами. На физиологическом уровне никаких особых проблем с дефекацией у него не было. Проблемы были на уровне психологическом. Оказывается, ему непременно нужно было всё «выкакать до конца», а поскольку довольно трудно иметь уверенность в полном и абсолютном завершении данного процесса, бедолага обрёк себя на безвылазное многочасовое сидение в туалете.

Таков и наш ум, дай только ему волю. Чем более он логичен, тем более шизофреничен, ему тоже надо «всё выкакать до конца».

Можно сделать то обобщение, что во всех случаях психической патологии, связанных с поражением информационного (в отличие от энергетического) аспекта личности, — налицо неспособность примирить и интегрировать внутриличностные, внутрипсихические противоречия. К этому относится и шизофренический схизис и невротический конфликт. Если духовная зрелость — это Тай-цзи, как полная интеграция противоположностей, то на другом полюсе — их принципиальная несовместимость и противостояние.

Итак, мы пришли к выводу, что объяснительная сила теории вовсе не является самодовлеющим критерием её истинности. Вполне возможно очень замечательное, логически безупречное, непротиворечивое и в высшей степени убедительное изложение ошибочной и неадекватной теории, тогда как несомненная истина, основанная на глубоком и ясном прозрении в природу реальности, может быть изложена весьма невразумительно, сбивчиво и несвязно, с множеством противоречий и логических нестыковок. В первом случае мы имеем замечательное развитие вербального интеллекта и дискурсивного мышления при прискорбной недостаточности интуиции. В другом случае — наоборот, прекрасное интуитивное видение при неспособности полноценно и качественно оформить его в словах. Конечно же, мы не должны забывать о принципиальной невозможности вербализации высшего интуитивного познания. Я хорошо осознаю, что здесь, при желании можно указать на логическое противоречие в моих словах: с одной стороны, я говорю о невыразимости интуитивно познанного, с другой — об адекватной вербализации. На самом деле противоречия нет, поскольку существуют сферы опыта, относительно которых возможно как интуитивное познание, так и рациональное объяснение (сфера грубоматериального), однако есть и другие сферы, при продвижении в которые вербализация интуитивного постижения всё более и более затрудняется и, наконец, делается невозможной. В этой книге такого рода кажущихся логических нестыковок будет много, и мне бы хотелось, чтобы читатель проявил большую открытость и меньшую критичность.

Итак, можно заключить, что хотя разум и является низшей познавательной способностью, а высшая истина невыразима — тем не менее, будет грубой ошибкой отвергать разум, дискурсивное мышление. Просто нельзя ставить его, как это делают люди науки, на роль господина познания. Его роль хотя и важная, но подчинённая, и он должен знать своё место.

Мы начали обсуждать вопрос о критериях истинности. Но что такое истина? Что есть истина? — как спросил некогда Понтий Пилат.

Есть такой поучительный анекдот про героя гражданской войны, беззаветного красного конника, легендарного командарма, Василия Ивановича Чапаева.

Возвращается Василий Иванович в родную часть после учебы в Красной военной академии. Сидит со своим верным ординарцем Петькой, выпивают по случаю приезда. Василий Иванович делится впечатлениями:

— Ну, Петька, чему только нас в академии не учили, таким заковыристым наукам, ты даже слов таких не слыхивал!

— А чему же учили, Василий Иванович?

— Учили нас, Петька, психологии, логике, философии.

— Надо же, Василий Иванович! А что такое психология?

— Ну, как бы это тебе попроще объяснить. Представь себе, идут двое мимо бани, один грязный, вонючий, небритый, а другой — чистый, аккуратно подстриженный, одеколоном «Шипр» пахнет. Ну*а скажи, Петька, который из них в баню пойдёт?

— Ясное дело, грязный пойдет, ему мыться надо. А чистому-то зачем, — они без того чистый.

— Нет, Петька, не так. Грязный — он и привык ходить грязным, не нужна ему баня. Пойдёт чистый, он привык мыться, привык к чистоте и без бани никак не может.

— Да,Василий Иванович, тонкая наука эта психология. А что такое логика?

— Ну, как бы это тебе попроще объяснить. К примеру, идут двое мимо бани, один чистый, другой грязный. Который из них пойдёт в баню на помывку?

— Чистый пойдёт, Василий Иванович, привык он к чистоте, он и пойдёт.

— Ну что ты, Петька? Да как же это может быть? Зачем чистому мыться — это же просто нелогично! Конечно же, согласно науке логике, пойдёт грязный. На то и баня, чтобы грязь смыть!

— Ну, знаешь ли, Василий Иванович! То ты одно говоришь, то совсем другое, просто ум за разум заходит!

— А вот это, Петька, когда сначала одно, а потом совсем другое, и ум за разум заходит — это уже философия!

Оставив шутки в стороне, рассмотрим, каковы же, всё-таки более надёжные, по сравнению с объяснительной силой теории, критерии её истинности.

Таких критериев три:

1. Интуитивная самоочевидность истины;

2. Практическая эффективность теории;

3. Прогностическая сила теории. Рассмотрим эти критерии более подробно.

1. Интуитивная самоочевидность истины.

С интуицией дела обстоят не так просто, как это полагают некоторые приверженцы мистического способа познания, которые почему-то считают свою интуицию абсолютно надёжной и непогрешимой. А ведь это совсем не обязательно, так же как и в случае мышления. Тот факт, что человек пытается мыслить, вовсе не значит, что он мыслит верно. Мы знаем, что люди сильно различаются по умственным способностям и по культуре мышления, которое может быть сильным, логичным, ясным, непротиворечивым, последовательным, а может быть и незрелым, слабым, ущербным (логические ошибки, путаница, непоследовательность). Так вот, точно так же дела обстоят и с интуицией. Она тоже может быть сильной и ясной, а может быть и недоразвитой, ущербной. Об ущербности интуиции мы можем говорить в том случае, когда функционирование сознания искажено большим количеством внутрипсихических шумов. Устранение этих шумов и достижение необходимой умственной тишины и прозрачности сознания возможно только через практику медитации-самонаблюдения. Таким образом, это не просто такая легкодоступная познавательная способность, которая всегда под рукой — бери и пользуйся, только забытая и по разным причинам невостребованная. Вовсе нет! На самом деле очень немногие люди одарены ею от природы. Фактически для её развития требуется большой труд, регулярная практика медитации-самонаблюдения на протяжении длительного времени. При такой практике интуитивная мудрость-праджня неизбежно начнёт пробуждаться — раньше или позже, в зависимости от способностей и усердия. Конечно же, на первых порах пробудившаяся праджня не бывает вполне устойчивой, поскольку периоды ясности и незамутнённости сознания практикующего чередуются с периодами нарушения умственной тишины, периодами внутреннего смятения, наплыва мыслей, эмоций, переживаний, искажающих интуитивное познание и порой делающих его просто невозможным. Кроме того, при отсутствии необходимой внутренней медитативной дисциплины, проблески истинного интуитивного видения подвергаются невероятным искажениям в процессе их последующей интерпретации. Информационная продукция «контактёров» — хороший тому пример. Странное впечатление производит контраст между великим пафосом, с которым излагаются послания «Космического Разума» или «Великих Гималайских Махатм» и содержанием этих посланий, представляющим набор весьма тривиальных истин. Как правило, за весьма редкими исключениями, эти контактёры, вещающие от имени некоего «Сверхразума» на самом деле просто психически нездоровые люди, нуждающиеся в психиатрическом лечении. Тот факт, что человеку нечто вступило в голову непосредственным образом, то есть без обдумывания, — вовсе не означает, что это и есть плод его интуитивного прозрения. Для последнего требуются весьма определенные и достаточно строгие условия — очищение сознания и достижение состояния умственной тишины.

Традиционная восточная метафора сравнивает сознание человека с озером. Если стоит тихая безветренная погода — тогда зеркальная поверхность воды адекватно отражает окружающий мир, но если наступит ненастье, поднимутся волны и правильное отражение будет уже невозможным. Чань-буддизм утверждает: «Пробуждение интуитивной мудрости-праджни возможно только тогда, когда сознание очищено».

2. Практическая эффективность теории.

Согласно великому Гёте, наивысшим критерием живого духа истины является продуктивность. «Истинное, — сказано у Гёте, — это то, что плодотворно». Если некая теория так и остаётся теорией, и не даёт никаких практических результатов, — тогда, с точки зрения гётевского критерия плодотворности, она не является истинной и заслуживает полного забвения. Сразу же возникает крамольная мысль: а что будет с теорией познания Иммануила Канта, изложенной в его знаменитой «Критике чистого разума», если посмотреть на неё с этой точки зрения? Лично я убеждён, что гётевский критерий «плодотворности» в полной мере должен относиться и к теории познания. Истинная, в этом смысле, гносеология, непременно должна давать весьма полезные практические приложения для обучения и творчества. А если таковых не наблюдается — тогда грош цена всей этой теории, независимо от того, сколь глубокомысленно и наукообразно она себя подаёт. Итак, теория должна быть практически эффективной. Если, к примеру, теоретик утверждает возможность perpetuum mobile (вечного двигателя), то пусть он его построит. Психологу Б.Г.Ананьеву, основателю ленинградской психологической школы, принадлежат следующие мудрые слова: «Ценность абстракции определяется возможностью её конкретизации». Перефразировав Ананьева, можно сказать, что ценность абстракции также определяется возможностью её практической реализации. Конечно же, это не следует истолковывать в духе прагматического редукционизма. Напротив, я глубоко убеждён, что, хотя истинное познание всегда имеет многочисленные практические приложения (знаменитое: «Нет ничего практичнее хорошей теории»), тем не менее, для познающего субъекта оно вполне самодостаточно, для него оно является величайшей субъективной ценностью независимо от какой-либо практической выгоды. Однако, как я уже упоминал в первой главе, всегда имеется противоречие между сукцессивностью изложения и симультанностью постижения. Невозможно обо всём говорить сразу — когда делаешь приседания, невозможно одновременно делать отжимания.

Обычный упрёк критиков состоит в том, что, когда говоришь «а», они тут же тебя обвиняют: «А почему не «б»?». Да именно потому, что мы пользуемся речью, последовательным описанием многоаспектных целостных объектов, а при пользовании речью невозможно сразу, одновременно, сказать и «а» и «б». Потому и не «б», что «а».

3. Прогностическая сила теории, то есть возможность на основе этой теории сделать точное предсказание. Например, если некая биоэнергетическая теория, описывающая взаимовлияние различных энергетических каналов, утверждает, что успешное лечение надпочечников, посредством воздействия на канал тонкого кишечника, непременно приведёт к обострению по каналу сердца (боли в области сердца и по левой руке, тахикардия и т. п.), и что нужно будет принимать меры для снятия этого обострения — то проверить это прогностическое утверждение нетрудно. Если окажется, что никаких подобных обострений не наблюдается, значит данная теория несостоятельна.

Другой пример. Некая теория социокультурной динамики утверждает, что в 2061–2063 годах Россию ожидают великие, судьбоносные перемены, которые проявятся во всех сферах жизни — от мировоззрения до политики, экономики и государственного устройства. Итак, если эта теория предсказывает смену социокультурной парадигмы, а на самом деле в указанный период ничего подобного не произойдёт — значит она не выдержала проверку по критерию прогностической результативности.

* * *

Вернёмся к теме различий между разумом (мышлением) и праджней (интуицией), подводя итоги наших рассуждений в кратком резюме. Итак, основные различия между мышлением и праджней заключаются в следующем:

Однако это ещё не всё. Существует ещё одно, весьма тонкое и нетривиальное различие между разумом и интуицией. Это различие можно определить как однозначность и конкретность, к достижению которых тяготеет разум, и неоформленность (которая часто принимается за неопределённость, но на самом деле вовсе ею не является), характерная для интуитивного познания. Человек разума всегда стремится к ясности, чёткости, конкретности и однозначности. Во всём «должен быть порядок», каждая вещь должна быть на своём месте, точно так же и каждая идея, каждая мысль тоже должны быть на своём месте. Неопределённость и расплывчатость для компьютерного ума нестерпимы. Я вовсе не хочу сказать, что это плохо. Конечно же, так же как и порядок в собственной квартире, необходим и желателен порядок в собственных мыслях, в собственной голове. То, о чём я говорю — вовсе не отрицание определённости, а её трансцендирование. Однако обычный человек науки, имеющий сильный разум, но дистрофичную, недоразвитую интуицию, к сожалению, не может отличить информационную мешанину в голове умственно незрелого человека — от великолепной неоднозначности, присущей интуиции-праджне. Иными словами, он не может отличить рыхлую бесформенность глупца и невежды от неоформленности, присущей высшей мудрости. Неопределённость праджни следует понимать не в смысле тьмы и неведения, а как сияющую, ясную и прозрачную неоформленность, в которой представлен диапазон всех возможных конкретизации, включая оба полюса противоположностей (что для разума просто невозможно), при полном понимании (видении) условий осуществления любой из этих конкретизации. Неоформленность праджни по информационно-содержательному наполнению несравненно богаче определённости компьютерного ума. Различие здесь носит качественный характер и превышает все возможности количественного сравнения, делая такие попытки нелепыми. Неоформленность праджни — вовсе не тьма неопределённости. Это тоже ясность, но совершенно иная, по сравнению с чисто интеллектуальным постижением. Это ясность неоформленности, требующая на порядок более высокого уровня энергетического обеспечения. Хорошей метафорой для разъяснения этого различия является вулканическая лава. Интуиции-праджне соответствует расплавленная лава. Она имеет очень высокую энергетическую насыщенность и в то же время не имеет никакой определённой формы. Однако внутри этой бесформенности в потенциальном скрытом состоянии находится бесконечно большое число всех возможных её конкретизации: вариантов остывшей и затвердевшей лавы. Но праджня отличается от лавы в том отношении, что она способна к возвращению в состояние неоформленности всякий раз, когда необходимость в данной познавательной конкретизации исчезла. Более того, праджня, достигая высшего уровня развития, отличается безинерционностью познавательных процессов, тогда как определённость мышления достигается ценой косности и ригидности.

То же самое можно сказать и о качестве личности мудреца, достигшего просветления и обладающего высшей интуитивной мудростью. Дао-человек струится вместе с потоком жизни. Дао-человек текуч, свободен, лишён свойств и признаков. Он неоформлен, но может в любой момент дать временное конкретное оформление, проявить именно тот набор свойств и признаков, который необходим для данной ситуации, а затем вернуться назад, в состояние прекрасной неоформленности. Поведение такого человека в высшей степени адекватно и в высшей степени адаптивно. Ему свойственна также удивительная безинерционность: при необходимости — мгновенная конкретизация с разворачиванием необходимых действий, когда же необходимость исчезла — столь же мгновенное возвращение к состоянию безмятежной неоформленности. Менее всего этот человек похож на лихтенберговский «психолит» (психическую окаменелость). Вот почему глубоко ошибаются все те, кто для самосовершенствования и «личностного роста» практикуют фантазийную медитацию. Истинная медитация начинается не с оформления некоего идеального Я-образа и его дальнейшего усиления и развития, истинная медитация — это нечто совершенно иное, и начинается она с внутренней установки на то, чтобы «быть никаким», на то, чтобы растворить огнём своего сознания любые представления о самом себе, любые установки относительно себя самого, даже самые позитивные и самые конструктивные.

Глава 5

Интуиция-праджня и феномен понимания

Старая познавательная парадигма в качестве основного и, фактически, единственного, инструмента познания признавала только дискурсивное мышление. Так, в трактате «Разыскание истины» Декарт пишет: «…все истины следуют одна за другой и связаны между собою единой связью. Весь секрет состоит в том, чтобы начать с простейшей из них и так подниматься мало-помалу и как бы по ступеням до истин наиболее далеких и сложных» (курсив мой — В.К.). Интуиция, как специфическая познавательная способность в этой парадигме попросту отсутствует. Ошибочно ставится равенство между познанием и мышлением. Суть этой, господствующей ныне парадигмы, кратко можно выразить так: «Познание есть мышление». Однако, на самом деле, познание есть интуиция плюс мышление, причём именно интуиция является более важным инструментом познания. Самый таинственный и труднообъяснимый для психологии мышления феномен — это феномен понимания. Это и понятно, поскольку в основе этого феномена лежит не мышление, а интуиция. Существует глубокое противоречие между принципиальной сукцессивностью мышления (дискурсивного мышления) и симультанностью интуиции. Современная научная психология фактически игнорирует существование интуиции как отдельного, самостоятельного и, более того, наиболее важного инструмента познания.[13]

Мышление, будучи неразрывно связано с речью, всегда выражается в определённой последовательности слов и символов, в цепочке умозаключений. Совершенно неоправданна, на мой взгляд, попытка проигнорировать специфику интуитивного познания, чрезмерно расширенно трактуя «пространственно-временную» структуру мышления. В результате всё познание объявляется мышлением, а от интуиции ничего не остаётся. Между тем, многие великие учёные неоднократно указывали на различие между анализирующим, то есть расчленяющим, мышлением и прямым интуитивным целостным видением (Эйнштейн, Адамар, Пуанкаре). Более того, в их трудах неоднократно говорится о том, что инсайт (интуитивное озарение) приходит именно тогда, когда человек перестаёт думать (прекращает сознательное, намеренное познавательное усилие), когда он находится в состоянии умственной тишины. Для непредубеждённого, незашоренного исследователя совершенно очевидно, что налицо два качественно отличающихся способа познания, причём роль интуиции первична и наиболее важна. Мышление всего лишь помогает в постановке задачи, а также в оформлении познавательного результата, полученного за счёт интуиции.

Понимание есть не что иное, как «синтезирующий инсайт» (К.Дункер), который не может быть получен благодаря сколь угодно напряжённым усилиям мысли. Эти усилия всего лишь создают познавательную доминанту, познавательное напряжение. Сам же инсайт не является продуктом сознательного, намеренного усилия. Предшествующая инсайту напряжённая работа мысли ценна лишь постольку, поскольку создаёт определённую разность потенциалов, энергетически заряжает познавательную интенцию, создаёт познавательную потребность. Затем, именно тогда, когда усилие мысли исчезает, когда человек перестал мыслить о данной проблеме — это может быть на концерте, на прогулке или во сне — тогда и приходит инсайт, неведомо откуда, неведомо каким образом. Творческий результат (понимание) неожиданно, внезапно вспыхивает во внутреннем взоре во всей своей целостности. Качественное, принципиальное отличие интуиции от мышления состоит в том, что мышление сознательно и представляет собой систематическое усилие, работу мысли. Интуиция же может функционировать только в условиях умственной тишины. Здесь нет и быть не может осознанного намерения: «вот сейчас я получу творческий инсайт относительно этой проблемы» — чем больше будем стараться, тем меньше шансов на успех. Интуиция — это не-ум, не-мышление, не-речь. Это альтернативный мышлению познавательный инструмент, и это должно быть хорошо усвоено.

Что же такое понимание? Это особое «умственное» восприятие целостности, гештальта. Это синтетический охват сознанием человека большой совокупности фактов и идей таким образом, что они воспринимаются как органическое целое. Это может сделать только интуиция, но не мышление. Мышление выстраивает разрозненные кусочки мозаики в линейную последовательность, тогда как интуиция-праджня собирает их в единое и объёмное целое. Разрозненные кусочки мозаики — не то же самое, что красивый цветной витраж, изображающий храброго рыцаря на коне. Декартов способ познания, как последовательного восхождения от простого к сложному, ступень за ступенью, не учитывает того, что переход от частных, разрозненных идей и фактов к органическому целому в рамках которого каждая из этих частностей находит своё место, — такой переход осуществляется за счёт совершенно иного, альтернативного дискурсивному мышлению, познавательного механизма. Этот механизм — симультанный охват всей картины в целом.

* * *

Объяснение чего-либо (ответ на вопрос «почему?») — это всегда линейная цепочка умозаключений, своеобразная причинно-следственная спица, протыкающая объект познания. Представим себе спицу, протыкающую тыкву, — это и есть познание посредством разума. Но понимание возможно только через освоение всего объёма тыквы, чего никаким объяснением достичь невозможно. Интуитивное же познание не ограничивается узким коридором, задаваемым этой спицей. Оно не линейно, оно объёмно и целостно. Когда интуитивное «видение» достигает определённой широты охвата и все компоненты воспринимаются одновременно, тогда вспыхивает понимание, тогда объект познания (наша тыква) обретается во всей своей полноте.

Размышление вообще не может привести к пониманию, оно всего лишь организует уже имеющееся понимание. Размышление всегда идёт после постижения (сугубо интуитивного по своей природе) и выполняет всего лишь оформительские функции. Мышление полезно, необходимо, но всегда вторично по отношению к интуиции-праджне. Тот, кто начинает с вопросов, не решает проблем. Они решаются только тем, кто начинает сразу с ответов. Следует различать между собой объяснение и описание. И то, и другое — это использование слов, вербализация. Однако различие огромно. Объяснение — вербализация результата дискурсивного мышления, тогда как описание — вербализация понимания, полученного через интуитивный инсайт. Таким образом, описание — это перевод многомерного интуитивно воспринимаемого объекта в его плоскостную проекцию.

Мышление же движется сугубо внутри дуалистической плоскости, от одних слов и символов — к другим.

* * *

За тем, что принято называть потребностью в знании и стремлением к истине, часто скрывается непереносимость неопределённости, страх неизвестного. Хорошим тому примером является страх темноты у ребёнка. Что такое темнота? Это, прежде всего, неизвестность. Это отсутствие информации о состоянии окружающей среды, о том, что происходит вокруг. Стоит только включить свет — немедленно появляется столь необходимая, столь желанная осведомлённость, реализуемая через зрительный канал восприятия. Страх немедленно исчезает. Люди, движимые потребностью «в познании истины», как они любят о себе говорить, на самом деле часто стремятся к безопасности, к ликвидации невыносимой для них неопределённости — познавательной «темноты». Они стремятся любой ценой внести ясность и определённость в отношении всего, с чем они встречаются. В результате человек, конечно, получает ответы на все вопросы, но, к сожалению, большей частью это суррогатные ответы. Он окружает своё сознание, своё познающее Я, защитной скорлупой из этих суррогатных ответов. Такая скорлупа не только создаёт искажённую и неадекватную картину мира, но и является своеобразной духовной тюрьмой, блокирующей нормальное познавательное развитие. В норме человек должен быть открыт миру, иметь великое доверие к бытию. А это означает, что он должен быть способен переносить состояние неопределённости и даже полюбить его. Неопределённость — это своеобразная питательная среда, окружающая наше познающее Я, наше сознание. Только через сохранение контакта с неопределённостью возможно нормальное развитие сознания человека, развитие его познавательной способности. Тот, кто желает любой ценой получить ответы на все вопросы, в конечном счёте, получает суррогатные ответы, не приближающие его к истине, а напротив, удаляющие от неё.

На каком-то этапе человек должен остановиться и честно сказать себе: «а вот здесь я воздерживаюсь от суждений, здесь я не знаю, и всё, что мне остаётся — это спокойно пребывать в этой неопределённости, сейчас, на данном уровне моего развития, это мне недоступно и я это спокойно принимаю». Состояние «не знаю» намного лучше суррогатных ответов, загромождающих познавательное пространство. Здоровая адекватная неопределённость создаёт наилучшую питательную среду для нашего развития, тогда как псевдоответы блокируют это развитие.

Как видим, то, что на самом деле человеку нужно — это не ответы на все вопросы, не умственные спекулятивные объяснения, а совершенно иное — созерцание без обдумывания. При таком, медитативном режиме функционирования психики, со временем пробуждается интуитивная мудрость-праджня и, рано или поздно, возникает прозрение в суть созерцаемого объекта, системы. Кстати, инсайт вовсе не сопровождается какими-то необычными эффектами, некоей внутренней световой вспышкой и т. п. Он состоит в том, что совершенно неожиданно, без каких-либо признаков разворачивающегося познавательного процесса, в сознании возникает полное понимание сути созерцаемого. Только что этого знания не было, и вот оно уже здесь, во всей полноте, ясности и достоверности. При этом возникает чувство радости, которое может длиться несколько последующих дней и даже недель. Отличительной чертой знания, полученного через инсайт, является полная субъективная его достоверность, совершенно отсутствуют сомнения, колебания, нет даже тени неуверенности — неизбежной спутницы дискурсивного мышления. Полная ясность понимания (явления, процесса, системы, жизненной ситуации) включает в себя и знание того, как надлежит действовать в этой ситуации, как решать самые разные проблемы, относящиеся к познаваемой системе. И возникшее понимание того, как надлежит действовать, также лишено сомнений, колебаний, малейшего следа неуверенности. Понимание, обретаемое через синтезирующий инсайт, носит целостный и, так сказать, «объёмный» характер. Однако это достигнутое «объёмное» понимание для удобства хранения и пользования следует перевести в речь, то есть в линейную цепочку слов и символов. Для того, чтобы в результате была получена непротиворечивая и внутренне согласованная, хорошо организованная и упорядоченная концепция, потребуется сильное дисциплинированное мышление и хорошее владение речью. Тем не менее, конечный результат этого этапа (знание, оформленное в словах и символах) по своему содержанию значительно беднее своего невербального прототипа. Это словесное знание подобно проекции трёхмерного (объёмного) объекта на плоскость. Конечно же, если продолжить эту аналогию, средства начертательной геометрии позволяют изобразить объёмную фигуру на бумаге, то есть на плоскости, весьма искусно и адекватно. Однако внутренняя работа по реставрации, по восстановлению образа объёмного объекта из его плоскостной проекции, несомненно, требует наличия в опыте знания объёмного мира. Если же такое знание отсутствует, то чертёж, каким бы хорошим он ни был, не поможет перейти от плоскостной проекции к трёхмерному объекту.