Помоги проекту - поделись книгой:
Юрий Емельянов
Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата?
Предисловие
10 января 2006 года парламент Эстонии принял закон «О защите воинских захоронений», за который проголосовало 66 депутатов из 80 присутствовавших на заседании. Закон предусматривал возможность переноса захоронений погибших воинов, «если могилы находятся в неподходящих местах или если перезахоронения останков необходимо произвести в общественных интересах». На следующий день закон был подписан президентом Эстонии Тоомасом Хендриком Ильвесом. Казалось бы, эти юридические процедуры, касающиеся могил, не могли вызвать той бури возмущения, которая последовала. Но дело было в том, что законодательный акт, который вроде бы был направлен на «защиту захоронений», должен был послужить юридическим обоснованием для сноса монумента Воину-освободителю, возведенного на могиле 13 советских воинов, погибших осенью 1944 года в ходе боев за освобождение Эстонии от немецко-фашистских захватчиков.
Еще в мае 2005 года премьер-министр и лидер правящей Реформистской партии Эстонии Андрус Ансип заявил, что «символам Советской власти и оккупации не место в центре Таллина… Недопустимо, чтобы 9 мая у памятника на Тынисмяги собирались люди с красными флагами и устраивали там митинги. Они пьют водку и ходят по могилам. Его нужно убрать, а останки эксгумировать».
Однако мэрия Таллина наотрез отказалась выполнить волю премьера, и тогда было решено подвести законодательную базу под устранение памятника. Против сноса памятника Бронзовому солдату, как его было принято называть, протестовали многие люди. Были собраны десятки тысяч подписей под соответствующими обращениями, но эстонский парламент проигнорировал их.
В последующие месяцы проходили многочисленные выступления в защиту памятника. Несмотря на это, монумент был демонтирован, останки воинов эксгумированы. А вскоре тихий Таллин стал ареной бурных выступлений протестующей молодежи. Эстонская полиция действовала жестко. В уличные баталии вмешались неонацисты. В ходе их был убит юный гражданин России Дмитрий Ганин и многие были ранены.
Судьба Бронзового солдата взволновала и многих граждан России. Казалось, что все в России, вне зависимости от идейно-политических разногласий, были возмущены готовившейся акцией, а затем состоявшимся надругательством над памятью тех, кто пожертвовал своими жизнями за свободу и независимость Родины, за спасение человечества от гитлеровского геноцида и порабощения.
Однако это было не так. Для некоторых граждан России события в Эстонии стали поводом для заявлений о том, что нельзя нагнетать страсти вокруг памятника, что эстонское правительство, может быть, отчасти право, что истина в этом споре лежит где-то посередине. И это было не удивительно. В нашей стране есть немало людей, солидарных с властями Прибалтики и их политикой в спорных вопросах с Россией. Когда, например, Валерия Новодворская в передаче «К барьеру!» потребовала, чтобы граждане России извинились перед Прибалтикой за события 60-летней давности, то до трети телезрителей поддержали ее.
Свидетельством того, что такие настроения достаточно распространены в нашей стране, стало для меня собрание, состоявшееся 24 января 2006 г. в зале одной из ведущих библиотек Москвы. Судя по объявлению, на нем должны были обсуждать вопрос о Прибалтике и «мифах» вокруг нее. Заинтересовавшись, о каких же «мифах» пойдет речь, я пошел на это собрание.
В зале преобладали преподаватели московских школ, которым раздавались листовки организации учителей, борющихся против «наследия тоталитаризма». Боевой настрой создавал и сидевший в первых рядах небольшой черноволосый человек с бородкой, который потом объявил, что он внук наркома Дальневосточной республики. Этому можно было поверить: если бы он был одет в черную кожанку, а на его голове был «пыльный шлем», то его можно было принять за комиссара времен Гражданской войны. Сидя вполоборота к президиуму, он внимательно следил за обстановкой в зале, всем своим видом показывая, что здесь происходит дело нешуточное и он готов дать кому-то решительный отпор и выразить кое с кем солидарность, чего бы это ни стоило ему лично.
Судя по последовавшим выступлениям, ораторы вознамерились дать бой «тоталитарным» представлениям о Прибалтике, которые могут сохраняться в сознании людей в России. Из речей выступавших следовало, что под воздействием «тоталитарного наследия» Прибалтику неоправданно критикуют. При этом бесспорные достоинства прибалтийских народов служили обоснованием для оправдания политики властей этих стран.
Высокими моральными качествами, утверждал упитанный мужчина, обладали и остзейские бароны, которые принесли в Прибалтику культуру. По словам оратора, утверждения о том, что бароны веками угнетали народы Прибалтики, — это не более чем миф. Это были необыкновенно честные, милые, добрые люди, уверял оратор. Именно по причине их честности цари брали их на государственную службу, так как в отличие от русских они не воровали, уверял выступавший. Хотя это было не совсем логично, но оратор стал почему-то восхвалять нынешнего президента Латвии Вике Фрайберге, которая вроде не является остзейской баронессой. Она проста и человечна, говорил он. А это, по его словам, следовало из того, что ее офис имеет очень небольшую охрану. И это прозвучало как укор России за слишком большую охрану в Кремле.
О высокой культуре и человечности населения Прибалтики говорила и молодая специалистка в области этнографии. Она подчеркивала, что латыши говорят гораздо тише русских, а в их языке гораздо больше, чем в русском языке, уменьшительных окончаний. А вот русские оставили в умах латышей самое отталкивающее впечатление, уверяла оратор. Как-то она спросила знакомую латышку, почему та не любит русских. Женщина рассказала, что, когда красноармейцы вошли в Ригу в 1940 году и пошли смотреть спектакль в оперном театре, пол в зале оказался покрытым слоем шелухи от семечек на целый вершок. С тех пор, сокрушенно говорила оратор, ее знакомая невзлюбила русских. Собравшиеся в зале учителя сокрушенно качали головами.
Постоянно оглядывая зал, внук наркома Дальневосточной республики не упускал из внимания и выступления ораторов. А потому, когда взявший слово учитель русской школы из Риги стал критиковать латвийские учебники по истории, тенденциозно освещающие прошлое, наполненные бьющими через край националистическими эмоциями и к тому же содержащие сотни фактических ошибок, внук наркома тут же вступился за авторов учебников, сказав: «Кого должна готовить школа: ученых специалистов по истории или граждан своей страны?» Посрамив учителя этим «каверзным» вопросом, потомок руководителя ДВР дал понять, что ярый шовинизм и ошибки учебников можно извинить, если они воспитывают учеников в духе верности идеям нынешнего латвийского государства.
Наконец, слово взял тот, кто, очевидно, считался «гуру» на этом собрании. «Гуру» сказал, что мы не должны судить прибалтов слишком строго. Они только-только вырвались из-под советского ига, а потому вынуждены самоутверждаться. Да, при этом возможны перехлесты. Да, кое-что нам может не нравиться в их действиях. «Но ведь это нормальная «виктимизация», то есть желание окружать себя жертвенным ореолом после многих лет страданий», — изрек «гуру». «Ах, так это просто «виктимизация», — успокоенно зашептали собравшиеся, благодарные «гуру» за то, что сказанное им мудреное слово разом разрешило все их сомнения относительно сложных проблем политической жизни Прибалтики.
Возвращаясь с собрания с моим старым другом, профессиональным дипломатом и историком А.И. Петренко, мы задавали друг другу вопросы: «Почему присутствующие так болезненно воспринимали любую (даже предполагаемую) критику в адрес стран Прибалтики, их правителей и даже остзейских немцев и были таг готовы возмущаться своими соотечественниками, которые и говорят-то слишком громко, и семечки лузгают в оперном театре? Откуда эта готовность извиняться и каяться, даже если к этому решительно нет никаких оснований? Отчего они легко поверили в дурацкую байку про красноармейцев, которые якобы до 1940 года никогда не бывали в театрах, пока не попали в «культурную» Прибалтику? И почему в московском Большом театре в те годы уборщицам не приходилось выметать горы шелухи от семечек?» Теперь нам было не удивительно, что кое-кто принял за чистую монету объяснение эстонского премьера, который был возмущен тем, что в центре Таллина «невоспитанные русские» распивают спиртные напитки возле могил, и только поэтому он, будучи человеком «культурным и интеллигентным», решил перевести захоронения в уединенное место.
Может, такое отношение возникло с советской поры, когда многие, оказавшись в Пярну, Юрмале или Паланге, видели в прибалтийском стиле оформления кафе или домашнего интерьера не только пример для подражания, но и вершину развития цивилизации? Наверное, еще тогда родилось представление о том, что все без исключения «коренные» жители Прибалтики неизмеримо культурнее и интеллигентнее, чем любой русский человек, а поэтому, в силу своей культуры и интеллигентности, любой латыш, эстонец и литовец не может совершить дурной поступок, а для многих русских — это раз плюнуть. Или же сказывается влияние псевдоисторических материалов в печати и по телевидению на тему «пакта Молотова — Риббентропа», которые так широко распространялись в нашей стране в конце 80-х годов? Или еще живы воспоминания о маршах московской интеллигенции под водительством Станкевича, выкрикивавшего: «Руки прочь от Литвы!»?
Как получилось, что на собрании московских учителей, которые отвечают не только за усвоение своими учениками знаний, в том числе и исторических, но и за умение использовать эти знания, подавляющее большинство присутствующих некритически воспринимало избитые стереотипы русофобской пропаганды под соусом наукообразных объяснений? Умеют ли они пользоваться теми знаниями об истории, которые сами излагают на уроках? Горько было сознавать, что обывательские стереотипы мышления и пропагандистский вымысел затмевают в сознании многих людей в нашей стране, в том числе представителей интеллигенции, страницы сложной и интересной истории отношений между Россией и Прибалтикой. Но, может быть, и сама эта история плохо известна многим или, во всяком случае, изрядно подзабыта?
Глубокий знаток знаний в самых разных областях науки Карл Левитин в своей книге «Геометрическая рапсодия» сетовал, что многие люди, окончив школу, быстро забывают математику, а затем, не стыдясь, говорят, что ничего не смыслят в этой важнейшей науке. К сожалению, забывают не только математику. С годами многое из школьных знаний забывается. Из памяти вылетают сведения об истории, даты, имена, описания событий. И редко кто сможет через несколько лет после окончания школы точно назвать даты разделов Речи Посполитой, которые надо было знать назубок.
Однако, в отличие от алгебры и геометрии, мало кто сознается в том, что он забыл уроки истории, а после окончания школы не удосужился освежить или пополнить их. Правда, трудно решить, что лучше: бравирование незнаниями, возмущающее Карла Левитина, или лицемерная ложь, прикрывающая собственное невежество? Как-то организатор многих социологических исследований доктор исторических наук С.И. Васильцов провел опрос, в который был встроен тест. Сначала опрашиваемым предлагали ответить, любят ли они историю. Судя по ответам, 90 % опрошенных горячо любили историю, жить не могли без нее, читали напропалую исследования по истории и уж по крайней мере исторические романы. Но, когда им был предложен тест, в котором надо было сопоставить того или иного правителя России с теми или иными событиями, подавляющее число опрошенных не смогли это сделать верно. Победу под Полтавой приписали Ивану Грозному, Северную войну победоносно завершал Александр II, а относительно строительства железной дороги между Москвой и Петербургом решили, что оно было завершено при Николае II.
А надо ли знать историю? Зачем забивать голову именами фараонов, названиями битв и датами рождений давно умерших людей? Но ведь даже те, кто не испытывает желания узнать, откуда вышел его народ, чем прошлое его страны отличается от прошлого соседних стран, из чего развился современный мир, проявляют желание узнать причины современных конфликтов. Ведь необходимость покопаться в прошедших событиях возникает в любой острой и сложной ситуации. Для того чтобы поставить диагноз больному, врачу нужно знать историю болезни. Для того чтобы выяснить, кто прав в судебном споре, судья должен разобраться в истории конфликта. Даже разбор обычного дорожно-транспортного происшествия требует последовательного и желательно точного рассказа о том, какая машина куда ехала, а также что и сколько выпил водитель в ходе состоявшегося за пару часов до ДТП застолья. При этом ясно, что выяснение исторических причин международных, социальных или межнациональных конфликтов требует знакомства с неизмеримо большим количеством информации, чем при диагнозе ОРЗ, споре по поводу драки в подъезде или ДТП.
Поскольку ныне отношения между Россией и странами Прибалтики носят конфликтный характер, гражданам нашей страны просто необходимо узнать их предысторию, хотя бы для того, чтобы не повторять слепо расхожий вздор. Разделяя это убеждение, я постарался ознакомиться с самыми разными сведениями по истории отношений России и Прибалтики, содержавшимися в переписке дипломатов разных стран, сводках отечественной разведки, стенограммах съездов КПСС, съездов народных депутатов СССР и конгресса США, протоколах заседаний Президиума и Политбюро ЦК КПСС, протоколах судебных процессов, статистических справочниках, мемуарах видных государственных деятелей и других очевидцев исторических событий, коллективных и индивидуальных монографиях, написанных академиками и авторами, еще не получившими ученых степеней, публицистических работах, журналистских статьях и многих других источниках и публикациях. Многие работы, которые помогали мне разобраться в комплексе этих вопросов, были написаны авторами досоветскими, советскими, антисоветскими и постсоветскими. Порой сведения в одних публикациях противоречили информации из других работ, но нередко общие оценки авторов, придерживающихся разной идейно-политической направленности, были схожими. В представленной вниманию читателей книге я делюсь этими сведениями и пытаюсь на их основе вынести собственные суждения и сделать собственные выводы.
Приступая к работе, я понял, что по прошествии нескольких десятилетий после окончания школы и института мною была изрядно позабыта история отношений России и Прибалтики, даже та, что была мне известна по школьным и институтским учебникам. К тому же эти учебники не всегда подробно освещали эти страницы прошлого. Между тем история этих отношений длинна и начинается не с событий вокруг Бронзового солдата и даже не с подписания «пакта Молотова — Риббентропа». В почти тысячелетней истории отношений России и Прибалтики были столетия дружбы и сотрудничества, но были и годы драматических коллизий. При этом многие из этих драматических событий прошлого связаны с географическим положением Прибалтики между Западом и русским Востоком.
Часть I
ПРИБАЛТИКА МЕЖДУ ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ
Глава 1 Drang nach osten
Однажды Остап Бендер, мечтавший выехать с миллионом дензнаков в Бразилию, вдруг, отчаявшись, в сердцах воскликнул, что за Шепетовкой, стоявшей тогда на западной границе СССР, наверное, нет никакой другой страны, а лишь плещутся океанские волны. Если поверить в фантазию Бендера, то такой же океан отделял в ту пору Советскую страну и от Прибалтики. Ныне, когда океан неприязни отделяет прибалтийские страны от России, может создаться впечатление, что непреодолимый барьер, невидимый или видимый, всегда разделял Россию и Прибалтику. На самом деле воды Балтийского моря отделяли Прибалтику не от российских просторов, а от Западной Европы. Подобного барьера между восточноевропейскими равнинами и юго-западными прибалтийскими землями не существовало и в те времена, когда первые люди стали заселять Прибалтику после отступления ледников.
Первые племена, осевшие в Прибалтике, говорили на угро-финских наречиях (эсты, ливы). Со II тысячелетия до н. э. туда же стали переселяться с юга племена, говорившие на балтийских языках: курши, земгалы, латгалы, селы, жемайты, аукшайцы (или литовцы). Близость балтийских народов к соседним с ними славянам была очевидна: их языки имели много общего с восточнославянскими языками.
Обитавшие на общем массиве земной суши с восточными славянами народы Прибалтики поддерживали с ними постоянные и разнообразные связи. Важной водной артерией, связывавшей племена балтийских народов со славянским племенем кривичей, являлась Западная Двина (Даугава). О степени же взаимоотношений кривичей с финноязычными племенами с конца I тысячелетия до н. э. свидетельствуют схожесть их языков, а также постепенные изменения в их антропологическом типе и материальной культуре.
Правда, по мере развития морских путешествий Балтийское море стало не разделять, а соединять Прибалтику с Западной Европой. Известно, что уже в IV веке до н. э. из Прибалтики в Средиземноморье вывозили янтарь. О том, что племя эстов добывает янтарь, а эсты носят изображение дикого кабана, писал римский историк Тацит в I веке н. э. Известно и о древних торговых связях прибалтийских племен со скандинавскими. Впрочем, сохранились сведения и о набегах скандинавских племен на берега Прибалтики, а также о походах эстов на берега Дании и Швеции.
Не подозревая о долгосрочных последствиях своих действий, балтийские и угро-финские племена разместились в регионе, расположенном на важных сухопутных, морских и речных дорогах между Западной Европой и остальной частью Евразийского континента, самого крупного на планете. Борьба за контроль над Юго-Восточной Прибалтикой во многом предопределила будущую историю населявших ее народов.
Другим обстоятельством, повлиявшим на судьбы этих народов, стали исторические особенности их национального формирования, приведшие к тому, что они значительно уступали по численности окружавшим их народам. Угро-финские племена так и не сложились в единую угро-финскую нацию даже в пределах Северо-Востока Европы. Хотя в начале XIII века ускорилось создание эстонской народности, в Эстонии сохранились три языковые группы, границы которых до сих пор в основном совпадают с границами древних языковых группировок. Примерно в том же столетии ускорилось формирование литовской народности, хотя различия между группами литовцев сохранялись, а в период феодализма даже усилились. Кроме жемайтов и аукштайтов, сохранивших место жительства и наименование древних племен, оставались такие самостоятельные этнические группы, как дзуки, капсай, занавикай. Еще медленнее складывалась латышская народность, формирование которой завершилось лишь в конце XVI — начале XVII века. И здесь феодальная раздробленность консервировала древние племенные различия.
Несмотря на тесные связи между всеми народами Прибалтики, создания единой прибалтийской нации не произошло. Лапинь, один из националистических идеологов режима Ульманиса в Латвии, жаловался в 1936 году в журнале «Сеейс»: «Если бы 2000 лет тому назад балтийские племена высказали единение и дух культуры, мы в настоящее время могли бы говорить о балтийской мировой империи, которая властвовала бы вместо теперешней России». Можно высказать немало предположений, почему так случилось. Скорее всего, стремление оберегать традиционный уклад своего племени оказалось сильнее желания объединиться с близкими по культуре и языку или другими соседними народами во имя создания единой нации. Сопротивление сил традиционной местнической культуры тормозило формирование прибалтийских народностей, мешало им в создании своей государственности. Сетования Лапиня были запоздалыми: по его собственному признанию, возможность создания великой прибалтийской империи была упущена свыше двух тысяч лет назад, и малочисленные разобщенные племена Прибалтики не могли не превратиться в малые народы.
Между тем в соседних с Прибалтикой землях формирование единых народов из отдельных племен шло значительно быстрее. Хотя сопротивление центробежных сил тенденции к объединению среди восточных славян было немалым и порой вновь проявлялось, раскалывая единый русский народ, оно было впервые успешно преодолено еще в IX–X веках на землях от Ладоги до среднего течения Днепра. Из племен ильменских славян, кривичей, дреговичей, радимичей, северян, полян, древлян и других восточнославянских племен возникло единое Древнерусское государство. Укреплению его единства способствовало крещение Руси в 988 году.
Новое мощное государство могло диктовать свои условия небольшим и раздробленным племенам Прибалтики, державшимся за свои обычаи и языческие верования. В «Истории Литовской ССР» сказано: «Русские летописи отвечают, что жители Литвы и Жемайтии (неромы) наряду с куришами, латгалами, земгалами и ливами давали дань Древнерусскому государству; они могли быть зависимыми от Полоцка, Пскова или Новгорода». В зависимости от Полоцка находилось латгальское княжество Герцика (Ерсика); латгальское княжество Талава зависело от Пскова. Административными подразделениями являлись draudzes (замковые округа с городищем в центре) и pagasti (от русского погост). В 1030 году князь Ярослав Мудрый завоевал городище Тарту и основал там крепость Юрьев, а в 1030–1061 годах Юго-Восточная Эстония входила в состав Киевской Руси.
Свидетельства связей с русским государством ныне обнаруживаются в том, что многие термины торговли в латышском языке были заимствованы из русского языка. Нередко русские купцы расплачивались византийскими и арабскими монетами, которые у них тогда были в ходу, а теперь их обнаруживают в прибалтийской земле. Из Руси стало распространяться в Прибалтике и христианство. Почти все термины христианской культуры в латышском языке заимствованы из русского.
Несмотря на усиление влияния Руси на прибалтийские народы в целом и создание русских крепостей на их землях, границы между Древнерусским государством и Прибалтикой мало менялись на протяжении нескольких веков. Также известно, что русские не раз выступали союзниками племен Прибалтики. Историки упоминают, например, участие эстонцев в походе князя Олега на Константинополь.
Угроза самостоятельному существованию прибалтийских племен шла не с Востока, а с Запада. Крестовые походы, проводившиеся с XI века, свидетельствовали о стремлении стран Западной Европы начать экспансию за пределы своего региона на Восток, не ограничиваясь Палестиной. Одним из объектов захватнической политики Запада под идейным руководством Римской церкви стала Прибалтика, через которую путь лежал в Северную Евразию. В то же время, в отличие от крестовых походов в Палестину, продвижение в Прибалтику стало прежде всего делом немецкого рыцарства, выдвинувшего лозунг: «Drang nach Osten».
Начало германской экспансии на Восток было положено в конце XII века немецкими купцами, стремившимися закрепиться в устье Западной Двины (Даугавы). Одновременно папская курия направила в область Западной Двины, где тогда жили ливы, своих миссионеров. Но они были изгнаны. Тогда папа провозгласил крестовый поход против народов Восточной Прибалтики. Поход возглавил бременский каноник Альберт, получивший помощь папы Инокентия, германского императора и датского короля. Собрав крестоносцев, Альберт вторгся на кораблях в устье Западной Двины (1200 г.). В 1201 году, после разгрома ливов, был заложен город Рига. В следующем, 1202 году, став рижским епископом, Альберт создал Орден меченосцев.
Как отмечается в третьем томе «Всемирной истории» (М., 1957), «полоцкий князь, которому была подвластна земля ливов, неоднократно предпринимал в союзе с литовцами походы в помощь ливам. Но полочане не имели достаточных сил, чтобы отразить наступление крестоносцев. Крепости Кокнесе, Селпилс и город Ерсике в землях латгалов и селов в 1207–1209 гг. были захвачены и разорены немецкими феодалами. Впрочем, опасаясь полоцкого князя, последние продолжали (до 1212 г.) вносить ему издавна шедшую с ливов дань». В 1214 году сдалась Талава. Память об этих событиях запечатлена в строках латышского героического эпоса «Лачплесис»:
О том, что продвижение немецких захватчиков сулило порабощение покоренных народов и даже их полное уничтожение, свидетельствовала судьба балтийского племени пруссов, которое было в конечном счете уничтожено. Правда, балтийские племена, в частности курши и земгалы, оказывали упорное сопротивление немецким рыцарям. Но все же перевес сил захватчиков привел к тому, что в 1267 году были покорены курши, а в 1290 году — земгалы.
Успехам немецких рыцарей способствовала малочисленность и разобщенность прибалтийских племен. Рыцари Ордена меченосцев активно использовали различия между племенами и, опираясь на новообращенных в католицизм ливов и латгалов, предприняли в 1208–1212 годах 20 походов в Южную и Центральную Эстонию. Эстам приходилось отражать и агрессию датчан, которые во главе с королем Дании Вальдемаром II в 1206 году осуществили безрезультатную попытку захватить остров Сааремаа.
Рассказы о нашествиях с Запада и о готовности прибалтийских и славянских народов дать совместный отпор пришельцам отразились в строках эстонского героического эпоса «Калевипоэг»:
Вторжение немцев и датчан входило в противоречие с интересами Новгорода и Пскова, которые были готовы дать отпор пришельцам. Однако, как отмечалось в третьем томе «Всемирной истории», «обострение борьбы новгородского боярства с владимирско-сузадальскими князьями, а также обособленность Полоцка, Пскова и Смоленска отражались на обороноспособности прибалтийской территории. У враждовавших между собой русских князей не было единого плана боевых действий в Прибалтике. Новгородские войска выступали против немецких рыцарей на территории Тормы (1209 г.), Уганди (1210 г.), Ярвамаа и Харьюмаа (1212 г.), они изгнали захватчиков из Отепя (Оденпе). Новгород продолжал полумать дань с эстов, но немецкие феодалы разорили Саккала и дошли до реки Эмайыги, близ русских границ. Немецкие захватчики установили на покоренной земле невиданный гнет. Массами истреблялось население. Страна эстов варварски опустошалась».
Борьба эстонского народа против захватчиков шла с переменным успехом. 21 сентября 1217 года на подступах к Вильянди крестоносцы разбили 6-тысячную рать эстов и снова покорили Южную и Центральную Эстонию. Однако сопротивление эстонцев и их сотрудничество с русскими заставляли захватчиков действовать осторожнее, и наступление ордена было остановлено. Тогда епископ Альберт соединил усилия Ордена меченосцев и Дании. В 1219–1220 годах войско Вальдемара II захватило Северную Эстонию (Рявала, Харьюмаа, Вирумаа, Ярвамаа). На месте древней эстонской крепости Линданис была построена новая крепость Ревель (Таллин), превращенная в опорный пункт дальнейшей агрессии. Но вскоре между немцами и датчанами начались распри из-за дележа захваченных земель. В это время предприняли попытку захватывать эстонские земли и шведы, высадившиеся на острове Сааремаа, но они были разбиты местными жителями. Провалилась и новая попытка датчан захватить этот остров.
В 1217 году был заключен боевой союз эстов с Новгородом и Псковом. Началась война русских и эстов против ливонских рыцарей. Союзниками Руси являлись литовцы, совершавшие походы в захваченные немецкими рыцарями земли в области нижнего течения Двины. Были совершены походы на Венден (1218 г.) и окрестности Риги (1222 г.).
А в 1223 году вспыхнуло всеобщее эстонское восстание, и вскоре вся Эстония, за исключением Таллина, была освобождена. Хотя эстонцам помогали русские отряды в важнейших городищах (Тарту, Вильянди, Отепя), поход князя Ярослава Всеволодовича с новгородскими полками на Ревель (1223 г.) не привел к изгнанию захватчиков из Эстонии. Князю не хватило для этого сил. Между тем ливонские крестоносцы, получая постоянную помощь из Германии, захватывали один город за другим. В 1224 году последним пал Тарту, который защищали совместно русские и эсты. (Во главе русского отряда стоял князь Вячко.) В 1227 году немецкое войско в 20 тысяч человек покорило остров Сааремаа.
Действия немецких захватчиков направляли папские легаты. О том, что цель движения на Восток лежала далеко за пределами Прибалтики, свидетельствовало заявление папы Гонория III от 1227 года, потребовавшего подчинения от «всех королей Руси». В эти же годы Рим поддержал вторжение в Юго-Восточную Русь венгерских и польских феодалов. Между тем покорение немцами подавляющей части Эстонии и Латвии, называвшейся с тех пор до середины XVI века Ливонией, было завершено.
В то время как немецким агрессорам удалось покорить разобщенные племена Латвии и Эстонии, осуществление политики «Drang nach Osten» на русских землях оказалось делом нелегким. Правда, на первых порах немецкие рыцари сумели вторгнуться в пределы Полоцкого княжества. Однако, несмотря на распад Киевской Руси на отдельные княжества, на севере сохранялась достаточно мощная Новгородская земля, пределы которой к этому времени распространялись далеко на север и восток. Новгородцы сумели дать отпор пришельцам с Запада. В 1234 году новгородский князь Ярослав Всеволодович, возглавив полки новгородцев и суздальцев, разгромил меченосцев вблизи Юрьева (на реке Эмайыги). По мирному договору, заключенному с крестоносцами, Русь сохраняла свои права в Латгалии и части Эстонии.
Новую попытку покорить Русь немецкие рыцари в союзе со скандинавскими феодалами предприняли после покорения русских княжеств монголами. В 1240 году шведские войска во главе с ярлом Биргером высадились в устье Невы, но были разбиты новгородским князем Александром Ярославичем, которого после этой битвы стали именовать Невским. Однако в том же году немецкие рыцари захватили Изборск, а затем Псков.
В 1241 году Александр Невский освободил Псков. В ходе Ледового побоища на Чудском озере (5 апреля 1242 года) войску Александра Невского (15–17 тысяч человек) противостояло войско из немецких и датских рыцарей. При этом на стороне немцев выступали эсты и солдаты из чуди (10–12 тысяч человек). Сокрушительный разгром агрессоров вынудил их уйти с русских земель и пойти на подписание мира с Новгородом в 1243 году.
Через четверть века русские нанесли новое поражение силам Западной Европы, пытавшимся развязать поход на Восток. В 1268 году новгородское войско двинулось в поход против датчан, владевших Северной Эстонией. Несмотря на то что к этому времени русские княжества были разорены золотоордынцами, они проявили солидарность в борьбе против общего врага, наступавшего на них с Запада. На стороне новгородцев во главе с посадником Михаилом Федоровичем и тысяцким Кондратием были псковичи во главе с князем-литовцем Довмонтом, переяславцы во главе с князем Дмитрием Александровичем, суздальцы во главе с князем Святославом Ярославичем. По сути, это был поход Руси против западноевропейцев, захвативших к этому времени значительную часть Прибалтики.
Против русских выступило объединенное войско датчан, ливонских рыцарей и сил дерптского епископа. В сражении у реки Киюла под Раквере 18 февраля 1268 года немецко-датское войско было разбито и бежало с поля боя. Это поражение и последовавшая в 1269 году неудача Ливонского ордена под Псковом вынудили Запад на несколько десятилетий отказаться от вторжений на русские земли.
Позже такие попытки возобновились, но на пути агрессоров мощным богатырем, охранявшим русские границы, стоял героический Псков. Крепость Пскова была крупнейшей на Руси: протяженность ее стен достигала 9 километров, десятки башен усиливали ее мощь. Таких крепостей ни немцы, ни датчане не встретили на покоряемых ими землях Латвии и Эстонии.
В ходе защиты Пскова и Псковской пограничной земли русские люди проявляли исключительное мужество и готовность поступиться своими частными интересами во имя общего дела. Вместе с жителями Пскова рубежи Руси защищали люди из других русских земель.
Очевидно, что, несмотря на мужеством борьбе против захватчиков, население Эстонии и Латвии не смогло проявить столь высокого сознания общих задач и готовности сплотиться на борьбу против агрессоров. Более того, некоторые племена Прибалтики порой становились на сторону своих поработителей и даже помогали им в борьбе против соседних народов. В результате народы Эстонии и Латвии на долгие столетия утратили свою независимость, так и не обретя национальной государственности.
Глава 2
«Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли»
В то время как Латвия и Эстония в течение нескольких десятилетий оказались под властью иноземных захватчиков, их продвижение в Литву столкнулось с более упорным сопротивлением. Военные столкновения немецких рыцарей с литовцами начались с 1185 года. А вскоре действия немцев получили благословение из Рима и были объявлены делом всей Западной Европы. В 1217 году папа римский объявил крестовый поход против пруссов и литовцев. В ответ литовские князья проявили готовность к консолидации. Великий князь Миндовг объединил земли Аукшайтию, Жемайтию и другие. Миндовга поддержали и русские князья. В 1219 году был создан союз 21 князя Литвы и Волыни. Возглавивший союз Миндовг сумел подавить сопротивление других князей и создать боевое войско. 22 сентября 1236 года в битве при Сауле (Шяуляе) войско Миндовга, в котором участвовали курши и земгалы, разбило войско Ордена меченосцев. 9/10 войска во главе с магистром ордена было уничтожено.
Остатки разбитого Ордена меченосцев слились в 1237 году с Тевтонским орденом (создан в 1190 году бремен-скими и любекскими купцами при осаде крестоносцами города Акра; в 1226 году по договору с польским князем Конрадом Мазовецким орден получил Хелминскую землю). Орден меченосцев превратился в отделение Тевтонского ордена под названием Ливонский орден.
В 1236 году Ливонский орден взял под свою власть значительную часть Ливонии, которая состояла из епископств: Рижское, Курляндское, Дерптское (Тартуское), Эзель-Викское (Сааре-Лянемасское). Номинально земли Ливонского ордена находились под властью папы римского и германского императора. Северная же Эстония по Стенбийскому договору 1238 года перешла к Дании. По сути, Стенбийский договор оформил военно-политиче-ский блок против Литвы.
В качестве предупредительной меры против немецких крестоносцев Миндовг предпринял в 1244 году поход против Ливонского ордена в земли куршей и земгалов. Однако орден сумел воспользоваться распрями в литовском лагере и, опираясь на поддержку ряда литовских князей, сумел нанести поражение войску Миндовга. Последний был вынужден пойти на мир с орденом, а в 1251 году принял католическую веру. Одновременно он уступил значительную часть Жемайтии (Жмуди) епископу Христиану, который отдал эти земли Ливонскому ордену.
Воспользовавшись ослаблением Литвы, немецкие рыцари в 1256 году объявили новый крестовый поход с целью захвата всей Жемайтии. Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «вместе с орденскими рыцарями в походе принимали участие многие рыцари из Германии, Франции и Англии. Они опустошили Жемайтию, но и на этот раз не смогли закрепиться здесь и вынуждены были вернуться назад».
Решающее столкновение между литовцами и ливонцами произошло в битве у озера Дубре (Курляндия) 13 июля 1260 года. В ходе сражения курши и эсты, находившиеся в ливонском войске, перешли на сторону литовцев. Войско ордена было разбито. Почти все его предводители и более 150 рыцарей погибли. Некоторое время Тевтонский орден воздерживался от наступления против Литвы, сосредоточив свои усилия на покорении пруссов. Миндовг же отрекся от католической веры.
Тем временем Миндовг расширил свои владения на юг за счет русских княжеств, многие из которых оказались в это время под татаро-монгольским игом. Вслед за Черной Русью (северо-восточная часть нынешней Гродненской области) к Литве была присоединена вся Западная Белоруссия. Эти расширения литовских земель не сопровождались войнами. Необходимость бороться против общего врага с Запада способствовала укреплению сотрудничества между Литвой и русскими княжествами. В 1261 году был оформлен союз Миндовга с Александром Невским. В 50-х годах XIII века князем Полоцка стал племянник Миндовга. Был заключен союз с галицким князем Даниилом, который был подкреплен браком князя Шварна Даниловича с дочерью Миндовга.
Исторические судьбы Руси и Литвы все теснее переплетались. А тогдашняя история была ознаменована не только постоянными войнами против внешних врагов, но и местническими интригами, дворцовыми заговорами, государственными переворотами. Результатом одного из дворцовых заговоров было убийство Миндовга в 1263 году. Организаторами убийства были князья Тройнат и Довмонт. Однако, как сказано в «Истории Литовской ССР», «великим князем стал при поддержке русских земель сын Миндовга Войшелк».
Но Довмонт отнюдь не стал врагом русских. После переворота он бежал из Литвы в Псков, где принял христианство и, как сказано в «Истории Литовской ССР», «отважно защищал русские земли от ордена. Православная церковь причислила его к лику святых». (A.A. Бологое в книге «Псков» подчеркивал: «При Довмонте, княжившем в Пскове с 1266 по 1299 год, Псковская земля еще более окрепла, стала независимой от Новгорода». И сейчас гости Пскова могут видеть стены сохранившихся городских укреплений, сооруженных при Довмонте, именуемых «Довмонтовым городом».)
Через некоторое время Войшелк отрекся от престола и ушел в монастырь. Его преемником стал Шварн Данилович. Так на литовском престоле оказался русский князь. Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «Шварн княжил в Литве недолго, и утвердиться здесь русская династия без опоры на объединенные силы Южной Руси не могла. А силы Южной Руси были ослаблены монголо-татарским игом и раздорами в среде князей Даниловичей».
Новым великим князем стал Тройден (1270–1282), который стремился окончательно подчинить Литве Черную Русь, пользуясь распрями между волынскими и галицкими князьями. Не в последнюю очередь Тройден стремился таким образом укрепить литовское войско и использовать новых русских подданных в борьбе против внешних врагов. В войско Тройдена вошли русские лучники, сыгравшие немалую роль в сражениях литовского князя.
Из этих же соображений исходил и князь Витень (1295–1316), который, как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «вел активную внешнюю политику, пользуясь ослаблением Руси вследствие новых монголо-татарских вторжений и ига». В то же время очевидно, что Витень выступал на стороне русских, когда речь шла о совместной борьбе против общих врагов. В «Истории Литовской ССР» говорится: «Когда население Полоцкого княжества, возмущенное появлением рыцарей Ливонского ордена, обратилось за помощью в Литву, Витень в 1307 году явился, перебил почти всех застигнутых немцев, а построенную ими католическую церковь разрушил». При этом Витень стремился прежде всего укрепить свою власть: «Некоторое время он посылал в Полоцк своих наместников. Витебск также тяготел к Литве. Витень овладел и Турово-Пинской землей».
Включение русских земель в состав Литовского княжества явилось для него ценным приобретением. Авторы вышеупомянутого исследования подчеркивали: «Русские земли имели особое значение для укрепления великокняжеской власти, государства. Здесь можно было черпать военные силы, здесь были развитые города, прочно связанные с торговыми центрами других стран, и сельское население, давно несшее бремя определенных податей и повинностей. Здесь же к услугам князя была и организованная администрация, структура определенных должностей и званий, которыми утверждалась княжеская власть над народом. Формы государственного строя древнерусских земель, несколько видоизмененные, были приняты в Литве».
Преемник Витеня великий князь Гедемин (1316–1341) именовал себя «королем литовским и русским». В торговом договоре с Ливонским орденом 1338 года Гедемин титуловался так: «Король Литвы, король Полоцка, король Витебска». Однако на русские земли претендовала не только языческая Литва, но и соседние католические страны. После смерти последних князей Галицко-Волынского княжества из рода Романа с претензией на их наследство выступили Польша и Венгрия. Полякам удалось посадить на престол в Галицко-Волынском княжестве мазовецкого князя (хотя и литовского происхождения) Болеслава-Юрия Тройденовича. После его гибели в 1340 году польский король ненадолго овладел Львовом и другими городами Галицкой земли.
Однако местные бояре во главе с Детко вытеснили поляков и призвали сына Гедемина Любарта на престол.
(Видимо, правители-литовцы, соблюдавшие языческие традиции, были предпочтительнее для русских, чем славяне-католики, подчиненные воле Рима — извечного инициатора походов против Руси.) Правда, Любарту не удалось удержать контроль за Галицкой землей, и в 1349 году польский король Казимир овладел ею. За Литвой осталась лишь Волынская земля.
Подчинение русских княжеств Золотой Орде привело также к тому, что Золотая Орда оказалось соседкой Литвы. А поэтому Литва не раз в XIII веке подвергалась набегам татаро-монгол и вела войны с Золотой Ордой (1258, 1275, 1278, 1282, 1289 гг.). С начала XIV века литовцы начинают одерживать победы над войсками Золотой Орды. В 1325 году литовцы вытеснили золотоордынцев из Киева, и его наместником стал брат Гедемина Федор. В 1333 году произошли столкновения между литовцами и золото-ордынцами из-за Смоленска. В 1339 году хан Узбек напал на Литву, но без успеха. В 1362 году литовское войско во главе с великим князем Ольгердом (Альгирдасом) разбило золотоордынцев под Синими водами. В результате этих войн владения Литвы расширились за счет прежде подвластных Орде русских княжеств. В княжение Ольгерда (1345–1377) в состав Великого Литовского княжества вошли киевские, переяславские, подольские, чернигово-северские земли). При великом князе Витовте (1392–1430) владения Литвы достигли Черного моря. Границы Великого княжества проходили на востоке по истокам Волги, за Окой, по Осколу и завершались на нижнем течении Днепра у его устья. На западе литовские границы шли по Днестру, Бугу и достигали Балтийского моря.
Казалось, что после разграбления русских княжеств золотоордынцами и их ослабления внутренними распрями создались условия для реализации мечты Лапиня о создании балтийской империи, которая могла бы потеснить Русь, а может быть, и убрать ее с географической карты. Как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «политическое преобладание в Полоцко-Минской Руси дало возможность Литве совершать набеги на земли псковские, новгородские и смоленские, где также чувствовалось ее влияние. Из-за столкновения Новгорода с московским князем Иваном Калитой появился договор, по которому новгородцы приняли у себя Нариманта, сына Гедемина, и, как сказано в Новгородской летописи, «даша ему Ладогу и Орехов и Корельский городок и Корельскую землю и половину Копорья, в отчину и в дедину и его детемь». Находившийся в Пскове Александр Михайлович Тверской, который бежал от ордынцев и Калиты, также заручился покровительством Гедемина. Вмешательство Гедемина в новгородские и псковские дела вызвало столкновение Литвы с Великим княжеством Московским. Иван Калита помирился с новгородцами, псковичам пришлось покориться под угрозой церковного отлучения, а Александру Михайловичу бежать в Литву. После смерти Калиты произошло примирение Литвы с Великим княжеством Московским, скрепленное браком дочери Гедемина Августы-Анастасии с великим князем Семеном».
Однако превращения Литвы в великую балтийскую империю не состоялось, и вряд ли это могло бы произойти. Следует учесть, что Литву, потерявшую часть Жемайтии, лишь условно можно было называть балтийской страной. Земли юго-западного побережья Балтийского моря к этому времени были оккупированы немецкими и датскими захватчиками. Захватчики оттеснили балтийский литовский народ от Балтийского моря в глубь Восточной Европы. На большинстве же земель Великого княжества Литовского преобладало русское, а затем белорусское и украинское население, которое сохраняло свои языки, свою культуру, свою веру. В Великом княжестве Литовском лишь Жемайтия и Аукшайтия оставались областями, в которых преобладали литовская речь, литовская культура, литовская языческая вера. Литовские же верхи, принимая христианство, используя организацию управления русских княжеств, а также древнерусский (а затем белорусский) язык в качестве государственного языка княжества, вступая в браки с семьями русских князей и белорусских бояр, постепенно «русифицировались».
Хотя борьба за влияние между Литовским и Московским княжеством продолжалась долгое время, периоды обострения отношений сменялись периодами сотрудничества. Ни языковые, ни культурные, ни религиозные различия не мешали развитию разнообразных связей между двумя народами. Несмотря на то что Литва оставалась последней крупной языческой страной в Европе (наиболее почитаемым богом был Перун-Перкунас), а Гедемин еще раз решительно отверг предложения посланцев Рима принять христианство (в католическом варианте), православие не преследовалось в Литве. Более того, как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «литовское правительство… поддерживало православную церковь».
Расширяя свою власть над русскими землями, литовские князья опирались на русских и белорусских бояр. «История Литовской ССР» гласит: «Превращение небольшого языческого государства в Великое княжество Литовское в результате присоединения древнерусских земель стало возможным лишь при условии сохранения широких иммунентных прав за местным боярством… Соглашения с литовским правительством полоцкого, а позднее Волынского и смоленского боярства носили традиционную форму «ряда», гарантировавшего сохранение «старины»… Местная белорусская знать была привлечена к ведению внешней политики и торговли, она влияла на решения великого князя и по внутриполитическим вопросам. Вместе с ней в литовское делопроизводство входил белорусский язык… Включение в состав Литовского государства феодально развитых белорусских и украинских земель оказало благотворное влияние на культуру страны. Главным следствием этого акта было распространение древнерусской письменности». Жизнеописания князей Миндовга, Тройната, Войшелка и других были написаны на древнерусском языке.
Хотя после принятия Литвой католичества основные законодательные акты стали составляться на латинском языке, исполнительные указания местному начальству писались на древнерусском. Как указывалось в «Истории Литовской ССР», «это можно было объяснить тем, что волостные тиуны в Литве умели читать по-русски и не знали латыни. Их учителями могли быть только западнорусские писцы». Литовский же язык в это время был бесписьменным.
И все же столкновения интересов феодальных государств в конечном счете стали причинами войн между Литвой и русскими княжествами. Былое сотрудничество Литвы и Смоленской земли в ходе совместной борьбы против Золотой Орды и Тевтонского ордена сменилось нападением князя Ольгерда на Смоленскую землю в 1355 году, в результате которого им были захвачены волости Ржевская и Белая. Затем Ольгерд захватил южную часть Смоленской, заняв Мстиславль.
К тому же Ольгерд ввязался в конфликт между Москвой и Тверью. Тверской князь Михаил Александрович бежал в Литву. Поскольку Михаил Александрович был женат на сестре Ольгерда, великий князь Литвы предпринял в 1368 году поход на Москву. Этот, а затем и два последовавших похода Ольгерда, 1370 и 1372 годов, на Москву не привели его к успеху, и был заключен мир. В то же время, как отмечалось в «Истории Литовской ССР», «походы Ольгерда приносили немало бед населению Руси: многие города и села были разорены, запасы хлеба уничтожены, скот угнан».
Растущее усиление Московского княжества противоречило экспансионистским целям литовских князей. По этой причине накануне Куликовской битвы 1380 года великий князь Ягайло (1377–1392) заключил союз с Золотой Ордой против московского князя Дмитрия. Исход Куликовской битвы мог бы быть иным, если бы войско Ягайло успело подойти к месту сражения до разгрома войска Мамая. В то же время свидетельством сложности и противоречивости отношений между Литвой и Москвой служат такие факты: брат Ягайло, полоцкий князь Андрей, принимал участие в Куликовской битве на стороне Дмитрия Донского, а другой его брат — князь северский Дмитрий — перешел на сторону Московского княжества.
А вскоре вражда между правителями Литвы и Руси вновь сменилась сотрудничеством. Проявлением этого явился брак между дочерью Витовта и московским князем Василием, заключенный в 1391 году.
Правда, несмотря на это, Витовт предпринял попытки укрепить и расширить свой контроль над русскими землями. После восстания жителей Смоленска под руководством князя Юрия Святославича в 1401 году и отделения Смоленской земли от Литвы войско Витовта осадило в 1404 году Смоленск и в течение семи недель осаждало его. Как говорилось в «Истории Литовской ССР», «город, измученный голодом, сдался. Часть бояр, сторонников князя Юрия, Витовт истребил, часть изгнал. В городе и волостях Смоленской области он посадил своих наместников. После этого Витовт повернул на Псков. В начале 1406 года он вторгся в пограничные псковские волости. Псков был связан договором с Новгородом. Псковичи и новгородцы обратились за помощью к великому князю московскому. Литовско-русская война продолжалась три года, но без сражений».
Как отмечалось в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», «Витовт… был грозный враг. Владея Смоленском и юго-западными русскими княжествами, он недаром носил титул великого князя литовского и русского; на восток его владения простирались до Оки. Родственные отношения смягчали борьбу; но Витовт был не из тех людей, которые всему предпочитают родственные связи. Псковичи и новгородцы просили помощи у великого князя московского. Три раза сходились тесть и зять, и ни разу битвы не было, каждый раз дело кончалось свиданием и миром: в 1406 г. близ Крапивны, в 1407 г. у Вязьмы и в 1408 г. на берегах р. Угры. После мира на р. Угре не было больше столкновения у Василия с Витовтом». Летом 1409 года Витовт заключил мир со Псковом.
Совершенно очевидно, что, несмотря на напряженные отношения, которые не раз сводили литовцев и русских в схватки друг с другом, в течение нескольких веков между Литвой и Русью преобладали отношения добрососедства, а родословные представителей литовских и русских верхов тесно переплетались. В ту пору многие могли сказать слова странствующего монаха Варлаама из драмы A.C. Пушкина «Борис Годунов»: «Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли».
На западе же Литвы не прекращались кровопролитные войны с немецкими рыцарями, не оставлявшими своих попыток покорить или уничтожить литовский народ. С 1340 по 1410 год Тевтонский и Ливонский ордена предприняли более 100 военных походов против Литвы. Каждый из них мог привести к тому, что Литва повторила бы судьбу Пруссии: полное онемечивание или уничтожение. Особенно мощным был крестовый поход 1345 года против Литвы Тевтонского ордена при участии королей Чехии и Венгрии. Однако Ольгерд сумел не только отразить крестоносцев, но и вторгнуться в Ливонию, а затем осадить Ригу. Правда, взять ее великому князю не удалось.
В 1348 году произошло сражение немецких рыцарей против войска Ольгерда у реки Стревы. В рядах литовского войска были русские полки из Бреста, Витебска, Смоленска и Полоцка. Литовское войско одержало победу.
В 1377 году немецкие рыцари предприняли новое нападение на Литву, а в сентябре 1379 года великий князь Ягайло подписал перемирие с Тевтонским орденом на 10 лет. Воспользовавшись междоусобной борьбой в Литве между Ягайло и его старшим братом Кейстутом, крестоносцы заключили тайный союз с Ягайло. Раскрыв эту сделку, Кейстут лишил в 1381 году Ягайло власти. Тем временем рыцари Тевтонского ордена вторглись в Литву. При поддержке крестоносцев Ягайло сверг Кейстута, который был убит. Его сын Витовт был брошен в тюрьму. Согласно новому договору 1382 года, заключенному Ягайло с Тевтонским орденом, Ягайло и его брат Скиргайло обещали крестить Литву и отдать Жемайтию вплоть до реки Дубисы.
Бежавший из заключения Витовт также стал искать поддержки у ордена, который умело использовал междоусобицу в Литве. Тевтонский орден вновь напал на Литву, обвиняя Ягайло в том, что он не заставил жемайтов подчиниться ордену и не окрестил Литву. Витовт же пообещал ордену стать его вассалом после возвращения ему литовского престола. Лишь после заключения тайной сделки с Ягайло, благодаря которой он получил под свою власть Гродно и Брест, Витовт порвал с орденом, сжег два замка крестоносцев и вернулся в Литву. Борьба Литвы с Тевтонским орденом продолжалась.
В ходе своих наступлений на Литву крестоносцы построили на берегу Немана ряд крепостей (Баербург, Мариенбург, Готисвердер, Мариенвердер). Одновременно они разрушали литовские замки (Велюона, Каунас). Литве все труднее было сдерживать натиск тевтонцев и ливонцев в одиночку.
Чтобы укрепить свои позиции, 14 августа 1385 году в Кревском замке литовские князья заключили с Польшей так называемую Кревскую унию, в соответствии с которой князь Ягайло, вступив в брак с королевой Ядвигой, был провозглашен польским королем. Одновременно Ягайло обязался принять католичество лично, а в 1387 году с язычеством в Литве официально было покончено и литовцы были окрещены, став католиками. (Правда, историки утверждают, что большинство населения сохраняло верность языческим обрядам еще по крайней мере полтора века. Некоторые же обычаи языческих времен, такие как культ змей или ужей, сохранялся в литовской деревне гораздо дольше. Обычай же держать дома рептилий и прикармливать их сохранялся в некоторых деревнях вплоть до конца XX века. Характерно, что даже солнечные лучи на гербе Литовской ССР были, в отличие от подобных лучей на гербах СССР и других союзных республик, не ровными, а извивающимися. Очевидно, это отвечало сложившимся в народе эстетическим представлениям о красоте змееподобных тел.)
Создание литовско-польской унии позволило двум государствам увереннее противостоять Тевтонскому ордену. Магистр ордена пытался опротестовать у папы римского крещение Литвы, ссылаясь на то, что право на крещение литовцев было отдано в XIII веке лишь ордену, но безуспешно.
После восстания населения Жемайтии против ордена в 1409 году началась «Великая война» между Тевтонским орденом, с одной стороны, и Польским королевством и Великим Литовским княжеством — с другой. 15 июля 1410 года под Грюнвальдом войско из 32 тысяч человек под водительством Ягайло встретилось с войском ордена из 27 тысяч под водительством великого магистра Ульриха фон Юнгинена. На стороне Ягайло сражались польские, литовские, русские, украинские, белорусские, валашские, чешско-моравские, венгерские и татарские отряды. Под руководством фон Юнгинена сражались немецкие, французские и другие рыцари, а также отряды наемников (швейцарцы, англичане и другие). Решающую роль в сражении сыграла стойкость смоленских полков под командованием Мстиславского князя Юрия Лингвеньевича. Крестоносцы были окружены, и большая их часть, включая фон Юнгинена, перебита.
Войска, которыми командовали Ягайло и Витовт, вступили в глубь Пруссии. Казалось, перед польско-литовским войском открывалась возможность освободить прибалтийские земли от немецких захватчиков.
Ко времени Грюнвальдской битвы народы Эстонии и Латвии в течение 100–200 лет находились под игом иностранных поработителей. В Ливонии были установлены феодальные порядки. Как отмечается в «Советской исторической энциклопедии», в Латвии «крестьяне попали под двойной гнет — феодальной и колониальной эксплуатации. Как подати (чинш, десятина), так и барщина непрерывно возрастали, особенно со второй половины XV века. С этого времени развивается мызное хозяйство и непрерывно расширяется барская запашка, так как с каждымдесятилетием на западноевропейских рынках рос спрос на хлеб и увеличивался его вывоз из Латвии».
Усиление эксплуатации крестьян сопровождалось усилением их порабощения. «К концу XV века в договорах о выдаче беглых крестьян впервые в Латвии документально оформлено крепостное право и для решения споров о выдаче беглых был назначен специальный судья (так называемый гакенрихтер). Узы крепостничества сковали латышское крестьянство, и не случайно, начиная уже с XVI века, свободных людей стали называть немцами, а зависимых — ненемцами».
Аналогичное положение сложилось и в Эстонии. В «Советской исторической энциклопедии» сказано: «Вследствие развития барщинного мызного хозяйства, производившего хлеб на экспорт, все ухудшалось экономическое и юридическое положение эстонских крестьян. С конца XIV века начинается процесс закрепощения крестьян, на рубеже XV и XVI веков в Прибалтике уже бытовал взгляд на крестьян как на собственность феодала. Отдельные социальные группировки крестьянства (сошные крестьяне, вольные крестьяне — юксъялги) стали постепенно сливаться в относительно однородную массу крепостных».
Жизнь в городах Эстонии строилась по западноевропейскому образцу. В первой половине XVI века городское население Эстонии (15–20 тысяч) составляло 6–8 % всего населения Эстонии (250 тысяч). Как сказано в «Советской исторической энциклопедии», «Таллин, Пярну и Вильянди были членами Ганзейского союза. Города Эстонии, особенно Таллин, играли существенную роль в торговле между русскими городами и Западной Европой… Немецкие бюргеры, господствовавшие в магистрате и купеческой гильдии, властвовали над эстонцами, которые составляли основную массу городского населения. В городском ремесле существовал заимствованный в Германии цеховой порядок».
Поделиться книгой: