Помоги проекту - поделись книгой:
— Твои предки наверно и в Крестовых походах рубались, — мечтательно сказал охочий до всяких регалий и громких названий Сан Саныч.
Ал устало потер длинными холеными пальцами точеную переносицу:
— Нет — по политическим и идеологическим соображениям Герейра отказались от участия в крестовых походах. Знаешь — ну вот как сейчас некоторые страны не хотят становиться членами Европейского Союза. Другая ветвь рода — ла Кремоны действительно поддерживали Людовика Святого в нескольких военных операциях, в рамках так называемых Крестовых походов. Но не более того. Хотя предки любили путешествовать, были активными участниками Конкисты и имели обширные земли на новых континентах — в современной Аргентине, Перу и Мексике. В сущности, я не силен в генеалогии. Сейчас титул это такая условность — я даже танцевал на балу дебютанток с Джез Бонвиль — а её отец какой-то новоявленный компьютерный магнат, у них вообще нет ни титула, ни наследного состояния.
— Как здорово, — Кастаньеда зачарованно смотрел на Ала, — я теперь смогу внучатам рассказать — вот, детки пил водку по молодости с настоящим испанским грандом! И ты что так папе-герцогу так прямо и выкатил — хочу танцевать на Бродвее?
— У тебя такой пожилой папа, — удивился Сергеич, как всегда, предварительно заглянув внутрь себя.
— Стульев в жилище Монакова не было. Поэтому Головатин просто снял ботинки и сел на уголке кровати, сложив ноги по-турецки, или как называют это в йоге «в лотос». Отрешенный и внутренне сосредоточенный он казался полной противоположностью Алу, с его тайными порочными страстями и наследной голубой кровью.
— Это дедушка. Мы просим совета в таких решениях у дедушки — он глава рода, Дон Алонсо человек традиционных взглядов, можно сказать консервативных. Он рекомендовал мне работать в международных гуманитарных миссиях, счел, что это дисциплинирует не меньше армии, и в то же время не противоречит вековым традициям семьи.
Не желая портить декадентской завершенности, которую являла собой пара на кровати, Сан Саныч расположился на одной из упаковок с гипсокатроном, столкнув с неё большую катушку широкого желтого скотча, и углубился в изучение похождений Ростиславского, изложенных в папке с завязками. Ал ловко подобрал катушку и стал разглядывать. Прокопеня понял, что полного доверия к Костаньеде здесь нет — ведь ему так и не рассказали о той ужасающей ночи с мумией, упакованной в очень похожий, а может быть, именно этот самый скотч.
Игорь Николаевич оглядел комнату в поисках места для своего усталого тела и решил присесть на подоконник, и, конечно же, шлепнулся прямо на дистанционный пульт от видео. От резко наполнившего комнату голоса Высотского все вздрогнули. Покойный Монаков всерьез работал над своим имиджем «морального наследника Жиглова» и оставил пленку с фильмом «Место встречи изменить нельзя» выключенной где-то на середине. Ал сел на кровати и вглядываясь в экран промурлыкал:
— Я обожаю русское кино. Оно полно скрытых намеков и тайн. А это просто культовый фильм! Шарапов встречается с девушкой, но живет с Жигловым, которого сам пригласил. Это так тонко — ведь действие происходит среди тоталитаризма и всеобщей слежки. А так называемый «детский кинематограф» середины семидесятых! Предвосхитивший готику и всеобщее увлечение ванилью черный юмор в «Приключениях Буратино», или этот инфернальный Худой Волк в легенде «Про Красную Шапочку» — я всегда смотрю их в подлинном варианте с русским текстом одна фраза «настоящий волк должен быть голодным» чего стоит!
По мере монолога Ала его слушатели, начали сдержано хихикать, а потом и откровенно расхохотались.
— Ты ещё эпическую сказку «Мальчиш-Кибельчиш» прочитай, только памперсы надеть не забудь! Это просто гимн мизантропии — маленький мальчик скончался под пытками ради торжества философской идеи, — заливался звонким смехом Сергеич.
— Вероятно, принадлежит перу Виктора Пелевина? Я стараюсь следить за его творчеством, но с этим произведением не знаком…
— Познакомишься, Гайдар написал, — утешил Ала Игорь Николаевич, утирая выступившие от неумеренного хохота слезы.
Дело так и не нашлось, хотя поиски продолжались весь остаток ночи. Единственным свидетельством прошлой бурной жизни Монакова, доступным для изучения, был старый армейский альбом с фотографиями. Подобные сборники народного творчества принято называть «дембильскими» — сентиментальный Костя берег его как память о юных годах, но предоставил реликвию Алу, на которого в предвыборной гонке были возложены функции имиджмекера, для изготовления телевизионного ролика о достойной биографии потенциального депутата. Ал предусмотрительно прихватил этот раритет с собой.
Зато они нашли роскошную кофеварку Бош. К счастью, пачка кофейных зерен тоже была обнаружена, и теперь все участники импровизированного расследования наслаждались бодрящей ароматной жидкостью из одноразовых стаканчиков единственной имевшейся в доме посуды — рассматривали фотографии, документы и обменивались мнениями.
— Поразмышляем — по какой причине Доктору могли вручить эту высоко конфиденциальную папочку, — Кастаньеда только что завершил ознакомление с нелегкой судьбой многоликого разведчика, и теперь тоже находился в полном недоумении.
Сергеич закурил очередную сигарету, пошарил по столу и разыскал среди бумаг ту самую фотографию Монакова, Звягина и барышни:
— Вот она! Помните, что на ней написано? — обратился он к немногочисленной аудитории с видом настоящего лектора, гордо подняв снимок до уровня глаз.
— «Монаков — возврат» — вяло процитировал Игорь Николаевич, не улавливая никакой логической связи между происшествиями в офисе бабушки Дарьи, прочими мрачными событиями последних суток и этой загадочной надписью.
Сергеич грустно вздохнул, посмотрел на своих безнадежных слушателей и продолжил:
— Написано — «Костику от Ростика, 1985 г.» Эта надпись — аутентичная, а про возврат сделана уже недавно, гелевой ручкой. Кто у нас Костик?
— Монаков, — уверенно ответил Сан Саныч.
— А Ростик? — Сергеич с видом победителя взял в руки пресловутую папку и зачитал «Ростиславцев Николай Эдуардович, дата рождения — 23 ноября 1957 года, место рождения город Москва». Вот это и есть Ростик.
— И какое отношение имеет это загадочный Ростик к фотографии? способности Прокопени к дедукции в последние несколько напряженных часов явно ослабли…
— Да самое прямое — ботва наш Звягин — не смог мальчика от девочки отличить, да и ты Доктор видать не корнеплод, — сказал Головатин с нотками превосходства в голосе, а дотошный Ал процитировал ещё один документ:
— Ростиславцев стал дамой в 1983 году, если верить этому документу. Такого рода операция в СССР тех лет — экзотика, странно — он ведь он мог и в Таиланде или Голландии её сделать с куда меньшим риском — если ему так сильно хотелось. В его психологическом портрете, где речь идет о смене пола, даже слово «настаивает» подчеркнуто два раза…
Костаньеда продолжил размышлять с учетом новых фактов:
— Поэтому он видимо и лечился время от времени… Например в некоем женском санатории, о котором так любил красочно рассказывать Монаков, там познакомился с Монаковым и Звягиным, тогда ещё друзьями-товарищами. Вот и сфотографировались. Но любимец дам, Монаков, уже был человеком женатым. Он, наверное, ещё перед армией женился. Вот в альбоме фотка как его супруга навещает — написано «Муж и жена одна сатана»…
— Дай посмотреть — попросил не изведавший радостей армейской жизни Сергеич.
Кастаньеда передал ему альбом, их которого вывалилось ещё несколько фотографий — они были просто вложены. Одна из них привела Сан Саныча в полный восторг:
— Смотрите — а Звягин с Монаковым крепко дружили — прямо два бойца! Костик у Митры даже был дружком на свадьбе.
Действительно, на одной из фотографий Монаков, с неестественно серьезным лицом, перевязанный длинной красной лентой с золотой надписью «Почетный свидетель» облокачивался на плечо сидящего Звягина, одетого, как и подобает жениху образца 1985 года, в светлый костюм. Невеста же была одета менее стандартно — в изящное белое платьице с коротенькой юбочкой, выгодно подчеркивавшей её бесконечно длинные, как у фотомодели ноги. Она нюхала огромный роскошный букет их белых роз и лилий, и её лица почти не было видно. Художественную композицию на снимке завершали невзрачная и грустная почетная свидетельница, в которой Игорь Николаевич не без злорадства признал Ингу Юрьевну, и плакат на стене — «Безалкогольная свадьба — 1985».
— То есть, Звягин женился как раз в 1985 году. А расстались они с супругой через несколько лет, — опять же основываясь на сплетнях, ведь официально разведены они не были. Он оформил развод, только когда на Лике жениться затеял. Но, его первая супруга однозначно уехала из города через несколько лет после их свадьбы. Наш криминалист сегодня говорил, что куда-то в Европу… подвел итоги Сан Саныч.
— В Германию, а затем в Аргентину, — уточнил Ал.
— О — сейчас мы их сравним — тетку на «Монаков — возврат» и жену № 1 Звягина, — азартно продолжал Прокопеня, и тут же продолжил с некоторым разочарованием, — Однозначно их идентифицировать нельзя по этим снимкам — на свадебной лица практически не видно — можно только говорить, что имеется общее типологическое сходство.
— Мы не эксперты, и беседа наша не официальная, — напомнил Кастаньеда протокольным голосом, — того, что дама на обоих снимках сознательно прячет лицо, для нас вполне достаточно, что бы считать — это одна и та же особь. Посмотреть бы ещё на этого Ростиславцева…
Теперь высокий уровень дедукции проявил уже Ал:
— Посмотри, — он протянул Сергеичу и остальным открытый альбом Монакова. На одной из фотографий с надписью «Привал» сам молодой Монаков, в старомодной десантной форме, мирно курил, совершенно не по уставу облокотившись на черную машину «Чайка», номера которой состояли из сплошных нулей. Рядом с ним курил высокий стройный молодой человек с надменно поднятыми бровями, густыми темными волосами, облаченный в форму капитана. Оба выглядели мрачновато сосредоточенными.
— Я полагаю, что Монаков был с ним знаком, и даже знал его как Ростиславского, — иначе как можно объяснить надпись «Костику от Ростика»? — и возможно даже знал о его превращении… — высказал свою романтичную гипотезу Ал.
Впечатлительный Кастаньеда всплеснул руками:
— Прямо таки Шекспировский сюжет… Перспективный КГБист влюбился в Монакова, поменял пол, что бы быть с ним вместе, но увы — Костя, охочий до сомнительных любовных утех, все же не пожелал расстаться с супругой… Что оставалось делать типу который привык всегда побеждать? Соединиться с лучшим другом Монакова — со Звягиным. Но, как говорят — старая любовь не ржавеет — в какой-то момент это супер-агент совсем слетел с тормозов, и на почве ревности, убил жену Монакова, причем — правильно написано в его психологическом портрете — склонен к театральности! Он обставил все с большой помпой — подбросил Монакову в кабинет свадебное платье, что бы тот понял кто убийца, да ещё и выставил Костика подозреваемым номер один. Ведь легенда гласит, что супругу Монакова убили профессионально — десантным ножом, с одного удара в горло каким то специфическим приемом. А Монаков служил в десантных войска. Единственное что Костика спасло, так то, что он в тот день на стадионе футбол смотрел — крутил роман с тогдашней стац-дамой — третьим секретарем обкома, она курировал культуру и спорт, и взяла Монакова с собой на этот футбольный матч. Я вот раньше сомневался — думал — полно народу на стадионе, мало ли как там оно было… Какие выводы можно сделать если нет ни документов, ни вещественных доказательств? А сейчас понял — Костику просто повезло — он спонтанно поехал на стадион. Ростиславцев не мог об этом матче знать, все четко рассчитал, что бы Монакова подставить. Когда дело на Монакова закрыли, он быстро уехал, хотя для этого ему и пришлось вернуться в КГБ. Но иногда писал Звягину нежные письма из капиталистического далеко… — Кастаньеда, уставший от собственного эмоционального рассказа, снял и протер очки.
— Слушай Саня, — Сергеич смотрел на Кастаньеду словно видел его в первый раз, — ты оказывается такой романтик. Легенды цитируешь как Повзнер Горбачева…. Я всегда думал ты Родину продашь за новые погоны, а ты оказывается еще, и убьешь на почве бытовой ревности…
Сан Саныч не стал оспаривать слов Головатина, поморщившись, допил остывший кофе и, взглянув на часы, галантно распрощался:
— У кого как, а у меня рабочий день начнется через пол часа, поехал я, мужики — созвонимся, если будут новости.
Когда Костаньеда ушел, голодный Игорь Николаевич, за неимением телесной пищи, сварил ещё партию кофе. Сергеич безнадежно махнул рукой в след удалившемуся Сан Санычу и сказал:
— Я в любовь не верю.
— А во что ты веришь? — поинтересовался Ал у носителя уникальной харизмы.
— В кнут и пряник, и во власть, которую получает тот, кто может их использовать, — он снова посмотрел куда-то внутрь себя и начал тихо говорить:
— Предположим, что этот Ростиславцев — так или иначе заполучил нечто представляющее очень значительную ценность, может быть даже такую, которой он полностью не осознавал. Но продать это нечто или как-то иначе воспользоваться своим приобретением сразу же не мог. Можно даже предположить, учитывая участие в этих событиях представителя отдела Интерпола по розыску и возврату культурных ценностей, что это НЕЧТО было такой культурной ценность. Причем, ценность предмета была настолько высока, что его сразу же начинают серьезно искать. Но расстаться с похищенным Ростиславцев не хочет. Он предпочитает пересидеть вместе с находкой на Родине, — ведь совок ещё был мало доступен для международных организаций. Конечно, он очень боится, что его найдут — не верит в то что, что его могут защитить обычные конспиративные процедуры спецслужб вроде смены паспорта или гражданства, и использует особенности своего имиджа этакого эмоционально не уравновешенного бисексуала, настаивает на операции по смене пола… Официальные власти, включая КГБ, понятия не имеют о его истинных мотивах, о том, какой ценностью он располагает. Поэтому ему удается на какое-то время исчезнуть из среды активных международных агентов, залечь на дно пока поиски поутихнут, он симулировал послеоперационные хвори, всячески тянул время — даже замуж сходил за провинциального следователя, что бы быть подальше от привычного круга общения.
— Но тогда причем тут Монаков, — удивленно спросил Игорь Николаевич.
— Я думаю, он Монакова даже не помнил по армейскому прошлому — ну кто для супер-агента пацан из армейского прикрытия? А вот не в меру любознательный Монаков видимо что-то вспомнил, что — то сопоставил и сосчитал — на самом деле Костик был очень толковый следователь и вообще не глупый человек. Ростиславцев — действует как профессионал — то есть не рискует убить Монакова непосредственно — что бы не привлекать внимания не к себе, ни к Звягину, который все ещё работает в прокуратуре. Он решает вывести Монакова из игры иначе — убив его жену. И хотя план не полностью реализовался — Костику надолго стало не до смутных тайн из армейской юности.
— Значит покойник № 1, «мумия», до нас посетил жилище Монакова и искал тут этот пресловутый альбом с фотографиями? — прозрел Прокопеня, — Кто-то его за этим занятием застал, накачал отравой, пытаясь мумифицировать, обмотал скотчем и положил в холодильник, а потом приволок в квартиру, которую я снимал? Но почему тогда этот некто не забрал альбом?
— Да потому что в тот момент его здесь просто не было, он был все время то у меня, то у телевизионщиков — напомнил Ал, и предположил — видимо труп пытались сохранить до того момента, когда будут найдены снимки…
Сергеич продолжал все так же отрешенно, казалось, он совершенно не слышал слов окружающих:
— К началу девяностых политическая ситуация поменялась настолько, что культурную ценность стало возможно вывезти и продать. И вот супруга Звягина рискнула снова выехать за рубеж — искать покупателя. Для выезда она использует свои старые КГБ-шные связи — ведь других у неё просто нет. Сама ценность хранится у Звягина, и любезная супруга время от времени связывается с ним, и даже и помогает ему по службе через КГБ. На зоне всегда много судачили о том, что у Звягина какие-то серьезные тяги в этом ведомстве. Но время шло, ССР развалился, КГБ утратило былую слаженность работы и влияние, Ростислвцев исчез из официальных сводок, перестал контактировать и со Звягиным…
— А культурная ценность? — Ал слушал очень внимательно.
— Она по-прежнему была у Звягина. Но, до какого-то момента он не знал, ни что это такое, ни сколько стоит, ни как этим распорядится…
— И когда он об этом узнал — Ал смотрел на Сергеича не моргая.
— Наверное, когда я её сложил…
— Ты её сложил? Я все правильно понял — уточнил педантичный Ал — ты видел её, держал в руках, а потом, — Ал с сомнением покачал головой, — разобрал и сложил? Ее никто не мог сложить, я вообще считаю, что это просто миф и её нельзя сложить в принципе…
— Вы о чем? — Игорь Николаевич чувствовал себя совершенно забытым.
На его счастье Сергеич уже вышел из транса и объяснил вполне доходчиво:
— Мы о культурной ценности. Это такая лаковая шкатулочка с какими-то росписями, если на её донышко нажать определенным образом, она рассыпается на множество маленьких кусочков, а их можно сложить как обыкновенную головоломку — получается лаковая прямоугольная дощечка с рисунками с двух сторон. Правильно я говорю Ал?
Ал восхищенно смотрел на Головатина:
— Я её видел только в раннем детстве. Это действительно небольшая шкатулка, она сделана из черепахового панциря, предки привезли её из походов на восток — в Персию и Индию, где-то в конце 15 века, но считается, что она очень древняя и содержит карту пути к так называемому «Источнику бессмертной силы». Конечно, все это просто предание! Как рассказы о рыцарях Короля Артура. Предки придерживались концепции о том, что бессмертная сила находится не в Палестине, в которой крестоносцы традиционно искали Святой Гроаль, — а в стране песчаных драконов — то есть примерно в районе нынешней Магнолии. Из поколения в поколение и — Герейра отправляли экспедиции в ту часть света, и собирали свидетельства своей правоты. В том числе эту шкатулку.
— А у тебя, что нет её фотографии? — удивился Прокопеня.
— Нет. Такова традиция — предметы нашей фамильной коллекции никогда не выставляли публично. Их запрещено фотографировать, снимать или копировать иным механическим путем. Правда, иногда, примерно с конца XIX века, по специальным разрешениям главы семьи, ученым предоставляли доступ к реликвиям, но они могли только делать зарисовки предметов или выписки из текстов манускриптов в присутствии кого-то из членов семь. И то, до того как шкатулка была похищена. Точная дата кражи не известна, но это был приблизительно 1980 год, период беспорядков в Бейруте. Дон Алонсо много внимания уделяет информации связанной с возможностями физического бессмертия, он повез шкатулку к некоему архивариусу в Бейрут, который заявил, что располагает информацией о том как, пользуясь терминологией Сергея, её «сложить», но там шкатулка была похищена, а архивариус убит. Я всегда весьма скептично к этой истории относился…
— Ну, Ал, а ты каким образом знал, что она здесь — это шкатулка? Прокопеня старательно пытался восстановить ускользающую цепочку событий.
— Нет — точно я не знал, я только собирал информацию о тех случаях, когда физически больные люди выздоровели вопреки угрожающему медицинскому прогнозу. И случай некоего Головатина был наиболее экстраординарным. Сергеич, а как эта шкатулка вообще попала к тебе в руки?
— Звягин мне её дал — сначала разобрать, а потом сложить. Тоже мне бином Ньютона — её собрать фигня, на самом деле, вот разобрать действительно сложно… — Головатин презрительно обвел взглядом своих слушателей.
— И что ты там увидал — когда сложил? На этой пластине? — Ал был по настоящему заинтригован.
— Какой-то странный пейзаж, как на старых китайских свитка, с одной стороны, а с другой — были надписи и контур человека с энергетическими каналами и на них отмечены точки.
— Вау… — тихо произнес Ал, — это была карта «пути к источнику бессмертия» — географическая и анатомическая. Как и написано в манускриптах и множестве описаний, собранных в нашем архиве. Хотя, во всех описаниях уточняется, что её может соединить лишь человек, происходящий из самой страны Песчаных Драконов. Ты, должно быть, жил там, в одной их своих прошлых жизней…
Головатин передернул плечами:
— Ал — у тебя какая-то патология все усложнять! Где там эта страна Песчаных Драконов — можешь хоть на глобусе показать? Я же родился на Памире, в районе границы с Пакистаном…
— И как тебя так угораздило? — иронично осведомился Прокопеня признаться, то, что он сейчас услышал, вызывало у него сильные сомнения картина недавних событий становилась какой-то не естественно логичной.
— Да это не меня — а родителей! У меня мама метеоролог, а папа — геолог, ну такие интеллигентные романтики — костер — гитара — шахматишки, — Сергеич упомянул о родителях без особого энтузиазма, Игорь Николаевич счел это проявлением своеобразного комплекса уголовной неполноценности, который Головатин испытывал из-за отсутствия положенного ему по статусу тяжелого детства в среде алкоголиков, бомжей и малолетних правонарушителей. Но Ал, менее искушенный в тонкостях национальной семейной психологии продолжил развивать тему:
— Твой отец геолог? Почему-то я раньше никогда не делал такого сопоставления — это ведь так просто! Твой батюшка профессор Олег Головатин? Я всегда считал, что он живет в столице… Нейшинал Джиографик регулярно публикует его стать о геодезической природе некоторых ландшафтных явлений, он автор весьма оригинальной, хотя и спорной теории формирования земной коры и разумной жизни на земле в целом… Он прекрасный шахматист, и мне жаль, что он предпочел научную карьеру спортивной… Очень одиозный ученый!
— Вот видишь Ал, — обычно меланхолично-отрешенный Сергеич, забыв про харизму, начал выходить из себя, как самый обыкновенный среднестатистический гражданин, — я и говорю, что у тебя и так есть тенденция все усложнять, а ты ещё и статьи о природе карстовых разломов читаешь! Кошмары после такого чтива по ночам не мучают? Тебе надо проще быть — вот как писатель Лев Толстой! Букварь типа почитать, а ещё лучше — «Плей Бой» или «Хустлер»!
Ал брезгливо поморщился:
— Какая мерзость — мне эти издания даже в витринах видеть неприятно! А статьи профессора Головатина я читал, что бы понять логику этого человека. Он опубликовал несколько очень оригинальных шахматных этюдов, которые я пытался разобрать…
Еще несколько минут назад раздраженный Сергеич вдруг не только успокоился, но даже ухмыльнулся:
— Четыре этюда? Ну, знаешь Ал, думаю, папашина логика не много бы тебе помогла…
— Отчего же?
— Потому что папаня эти этюды просто увековечил на бумаге, а сыграл их я…
— Но ведь они были опубликованы достаточно давно — я ещё в колледже учился, — Ал страшенно упрямый и въедливый парень, отметил для себя Прокопеня после этой реплики.
— Так и сыграны они, знаешь ли, не вчера. Мне лет восемь было — ну или около того.
— Это ты с отцом сыграл такие сложные партии? В любом случае он шахматист высокого уровня, раз смог их провести…
С каждым словом Ала Сергеич веселился все больше и больше:
— Ал, тебе надо организовать фан-клуб профессора Головатина! Это же надо додуматься… шахматист высокого уровня… да ты бы видел выражение их лиц, когда я этого гроссмейстера великого выставил семь раз подряд. И ещё выиграл бы у него, если бы Звягин быстренько этот весь турнир не завершил, что бы зарубежного гостя ни позорить!
— А причем тут Звягин, — Игорь Николаевич снова утратил нить повествования.
— Да просто он был тогда председателем областной шахматной федерации, и федерация организовывала турниры, приглашала видных шахматистов, все такое. Думаешь, чего Звягин меня так люто не надивил? Что ему квалификации этой жалко было? Да за тот турнир злополучный — я у него тоже раз несколько выиграл. А у меня разряда даже не было взрослого! Но я никогда не проигрывал и не проигрываю! Ни отцу, ни Звягину, ни гроссмейстерам, ни мусорам! Н-И-К-О-М-У! Это моя личная философия!
Сергеич излагал свое кредо с несвойственной для него эмоциональностью, может быть по этому, к удивлению Прокопени, рассказ о давней шахматной партии произвел на Ала куда большее впечатление, чем история о старинной шкатулке головоломке. Сейчас Ал смотрел на отпрыска профессора Головатина с каким-то суеверным почти мистическим ужасом, наверное, так индейцы смотрят на колдующего шамана…
— Как его звали? — спросил Ал тихо и зачарованно.
— Кого?
— Гроссмейстера принимавшего участие в турнире, может быть, ты помнишь, как он выглядел, из какой был страны, когда все это происходило?
Сергеич закурил очередную сигарету и недоуменно пожал плечами:
Поделиться книгой: