Когда меня ты позовешь

Сергей, однако, не прекращал попыток, инстинктивно сопровождая их весьма характерными движениями.

— Ты шутишь, крошка? — хрипло возразил он. — Ты хоть представляешь, что такое изголодавшийся мужик? Я ж в море болтался четыре месяца, какое "не могу"?!

— Нет, ты не понимаешь, — упорно отталкивала его Кристина. — Я еще не готова, я не хочу…

Почему-то в эту минуту она совершенно забыла, что Наташка потащила ее сегодня в "Утес" именно с этой целью. Если и не найти Чернышеву постоянную замену, то хотя бы попытаться с помощью постороннего мужика выбить из ее головы страдания, любовь к предателю и поставить жирный крест на надежде, что все еще может измениться. Ведь и сама хотела того же, и не только сегодня, ведь по ночам, не умея заснуть от переизбытка чувств и эмоций, только и мечтала о том, как бы отдаться первому встречному, тем самым как будто бы надругавшись над Чернышевым. И не того ли хотела еще буквально пару минут назад, жадно сжимая в себе длинные пальцы Бессмертного? Но теперь сопротивлялась так яростно, как будто никогда не желала не только близости с Сергеем, но и вообще с кем бы то ни было, кроме Чернышева, даже осознавая, что с Чернышевым ей больше не быть никогда в жизни.

Однако Бессмертный не был, кажется, намерен долго терпеть ее сопротивление. Прижал Кристину к столу, после чего бесцеремонно развернул ее спиной к себе и тут же приподнял ее ноги, одновременно с тем удобно расположившись между ними. Кристина оказалась прижатой грудью к холодной полированной поверхности стола, практически не имея возможности сопротивляться, только отчаянно махала в воздухе ногами, пытаясь ударить наглеца, да только вместо хорошего удара, способного заставить того забыть о сексе хотя бы на ближайших пару часов, лишь изредка попадала пяткой ему по мягкому месту, не причиняя ни малейшего вреда негодяю. Бессмертный же, несмотря на уверения в том, что буквально изнывает от четырехмесячного воздержания, не слишком торопился. Казалось, он буквально упивается ощущением безнаказанности и вседозволенности. Прижался "солдатом" к Кристине, но не спешил, не вводил его в бой, словно бы наслаждаясь предвкушением не меньше, чем непосредственной близостью. Сам же в это время не отрывался от спины Кристины. Руки-то были заняты, ему непрестанно приходилось удерживать сопротивляющуюся партнершу, зато язык был свободен, и Сергей пользовался им весьма умело. Пощекотал немножко ушко, шейку, опустился чуть ниже. Мелко-мелко гоняя язык из одного угла рта в другой, прошелся самым его кончиком вдоль позвоночника, да так, что Кристина на мгновение застыла, перестала сопротивляться, уж в который раз за этот вечер сладострастно сжав тазовые мышцы. А Бессмертный и не думал останавливаться, дошел до самого конца позвоночника, к точке, где спина плавно раздваивается, словно бы перетекая в ягодицы, и принялся массировать языком очаровательную впадинку, образовавшуюся в месте не то раздвоения, не то соединения спины и очаровательной Кристининой попочки. Долго, страстно, старательно. Так, что Кристина уже совсем перестала сопротивляться. Вернее, не столько перестала, сколько забыла, что должна бы сопротивляться. Просто забыла, потому что некогда было помнить, потому что нужно было запомнить вот это странное ощущение, которого никогда доселе не испытывала. И почему-то уже совсем не раздражало то, что в ее "закрытые ворота" навязчиво стучится неприятель, чужой "воин", чужой "солдат". Не Валеркин…

И опомниться не успела, как чужой "солдат" преодолел преграду, взял тараном неподдающиеся ворота, взломал навесной замок, ворвался в крепость вероломно и глубоко. Из горла Кристины только вырвалось громкое "Ах!", означающее одновременно и удивление, и возмущение наглым вторжением, и восторг от глубокого проникновения врага. Сопротивляться больше не имело ни малейшего смысла, тем более что внедрение Бессмертного оказалось более чем просто приятным. Однако ей никак не удавалось отделаться от досады и обиды, что ее нежеланием пренебрегли, попросту наплевали на него, то есть фактически принудили к нежеланной связи, практически изнасиловали. И имело ли хоть малейшее значение то, что действия Бессмертного оказались ей скорее приятны, нежели нет? Скорее, даже очень приятны. Да, да, именно так: очень. Даже нет, так: ну о-оччень! Но ведь все равно силой, против желания. А это так унизительно…

Когда всё закончилось, Кристина молча встала на стул и не без труда достала с высокого шкафа колготы, все еще насмерть скрученные вместе с трусиками. Бессмертный любопытно наблюдал за ее действиями. Когда Кристине, наконец, удалось разъединить трусики и колготы и она тут же натянула их на себя, ища глазами бюстгальтер, Сергей недоуменно спросил:

— Это еще зачем? Тебе доставляет удовольствие, когда мужчина срывает их с тебя?

Кристина только скривилась презрительно, но ничего не ответила. Подняла с пыльного пола бюстгальтер, надела его и отправилась в прихожую, памятуя о том, что платье, кажется, осталось дожидаться свою хозяйку именно там. Бессмертный последовал за нею молча. Однако убедившись, что Кристина собирается натягивать на себя еще и платье, резко выхватил его из ее рук:

— Куда собралась? Не можешь без этих женских штучек? Обязательно повыпендриваться надо? Успокойся, уже всё произошло, уже можно расслабиться.

Кристина с неподдельной злостью вызверилась на него:

— Вот именно: уже всё произошло, вот и расслабься! Утолил четырехмесячный зуд — отдыхай! Мавр сделал свое дело, мавр может отдыхать. Так и отдыхай, не рыпайся! Скушал конфетку? Вот и радуйся.

Бессмертный смотрел на нее с немым удивлением. Кристина пыталась забрать у него свое платье, да тот не отдавал, игрался с нею, как кошка с мышкой: поднимет платье в одной руке прямо под потолок, пока Кристина пытается эту руку согнуть, наклонить — платье уже в другой руке. В конце концов Кристине это надоело:

— Пошел ты! Придурок! Что тебе еще надо? Ты уже сделал всё, чего хотел, а теперь отвали, моя черешня!

— Ну зачем так грубо? — усмехнулся Сергей. — По-моему, всё было не так уж плохо. Даже, пожалуй, очень ничего себе. Разве тебе не понравилось?

Кристина разозлилась не на шутку. Мало того, что ее фактически использовали, силой принудили к близости, так теперь он еще издевается?!

— Отдай платье, сказала!

— Не отдам, — всё так же усмехаясь, ответил Бессмертный. — Еще рано одеваться. Мы же только начали…

— И сразу закончили! — оборвала его Кристина. — Чем ты еще собираешься заниматься? Давай еще чаю мне предложи! Мужик, твою мать! Тебе русским языком сказали: нет, не хочу! Придурок!

Почему-то Кристина уже не помнила, как еще несколько минут назад почти с удовольствием стонала от глубоких проникновений Бессмертного. Как хотелось даже, чтобы он подольше оставался в ней, и она инстинктивно сжимала его своими бедрами, словно бы пытаясь удержать ускользающего завоевателя. Не вспоминала и того, что несколько часов назад была очень даже солидарна с Наташкой, что ей непременно нужно вышибить один клин другим. И не только была солидарна, но и стремилась к этому всею душой. Да чего там, и телом того же желала. Даже уверена была, что после этого уж точно разлюбит Чернышева. И не для того ли добровольно поднималась на пятый этаж вслед за Бессмертным? И не с удовольствием ли раздвигала ноженьки, пропуская внутрь его наглые пальцы? О, еще с каким удовольствием! А то, что в результате он не захотел прислушиваться к ее словам, разве не было логичным, исходя из всего ее поведения? Так чего ж она из себя девочку корчит, обижается, аки дитятко наивное. Знала, все прекрасно знала! Больше того — сама именно на это и нарывалась! Так теперь скажи человеку "спасибо" за доставленное удовольствие и в самом деле выпей горяченького чайку напоследок. Уж в любом случае не психуй, не оскорбляй.

Но нет, словно с цепи сорвалась, словно не умела избавиться от внутренних противоречий. Хотелось отхлестать, больше того — хорошенько двинуть Бессмертному между ног, так, чтобы тот взвыл, чтобы извивался раненной змеюкой на полу перед нею. Глупое, неоправданно глупое и совсем уж нелогичное желание, однако Кристина ничего не могла с собой поделать, вновь и вновь повторяла:

— Придурок!

В конце концов, видимо, Бессмертному надоела ее истерика:

— Эй, детка, уймись. Это было совсем не так уж плохо. И я не поверю, что тебе не понравилось. И вообще…

— И вообще, — нагло перебила его Кристина. — Ты бы хоть имя постарался запомнить. "Детка" — это попахивает нафталином, как и весь ты. И не получила я ни малейшего удовольствия, понял? Не получила! Тебе еще учиться и учиться! Но не на мне. Отдай платье, сказала! Мне тут больше делать нечего!

— Ну почему же? — с некоторой ненавистью в голосе спросил Бессмертный. — Почему не на тебе? Я привык доставлять женщинам удовольствие. Вот и тебя не отпущу, пока ты его не получишь. Пойдем, еще потренируемся.

И он весьма красноречиво приглашающим жестом кивнул головой.

— Щас!!! — ехидно заявила ему Кристина. — Всё брошу, и пойду! Сам тренируйся, ручками, ручками! Ишь, тренер нашелся! Хотела бы я посмотреть на твою тренировку! Да что ты можешь? На что ты еще сегодня способен?! Не мужики пошли, а одно сплошное недоразумение! Да тебя же сегодня и краном уже не поднимешь! Разучился там в своем море, все способности в пустые мечты ушли! Тебе же баба уже не нужна, ты же вполне научился обходиться собственными силами. Ручищи-то вон какие, небось, мозоли-то понатирал?

Кристина несла полную чушь, вовсе ей не свойственную. Говорила, и сама себя ненавидела. Так могут разговаривать базарные торговки, но она?! Она же всегда так тщательно и осмотрительно подбирала слова, так всегда боялась ненароком кого-нибудь обидеть. Тут же словно с цепи сорвалась, словно вселился в нее кто-то чужой и бесстыжий. Говорила почти незнакомому человеку гадости, прекрасно понимая, что тем самым унижает не столько его, сколько себя саму. Однако никак не могла взять себя в руки и успокоится. Умом прекрасно понимала, что он, Бессмертный, на самом деле не причем, что злится-то она вовсе не на него, а только на себя, на себя одну! Нет, еще и на Чернышева. Потому что только по его милости она оказалась в столь ужасном положении. Ведь если бы не его жуткая телеграмма, если бы он ее не предал, разве бы она посмела пойти вместе с Бессмертным?! Да она бы даже в "Утес" с Наташкой не пошла, не то что в постель к постороннему мужику! Чернышев, это он виноват, он один! Нет, не один! В его лице виноваты были все мужики скопом, знакомые и незнакомые, подлые и порядочные. Все, все до единого! А потому им нужно мстить! И так ли важно, что боль ей причинил Чернышев, а она за это мстит Бессмертному? Можно подумать, за всю свою жизнь Бессмертный ни одной бабы не обидел! Ведь наверняка не одна желала быть отомщенной, вот Кристина и отомстит за них за всех! Глядишь, и за нее какая-нибудь умница отомстит Чернышеву! Нечего их жалеть, нечего! Разве они ценят хорошее отношение? Разве они ценят, берегут их любовь? Они только насмехаться умеют. И изменять направо и налево. Нет, поделом ему, поделом! Даже если пока что не за что, то в будущем все равно чего-нибудь натворит. И Кристина выплевывала из себя яд, вложив его в каждое слово, стараясь по возможности оскорбить, обидеть посильнее, посущественнее:

— Да что ты умеешь? Ничтожество! Трахнул девку, и уже считаешь себя героем?! Думаешь, мужик? Повывелись мужики, поверь мне! Одни сплошные сосунки остались! Разочек может и осилит, да и то с трудом, зато самомнения! А на второй раз порох неделю собирать надо! А то и четыре месяца! Сосунок! Ничтожество!

Наверное, зря она так. И наверное, мстить всё-таки лучше тому, кто этого заслуживает, а не тому, кто оказался ближе. Но к здравому размышлению Кристина в тот момент не была способна. А потому еще трижды пришлось на собственной шкуре проверять мужские способности Бессмертного. Потому что он не был сосунком. И мужские свои способности доказывал с нескрываемым наслаждением. И так ли важно — силой, или по доброй воле? Может, и в пятый раз бы доказал, да Кристина взвыла, попросилась домой. А, целуясь на прощание в собственном подъезде в четыре часа ночи, уже сожалела, что не осталась до утра…

К ее несказанному удивлению и вместе с тем разочарованию, Бессмертный приперся на следующий день прямо домой. Родителей дома еще не было, и Кристина не посчитала нужным провести гостя в свою комнату, не пустила дальше порога. А тот, кажется, не слишком и рвался в гости. Тут же, у входной двери, заявил:

— Пошли.

— Куда? — недовольно спросила Кристина.

— Ну куда-куда? — удивился ее непонятливости гость. — Туда. В "Утес". Потом ко мне.

Кристина смотрела на него, и губы ее от недовольства кривились все больше и больше. Нет, ну до чего нагл и самоуверен! Решил, что окончательно покорил ее, и она будет визжать от восторга, что он пригласил ее в кабак?!

— Перебьешься, — грубо ответила она. — Ты доказал, что не сосунок, я это оценила. Теперь доказывай остальным, мне это больше не интересно.

— То есть как это? — в глазах Сергея сквозило неподдельное изумление. Еще бы — к подобному повороту он совершенно не был готов.

— Так это! — передразнила его Кристина. — Вокруг баб — тьма тьмущая, и каждая жаждет убедиться в твоих способностях. Гуляй, Вася.

Гость несколько секунд помолчал, пытаясь прийти в себя от нежданного отказа, потом спросил растеряно, как-то по-детски:

— Тебе что, не понравилось?

И Кристине почему-то стало стыдно. Да что с ней, в самом деле? Что она вытворяет? И чего вызверилась на него? Ведь и в самом деле было здорово, ведь очень даже было хорошо. И то, что он ее изнасиловал — скорее, всего лишь ее домысел, потому что сложно назвать изнасилованием то, с каким удовольствием она ему отдавалась накануне. И тем не менее визит Бессмертного был чем-то неуловимо неприятен. С одной стороны, хотелось тут же, сию секунду, вновь почувствовать в себе его длинные трепетные пальцы. То есть сначала пальцы… С другой — хотелось по-прежнему говорить ему гадости, не особо вникая в причины этого желания. Будь то обида на Чернышева, будь то принадлежность Бессмертного к мужской половине человечества. Но еще никогда в жизни Кристина не ловила себя на желании говорить человеку гадости. А тут… Какой-то дух противоречия сидел в ней. Хотелось, как паучихе племени Черная Вдова, сожрать с потрохами того, кто только что доставил немыслимое удовольствие. Или хотя бы распнуть морально. Однако солгать не смогла, ответила честно:

— Ну почему же? Понравилось.

— Тогда почему всё так?

И уже не смогла хамить. Не ради него, сугубо ради себя. Подумалось: а с какой, собственно, стати она должна отказывать себе в некоторых удовольствиях? Почему не плюнуть на все, и… Сугубо ради себя, любимой? Прямо здесь и прямо сейчас. Нет, не здесь. В любую минуту могут вернуться родители. Но ведь можно и у него? Однако всё тот же дух противоречия одержал пусть маленькую, но победу:

— Ладно, так и быть. Позвони через неделю. Может быть, я передумаю.

— Почему через неделю? — расстроился Сергей. — Я хочу сейчас. Я завтра на вахту заступаю на целые сутки, я не выдержу…

— Куда ты денешься? — грубо спросила Кристина. — Я сказала — через неделю, и точка. И позвони сначала, чтоб не таскался напрасно. Скорее всего, и через неделю ответ будет отрицательным. Но надежду, так и быть, оставляю. Всё, свободен, орел.

И буквально вытолкала гостя за двери.

Он объявился через четыре дня. И не позвонил, пришел самолично. Да еще и в то время, когда мама была дома. Потому Кристина вынуждена была провести его в свою комнату.

— Что надо? — уже там спросила она. — Кажется, я русским языком сказала: через неделю. И позвонить, а не тащиться лично. У тебя что, проблемы с русским языком? Да еще и телефоном пользоваться не умеешь?

Сергей не обратил на ее слова внимания, сказал уверенно:

— У тебя десять минут на сборы. Мы идем в ресторан. Не в "Утес". Выбирай сама — "Арагви", "Океан", "Коралл", "Владивосток", "Волна"…

— Что "Владивосток", что "Волна" — не кабак, столовая. Не пойду.

— Ну, "Арагви"-то не столовая? Пошли туда.

— У тебя проблемы со слухом? — вновь начала кочевряжиться Кристина. — Я только что сказала "не пойду".

— Пойдешь, — уверенно ответил Бессмертный. — За капризы снимаю пять минут. Если за пять минут не приведешь себя в порядок, поведу такую, как есть. Я парень не гордый, мне ты и в халате сгодишься.

— Перебьешься, — презрительно скривилась Кристина.

— Я так понимаю, что переодеваться ты не собираешься? — спросил Сергей. — Как скажешь. Я предупреждал.

И схватил Кристину на руки. Как мешок с картошкой, перекинул ее через плечо и вышел в прихожую. На Кристинин визг из кухни выскочила Алеся Петровна:

— В чем дело? Вы кто, молодой человек?

Кряхтя, Кристина представила гостя:

— Знакомься, мама, это Кащей Бессмертный. А это моя мама, Леся Петровна.

Алеся Петровна как-то укоризненно покачала головой, потом сказала тихо не столько гостю, сколько самой себе:

— Чахлык Нэвмирущий.

— Чего? — удивился Сергей.

— Это по-украински. Мама сто лет назад приехала с Волыни, и таким оригинальным образом борется с ностальгией. Все имена-фамилии перекручивает на украинский манер. Всё, поставь на место.

— Ты передумала? — удовлетворенно спросил Бессмертный.

— Передумала. Поставь, сказала.

Сергей аккуратно поставил ее на ноги, и та тут же вернулась в комнату. Резко повернулась к нему:

— Во-первых, не десять минут, и уж конечно не пять, а сорок.

Сергей согласно кивнул. Спросил с интересом:

— А во-вторых?

— Будет тебе и во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых. Будешь приставать — я и в-десятых придумаю. Жди и не приставай.

И Бессмертный послушно ждал целых сорок минут, пока Кристина приводила себя в порядок. Лишь наблюдал за нею молча, опасаясь вновь прогневить странную подружку.

А та не спешила. В принципе, ей достаточно было только переодеться, потому что макияж, хоть и утренний, но был еще вполне приемлемым, почти свежим. Но она старательно тянула время, каждое движение растягивая до неприличия. А гостю не предложила ни чаю, ни кофе. Не потому, что была негостеприимной, а намеренно, специально.

Через сорок минут, как и обещала, с наигранно-вымученным видом вышла в прихожую и стала одеваться. Сергей с готовностью застегивал молнии на ее сапогах, подавал пальто. При этом оба сохраняли молчание. Лишь перед уходом Кристина бросила матери:

— Я буду поздно. Если что — позвоню.

А Сергей радостно попрощался:

— До свидания, Леся Петровна!

У подъезда тикало счетчиком такси. Бессмертный было подвел к нему Кристину, да та отказалась садиться в машину:

— Хотел во-вторых? Получай. Ресторана сегодня не будет. Я хочу к тебе. А в-третьих, не на такси, а пешком.

Сергей радостно сунул водителю купюру:

— Прости, шеф, зря ждал, мы пешком погуляем! — и хлопнул дверцей.

Идти было хоть и недалеко, но в сопку не очень-то и приятно. По Владивостоку вообще не слишком-то погуляешь пешком — весь город на сопках, ровное место не всегда найдешь, да еще и дороги все традиционно перерыты. Однако же принцип — великая штука.

Сергей приходил ежедневно, если только не был на вахте. В один день Кристина радостно бросалась ему на шею. В другой — разговаривала сквозь зубы, словно бы он в чем-то провинился. В третий и вовсе выгоняла без разговоров, просто захлопывала дверь перед его носом без объяснений. Иной раз они сразу шли к нему домой. Иногда Кристина выявляла желание поужинать в ресторане. Чаще всего останавливала выбор на "Океане" — там и обслуживание на высоте, и кухня изысканная, сплошь морские деликатесы. Кристина буквально обожала морской жульен: мелкие кусочки трепанга, гребешка, кальмара, осьминога, еще каких-то моллюсков, протушенные в майонезе и под аппетитной прижаренной сырной корочкой. Чаще всего после ужина они опять-таки ехали на Окатовую, в холостяцкую квартирку Сергея. Но иногда Кристина категорически отказывалась ехать к нему после ресторана. Так и оставляла его — распаленного жаркими танцами и морскими деликатесами, как известно, существенно поднимающими мужской тонус — несолоно хлебавши. Бессмертный мог злиться на нее, сколько угодно — Кристине же его возмущения, казалось, доставляли истинное удовольствие. Впрочем, самому Сергею, кажется, тоже.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты стерва? — спросил он однажды.

Кристина усмехнулась:

— Пока нет.

— Стерва, — радостно констатировал Бессмертный. — Змеюка подколодная! Гадюка! Нет, гадюка — неоправданно грубо. Ты не гадюка. Ты знаешь кто? Есть такая змея — медианка. Между прочим, вторая по ядовитости в Приморском крае после гадюки. Зато такая маленькая, юркая, прям как ты. Вот я и буду звать тебя Медианой, раз ты змея.

— А я буду звать тебя Чахликом Невмирущим!

— А ты и так меня по-разному обзываешь!

А Кристина и правда не особо сдерживала свой язык. Могла сказать что угодно. Да еще и намеренно старалась сказать какую-нибудь гадость, унизить Сергея, оскорбить. Сама не понимала, зачем, для чего. Просто чувствовала в себе какую-то необходимость ёрничать, издеваться над ним. А тот почему-то не только не возмущался, но воспринимал ее, такую противную самой себе, с диким восторгом. Казалось, от каждой ее выходки, от каждого оскорбления только удовольствие получает. Моральное ли, физическое ли… И уже через месяц сделал ей официальное предложение.

Кристина привычно скривилась, будто он делал ей предложения каждый раз. Спросила недовольно:

— Ты соображаешь, что говоришь? Ты представляешь, во что я превращу твою жизнь?

— Не представляю! — радостно признался Сергей. — Но я хочу узнать, что ты со мной сделаешь.

— Я просто вытру об тебя ноги, — откровенно ответила Кристина. — Тебе этого хочется?