Расстроенное свидание

Удачного дня?

Он пожелал ей удачного дня?

Солнце висело совсем низко и грело еще жарче, но Джеми по-прежнему била дрожь. Она сделала глубокий вдох и посмотрела в сторону дома Тома. У ворот не стояло машины. Дверь была закрыта. Может быть, никого нет дома?

И что тогда делать?

Бежать? Ждать? Сходить с ума?

Джеми заставила себя шагать вперед и не думать. Ей хотелось, чтобы сознание стало таким же белым и прозрачным, как солнечный свет.

Но это было невозможно.

Сколько раз она ходила этой короткой дорогой к дому Тома? Сколько раз проходила мимо кирпичного дома на углу, потом мимо белого каркасного дама с большими затемненными окнами и по гравиевой дорожке приближалась к веранде, окруженной анютиными глазками и геранью… И стучалась в дверь…И с нетерпением ждала, пока ее впустят в маленький домик…

Он был даже меньше, чем остальные дома ни улице. Давно покосился и нуждался в покраске, Водосточные трубы обвалились, и у гаража осыпалась кровля.

Но в этом доме всегда было уютно.

Джеми испытывала к нему теплые чувства, испытывала любовь.

Она перешагнула через лежавшую на пороге; газету, взялась за дверную ручку и вспомнила, что замок сломан, поэтому просто постучалась.

Когда ей доводилось в последний раз стучаться в эту дверь? Стоять на этих ступенях?

Вся теплота и любовь были утрачены навеки.

Джеми заглянула в маленькое окошко в двери. В доме было темно. Никто не пришел на стук.

Она снова постучала.

Подождала.

Потом еще постучала.

Развернулась, чтобы уйти.

И дверь неожиданно распахнулась.

Джеми обернулась, собираясь поздороваться.

И увидела совсем незнакомого человека.

Глава 11

— Извините. Я, наверное, ошиблась домом, — выдавила Джеми и, начав пятиться, споткнулась о свернутую газету.

Сбежала по ступенькам, выпрямилась и повторила:

— Извините.

Она чувствовала себя набитой дурой.

Джеми окинула взглядом дом, пытаясь понять свою ошибку. Но поняла лишь, что не ошиблась.

Человек в дверях глядел на нее с удивлением. Ему было лет двадцать пять, но он уже начал лысеть. Его кожа отливала загаром, а лоб почему-то оставался красным. На нем был темный джинсовый костюм и галстук.

— Ты Джеми? — спросил он.

— Да. Откуда вы…

— Я Эрик Гудвин. — Он протянул ей свою загорелую руку. — Работаю вместе с отцом Тома.

Чтобы пожать его руку, пришлось подняться обратно. Джеми еще ни разу в жизни не чувствовала себ так неловко.

— Меня зовут Джеми, — сказала она. — Ах да, вы и так знаете.

Эрик пропустил ее в дом. Она ступала осторожно, чтобы не споткнуться о резиновый коврик. В гостиной было темно и холодно. Сперва Джеми ничего не видела. Ей долго пришлось привыкать к полумраку после яркого света.

— Я… я ищу Тома, — сказала она дрожащим голосом.

Но что поделаешь, если нервы сдают?

Где же Том? Где его мать? И что этот человек делает здесь один?

— Хочешь присесть? — Эрик указал ей на диван, а сам встал за креслом. Кажется, ему тоже было неловко.

— Спасибо. — Джеми бросила свою сумку на пол и села на диван.

— Кажется, у меня плохие новости, — сказал Эрик. У него дрожала верхняя губа. Он потер свою загорелую лысину.

«О нет, — подумала Джеми. — Тома арестовали. Полиция арестовала его за убийство ювелира. Конечно. Вот в чем все дело!»

Она не могла произнести ни слова. Лишь глядела на Эрика, содрогаясь в ожидании, что он скажет то, что она уже знает.

— Отец Тома попал в серьезную аварию, — сказал Эрик, сжав спинку кресла.

— Что? — удивленно вскрикнула Джеми.

Она поняла, что такой реакции недостаточно, и поспешно добавила:

— Какой ужас!

— Сюда позвонили рано утром, кажется, полдесятого, — продолжал Эрик, барабаня пальцами по спинке кресла.

— Вот беда-то, — произнесла Джеми, глядя мимо него.

— В это время я был здесь. Принес кое-какие бумаги. Том и его мать тут же умчались, сама понимаешь. А я остался присматривать за домом и за кошкой.

— Понятно. — Джеми больше не могла ничего сказать.

— Тебе плохо? — спросил Эрик неожиданно. — Может, принести воды или еще чего-то?

— Не надо. Сама справлюсь. — Джеми вскочила на ноги и пошла на кухню.

— А отец Тома… он…

— Не знаю, — ответил Эрик, двинувшись за ней. Тот, кто звонил, сказал, что он в критическом состоянии. Это совсем не обнадеживает.

«Если Том уехал до десяти, то он не мог быть в бассейне», — подумала Джеми.

Она взяла стакан и достала из холодильника кувшин с водой.

— Будете? — спросила она. — Кажется, вы совсем запарились.

— Нет, спасибо, — ответил Эрик и ослабил галстук.

«И если Том уехал, то он не мог преследовать меня до остановки, — подумала Джеми. — Тогда кто же это был?»

Она пила быстро, почти захлебываясь и проливая виду на свитер. Эрик старался этого не замечать.

Джеми поставила пустой стакан на стол и сказала:

— Пожалуй, пойду.

Ей неожиданно захотелось поскорее выбраться отсюда, из дома Тома, подальше от знакомых вещей. Нужно было подумать, понять, что с ней случилось и что делать дальше.

— Я… я потом позвоню. Как по-вашему, когда они вернутся? — спросила она.

Эрик потер свой красный лоб. Кажется, это была привычка. Может, он проверял, не выросли ли снова волосы.

— Трудно сказать, — произнес Эрик. — Но ты позвони.

— Спасибо, что рассказали обо всем. — Джеми прошла в гостиную за своей сумкой.

— Эй, постой! — Эрик кинулся за ней. — Я совсем забыл. Вот. Том оставил это для тебя.

Он протянул ей маленький белый конверт.

— Спасибо, — сказала она и взяла конверт. Сердце вдруг заколотилось. Грудь перехвлтило, стало трудно дышать.

Что же в конверте? Признание своей вины? Признание в том, что он видел ее в магазине?

А может, объяснение? Объяснение того, почему он предал их любовь? И разрушил все навсегда? А может, снова угроза, вроде сережек?

— Хочешь — прочти это здесь, — предложил Эрик. — А я пойду выключу свет наверху.

— Нет. Я пойду. Рада была познакомиться. Жаль, что при таких обстоятельствах.

Крепко сжимая маленький конверт, Джеми взяла свою сумку и вышла за дверь. Сбежала с крыльца под палящее солнце.

«Дорогая Джеми.

Это не я был вчера в ювелирном магазине. Это был кто-то еще. Надеюсь, тебе понравились сережки. Они принадлежали моей бабушке.

Я не хочу, чтобы ты о чем-то беспокоилась. Я скоро вернусь, как только папе станет лучше, и все пойдет по-прежнему.

Извини за то, что тебе пришлось пережить. Но так получилось из-за непонимания. Пожалуйста, поверь мне — все будет хорошо.

С любовью,

Том».

Джеми представила, что именно это написано в записке. Молила об этом. Она забросила сумку на плечо и кинулась к автобусной остановке.

Крепко держа конверт, она повторяла про себя то, что хотела прочесть. Он блестел от яркого солнца и казался горячим.

«Я должна поскорее открыть его, пока он не прожжет мне руку насквозь», — подумала Джеми и тут же обругала себя за глупые мысли.

И снова стала повторять то, что ей хотелось прочесть.

Остановилась у красной кирпичной стены, чтобы перевести дыхание. Кажется, в этом доме сейчас никого не было. Она упала на траву и стала распечатывать конверт.

Но прежде чем успела открыть, кто-то прыгнул на нее. Это был маленький белый с бурым фокстерьер, который жил по соседству.

— Фу, Руди, фу! — крикнула Джеми.

Но он разыгрался и стал вырывать у нее конверт.

— Нет! Плохой пес! Плохой пес! Руди, иди домой!

Она подняла конверт повыше и попыталась встать, но собака оказалась проворнее. Вырвала конверт и кинулась бежать.

— Нет! — вскрикнула Джеми, кинулась следом, но споткнулась и растянулась на земле.

Крепко сжимая конверт в зубах, пес убегал все дальше. Его хвост вилял от возбуждения. Ему нравилась. игра.

«С ума сойти, — подумала Джеми. — Эта глупая собака утащила самое важное письмо в моей жизни!»

Она медленно поднялась и стала приближаться к собаке.

— Руди, брось. Брось. Хороший песик.

«Я умнее этой собаки, — думала Джеми. — Я смогу ее перехитрить».

Она стала искать палку, которую можно было бросить. Тогда собака выронит конверт и побежит за палкой. Но обитатели кирпичного дома содержали его окрестности в чистоте. Тут не было даже сухого листочка, не то что палки.

— Руди, брось.