Помоги проекту - поделись книгой:
78
Т а б л и_ц а 12 Оптимальная корреляция языковых и физиологических показателей при отборе в лабораторных условиях
| Физиологическая методика | Лингвистический индекс | А, | Аз | Б, | Б2 | Б3 | В | г, | Е | Зз | 36 | Из |
| Велоэргометрия | + + | + | + | + | + | + | + + | + + | + + | |||
| Индекс напряжения по Баевскому Реография | + | + + | + + | + | + | |||||||
| Гипоксическая проба (дыхание азотом) Пластичность нейродинамических процессов по Василевскому—Сороко Гипоксическая проба (дыхание в замкну- | + | |||||||||||
| тое пространство) Общий итог | + | + | ||||||||||
| Примечание. Знаком «-(-» обозначены языковые индексы, выказывающие наибольшую количественную разницу между средними для групп с отличной и самой слабой адаптацией по соответствующей физиологической методике. | ||||||||||||
ция — быстрая перестройка — возврат к старой адаптации) и собственно адаптацию (адаптация — медленная перестройка — новая адаптация), что служит еще одним весьма доказательным подтверждением обоснованности предложенной лингвистической концепции [45, с. 51].
Все результаты, полученные при практическом внедрении методов лингвистики измененных состояний на материале около 1400 человек, позволяют считать научно достоверными и обладающими практической значимостью основные положения этой научной дисциплины. Впрочем, и здесь возникают свои приемы, ускоряющие поиск типов и установление их взаимоотношений, поскольку методом лингвистики измененных состояний сознания является сопоставление самое меньшее двух находящихся на одной оси стадий диссолюции языковой способности.
Чем дальше отстоят друг от друга эти стадии, тем точнее прогноз. Поскольку же практика ставит задачу I прогнозирования на возможно более ранней стадии, зацепок для анализа становится все меньше и тонкость его должна расти. Составив удовлетворившую насущные потребности практики методику, изложенную выше, научно-исследовательская
группа перешла к изучению того, насколько рано при наступлении адаптации можно делать по данным языка обоснованный прогноз Как можно утверждать в настоящее время, уже при легком утомлении можно различить основные типы. Разумеется, что для этого приходится привлекать некоторые недавно созданные концепции (теорию распознавания образов и др.), а также оттачивать все более изощренные, убыстряющие поиск языковых типов навыки и методы.
Созданный здесь арсенал средств составляет важную часть лингвистики измененных состояний, однако ему целесообразно посвятить отдельное нормативное пособие для подготовки лингвистов-практиков массового отбора. Здесь же укажем лишь на один из наиболее перспективных достигнутых результатов, языковые данные которого получены в ходе обычного предварительного лабораторного обследования членов 28-й Советской антарктической экспедиции (табл. 12). Необычные условия существования здесь в соответствии с современными научными представлениями [ср. 45, с. 80] расщеплены на ряд первичных факторов, каждый из которых имитируется одной физиологической методикой. Языковый тест также разделен на задания, причем исследуется корреляция каждого из них с типом адаптации согласно данной методике.
Материалы табл. 12 позволяют нам сделать три основных вывода. Во-первых, каждый фактор необычных условий существования обладает своим собственным «рисунком» языковых индексов. Во-вторых, общий итог, получившийся за счет чисто механического объединения, представлен лишь двумя индексами, оба из которых играют ключевую, качественную роль в концепции многослойного построения языка. В-третьих, индексы, общие для наибольшего числа физиологических методик (Бг, Зз, Зб), отчетливы, динамичны и информативны при перестройках адаптации и сильно сглажены при нормальных условиях. Именно на их основе четко выделяются стабильный и переходный типы адаптации. Очевидно, у этих типов процесс одновременной перестройки функций организма, достаточно разнообразно действующих в норме, жестко и согласованно организуется в экстремальных условиях. За счет этого все они начинают действовать на индекс слаженно и в одном направлении, а он четко фиксирует тип адаптации. Впрочем, эта и многочисленные другие возникающие здесь проблемы выходят за рамки настоящей главы, задача которой — обоснование массового отбора методами лингвистики измененных состояний сознания.
в*
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Положенная в основу лингвистики измененных состояний сознания многоуровневая концепция языка была рассмотрена нами в различных теоретических и практических аспектах. Как мы попытались показать, она естественно развивает основополагающие для традиционного и современного советского языкознания принципы и методы. С другой стороны, получаемые с помощью многоуровневого подхода к языку новые данные логично усваиваются даже такими ранее далекими от эксперимента составляющими языкознания, как, в частности, сравнительно-исторический подход. Поэтому определить перспективы развития лингвистики измененных состояний достаточно просто: это — все основные тенденции развития современного языкознания, преломленные в своеобразном, но общезначимом предмете данной его отрасли и исследуемые с помощью специально ориентированных на многослойность языка методов. Можно утверждать, что с введением категории измененного сознания предмет лингвистической науки — язык — приобрел новую размерность, которую целесообразно и плодотворно учитывать в разработке любой лингвистической концепции.
Поскольку в предшествующем изложении достаточно полно описаны возможные направления таких контактов и их сравнительная значимость, нам хотелось бы коротко остановиться в заключение на одной из не затронутых выше, однако вытекающих из полученных результатов перспектив. Как известно, лингвистика входит как одна из составляющих в более широкую область знания — филологию, рассматривающую язык в качестве носителя духовной культуры, которая находит выражение в устных и письменных текстах. С нашей точки зрения, предмет настоящей работы допускает подобное расширение, позволяя говорить о филологии измененных состояний сознания как части общей филологии, исследующей построение текстов, предполагающих воздействие на глубинные уровни сознания. Практическая полезность такого подхода представляется вполне реальной. Так, специалисты в области средств массовой информации уже давно обсуждают вопрос о наиболее эффективной форме рекламы, плаката или лозунгов, структуре массовой радиопередачи или такую важнейшую задачу, как наиболее эффективная структура текста сообщения
80
о надвигающемся природном катаклизме, где нужно дать информацию максимально быстро и доходчиво, но не создавая паники [ср. 160, с. 85]. Еще одна насущная задача — составление текста, посредством которого врач проводит сеанс психотерапии, где особенно важно воздействие на самые труднодоступные слои сознания [155]. Как подметили специалисты, если психотерапевту «помочь», погасив с помощью лекарственных средств на время лечения верхние слои сознания, словесная психотерапия повышает свою эффективность во много раз [3, с. 283].
Принципиальное решение подобных проблем средствами лингвистики измененных состояний сознания однозначно. В самом деле, каждому из составляющих сознание уровней соответствует свой «язык» — система лексико-грамматических средств, присущих этому уровню. Каждый из таких «языков», как показывает диссолюция, может стать поверхностным и использоваться для речевого общения. В единую систему естественного языка эти уровни связываются тем, что выполнение определенной конструкции поручается тому глубинному уровню, на котором она впервые появляется, а затем путем последовательного «перевода» с языка одного уровня на «язык» другого выводится на поверхность (подробнее см. гл. III). Следовательно, если в обычной речи употреблять только структуры, типичные для «языка» некоторого глубинного уровня, то и будет активизирована языковая деятельность этого уровня. Искусственные или естественные причины, вызывающие измененное состояние данного уровня, будут имитироваться здесь просто речью, построенной «со знанием дела».
С материалистической точки зрения такое положение полностью согласуется с накопленным науками о мышлении опытом, который лучше всего суммировать словами И. П. Павлова: «Слово, благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражителями, все их заменяет и потому может вызвать все те действия, реакции организма, которые обусловливают те раздражители» [54, с. 429]. Практический опыт общения с испытуемыми, находящимися в измененном состоянии сознания, также дает нам право утверждать, что выполнение словесных заданий исследователя испытуемым тем успешнее, чем больше в этих заданиях лексико-грамматических структур «языка» соответствующего уровня (в известной мере такая «подстройка» осуществляется интуитивно — нечто подобное происходит, если нужно что-либо втолковать, скажем, нетрезвому человеку). Таким образом, с лингвистической точки зрения речь идет о создании своеобразного разговорника (или словаря с грамматикой), позволяющего строить тексты на «языке» определенного глубинного уровня.
Составление такого разговорника — дело достаточно реальное. Так, совокупность ответов на задания нашего теста, данная исследуемой группой на определенном уровне сознания (потом они переводились в количественную форму табл. 1 или 9), — это и есть моментальный срез узуса для «языка» своего уровня. Как пока-
81
зывает опыт нашего исследования, от такого свода типичных для уровневого «языка» лексико-грамматических средств отказываться нецелесообразно: с одной стороны, после каждого этапа подсчетов необходимо вернуться к исходному тексту, сохранившему не учтенные нами контексты, чтобы подсчитать на нем новые, более сложные индексы; с другой — перевести последние в слова и проверить их восприятие испытуемыми. Таким образом, задача повторных обращений к полученным закономерностям и немедленной их проверке в живой беседе с испытуемым как раз требует представления данных в форме разговорника (стратегию одновременного описания лексики и грамматики см. [44, с. 305]).
Полезной представляется лишь некоторая формализация последнего, что выглядит для «языка» каждого уровня так: исходная фраза, содержащая ключевую морфологическую конструкцию, записывается тут же в форме равных по длине фраз с другими наиболее частыми для этого уровня лексемами. Далее каждая из этих фраз записывается тут же в виде равных по длине фраз с передающими близкий смысл трансформациями, наиболее частотными для данного уровня. Ясно, что число повторений неизменной конструкции с разными словами указывает на частотность ее появления в тексте, и наоборот: число появления того же слова в составе разных трансформаций указывает на его частотность, затем каждая из полученных фраз переводится на язык соседнего уровня, что в совокупности дает минимальный разговорник «языка» следующего уровня, и так далее (равная длина фраз нам здесь нужна, чтобы устранить искажения, вносимые краткосрочной памятью).
Заметим, что и здесь мы с новых методологических позиций возвращаемся к ранее весьма популярной, а теперь забытой лингвистической концепции, в общем виде употреблявшейся еще шумерами. Так, античный грамматик Присциан вместо того, чтобы давать утомительное перечисление грамматических правил, приводит в своей знаменитой латинской грамматике [5, с. 166] одну фразу, содержащую потенции всех основных грамматических трансформаций и лексических подстановок, разворачивая далее их по очереди, — результат совмещает теоретическое описание и практическое руководство. Наличие аналогов такого подхода в нашей концепции говорит о его актуальности для описания некоторых структур языка (заметим лишь, что при известном поверхностном сходстве концепция не имеет ничего общего с методами «непосредственно составляющих» и порождающей грамматики, содержательную критику которых см. [71, с. 163]). В принципе текст, построенный с целью научного исследования или художественного использования многослойности языка, с необходимостью должен отражать своим построением эту особенность. Поиск таких текстов, предпринятый в рамках филологии измененных состояний сознания, позволил вскрыть наличие элементов многослойности в письменных традициях, весьма приоритетных для своего времени.
82
Возьмем, к примеру, канон сочинений традиционной китайской философии. Исследуя присущие ему логико-философские средства, специалисты давно отметили тот факт, что здесь нет ни строгс определенных абстрактных категорий, ни правил логическогс доказательства и тем не менее используется 'какой-то не вполне ясный, но, очевидно, разработанный аналитический аппарат. Трудами структурологической школы советских синологов [85] в по следние годы было показано, что если современный учены» использует строго определяемые термины, ставя их внутри пред ложений в довольно свободном порядке, то в древней традиции все было наоборот. В основе текста лежала прямоугольная матрица состоящая из определенного числа строк и столбцов, на пересече нии которых стояло по одному слову. Сложные правила чтенш такой матрицы по горизонтали или вертикали были однозначне связаны с определенным модусом рассмотрения каузально-кор релятивных связей стоящих на этих пересечениях слов. Само» интересное состоит в том, что эта матрица была многомерной так что с любого слова можно было продвигаться не только в ег< плоскости, но и «внутрь».
Полученный в итоге необычайно сложный текст записывало в виде обычного текста, причем для восстановления многомерно! его структуры нужно было знать основные принципы построеню из слов многомерного куба, при котором помощь читателю оказы вала рифмовка конечных слов фраз, композиционный параллелизм последних и другие лингвистические признаки. При сложенш таких кубов из ранее читавшихся обычным способом и потом; обычно понятных на 30—50 % текстов ученые неожиданно смогл] объяснить большинство возникавших ранее вопросов. Так, рас сыпанные по тексту фразы «складывались» воедино при построе нии многомерной структуры и составляли какую-либо особу* боковую плоскость этого куба, непонятные ранее технически термины подсказывали читателю ориентировку внутри особо слож ной структуры, и т. п.
Продолжающаяся сейчас работа специалистов состоит в уточ нении того, что означают отдельные направления осей внутр] многомерных кубов, какие из них заключают в себе причиннс следственные связи, а какие — генетико-коррелятивные [34], од нако основные описанные выше принципы общепризнанно достс верны.
Приведем хотя бы один случайно отобранный пример самоп простого (3X3) построения типа
Как доказано синологами, первая фраза этого отрывка разъясняет первую фразу первого отрывка, вторая — вторую, и так далее. Соответственно весь второй блок занимает вторую, глубинную плоскость многомерного конструкта, уточняя в каузальном отношении смысл первого блока. Еще через шесть посторонних фраз следует новое усложнение грамматической структуры, позволяющее второму блоку разрастись в следующую, третью плоскость, и так далее [85, с. 33]. Не останавливаясь здесь на многочисленных теоретических проблемах, отметим лишь, что специалистов смущают в основном два вопроса: в расчете на какие умственные способности читателя писались многомерные тексты и почему они наблюдаются лишь в традиционной китайской философии?
Предпринятый нами лексико-грамматический анализ каждого из уровней многомерных построений дал основание утверждать, что если внутри каждого из этих уровней в той же самой грамматической конструкции происходят единственно лексические замены, то при переходе от уровня к уровню происходит закономерное и постепенное усложнение грамматических (синтаксических) средств, при в общем той же лексике [80] — все эти процессы хорошо иллюстрируются приведенным выше примером. Сопоставление лексико-грамматических характеристик этих уровней с лингвистическими универсалиями, указанными выше для разных стадий естественного языка, позволило предположить, что уровни многомерных кубов в исследуемой филологической традиции примерно соответствуют уровням языка, а через него — сознания в целом. Разумеется, мы не хотели бы сводить все философское и художественное содержание этих текстов к игре с многослойными преобразованиями, однако, очевидно, фронтальное влияние построенных таким образом текстов на подготовленного читателя было настолько весомым, а преобразование уровней сознания и мышления в нужном автору направлении настолько сильным, что основу, «костяк» текстов составляло именно многоуровневое построение.
Что здесь имеется в виду под выражением «подготовленный» читатель? Прежде всего, в общем немногочисленные, но максимально авторитетные многомерные тексты изучались практически в течение всей жизни, заучиваясь наизусть еще в детстве. Таким образом, на освоение всех слоев текста и соответственную перестройку уровней языка и сознания уходили многие годы. Затем, в древнекитайской традиции институционализированы и широко развиты с древнейших времен искусственно вызывающие измененное сознание средства растительного происхождения [96, с. 334; 146; 161]. Следует предположить, что они использовались с целью
84
освоения
и закрепления навыков достижения уровня сознания, нужного для понимания определенного текста, и пребывания на этом уровне требуемое время. Наконец, жестко определенные и традиционно передаваемые правила озвучивания текста постоянно и длительно практикуемые, навязывали читателю соответствую щии каждому сегменту текста ритм дыхания [92 с 174—175 201, 221]. Как доказано специалистами, архаичная' китайская дыхательная техника производит измененное состояние сознания любой степени глубины [115, с. 162]. Следовательно, для понимания текста и перестройки в соответствии с ним структур мышления достаточно было следовать традиционным парадигмам изучения и фонации текстов, не имея понятия о их многослойной структуре.
Применение методов филологии измененных состояний сознания, уточненных и развитых благодаря привлечению результатов, достигнутых отечественной синологией, позволяет дать ответ и на второй из поставленных выше вопросов. В самом общем виде он состоит в том, что многослойное построение представляет собой филологическую универсалию, по-своему преломляемую в текстах разных эпох и культур.
Ранним и наиболее совершенным образцом таких текстов в европейской культуре являются составленные во II — III вв. н. э. Квинтом Септимием Флоренсом Тертуллианом сочинения, в одном из которых [158, с. 257] вводятся даже определенные технические термины для обозначения трех основных уровней многослойного текста. Приведем для примера небольшой отрывок из трактата этого автора, основанный на простейшей матрице вида 3X3, где основные оси развертывания связаны со зрением, с осязанием и восприятием: «Невидим он, хотя видится; непостижим, хотя по милости обнаруживается; неоценим, хотя человеческими чувствами оценивается; поэтому истинен и велик. Впрочем, что видеться, что постигаться, что оцениваться может, то менее и глаз, коими достигается, и рук, коими трогается, и чувств, коими обретается; то, что истинно безмерно, то одному себе известно» (дословный перевод с латыни наш, поскольку существующие переводы не учитывают многослойное™ текста, — оригинал см. [158, с. 117]). Более близкие нам по времени образцы многослойных текстов созданы в рамках средневековой риторической теории, разделяющейся на западноевропейские школы «распределения и подразделения» слов и на славянское «плетение словес» (подробнее см. [82]). Впрочем, рассмотрение этих проблем далеко выходит за пределы настоящей работы, посвященной обоснованию научной перспективности и практической значимости изучения языка на материале измененных состояний сознания.
I
ЛИТЕРАТУРА
1. Азарашвили А. А. Исследование механизмов памяти с помощью физиологически активных соединений. — М.: Наука, 1981. — 184 с.
2. Айдаралиев А. А., Максимов А. Л. Определение уровня физической работоспособности человека в условиях высокогорья (методические рекомендации, Минздрав СССР). - Фрунзе: Илим, 1980. - 10 с.
3. Александровский Ю. А. Клиническая фармакология транквилизаторов. — М.: Медицина, 1973. - 332 с.
4. Александровский Ю. А. Состояния психической дезадаптации и их компенсация (пограничные нервно-психические расстройства). — М.: Наука, 1976.— 272 с.
5. Ами.рова Т. А., Ольховиков Б. А., Рождественский Ю. В. Очерки по истории лингвистики. — М.: Наука, 1975. — 559 с.
6. Анастази А. Психологическое тестирование. Т. 1. — М.: Педагогика, 1982. - 316 с.
7. Апресян Ю. Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. — М.: Просвещение, 1966. — 301 с.
8. Аспекты семантических исследований / Ред. Н. Д. Арутюнова, А. А. Уфим-цева. — М.: Наука, 1980. — 355 с.
9. Атлас экспериментального исследования отклонений в психической деятельности человека / Ред. И. А. Полищук, А. Е. Видренко. — Киев: Здоровье, 1980. - 90 с.
10. Банкевич Л. В. Тестирование лексики иностранного языка. — М.: Высшая школа. 1981. — 112 с.
11. Бехтерева Н. П. Здоровый и больной мозг человека. — Л.: Наука, 1980. — 208 с.
12. Брехман И. И* Человек и биологически активные вещества. — Л.: Наука, 1976. - НО с.
13. Брехман И. И. Философско-методологические аспекты проблемы здоровья человека. — Вопр. философии, 1982, J4? 2, с. 48—53.
14. Будагов Р. А. Борьба идей и направлений в языкознании нашего времени. - М.: Наука, 1978. - 248 с.
15. Будза В. Г. Особенности речевой продукции при сенильной деменции. — Журн. невропатол. и психиатрии, 1982,
16. Васильева И. Г. Бессознательное в естественных и учебных процессах овладения языком. — В кн.: Бессознательное / Ред. А. С. Прангишвили, А. Е. Ше-розия,: Ф. В. Бассин. Т. 3. — Тбилиси : Мецниереба, 1978, с. 229—235.
17. Вейлерт А. А. О зависимости количественных показателей единиц языка от пола говорящего лица. — Вопр. языкознания. 1976, .N? 5, с. 138—143.
18. Вейн А. М. и др. О роли полушарий головного мозга в реализации адаптивных механизмов у человека (в условиях депривации сна). — Журн. высш. нерв, деятельности, 1982, № 6, с. 1164—1166.
19. Виноградов В. В. Учение А. А. Потебни о стадиальности развития синтаксического строя в славянских языках. — Вести. Моск. университета, 1946,
20. Гайда В. К., Захаров В. П. Психологическое тестирование. — Л.: ЛГУ, 1982. - 100 с.
21. Танеева Л. С.,[ Чалов А. В. Статистический анализ эффективности корригирующей терапии патологической замедленности речи. — Журн. невропатол. и психиатрии, 1979,
22. Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка. — М.: Высшая школа, 1981. — 359 с.
23. Грамматика и семантика романских языков (к проблеме универсалий) / Ред. Г. В. Степанов. — М.: Наука, 1978. — 225 с.
86
логии4'х?л"непгичРг^^П' Те0Ретичес«и" » практические аспекты фармако-с. 523_Х5°3Л0инергических процессов. _ Фармакол. и токсикология, 1980, № 5,
ценум%^7~3Т8И8Кас.,1СИХИЧеСКОГО Р—тия/Ред. й. Шванцара. - Прага: Ави-
26. Есперсен О. Философия грамматики М • и
литературы, 1958. - 404 с. ' ~ М- ИзДательство иностранной
27. Залевская А. А. Межъязыковые сопоставления »
Калинин: КГУ, 1979. - 84 с. сопоставления в психолингвистике. -
28. Иванов Вяч. Вс. Очерки по истории семиотики в СССР — м • н 1976. - 302 с. ' наука,
29. Иванов Вяч. Вс. [ Чет и нечет. — М.: Советское радио, 1978. — 185 с
30. Имедадзе Н. В. Экспериментально-психологические исследования овладения и владения вторым языком. — Тбилиси: Мецниереба, 1979. — 227 с.
31. Инженерная психология в военном деле / Ред. Б.! Ф. Ломов. — М.: Воен-издат, 1983. — 223 с.
32. Караулов Ю. Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. — М.: Наука, 1981. — 362 с.
33. Климов Г. А. Принципы контенсивной типологии. — М.: Наука, 1983. — 223 с.
34. Кобзев А. И. О категориях традиционной китайской философии. — Народы Азии и Африки, 1982,
35. Кузнецов О. Н., Лебедев В. И. Психология и психопатология одиночества. — М.: Медицина, 1972. — 335 с.
36. Лебедев В. И. Особенности психической деятельности в измененных условиях существования: Автореф. дис. . . . докт. мед. наук.
37. Ленинизм и теоретические проблемы языкознания / Ред.! Ф. П.! Филин. — М.: Наука, 1970. - 383 с.
38. Лингвистические проблемы функционального моделирования речевок деятельности. Вып. 4. — Л.: ЛГУ, 1979. — 195 с.
39. Личко А. Е. Инсулиновые комы. - М.: АН СССР, 1962. - 260 с.
40. Лос К. Синтетические яды. — М.: Издательство иностранной литературы 1963. - 258 с.
41. Лурия А. Р. Основные проблемы нейролингвистики. — М.: МГУ, 1975. — 250 с.
42. Максименко Т. В. Влияние транквилизаторов на кратковременную намят! у больных с пограничными формами нервно-психических расстройств. — Журн невропатол. и психиатрии, 1983, .№ 5, с. 737—740.
43. Маслов Ю. С. Введение в языкознание. — М.: Высшая школа. 1975. — 325 с.
44. Математическая логика и ее применение/Ред. Э. Нагел. — М.: Мир, 1965. - 340 с.
45. Медведев В. И. Устойчивость физиологических и психологических функций человека при действии экстремальных факторов. — Л.: Наука, 1982. — 102 с
46. Мещанинов И. Ш Члены предложения и части речи. — Л.: Наука, 1978. -387 с.
47. Милыптейн Г. И., Спивак Л. И. Психотомиметики. — Л.: Медицина 1971. - 148 с.
48. Неговскии В. А. Методологические проблемы современной реаниматоло гии. — Вопр. философии, 1978, JVs 8, с. 64—73.
49. Нечипоренко В.! Ф. Проблемы лингвобиологии. — М.: МГПИ, 1982.-70 с.
50. Новое в лингвистике. Вып. 2. — М.: Издательство иностранной литера туры, 1962. - 683 с.
51. Носенко Э. Л. Попытка системного подхода к анализу речи в состоянш эмоциональной напряженности. — Психол. журн., 1980, № 6, с. 54—62.
52. Онтология языка как общественного явления / Ред. Г. В' Степанов В. 3. Панфилов. - М.: Наука, 1983. - 310 с.
53. Основы теории речевой деятельности / Ред. А. А. Леонтьев. — М.: Наука 1974. - 368 с.
8
54. Павлов И. П. Полное собрание сочинений. Т. 4. — М.: АН СССР, 1951. — 452 с.
55. Панфилов В. 3. Карл Маркс и основные проблемы современного языкознания. — Вопр. языкознания, 1983,
56. Панюшкина Г. В. Некоторые нейрофизиологические аспекты психофармакологии. — Фармакол. и токсикология, 1980,
57. Пашковский В. Э., Пиотровская В. Р. ОЛА и патология высшей нервной деятельности человека. — В кн.: Всероссийская третья школа-семинар «Обучающие лингвистические машины и оптимизация обучения языкам»: Тез. докл. и сообщений. — Махачкала: Дагучпедгиз, 1981, с. 7—9.
Поделиться книгой: