— Ты что, перестань, давай уйдем отсюда, — хотела было отстраниться, но его объятия лишь стали крепче. Что у него с глазами!? Я ни разу не видела, чтобы зрачки у человека светились в темноте, да мало того, ещё и…становились вертикальными! У меня глюки со страха, что ли!? Да он не в себе, обкурился похоже… Что такое наркотики и их действие я представляла (папа рассказывал, да и в Школе магии у травницы на занятиях изучали), а ничего другого в голову просто не приходило.
Мужские пальцы то гладили, то мяли и безжалостно тискали мои плечи и грудь (вот ужас, да он мне ещё синяков понаставит). А при попытке вырваться этот чокнутый сжал меня так, что ребра затрещали, — господи, да что ж он совсем не соображает, что делает… хватка у него просто железная, больно-то как, я даже вздохнуть не могу…
— Джар, ты что? Мне страшно! Остановись, послушай, я не хочу!
Бесполезно! Я заколотила кулаками по груди парня, уже визжа в голос, но он быстро зажал мне рот очередным неистовым поцелуем. А после, навалившись всем телом, притиснул к дереву и бесстыдно запустил руку мне под подол. Такого ужаса я ещё никогда не испытывала!
Сэйнт медленно прогуливался со своим бывшим наставником по дорожкам сада Академии. Высокая каменная стена, окружавшая зеленые насаждения, гасила все звуки города. Над головами мягко сиял месяц, просвечивая сквозь легкие перистые облака. Черно-фиолетовое небо мерцало и переливалось разноцветной россыпью звездных огней. Продолжая негромкий разговор, они повернули, следуя изгибам тропинки, и углубились в заросли парка, ощущая, как порывами налетает теплый ветер, путая волосы.
— Так у неё есть родственники в другом мире? Профессор, вы ведь знакомы с родителями девочки, попробуйте убедить их, что ей полезно будет провести какое-то время вдали от Тиоры… да и к тому же общее развитие в мире без магии пойдет быстрее.
Внезапно услышанные звуки заставили их замедлить движение, а затем и вовсе остановиться.
Профессор Риэннэль, чопорный и холодный, как многие эльфы, недовольно и озадаченно нахмурился. Впрочем, услышанное не оставляло никаких сомнений в том, что именно происходит за кустами:
— Н-нет, не надо, а-а-х… пожалуйста, не-е-ет, отпусти меня…
Лепет девушки прерывался звуками поцелуев, и шорохом сминаемой или срываемой одежды. В приглушенном мужском голосе, хрипло пробормотавшем что-то в ответ, странно смешались умоляющие и властные интонации.
— Дай мне свои губки, ну же не сопротивляйся, постой, я только расстегну вот тут…
— Ну знаете ли, это просто черт знает что такое, устраивать здесь, практически в стенах Академии, в святая святых, какой-то бордель, — Риэннэль решительно шагнул вперед, раздвигая руками ветви деревьев и густого кустарника.
Увиденная сцена их поразила. В полутьме (впрочем их глазам хватило бы и худшего освещения) прижатая спиной к стволу дерева, в сильных руках парня извивалась, стремясь вырваться, светловолосая хрупкая девчонка. Волосы её растрепались, подол юбки был задран выше пояса, а лиф платья полностью расстегнут, оголив грудь, впрочем, в этот момент находящуюся во власти жадных мужских ладоней. Удерживая свою добычу одной рукой, юноша с увлечением покрывал поцелуями обнаженное тело (не забывая периодически шарить свободной рукой под юбкой), и кажется, уже наполовину спустил с девчушки трусики.
Потеряв дар речи от возмущения, профессор стоял несколько секунд неподвижно, лишь молча глотая воздух.
Сэйнт уже испугался, не хватил ли почтенного эльфа удар, как тот пришел в себя:
— Что здесь происходит! Ваша наглость не знает границ!!!
Его рев, право слово, сделал бы честь и дракону…
Парень дернулся от неожиданности, резко обернулся и, вопреки ожиданиям, шагнул вперёд с угрожающим видом. И тут пришел черед Сэйнта открыть и…захлопнуть рот.
Впрочем, Риэннэль был изумлен не меньше.
Перед ними стоял Джар… Беспорядок в одежде, наполовину выбившиеся из хвоста длинные пряди, пылающее искаженное лицо… А за его спиной, ну конечно, кто бы сомневался, чуть не плача от стыда, лихорадочно пыталась привести себя в порядок малышка Фирент. Кусая губы и пряча глаза, она дрожащими руками что-то поправляла под юбкой, похоже как могла, старалась вернуть обратно, на положенное им место, трусики, неловко, путаясь и не попадая в петли, застегивала пуговицы на платье.
— Я менее всего ждал от вас подобного, лорд Аррантелл, — ледяной тон вкупе с едва сдерживаемым гневом мог заставить затрепетать любого, но Джар только зло стиснул зубы.
Он тяжело дышал и видимо, всё ещё не отошел от накала тех бешеных желаний, что владели им несколько минут назад. По лицу пробегали гневные судороги, а в потемневших глазах искрилось безумие.
Поняв, что парень вряд ли сейчас способен к адекватному диалогу, наставник переключился на девочку.
— Увидеть вас в такое время и в таком виде, мисс Фирент, — процедил профессор, окинув её уничтожающим взглядом, — боюсь, я буду вынужден уведомить ваших уважаемых родителей о подобных развлечениях их дочери.
Бедняжка побагровела и судорожно всхлипнув, опустила голову. Она по-прежнему стояла там же, где их застали и кажется, даже боялась пошевелиться.
— Хорошо, хоть не видит себя в зеркале, — с жалостью подумал Сэйнт, — из выреза криво застегнутого впопыхах лифа клочьями торчат кружева нижней рубашки (не исключено, что этот придурок умудрился порвать на ней бельё, интересно, как детка объяснит сей факт маме?), прическа…, ну, обычно это называют — 'я упала с сеновала, тормозила головой'.
Он шагнул к девочке, у которой уже текли слезы по лицу, и осторожно вынул из её волос несколько застрявших там листочков. Подобное проявление сочувствия вместо упреков, которых она ждала от пришедших, вызвало у неё взрыв сдавленных рыданий, Яна зажимала рот рукой и не могла остановиться…
— Я,…я не… не виновата, я не хотела, он сказал, — мы только посмотрим на светлячков!
Повернувшись к брату, Сэйнт сквозь зубы выругался:
— что творишь, скот! Ты соображаешь, с кем связался, она же совсем маленькая… Впрочем, кому я говорю, ты сам от неё недалеко ушел…
Джар, оскалившись зарычал, — не лезьте не в своё дело, я не собираюсь подчиняться вашим проклятым правилам!
— А придется, — холодно заметил Риэннэль, — перед началом обучения вы давали обещание соблюдать законы Академии, и они гласят, что магистры не должны поддерживать близкие отношения с учениками первой ступени! А в данном случае особенно вопиющим является тот факт, что эта девочка — вчерашняя школьница и к тому же является несовершеннолетней. Вам разве неизвестно, — ядовито спросил он, — что год совершеннолетия мага, тем более такого сильного, как это дитя, устанавливается советом Академии, а до тех пор — за неё несут ответственность родители и разумеется, учителя. Кстати, а вы-то сами Аррантелл, по законам вашей расы, являетесь взрослым?
Худшее оскорбление трудно было придумать…
Джар сначала побледнел, потом покраснел, но когда он открыл было рот, чтобы опровергнуть это низкое и гнусное подозрение (тем более, что долгожданное событие уже свершилось не столь давно и сам юноша до сих пор пребывал по сему поводу в непреходящей эйфории), то его уже никто не слушал.
Сэйнт в этот момент обратился к эльфу, демонстративно обходя брата:
— Наставник, я думаю мне стоит проводить мисс Фирент домой, сейчас уже поздно, и будет лучше, если девочка под моим присмотром будет доставлена к родителям. Тот молча кивнул, и Сэйнт, сжав маленькую ладошку в своей руке, повел Яну за собой к выходу из сада. Недалеко от ворот он, покосившись на девочку, остановился и негромко предложил, отводя глаза в сторону и стараясь говорить максимально спокойно и доброжелательно:
— Яна, я сейчас отвернусь, а ты приведи в порядок своё платье, застегни его пожалуйста, как следует, а то оно у тебя всё перекошено и поправь м-м-м…, всё, что под ним, чтобы не пугать маму своим видом. И не плачь, пожалуйста, я отговорю профессора Риэннэля, обещаю, он ничего не сообщит твоим родителям.
'Сообщит обязательно, детка, правда, далеко не всё стоит им знать, но кое-какую информацию мы предоставим, достаточную для того, чтобы отправить тебя куда-нибудь подальше от моего чокнутого братца'.
Несколько минут она старательно возилась за его спиной, затем тихонько кашлянула, привлекая внимание и Сэйнт повернулся. Критически осмотрев наряд и прическу, он теперь счел возможным показаться на улице и довести её до дома, не опасаясь, что первый же встречный патруль остановит их, обвинив мужчину в развратных действиях, совершенных над малолеткой.
Яна даже с Сэйнтом не попрощалась, хотя уж он-то был ни в чем не виноват. Войдя во двор и машинально закрыв на замок калитку, она так и осталась стоять посередине, плохо соображая и чувствуя себя совсем маленькой девочкой, которая не понимает ничего в окружающем мире — неожиданно оказавшимся сложным и страшным. На душе было так тяжело, больно и паршиво, её будто в грязь лицом окунули. Что произошло, ведь ещё недавно Джар был совсем другим, или таковы все мужчины!?
— Послушай, я разговаривал с Верховной жрицей храма Гарт, она обещала помочь, пока ещё можно…
— Кто тебе сказал, что я нуждаюсь в помощи?
— Ты приковал себя к ней такими узами, что и на преступников не накладывают,
— Неправда, я точно знаю, что для нас это невозможно…
— Ну что ж тебе 'повезло' найти способ, чтобы стать исключением!
— Ерунда, я не чувствую ничего особенного, со мной всё нормально…
— А что ты вчера натворил, зачем так напугал девочку? Ты же вел себя как ненормальный гоблин, да собственно им и был. Дальше будет ещё хуже. Ты хочешь безвозвратно всё испортить?
— Что!?
— Да ничего, просто потеряешь её навсегда. Успокойся и послушайся меня, ты же знаешь, что я не хочу тебе зла. Отправляйся к родителям и не медля иди в храм, жрицы смогут кое-что подправить…
— Почему ты всё время разговариваешь со мной как с мальчишкой, я уже магистр, ты знаешь, в каких экспедициях мы бывали, когда я заканчивал вторую ступень!
— Прости, забыл, что Джар у нас уже большой мальчик… (знал бы ты малыш, в каких местах я побывал, тебе и не снилось).
— Не смей надо мной смеяться!
— Я абсолютно серьёзен. Так ты пойдешь, или мне достать 'Узы' (браслеты подчинения)? Тогда я получу твоё послушание, хочешь ты этого или нет!
— Ты не посмеешь так со мной обращаться, да что я говорю, ты всё врешь, у тебя их нет и быть не может!
— Не сомневайся, дружок, я не блефую, мне их специально дала Верховная…
Долгое молчание.
— Хорошо, пойду…
— Вот и молодец…'а я тем временем поработаю над вопросом, как девочку от тебя спрятать, хотя бы на время… Пожалуй, лучшая идея — это действовать именно через её родителей, но конечно, очень осторожно…'.
Яна
Шли дни, первое время я даже из дома не выходила, опасаясь встретить этого ненормального. Девчонки несколько раз видели в центре Сэйнта, но Джара с ним не было. По моей просьбе, Милка при очередной случайной встрече (или неслучайной, Вирна-то с Оссой были крайне заинтересованы в поддержании и развитии дружеских отношений с такими экземплярами) провентилировала почву и этим же вечером, прибежав ко мне, выпалила, — его нет в городе. Я с облегчением вздохнула, — У-ф-ф, камень с души!
Пытаясь задавить неприятные воспоминания, искала себе всяческие занятия и наконец, как мне показалось, нашла — вернулась к старому увлечению — цветным мелкам. Талина, уже год занимавшаяся с нанятым учителем, не раз приглашала меня с собой, в хорошую погоду она часто брала этюдник и шла в парк или на набережную, или в старый город. Мама, как художник-недоучка, была рада моему вновь пробудившемуся интересу, как-то ещё давно, несколько лет назад, она научила меня смешивать краски, правильно подбирать освещение, показала как работать в технике акварели и гуаши, однако больше всего мне понравилось писать сухими мелками — «дешево и сердито». Поднявшись однажды днем в мансарду, где было устроено нечто вроде студии, я долго подбирала себе необходимые принадлежности, разглядывала её неоконченные работы. Пожалуй, папа правильно ругается, что она совсем забросила живопись: «…если Бог дал человеку талант, он не должен зарывать его в землю, а ты Катрина предпочитаешь заниматься только магией, но так ведь нельзя!»
Я вспомнила прежние навыки, заинтересовалась, стала ходить с Талиной на пленэр, показывала родителям пейзажи, они с преувеличенным восторгом хвалили. Несмотря на их одобрение, сама я своей работой была всё же не очень довольна, до маминого уровня, например, явно не дотягивала. По крайней мере, сравнивая её картины, развешанные по стенам нашего дома, со своими, я понимала, что у неё — талант, а у меня — так, в лучшем случае — способности. В глубине души, несмотря ни на что, хотелось увидеть этого… Я себя ругала и мысленно твердила, что ни к чему хорошему подобное желание не приведет, но спокойная жизнь с приятными прогулками, рисованием пасторальных пейзажей и вечерними чаепитиями внезапно стала казаться пресной и однообразной до тошноты.
Родители настойчиво предлагали мне погостить у гроссов, на самом деле я и без того планировала провести у них часть лета, но теперь колебалась и зачем-то всё оттягивала отъезд. Хотя, чего тянуть, а вдруг Бог и в самом деле исполнит моё желание и решит подпустить перца в пресное существование одной глупой и неблагодарной девицы! Исполнил!
Мы с Талиной третий час торчали у фонтана в парке, пытаясь отобразить на бумаге игру света в струях воды. Я увлеклась и совсем перестала воспринимать окружающее. Вдруг чья-то тень упала на лист, я недовольно повернула голову и…подавилась бранными словами, которыми секунду назад хотела отогнать любопытствующего.
Позади меня стоял тот самый буйно-помешанный тип, от мыслей о котором я никак не могла отделаться! От неожиданности и смущения кровь прилила к лицу, обдавая таким жаром (вот уж имечко у кого подходящее), словно я окунулась в горячую воду, и судя по удивленному взгляду, брошенному искоса подругой, все испытываемые эмоции явственно отразились на моей физиономии. Да-а-а уж, похоже, щеки у меня стали как у сеньора Помидора, разве что не такие толстые.
Нарисовался! Вот ведь «не было печали, черти накачали». Собственно, а чего я ждала!? Надеялась, что он действительно исчезнет навсегда из моей жизни? Нечего врать самой себе. Он поздоровался, коротко взглянув, и сразу, с виноватой улыбкой опустил глаза. Мне ничего не оставалось, как сухо представить его заинтересовавшейся Талине. Слово за слово, завязался разговор, если б я была одна, скорее всего, просто развернулась бы и ушла (очень-очень скорым шагом), но сейчас…, не хотелось устраивать демонстраций и пробуждать ненужное любопытство.
Освещение изменилось и мы стали собираться домой. Джар, как и ожидалось (враки, вовсе я не надеялась на это, я реально не хотела), увязался следом. У калитки он остановился, не решаясь без приглашения войти во двор, а я звать не собиралась… молчал, но уходить, похоже, не торопился.
Я смотрела настороженно, ждала объяснений, но он вел себя столь тихо и вежливо, будто ничего и не было, как будто мне приснились эти безумные поцелуи и грубые ласки в ночном саду, напугавшие меня до полусмерти. Придержав мою руку, спросил, — не прогонишь, если завтра приду?
— Завтра я хотела закончить рисунок с фонтаном (процедила со всей возможной холодностью).
— А можно придти туда?
Я отвела глаза, если честно, было немного страшновато, черт его знает, какой реакции от него ждать, с другой стороны, во мне ведь ничего особо ценного-то нет, если и сочтет себя обиженным, то вряд ли долго будет за мной гоняться, плюнет на всё, да уйдет:
— Знаешь, не обижайся, но думаю…, мне кажется, что я не очень хочу с тобой больше встречаться.
Он побледнел и застыл на месте, — прости, я очень виноват перед тобой, но поверь, смогу всё объяснить, только согласись выслушать, ну пожалуйста!
Ох-х, оказывается, у некоторых сумасшедших типов бывает такой умоляющий голос, что им невозможно отказать!
На следующий день, после обеда я кое-как, лишь бы побыстрее, закончила работу, честно говоря, интерес к рисованию пропал начисто, от нетерпения аж руки дрожали… С некоторым трудом отделавшись от Талины, направилась в боковую аллею и сразу увидела его. Вот черт, мне опять стало как-то не по себе. Нет, теоретически, из фильмов и книг я знала о том какими дерзкими могут быть мужчины, но во-первых — одно дело, когда это касается других (никогда не пыталась даже мысленно примерить такое на себя), а во-вторых, о том, как оно бывает на самом деле стыдно и страшно, нигде не говорилось.
Подойдя, я неуверенно опустилась рядом на деревянную скамейку, нагретую солнцем (если что, сразу сделаю ноги, да в конце концов, ещё светло, народу кругом полно). Джар сидел неподвижно, не поднимая глаз, только руки непроизвольно сжались в кулаки. Его молчание начало меня раздражать и одновременно придало смелости.