Рисунок на переплете В. Бахлычева
Иллюстрации К. Правицкого
Матюхин А. А.
МЗЗ Голова, которую рубили: Фантастический роман,— М.: АРМАДА: «Издательство Альфа-книга», 2003.— 328 е.:
I5ВN 5-93556-316-9
Это ж надо, до чего можно дойти в космическо-инопланетном фанатизме?! Взять да и отрубить человеку голову, пусть даже и шея у него несоразмерно тонкая. Но таков уж он, Мусорщик...
© Матюхин А. А., 2003
Художественное оформление,
«Издательство Альфа-книга», 2003
Самое плохое в зиме — оттепель.
И не пытайтесь меня переубедить!
Какая, скажите, радость, когда, проснувшись утром, вдруг обнаруживаешь, что вместо запланированного катания на лыжах придется натягивать резиновые сапоги и идти разгребать лопатой мокрый снег, за ночь плотно закрывший от глаз людских ворота гаража? Или еще лучше — застрять вместе с автомобилем в снежной каше вперемешку с грязью где-нибудь посередине широченной лужи...
Хотя, с другой стороны, и это не самое страшное.
По-настоящему худо становится в тот день, когда вслед за солнцем неожиданно грянут морозы. Гололед!
Тогда остается только одно — сидеть дома и не высовываться, если не хочешь сломать себе кое-чего и, что еще хуже, кое-как. Ведь, когда об лед трахаешься, заранее не знаешь, каким именно местом приложишься. Вот и приходится выбирать — либо в квартире сиди, дожидайся следующего снегопада, который прикроет проклятый лед, либо с кряхтением, оханьем и аханьем, цепляясь задубеневшими пальцами за все, что ни попадется, только бы не упасть, иди по магазинам или к друзьям, которые оказались несколько благоразумнее и выбрали первый, более приемлемый для их образа жизни, вариант...
Глава первая
1
Отважно борясь с мокрым снегом, увязая тощими ногами в грязных сугробах, к скамейке брел Сева.
На скамейке сидел я, курил и заинтересованно наблюдал за Севиными героическими рывками. Конечно, с моей стороны было весьма неучтивым то, что я тотчас не бросился спасать друга из объятий мерзко хохочущего снега, но мои порывы сдерживал ряд весьма значительных причин.
Первой и, на мой взгляд, самой существенной причиной являлся уже упомянутый мокрый, липкий, грязный и просто омерзительно тающий снег. Он развалился вокруг скамейки и тянулся широкой полосой в сторону парка, откуда, собственно, и появился Сева. Далее снег нагло оккупировал площадь вокруг трех девятиэтажек и сети ларьков, в которых непонятно почему не продавали никаких горячительных напитков, включая пиво. Снег лежал даже под козырьком платного туалета, еще закрытого, но уже распространяющего вокруг свой специфический запах. Я же, как обычный среднестатистический россиянин неопределенных лет, в эту липкую гадость лезть не хотел, да и не мог.
А вот это уже было следствием второй причины, не менее веской, кстати, чем первая,— кроссовки! Сегодня я напялил как раз те самые, на одной из которых немилосердно отставала подошва. Причем делала она это исключительно подло. Когда я шел, к примеру, по асфальту, по чистому тротуару, по лестнице в доме, подошва крепко и уверенно держалась на ноге, как' бы говоря: «Ну вот, а ты сомневался во мне. Да как ты мог?! Это же я, твоя верная левая подошва!» Но стоило мне ненароком попасть в лужу или на тонкий лед — все, пиши пропало. Подошва с омерзительным чваканьем подворачивалась, и моя пятка оказывалась в невыразимо ледяных условиях. Мало этого, до самого конца пути мне приходилось терпеть на себе любопытные взгляды прохожих, которым не часто доводится встречать человека, издающего при ходьбе забавные чмокающие звуки и шаркающего полуоторванной подошвой.
Вспомнить о том, что кроссовки с дефектом, я вспомнил, уже пройдя десяток-другой метров, но назад в квартиру возвращаться не захотелось — форменная лень, да и лифт не работал уже которую неделю. Вот и пришлось добираться до скамейки вприпрыжку. Однако избежать попадания внутрь воды мне не удалось, и потому ноги начали потихоньку замерзать, а на пальцах, тут я готов был поклясться, уже появились первые лиловые пупырышки...
Тут как раз к скамейке причалил Сева, гордый, как пароход «Титаник» перед отплытием. Отдуваясь и дрыгая ногами, словно промокший кот, он уселся рядом со мной. Одет Сева был, как и всегда, в свой любимый свитер непонятного окраса, поверх двух теплых рубашек, джинсы, которые спускались едва ли не ниже резиновых сапог, а на голове красовалась вязаная шапочка трех цветов — белого, синего и красного. «Петух» сполз ему на глаза, оголяя оттопыренные розовые уши. Не хватало только перчаток, ибо вчера Сева их порвал. На моих глазах, кстати. И с моей же непосредственной помощью.
О Севе вообще стоит поговорить более подробно. Он любит фантастику. До безумия. До одури. Почти так же безумно, как Мусорщик — тот вообще живет в мире сказок,— и уж точно гораздо сильнее, чем я. Интересно, где бы был Сева сейчас, если бы не это его увлечение? Возможно, выдающимся юристом в Питере, голова все-таки варит неплохо (да и университет закончил в свое время). А так простой торговец книгами. Вы не подумайте, что я не уважаю профессию книготорговца. Сам как-никак в ларьке продавцом уже пятый год кантуюсь. Просто с Севиной жаждой чтения выручка с его торговли никакая.
В первый же день работы он притащил домой две связки реализаторских книг. Чего там только не было — и «Миры Роберта Шекли», и Стругацкие, включая «Энциклопедию», и Лукья- ненко, и даже трилогия Захаровых о рыцарях Круглого стола (хотя Сева с недоверием относился к жанру фэнтези, от такой книги грех было отказываться).
Взял, в общем, Сева почитать домой книжечки, да так все у себя и оставил — жаль было расставаться. Пришлось расплачиваться с фирмой из собственного кармана, так что убытков вышло больше, чем прибыли. Но Сева, к слову сказать, не особо расстраивался и читал новые томики запоем. Поэтому неудивительно, что его даже жена из дому выгнала. Бедняга пришел ко мне с двумя сумками книг, долго плакал в воротник моей пижамы и сморкался в кулак и в итоге прожил у меня неделю. Благо я буквально назавтра улетел в Москву по делам, а то бы точно свихнулся от постоянных разговоров Севы о голованах, абсолютном оружии, звездных десантниках и безымянных мечах.
А вообще Сева был мужик что надо, правда, от него постоянно несло луком, да еще заикался он сильно, если волноваться начнет, но это пустяки.
— 3-здоров, Витек,— простучал мне зубами Сева, пытаясь стянуть несуществующую перчатку, чтобы пожать мне лапу. Потом он вспомнил, что перчаток при нем сегодня нет и вряд ли они скоро появятся. Поэтому сунул мне заледенелую ладонь.
— Как жизнь?
Сева закивал, что да, мол, жизнь отлична и прекрасна, и стащил шапку, открыв миру полностью свое вспотевшее и раскрасневшееся от борьбы со снегом лицо.
Я затянулся найденной в кармане сигаретой неизвестной марки. Вкус у стреляной, неизвестно чем набитой сигареты был примерно как у жеваного хвоста замороженного мамонта, но на пачку «Примы» решительно не хватало семидесяти копеек. Надо было восстановить справедливость, и я уж было собрался стянуть мелочь с Севы, как тот заговорил:
— Витек, слушай! — Лицо моего друга озарилось.— Я вчера «Малыша» дочитал. Будешь?
Данный шедевр Стругацких я читал уже два раза. Перечитывать что-то не очень хотелось, но отказаться было трудно — потом не отмоешься от упреков, что, мол, считаю Стругацких худшими писателями планеты, а эта точка зрения идет вразрез с мнением моего самого лучшего друга, да еще и...
— Знаешь что,— осенило меня,— конечно, крутая книжка, но ты мне лучше Бредбери дай. Знаешь, что-нибудь типа «Осенних рассказов».
— Хоррор,— поморщился Сева. Чистый, незамутненный взгляд его ясно показал — тот, кто читает триллеры с кровавыми подробностями, стоит на более низкой ступени развития, нежели сам Сева.— Т-ты у меня еще Кинга попроси. Или этого... Махаона?
— Маккамона,— поправил я.— Не попрошу, не волнуйся. Но ты же сам говорил, что у тебя два новых тома...
— Это не триллеры,— молвил мудрый фан- тастовед,— это научная фантастика. И вообще их сейчас Мария читает. Об-бождешь!
— Обожду,— неуверенно согласился я.— Тогда давай «Малыша».
— Эт-т всегда пожалуйста.— Сева с готовностью извлек из-под свитера книжку. Я взял ее и для вида пролистал. Лучшей книгой братьев я считал «Понедельник...», но, собственно, на ночь и «Малыш» сгодится. Это я в переносном смысле...
—Как думаешь, чего Мусору опять в тыкву пришло?
— А кто его знает,— пожал плечами Сева. Его шапка едва не плюхнулась в грязный снег под скамейкой, но он вовремя ее подхватил.— Мусор, он и есть Мусор, что от него можно ожидать хорошего?
Действительно, что ни говори, но от Карла Давидовича Мусорщика мы с Севой натерпелись, как от шкодливого кота — никогда не знаешь, где ему приспичит сходить по нужде в следующий раз.
Началось все на третьем курсе юрфака, где мы втроем учились, и довольно успешно, до некоторого времени.
Весной, как раз перед сессией, Мусорщику пришла в голову гениальнейшая, на его взгляд, Идея. Идея включала в себя девушек с соседнего факультета, много выпивки, половецких плясок и мою однокомнатную квартиру на ночь. Мусору не пришло в голову только одно — известить о своей Идее меня.
Представьте себе мое удивление, когда я, ближе к утру, в одних трусах, с растрепанными волосами и взглядом объевшегося коноплей суслика бреду на настырный и продолжительный звонок (и, как назло, никаких тапочек), открываю дверь и вижу за ней неприятное во всех отношениях зрелище — моего упитанного друга, трех девиц неопределенно-вульгарного типа, нескольких парней с нашего курса и лилового от выпивки негра, лепечущего что-то на своем, только ему одному понятном языке.
Ясное дело, никого пускать я не собирался, просто захлопнул дверь и убрел досыпать. Утром же обнаружил всю компанию, премило храпящую у меня в коридоре. Сквозь крепкий предутренний сон я не расслышал, как эти вандалы взломали дверь, надругались над моей обувни- цей и вешалкой, а потом уснули безо всяких угрызений совести. Не спал один негр. Он сидел на грязной половой тряпке в некотором отдалении от остальных и слабым голосом на ломаном русском просил в пространство чашку чая и два рубля на проезд в трамвае до улицы им. Карла Маркса.
К концу пятого курса Мусор, к тому времени окончательно съехавший на фантастике, притащил к Севе домой нечто черное, омерзительного вида и омерзительно же пахнущее. К тому же «это» нахально выбрасывало в воздух снопы искр и щедро раздавало прикасающимся разряды тока. Из невнятных Мусорщиковых объяснений Сева понял одно — «это» его друг подобрал на свалке и якобы штуковина есть разбившийся межпланетный корабль. Вероятно, с Сириуса. Или Альдебарана. Причем проглядывавшаяся на боку штуковины печатка «...аде щ 1арап» ничуть его не смущала. Мало ли подо что могли замаскировать корабль злобные пришельцы?!
На вопрос Севы — и что же Мусор хочет от него,— приятель бодро сообщил, что собирается оставить этот корабль у Севы на недельку-дру- гую, пока он, то есть Мусор, не найдет на той же свалке какого-нибудь разбившегося насмерть пилота-инопланетянина. Лучше даже двух. В конце концов, чем черт не шутит?
На просьбу Мусорщика ответила Севина жена Марья. Она сказала, что, чем шутит черт, она, Мария, не имеет ни малейшего понятия, а вот чем шутит сама Мария, Мусор поганый сейчас узнает.
Она выгнала обоих искателей правды за дверь вместе с искрящейся штуковиной и бросила вдогонку, что Сева может вернуться только один и без всяких жителей планеты Железяка. После долгого и серьезного разговора у мусоропровода Карл Давидович согласился убраться куда подальше вместе со своим поганым кораблем и поискать для него более удобную камеру хранения, нежели его, Севина, квартира. И действительно ушел. Что он сделал со штуковиной, нашел ли инопланетянина — этого Мусорщик никогда и никому не рассказывал.
Последний ощутимый удар Мусор нанес примерно полгода назад, когда своими собственными пухлыми ручонками изобрел какую-то опасную взрывчатку и додумался притащить ее ко мне. Воспользовавшись тем, что меня дома не было, а место хранения ключа от близких друзей я не скрывал, Мусор пробрался в квартиру и заныкал взрывчатку под диван, после чего с чувством выполненного долга удалился. Не учел он одного — соседи, встревоженные едким запахом, распространяемым взрывчаткой на километры вокруг, вызвали милицию, и меня, пришедшего с рыбалки, накрыли вместе с уловом, резиновыми сапогами и двумя удочками.
Я просидел в КПЗ около суток, а во всем сознавшийся Мусор (пришел, кстати, как только узнал, что меня посадили по его вине) — неделю, после чего идеи в его светлую голову не забредали довольно долго.
И вот сейчас, похоже, одна совсем маленькая и совершенно безумная идейка все же нашла крысиную нору в мозгах Карла Давидовича. Что она принесла с собой — мы еще не знали, но по милости Мусора вот уже полчаса сидели на мокрой лавочке и покорно ждали его прихода.
2
Мусорщик появился спустя двадцать минут.
В отличие от худого и длинного Севы, как это ни банально звучит, Карл был маленьким и толстым. Вернее — пухлым, чтобы никого ненароком не обидеть. Видом своим он напоминал колобка или отрубленную голову с неправильной формой черепа. Лицом же походил на известного киноактера Денни Де Вито, если бы не исконно еврейский мощный нос, пухлые губы и глубоко посаженные глаза, хитро глядящие из-под густых бровей. Совсем не шла Мусорщику козлиная бородка, которую он упорно не желал сбривать и называл по-благородному эспаньолкой.
Карл шел сквозь сугробы совсем не так, как Сева. Словно маленький бульдозер «Беларусь», он протаранивал снег и еще издалека орал нам:
— Господа, вот он я! — видимо решив, что мы его не заметили. Мусор всегда называл нас с Севой либо «господа», либо, забывшись, «товарищи». Смысл от этого не менялся.
— Как это приятно,— сказал я.
Мусор отправил в небытие последний сугроб и причалил к скамейке.
— Заждались, хлопчики? — Мусор пожал нам руки, не снимая перчаток.— Ничего, ничего. Зато какую новость я вам принес! Никто не болеет, кстати?
Я посмотрел вниз, на отсыревшие кроссовки, и ответил, что пока нет, но, возможно, уже скоро заболеет.
— Это хорошо,— почему-то одобрительно кивнул Мусор.
Сева, полуоткрыв рот, преданно посмотрел в Карловы умные глаза, явно чего-то ожидая. Фантаст фантаста, как говорится...
Мусорщик медленно покачивался на месте из стороны в сторону, всем своим видом показывая, что ему очень хочется начать говорить, но он не может, пока его об этом не попросят.
— Ладно, Мусор,— не выдержал я,— что там у тебя за новости? Опять приходил инопланетянин и просил продать вчерашнюю «Комсомолку» с зашифрованными между ее строк тайными знаками?
— Приходил,— подмигнул Мусорщик,— но ничего не просил. Как вы думаете, господа хорошие, сколько денег можно выручить за настоящего, живого... кого?
— Крокодила? — спросил я.— Нисколько. Кому он нужен в Новоозерске?
— Пришельца! — выдал Карл, сияя козлиной бородкой на солнце.
Я дико закашлялся, стараясь скрыть смех, а Сева неуверенно хлопнул в ладоши, наверное, для того, чтобы показать всю комичность ситуации.
— Между прочим, я серьезно,— проворчал немного сконфуженный нашей реакцией Карл.
— Да мы разве против? — откашлявшись, отозвался я.— Мы верим. Ты наверняка подобрал его, когда он валялся на дороге, сбитый сумасшедшим охотником! Или он пришел к тебе по почте? А! Знаю! Ты опять нашел его на помойке?! «Инопланетяне из контейнера!» — громко огласил я заголовок будущей статьи в местной газете.— «Зеленый человечек найден в колбасных обрезках! Таинственное значение похабного слова на боку мусорного бака!» Нет, вот вообще сенсация — «Межпланетный сионистский заговор!».
— Как-кой?
— Дурак ты,— нахохлился Мусорщик, обращаясь, естественно, ко мне.
— Нет, п-правда,— тихо сказал Сева,— что такое «сионистский» и где ты собрался д-достать своего пришельца?
— Я на вас надеялся,— Мусор патетически воздел руки к небесам,— думал, что только вы способны понять одинокого гения. Но и вам, как вижу, не особо нужны мои новые открытия! И кому я тогда нужен? — Козлиная бородка потускнела.
— Действительно, кому? — шутливо удивился я.— Последний инопланетянин, с которым я пил кофе, склеил ласты неделю назад!
— Поздравляю тебя, Шарик,— ты балбес! — с сарказмом процитировал Мусорщик.— Кто же ходит за медом с воздушным шаром? Я, между прочим, думал об инопланетянах с самого лета! Рассчитывал, вычислял, прочел кучу полезной литературы! И вот она явилась предо мной...
— Кто она? — вновь вопросил разморенный солнцем Сева. Кажется, нить нашего разговора он давно уже потерял.
— Муза! — Мусор вытянул указательный палец и почесал бородку.— Я сделал Открытий. Великое И Научное! В общих чертах тут можно сказать так... в общем, многие из живущих людей... мн-ээ... совсем не те, за кого себя... мм... выдают... а за это мне ведь могут и Нобеля дать! Или еще чего!
— Стой, Мусор, не торопись,— взмахнул руками Сева,— я н-ничего не понимаю!
— А чего тут понимать? — воскликнул Карл и захлебнулся в эмоциях. Несмотря на холод, лицо его мгновенно окрасилось в красный цвет, а на голом лбу проступили капельки пота.
— Давай все по порядку и не забегай вперед,— предложил я,— ты ж не паровоз какой, в самом деле.
— Не торопись? Тогда я начну, пожалуй, издалека. Всякая наука основана на фактах. Она собирает факты, сопоставляет их и делает выводы — устанавливает законы той области действительности, которую изучает. Способы получения этих фактов в психологии называются методами научного (психологического) исследования. Основными методами психологического исследования являются...
— Что он несет? — осторожно спросил я, опасаясь за здоровье своего друга. Сева пожал плечами.
— Ты о чем?
— Я о том, что методом наблюдения и эксперимента можно добиться многого! — важно изрек Мусорщик, делая попытку скрестить пухлые руки на груди. Мешало пальто, и он, после некоторой безрезультатной борьбы с рукавами, засунул руки в карманы.— Понимаете меня?
— Нет,— признался я.— Перейди на простой русский язык, только без мата, и все подробно расскажи. Начни, наверное, с тех, кто там что-то не за того выдает или как дальше... тебе виднее, в общем.
Мусор вздохнул и начал излагать. Излагал он долго и с выражением. Тело его слабо покачивалось взад и вперед, словно ожидая приказа куда-нибудь резво побежать, руки то вылетали из карманов и начинали бешено порхать перед нашими лицами, то снова погружались в них. А лицо выражало одновременно столько эмоций, что, казалось, по Карловым щекам, носу и двум подбородкам топчется кто-то большой, все время подпрыгивая.
Я успел одолжить у проходившего мимо гражданина в шляпе сигаретку и согревал легкие куревом, стараясь не обращать внимания на все больше замерзающие ноги. Пошевелив пальцами, я определил, что мокрые носки превратились в замерзшие носки и немного похрустывали.
А Сева молча внимал. На его лице, как в зеркале, отражались все Мусорщиковы эмоции, и даже губы шевелились в такт словам, которые вылетали изо рта Карла подобно искрам из-под напильника.