Через несколько секунд в маленькую комнату ворвался дядя Бен. Даже в тусклом свете фонаря было видно, как он разъярен.
— Я думал, что могу доверять вам, — процедил он.
— Папа… — начала Сари.
Но он резко оборвал ее:
— Я надеялся, что вы не уйдете без предупреждения. Вы знаете, как легко заблудиться в туннелях? И заблудиться навсегда?
— Папа… — снова заговорила Сари. — Я показывала Гейбу комнату, которую обнаружила вчера. Мы собирались вернуться. Честно.
— Здесь сотни коридоров, — с жаром продолжил дядя Бен, не обращая внимания на слова дочери. — Может быть, тысячи. Во многие из них никогда не ступала нога человека. Никто не знает, какие опасности таит в себе пирамида. Вы не представляете, как я перепугался, когда не обнаружил вас на месте.
— Извини, — хором сказали мы с Сари.
— Пошли. — Дядя Бен махнул фонарем в сторону выхода. — На сегодня ваше посещение пирамиды закончено.
Мы поплелись за ним. Мне было очень плохо. Я не только попался на глупую шутку Сари, но и разозлил любимого дядю.
«Сари вечно навлекает на меня неприятности, — с горечью подумал я. — С самого детства».
Сейчас она шла впереди меня, держа отца за руку и что-то ему рассказывая. Вдруг они расхохотались и оглянулись назад.
Я почувствовал, что краснею. Наверняка Сари рассказала, как спряталась в саркофаге и заставила меня кричать не своим голосом. И сейчас они потешались над тем, какой я придурок.
— Смех без причины — признак дурачины! — с горечью выпалил я.
Это вызвало новый взрыв хохота.
Мы провели ночь в гостинице в Каире. Я выиграл у Сари две партии в «балду», но настроение лучше не стало.
Она все время ныла, что у нее только гласные, поэтому игра несправедливая. В конце концов я отнес доску для игры обратно в спальню, и мы сели смотреть телевизор.
На следующее утро мы позавтракали в номере. Я заказал оладьи, но по вкусу они ничуть не напоминали оладьи, которые я ел раньше. Они были жесткими, словно подметки.
— Что мы делаем сегодня? — спросила Сари у дяди Бена, который зевал и потягивался, несмотря на две чашки черного кофе.
— У меня встреча в каирском музее. — Он посмотрел на часы. — Это всего в паре кварталов отсюда. А вы пока можете побродить по улице.
— Вот это идея, — с сарказмом сказала Сари и зачерпнула еще одну ложку глазированных хлопьев.
Маленькая коробочка с глазированными хлопьями была расписана арабской вязью, и I и гренок Тони говорил что-то тоже по-арабски. Я хотел сохранить ее и показать дома друзьям, но знал, что Сари поднимет меня на смех, поэтому промолчал.
— В музее очень интересная коллекция мумий, Гейб, — сказал мне дядя Бен. Он собрался налить себе третью чашку кофе, но кофейник был пуст. — Тебе понравится.
— Особенно если они не вылезут из саркофагов, — хихикнула Сари.
Дурацкая шутка. Глупая, тупая и неуклюжая.
Я показал ей язык, а она швырнула в меня через стол глазированные хлопья.
— Когда вернутся мои родители? — Я внезапно понял, что сильно соскучился по ним.
Дядя Бен открыл было рот, но тут зазвонил телефон. Дядя Бен ушел в спальню и поднял там трубку. Это был старомодный черный аппарат с диском вместо кнопок. Дядя Бен слушал, и у него мрачнело лицо.
— Планы меняются, — сообщил он несколько секунд спустя, повесив трубку и вернувшись в гостиную.
— Что случилось, папа? — спросила Сари, отставляя в сторону миску с сухим завтраком.
— Очень странно, — ответил он, почесывая затылок. — Прошлой ночью заболели двое рабочих. Какая-то таинственная болезнь. — На лице дяди Бена явственно читалась тревога. — I Их отвезли в госпиталь в Каир.
Он взял бумажник.
— Мне лучше отправиться прямо туда, — сказал он.
— А мы с Гейбом? — Сари посмотрела на меня.
— Я вернусь через час или около того, — сказал дядя Бен. — Подождите в номере, хорошо?
— В этой комнате? — вскричала Сари, словно это было ужасным наказанием.
— Ну, хорошо. Вы можете спуститься в гостиничный холл, если хотите. Но не выходите на улицу.
Он натянул желто-коричневый жакет, проверил, на месте ли бумажник и ключи, и поспешно вышел.
Мы с Сари грустно переглянулись.
— Чем бы ты хотела заняться? — спросил я, передвигая вилкой нетронутые оладьи на тарелке.
Сари пожала плечами.
— Жарковато здесь.
Я кивнул.
— Ага, и душно к тому же.
— Не хочу сидеть взаперти, — заявила она, вставая и потягиваясь.
— Ты предлагаешь спуститься в холл? — Я все еще возился с оладьями, разрезая их вилкой на кусочки.
— Нет. Давай вообще уйдем из гостиницы. — Сари подошла к зеркалу в прихожей и принялась расчесывать свои черные волосы.
— Но дядя Бен сказал… — начал я.
— Мы не пойдем далеко, — не дала она мне договорить и ехидно усмехнулась: — Если ты боишься.
Я скорчил ей рожицу. Впрочем, она этого не заметила, потому что любовалась своим отражением в зеркале.
— Хорошо, — согласился я. — Идем в музей. Твой отец сказал, что он всего в паре кварталов отсюда.
Я больше не собирался уступать. Если она хочет ослушаться отца и пойти на улицу, отлично. Но с этой минуты, решил я, никаких повторений вчерашнего… никогда!
— В музей? — Сари сморщила нос. — Ну… гак уж и быть. — Она повернулась ко мне. — Нам же двенадцать, в конце концов. Мы не младенцы и можем гулять где хотим.
— Ага, — сказал я. — Я оставлю дяде Бену записку, напишу, куда мы идем — на тот случай, если он вернется раньше нас. — Я подошёл к столу и взял ручку и маленький лист бумаги.
— Если ты боишься, Гейби, мы можем просто прогуляться вокруг гостиницы. — Сари искоса посмотрела на меня, чтобы оценить, как я на это отреагирую.
— Ни за что! — твердо сказал я. — Мы идем в музей. Если ты, конечно, не боишься.
— Ни за что! — собезьянничала Сари.
— И не называй меня Гейби, — напомнил я.
Я написал записку дяде Бену. Затем мы на
эскалаторе спустились в холл. У молодой женщины за стойкой мы разузнали, где находится музей. Нужно было повернуть за гостиницей направо и пройти два квартала.
Когда мы вышли на залитую солнцем улицу, Сари вдруг заколебалась.
— Ты уверен, что мы поступаем правильно?
— Да что может случиться плохого? — спросил я.
7
— Пошли. Нам сюда, — сказал я, жмурясь от яркого солнца.
— Жарко, — пожаловалась Сари.
Улица была полна народу и очень шумной. Из-за автомобильных сирен нельзя было ничего расслышать.
Водители нажимали на клаксоны в ту минуту, когда заводили мотор, и не отпускали их, пока не прибывали в пункт назначения.
Мы с Сари держались рядом, пробираясь в толпе, запрудившей тротуар. Народ тут был самый что ни на есть разнообразный.
Мужчины в деловых костюмах шли рядом с мужчинами, которые, как мне показалось, были одеты в мятые белые пижамы.
Мы видели женщин, похожих на тех, которых можно было встретить на любой улице в Америке, — в ярких леггинсах, стильных юбках, слаксах или джинсах. За ними шли другие женщины — одетые в длинные развевающиеся черные платья, а их лица были закрыты плотной черной паранджой.
— Этого уж точно у нас не встретишь! — воскликнул я, стараясь перекричать гул автомобилей.
Я был так увлечен разглядыванием пестрой толпы, что почти не смотрел на дома. И прежде чем я вспомнил об этом, мы уже стояли перед музеем — возвышающимся над улицей высоким каменным строением, к которому вела длинная лестница.
Мы взобрались по ступеням и вошли в вертящуюся дверь музея.
— Как здесь тихо! — вполголоса удивился я. Было так чудесно скрыться от гудящих сирен, переполненных тротуаров и кричащих людей.
— Почему, как ты думаешь, они так часто нажимают на гудок? — спросила Сари.
— Местный обычай, — сказал я.
Мы остановились и огляделись.
Мы стояли в центре огромного холла. По обеим его сторонам поднимались высокие мраморные лестницы. Уходящий вдаль коридор окаймляли двойные белые колонны, а на огромной фреске на стене справа был запечатлён вид сверху на пирамиды и Нил.
Мы немного постояли, восхищаясь рисунком. Затем прошли к задней стене и спросили служительницу, как найти зал с мумиями. Она одарила нас милой улыбкой и на отличном английском предложила подняться по правой лестнице.
Наши кроссовки громко топали по сверкающему мраморному полу. Лестница, казалось, никак не кончится.
— Словно мы занимаемся альпинизмом, — пожаловался я на полпути.
— Давай наперегонки. — Сари улыбнулась и бросилась вперед, прежде чем я успел хоть что-то сказать.
Разумеется, она опередила меня на десять ступеней.
Я ждал, что она назовет меня улиткой, или черепахой, или как-то еще, но она уже отвернулась и разглядывала экспонаты.
Темный с высоким потолком зал казался неимоверно огромным. Прямо перед входом стояла стеклянная витрина. Внутри был подробно выполненный макет из дерева и глины.
Я подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть его. Там были фигурки сотен рабочих, которые тянули по песку к недостроенной пирамиде огромные известняковые блоки.
В зале было несколько больших каменных статуй, саркофагов, витрины со стеклом, керамикой и предметами, найденными на месте раскопок.
— То, что надо! — радостно воскликнул я, кидаясь к первой витрине.
— Ох! Что это? Какая-то гигантская собака, — сказала Сари, указывая на огромную старую у стены.
У этого существа была голова свирепого пса и тело льва, глаза зорко вглядывались вперед. Казалось, оно готово было наброситься на любого, кто окажется рядом.
— Такие изваяния ставили перед могилами, — пояснил я. — Чтобы защитить свои гробницы и отпугнуть грабителей.
— Как сторожевые псы. — Сари подошла ближе к древнему изваянию.
— Иди сюда, здесь мумия! — позвал я, наклонившись над каменным гробом. — Смотри!
Все еще оглядываясь на огромные скульптуры, Сари подошла ко мне.
— Угу. Это мумия, — согласилась она спокойно. Подозреваю, что она видела их намного чаще, чем я.
— Она такая маленькая, — удивился я, глядя на желтоватые полоски ткани, туго обтягивающие голову и тело.
— Наши предки были карликами, — ответила Сари. — Как думаешь, это мужчина или женщина?
Я глянул на табличку.