— По возможности.
— Ну, это мы как-нибудь, — начал дядька, но порядка ради осведомился: — А чего
так? Вера не велит?
— Да не. Вера у меня понятливая. Вот с надеждой… — начал было Денис, подумал:
"Вроде я такое недавно говорил" и утек в формулировку: — Неохота, короче.
— Я присяду? — спросил дядька, водрузил графинчик в центр стола, плюхнулся на
стул, тут же подскочил, как каучуковый, и сунул Денису крупную ладонь:
— Вадим Михалыч. Можно Вадик. Можно Михалыч. Можно и Вадим Михалыч, кстати.
Ай, разберемся.
Денис пожал горячую и почти не влажную руку (мельком подумал: похоже, не
алкаш) и представился, постаравшись выдержать предложенную стилистику.
Михалыч важно кивнул, отвернулся на секунду, в которую всадил обращенную к
официантке многофигурную пантомиму, принял исходное положение и спросил:
— Из Москвы?
— Казань.
— Финансист?
— Нет, по госделам.
— О. Солидно. Хотя в нашем деле чем дальше от чиновников, тем лучше.
— А что за дело?
— Водное.
— Водные ресурсы и недра относятся к исключительной собственности государства,
— строго сказал Сайфиев.
Вадим Михалыч рассмеялся.
— Да нет, мы на всю воду не претендуем. Только минералка и только в бутылках.
— Так вы местный, что ли?
— Не дай бог. Питерские мы.
— Это сейчас неактуально, — отметил Денис.
— Это всегда актуально, — веско возразил Михалыч и оглянулся на официантку.
Она, видимо, легко прочитала таинственные фигуры пальцами: с достоинством
приблизилась, поставила на стол рюмки, бутылки с водой да тарелки с закуской и
с достоинством удалилась. Денис вздохнул и слегка отвернул голову от стола.
— Язва? — сочувственно спросил Михалыч.
— Да какое… Пережрал как бобик, тресну сейчас.
— Так у меня мезим есть! Или как он там называется, — обрадовался Михалыч и
принялся шарить по карманам.
— Ой, да не надо, я таблетки не это… Только в крайнем случае.
— Правильно! — легко согласился Вадим Михалыч. — Лучше водочки. Ой вкусная!
Разговор впал в неизбежную кадриль "а коньяку — а вина — а сухого — а полрюмки
— а коньяку — а без закуски — а тогда водочки", из которой, по счастью,
выскочил без потери темпа и качества. Денис согласился на коньяк в
гомеопатической дозе, и намерение исполнил — убрал за весь стремительно
углубившийся вечер лишь пару рюмок с лимончиком. Чисто для пищеварения. Плюс
несколько кофейных наперстков и много воды — чтобы не было мучительно горько
за прицельно прожитый день.
Вадим Михалыч представлял фирму "Источник-плюс", которая поставила под ключ
две линии — по бутилированию воды в пластик и стекло, на 5 тысяч и 2 тысячи
бутылок в час соответственно. Бригада пробыла здесь три дня, контролируя
завершение пусконаладки заводика, и вчера отбыла на брега Невы. Михалыч,
успевший уполовинить остатки ой вкусной, отбывал завтра, не скрывал, что
страшно опечален таким отставанием от коллектива и безмерно рад скорому
отъезду. Он жарким полушепотом объяснял посмеивающемуся Денису:
— Я тебе говорю: тело воды чистейшее, биоактив уникальный, гидрокарбонат,
сульфаты, щелочной баланс, натуральное озонирование — короче, не врут ученые.
Аждахаево ваше — говна кусок страшный. А вода под ним — жидкий бриллиант.
Бутерброд такой, — отметил Михалыч и невесело хихикнул. Он уже заметно окосел.
— А чем Аждахаево-то не угодило? — удивился Денис. — Нормальный такой поселок,
выше среднего. У вас в Питере победнее и погрязнее будет.
— Страшно здесь, — сказал Михалыч, пропустив злобный наскок. — Я последние
пять лет только по командировкам и мотаюсь. Думал, все видел. Блин, я в Туве
был, завод канцерогенчиков, ну, шипучка эта цветная, ставил. Там город есть,
уж не помню названия — короче, все там или уже отсидели, или до конца года
сядут. На улицу выйдешь — как зона на прогулке. Все мужики в позе срущего
воробья, курят или семечками плюют. Пальцы синие, морды страшные. Бабы сплошь
хабалки какие-то. Так там не страшно было. Там все понятно. А здесь жуть. Мне
мои сперва рассказывали, что, наоборот, рай. Швейцария типа деревенская. А
потом резко передумали. Тут, короче, ни гопников, ни бандитов. В ночном клубе
танцы по вечерам — мои сходили, пришли офигевшие. Первый вечер только
раздухарились — бац, и нет никого в зале. Ни девок, что досадно, ни парней,
что опасно. Ну, думают, снаружи ждут с дрекольем. Бутылки нахватали под
розочки, минут двадцать с духом пособирались — и на улицу. А там пустынь.
Оптина. Вообще никого. На второй день уже начали всех расспрашивать.
Оказывается, местные на танцульки вообще не ходят, только из окрестных
деревень. И в 21.00, как Золушки, облегченный вариант, фьють, и по домам. И
хоть ты замуж их бери, не удержишь. Вы что, говорят. Это самое безопасное и
самое жуткое место в округе, говорят. Кладбище ходячее.
— Михалыч, стоп машина. Я здесь сутки по объектам скачу. Где тут кладбище?
— Ну, не кладбище. Я просто не знаю, как сказать. Слов у меня нету, —
прошептал Михалыч. — По слухам, сюда бандюки какие-то прибыли, из этого
вашего… Лениногорска, что ли. Буржуев почистить. Прибыли, а не убыли. До сих
пор ищут. А мне теряться не хочется. У меня внучка, не говорю уж — вторая дочь
на выданье.
Михалыч ненадолго умолк, сунув в рот ком из нескольких пластинок балыка и
сыра. Кажется, он не дурковал, и в самом деле был близок к истерике. Денис
добил итоговую рюмку, затем, чтобы снизить градус беседы, махнул официантке и
ткнул пальцем в свою чашку. Аждахаевский экстрим: одни в ночи водку глушат,
другие — коньяк с кофе. А кругом, выходит, кладбище.
Михалыч, тоскливо размышлявший глазами в рюмку, вполголоса продолжил:
— Пока по делам говоришь — нормально. А по улице пройдешь или на вольные темы
переключишься — как с инопланетянами какими-то. Вот ей-богу. Щечками белыми
блестят и моргают раз в минуту. А ночью — хоть транквилизаторами нажирайся.
Улицы пустые, ни одна собака не гавкнет, и тишина такая, что бошку ломит — вот
здесь, за ушами. И пожаловаться, бляха, некому. Ты первый человек, с кем я за
эти дни нормально побазарить могу. А до того был как этот… Как эфиоп в
эстонской бане. Все тихие, трезвые и работящие. Роботы.
— Может, ваххабиты? — посмеиваясь, предположил Денис. Только посмеивался он
уже на автомате.
— Не знаю. Ну, какие ваххабиты. Они же бородатые. А эти наоборот. Мужики
лысые, бабы — будто неделю после эпиляторов. И кожа у всех как шлифованная. И
будто светится, заметил?
— Так это же здорово.