В горах Кавказа

Другая, придя к матушке, подарила ей шерстяные носки. Пустынница посмотрела на иконочку, а потом протяжно сказала:

— Ой, а ножки будут болеть, а ножки будут болеть, — и вернула ей носки.

Вскоре у женщины разболелись ноги. Одна нога сделалась вдвое толще другой, и ходить она стала с большим трудом.

В последний день своей жизни блаженная старица встала рано утром с постели и надела новую одежду. Послушница спросила ее, по какой причине она это сделала. Мать Дорофея ответила ей:

— Сегодня, деточка, меня убьют.

— Убьют, матушка?! — с удивлением переспросила послушница.

— Да! — подтвердила подвижница.

Послушница, ошеломленная этим известием, как бы оцепенела и даже не спросила, кто именно и за что. Обе они сидели молча, ожидая смертного часа. Потом послушница зачем-то пошла в дровяник, построенный поодаль. В это время к келье подошли молодые парни — грузины и, войдя внутрь, стали требовать у матушки денег. Это услышала послушница и поспешно убежала в лес. Когда она вернулась, кругом было тихо. С боязнью приоткрыв дверь, послушница увидела лежащую на полу мертвую старицу Дорофею. Но вернемся к нашему повествованию.

Итак, брат Иоанн пришел к блаженной старице и поведал ей о своем намерении уйти на жительство в пустыню. Мать Дорофея, посмотрев на иконочку, воскликнула:

— О, будешь один, один, как царь, лежать над озером!

Иоанн, не вникнув в смысл таинственного предсказания и не узнав у старицы — есть ли Божие благословение на задуманное, пришел к монахиням на озеро, рассказал о своем паломничестве к блаженной старице и с усмешкой повторил загадочное изречение: «Один, один, как царь, будешь лежать над озером». Пророческая суть этих слов была никому не ведома до сего времени. И только теперь монахини с изумлением покачали головами, глядя друг на друга и вспоминая предсказание о нем блаженной старицы Дорофеи.

Знаменательно и то, что они не смогли исполнить своего намерения, то есть похоронить о. Иоанна возле своих келий. Если бы им удалось это сделать, то пророчество пустынницы оказалось бы неисполненным по двум причинам: во-первых, он лежал бы уже не над озером, как она ему предсказала, а вдали от него на расстоянии километра; во-вторых, был бы не один, а в числе других похороненных там монахов, прежде живших в тех кельях: иеродиакона Антония и схимонаха Фалалея.

Через двое суток после похорон о. Иоанна всплыло на поверхность и тело о. Владимира, но оно целых два месяца еще плавало по озеру. Монахини каждый день с великой печалью смотрели на плавающее тело, но помочь беде были не в силах.

В холмистой долине, на западной стороне озера, располагалось в то время небольшое горное селение Азанта. Жители его, от мала до велика, знали о случившемся. Многие из них видели плавающего утопленника, но никто не пытался вытащить его на берег даже тогда, когда тот находился возле южного берега, где был удобный спуск к воде. Это доброе дело было бы для них не слишком обременительным, но никто из них не захотел похоронить неизвестного русского человека. Не слышали они слов Священного Писания: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф.5,7) и Суд без милости не оказавшему милости (Иак.2,13).

Но вот к монахиням неожиданно пришел какой-то паломник. Они рассказали ему о случившемся. Он немедленно спустился к берегу озера, смастерил небольшой плот из валежника, подплыл на нем к телу Владимира и, зацепив его веревкой, притянул к берегу. Когда стали вытаскивать тело из воды, то увидели, что оно уже все разложилось и кусками отваливается от костей. Нести эти останки на гору было невозможно. Немного оттащив их от берега, выкопали могилу и здесь предали земле. Тот же добрый паломник на следующий день смастерил два креста и установил их на могилах погибших монахов Иоанна и Владимира.

ГЛАВА 4

Желанное безмолвие • Бесовские страхования • Преуспевший отшельник • Жизнь по книгам • Царский путь преп. Иоанна Лествичника • Опыт святителя Феофана • Приход на озеро схииеродиакона Исаакия.

Выслушав эту печальную историю, братья отказались от мысли строить плот. Пришлось взяться за кувалды, ломы и кирки, чтобы с их помощью проложить достаточно широкую тропу, по которой можно было бы взбираться, хотя и не без риска, до нужного места, держась руками за мелкие деревца или раскинувшиеся по крутому берегу поросли кустарника. Теперь им стало значительно легче добираться от озера к своему скиту.

Так началась долгожданная уединенная жизнь в отшельничестве. Достигнув, наконец, безмолвия, каждый из братьев занялся понуждением себя к приобретению непрестанной Иисусовой молитвы. Это основное делание каждого инока требует прежде всего неустанной, денно-нощной бдительности без малейшего потворства своим даже малозначительным душевным слабостям. Подобного трудничества сейчас почти не найти среди монастырского братства. Оно обусловлено принципом неослабного усердия каждого из подвизающихся. Вся суть именно в усердии, ибо Господь дает молитву молящемуся по мере его ревности. Некоторые получают этот навык за сравнительно короткий срок. Но в большинстве случаев он приобретается в течение долгого времени. Однако степень усердия в деятельном подвижничестве у каждого своя. Поэтому различны и меры преуспеяния.

Припоминается один удивительный случай крайне редкого успеха в умном делании. Однажды летом в пустынь к вышеупомянутым братьям пришел монах-отшельник из соседнего междугорья. У братьев завязалась с ним продолжительная беседа о типичных искушениях, через которые проходят все, живущие в уединении. Говорили в основном о полуночных бодрствованиях, когда чаще всего возникают внезапные диавольские наваждения в виде устрашающих помыслов, сопровождающихся какими-то внешними звуками, едва уловимыми ухом. Из-за этого ум, попадая как бы в сатанинский плен, расслабляется. Парализуется воля, нарушается молитва. Подвижник практически остается безоружным.

Отшельник, по-видимому, еще не сталкивался с подобными явлениями и поэтому не смог высказать никаких собственных соображений. Но он рассказал об интересном искушении своего соседа-пустынножителя, подвизавшегося на заброшенной колхозной пасеке.

В первое время, когда сосед только поселился в пустующей хижине, его ничто не беспокоило. Но вот однажды, глухой темной ночью, сквозь сон он почувствовал, как затряслась и заскрипела вся хижина. Проснулся и чувствует, что она движется, очень ясно чувствует, что ее кто-то возит из конца в конец по всей поляне, потряхивая на кочках.

Неописуемый страх объял отшельника при мысли, что хижина сейчас рухнет и он погибнет под ее обломками. Парализованного страхом подвижника вместе с его хижиной трясли всю ночь, до утра. Перед рассветом хижину привезли на прежнее место и оставили. Когда стало светать, он решился выйти наружу. Хижина стояла так же, как и всегда, ни на сантиметр не сдвинувшись со своего места. Осмотр поляны тоже не дал никаких результатов. Даже трава и кустарники не были примяты. Только тогда стало понятно, что все это — бесовские козни. Успокоившись, отшельник совершил молитвенное правило и принялся за обычные дела.

Вечером, закончив келейное правило, он улегся на топчан и быстро уснул. Ни в эту ночь, ни в следующую ничего подобного не повторялось. Спокойно прошло несколько суток.

Но вот снова в одну из ночей, как и прежде, хижина заскрипела, задергалась и начала двигаться. Стоило бы ему только выйти наружу, и кончилось бы это сатанинское наваждение. Но, скованный нечеловеческим страхом, он не мог даже подняться с топчана. Только подумал: «Если такое начало, каким же будет конец?!» Едва дождавшись рассвета, незадачливый отшельник собрал все свои вещи и ушел к монахам соседней пустыни.

Беседуя с гостем, братья, к своему удивлению, заметили, что в течение почти трех часов, он ни на минуту не оставлял непрестанной молитвы. В те минуты, когда кто-либо из них говорил, гость внимательно слушал, а губы его едва заметно шевелились: он сокровенно творил молитву. Когда же сам собирался что-то сказать, то медлил две-три секунды, мысленно заканчивая молитву, и только потом вступал в беседу. Но как только подвижник замолкал, его губы вновь выдавали, что он продолжает свое молитвенное делание.

Этот монах гостил у братьев двое суток и все это время не оставлял молитвенного бодрствования ни на минуту. Неизвестно, совершалось ли у него действие молитвы во время сна, — об этом братья не решились его спросить, зная, что он уклонится от ответа, по заповеди прежде живших отцов, которые говорили: «Как скрываешь свои грехи, так скрывай и добродетели свои».

Со времени той встречи прошло много лет, но они часто вспоминали об этом примере, свидетельствовавшем о высокой мере преуспеяния в молитвенном делании. Увы нам! Мы и поныне не можем прийти в ту меру, какой он достиг, за краткое время, подвизаясь в пустыне всего лишь пять лет.

Через семь лет братья вновь повстречались с ним, но на этот раз уже не заметили в нем внешних признаков молитвенного действия. Он был так же сосредоточен, как и во время их первой беседы, но его молитвенное бодрствование было уже потаенным, скрытым от взоров в глубине внутреннего человека.

Любой мог бы подивиться столь редкостному преуспеянию, какого достиг этот смиренный раб Божий. Он находился на послушании у одного престарелого монаха-отшельника, который провел сорок лет своей жизни в абсолютном уединении, вдали от суетного мира. Сей богомудрый аскет, видимо, и обучил послушника непосредственно из своего опыта этому сокровенному деланию. Ученик благоговейно и живо воспринял его, как неоценимое богатство, и приумножил в невидимой брани с силами тьмы, восстающими на всякого, кто ревностно простирается вперед.

Достигнув, наконец, желанного безмолвия, наши отшельники все же понимали всю сложность и опасность своего положения. Ведь они оказались в положении самоучек, не имеющих опытного наставника. Им выпало на долю духовное сиротство без старческого надзора и назидания в деле освоения молитвенной науки. Руководствоваться приходилось лишь святоотеческими книгами, в которых были показаны идеалы древнехристианского подвижничества. Но книжное слово, к сожалению, хотя и имеет великое достоинство, все же остается книжным. С его помощью продвижение дается с большим трудом и с великой медлительностью.

Понимая глубину своего духовного убожества и отсутствие руководства, они выбрали путь золотой середины, избрав для себя молитвенный способ св. Иоанна Лествичника. Братия избегали смелых попыток касаться вниманием области сердца, как это предлагается другими наставниками, в частности, епископом Феофаном, который во многих своих письмах о духовной жизни обуславливает успех молитвенного делания только вниманием ума в области сердца. «Существо жизни христианской, — пишет он, — состоит в том, чтобы стать умом в сердце пред Богом, в Господе Иисусе благодатью Святаго Духа». Святитель Феофан учит далее: «Оставьте голову и низойдите умом в сердце и там стойте вниманием неисходно. Только тогда, когда ум сочетается с сердцем, можно ожидать успеха в памяти Божией. Извольте теперь поставить себе целью достижение сего и начинайте движение к цели. Не думайте, что это так легко, что только захотелось, как и дело тут...» И в другом письме: «Желательно вам умудриться в различении помыслов. Сойдите из головы в сердце, тогда все помыслы ясно видны будут вам, движась пред оком ума вашего острозоркого; а до того не ждите должного различения помыслов».

Опуститься умом в сердце... Слова эти кажутся сущей нелепицей для человека, не посвященного в суть умного делания. Но и для посвященного в начале пути встречается немало недоумений. И разрешить их весьма нелегко. Возникает бесчисленное множество самых разнообразных препятствий, мешающих стяжанию молитвенного навыка. Поэтому братья не дерзали пользоваться наставлениями святителя Феофана.

Некто из святых Отцов писал, что молитвенное преуспеяние, как наивысочайшее благо, как дар, ниспосылается усердному труженику еле ощутимыми йотами, чтобы он умел ценить этот дар в соответствии с мерой понесенных им трудов. Вот это заключение, подтвержденное их собственным опытом, и вселяло в братьев надежду. Они понимали: все, что происходит с ними, испытали, в том или ином виде, и их соотечественники, жившие намного раньше, а также иноки древних времен, о которых свидетельствуют святоотеческая писания. В минуты отчаяния и безысходности их весьма ободряли богодухновенные увещания преподобного Исаака Сирина: «Не бойтесь, что жестокость брани непрерывна и продолжительна, не приходите в колебание от долговременности борьбы; не ослабевайте и не трепещите от вражеских ополчений, не впадайте в бездну безнадежности, если, может быть, и приключится на время поскользнуться и согрешить».

Однако обучение молитвенному трезвению, невзирая на все их труды, хотя и подвигалось вперед черепашьими шагами, а все-таки двигалось, несмотря на растерянность, порождаемую иногда духом уныния.

Однажды один из братьев, вернувшись с озера, сообщил радостную для всех новость: к приозерным монахиням пришел из соседнего междугорья давний пустынножитель — схииеродиакон Исаакий и поселился в пустующей Анниной келье, которая уже около трех лет сиротливо стояла без присмотра на краю огорода.

ГЛАВА 5

Раба Божия Анна • Явление беса в образе святителя Николая • Ночь в дупле • Смерть Анны • Мгновенная помощь Божией Матери • Похороны подвижницы.

Пять лет тому назад раба Божия Анна, жившая прежде в приморском городе Гантиади, приходила к приозерным монахиням как паломница и помогала им, особенно в весеннее время, возделывать огород. Однажды она явилась в сопровождении двух незнакомых женщин, и все они принялись за строительство кельи на окраине огорода.

Анна хорошо знала строительное дело, и к концу лета женщинам удалось соорудить просторную келью. Правильно установили для крыши стропила. Часто-часто, одну около другой, прибили к ним тонкие жердочки и покрыли рубероидом. Дверь тоже сделали из жердочек, затем обили постройку всевозможным тряпьем, какое только смогли найти в соседних кельях, и пропилили в стене два отверстия, вставив в них по стеклышку. Изнутри и снаружи келью обмазали глиной, и получился настоящий домик, да еще с сенями. Печь сложили из камней, дымоход вывели сквозь стену и на том окончили постройку.

Анна осталась жить у озера, а помощницы ушли восвояси. Через два года в сонном видении демон явился ей во образе Николая Чудотворца и сказал: «Анна, уходи дальше в горы на отшельничество». Доверившись сновидению, ни с кем не советуясь, без всякого рассуждения, она отправилась в Сухуми, привела с собою двух женщин, и они вместе ушли в горы на поиски места для постройки кельи. Бродили целый день. К вечеру погода изменилась: на землю опустился туман, начал моросить мелкий дождик. Быстро стемнело. Женщины потеряли ориентир и заблудились. Наткнувшись случайно на огромное липовое дерево с большим дуплом, решили устроиться в нем на ночлег. Кто-то притащил внутрь дупла вместо лавки обрубок дерева, на который они и уселись, плотно прижавшись друг к другу. Сидели так до полуночи. Вдруг Анна стала тяжело дышать, легла на землю, застонала. С ней, по всей вероятности, случился сердечный приступ от чрезмерного переутомления, но сестры ничем не могли ей помочь: не было ни воды, ни спичек, чтобы разжечь костер. Перед рассветом Анна неожиданно скончалась.

Когда стало светло, одна из женщин, что помоложе, отправилась на поиски скита приозерных монахинь, а вторая осталась возле умершей. Но неожиданно опустившаяся пелена тумана скрыла от ее взоров и горизонт, и все вокруг, так что едва-едва можно было что-либо увидеть на расстоянии трех-четырех метров. Молодая женщина шла наугад, потому что местность была ей абсолютно незнакома. Долго спускалась она по косогору, пока путь ей не преградила какая-то скала. Цепляясь руками за каменные уступы, поднялась она наверх и дальше идти не решилась, потому что туман стал непроницаемым. Опустившись на камень, она заплакала, взывая: «Пресвятая Богородице, помоги мне, не дай погибнуть среди этих скал...» И вдруг, буквально на два-три мгновения, перед глазами ее как бы раздернулся туманный занавес, и она увидела вдали монашеские кельи. Затем все вновь заволокло густым облаком. Спустившись с террасы, она пошла в том направлении и через 30–40 минут достигла келий.

Монахини хорошо знали то огромное дуплистое дерево. Во время сбора грибов и каштанов они неоднократно встречали его в лесной чаще. Захватив с собой топор и лопату, прямым путем они направились к старой липе. Подошли к ней уже в сумерках. В дупле лежала умершая Анна, а женщина, что оставалась возле покойницы, исчезла. Стали с криками разыскивать ее по всему лесу, хотя знали, что она глухая и не может их услышать. Наконец, нашли ее в глубоком овраге. Бедняжка сидела на какой-то коряге и плакала. Все вместе собрались, когда уже стемнело. Решили похоронить умершую недалеко от дуплистого дерева, потому что нести ее до келий было им уже не под силу.

Поиски заблудившейся глухой подруги всех сильно утомили, но оставлять покойницу в лесу на ночь было нельзя, потому что ее по запаху мог найти и утащить медведь. Пришлось, невзирая на усталость, разложить костер и копать могилу. Грунт оказался мягким и без камней. Через два часа могила была готова. На дно набросали мелких жердочек, уложили на них покойную Анну, сверху тело прикрыли слоем мелких веток и засыпали землей. Впоследствии на могиле установили деревянный крест.

Келья покойной Анны долгое время оставалась пустующей, потому что была расположена на открытом месте и могла стать объектом хулиганского набега. Желающих поселиться в ней не находилось.

ГЛАВА 6

Встреча пустынников • Рассказ отшельника • Прельщение послушницы • Ложное видение • «Я не нуждаюсь во внешнем обогреве» • 13 дней без сна • Болезненное повреждение • Назад в мир.

Схииеродиакон Исаакий, прежде живший в греческом селении Георгиевка в заброшенном доме вместе с монахом Онисифором, крайне тяготился мирским окружением. Во время полуночных бдений было почти невозможно сосредоточиться из-за ослиного рева, пения петухов и лая собак. Он все время помышлял о пустынном жительстве и когда услыхал, что на берегу Амткельского озера есть свободная монашеская келья, быстро собрал свои пожитки и смело двинулся в путь через крутой перевал, преодолев пешком около 15 километров.

Монахини с великой радостью встретили отшельника. Произвели тщательную уборку в заброшенной келье, напилили дров и снабдили старца на первое время продуктами.

Самостоятельно жить в пустыни отец Исаакий уже не мог из-за преклонных лет. Временами ему была необходима посторонняя помощь. Эту заботу о нем взяли на себя монахини. Средства на его пропитание давал один из почитателей и благодетелей о. Исаакия, живший в городе, а кроме того, ему помогала церковная община. Доставлять из города все необходимое взялись некоторые из его духовных дочерей.

Узнав о появлении в их краях старого и опытного подвижника, братия обрадовались возможности пользоваться его советами и с этой целью отправились на берег озера. Старец сидел с книгой в руках на длинной скамье возле кельи. Приблизившись к нему, первый из братьев прочитал общепринятую молитву. Отшельник взглянул на них поверх очков и ответил: «Аминь». Пустынники поприветствовали его и сели рядом.

Разговор, как бы для начала знакомства, касался самых отвлеченных тем, затем переключился на жизнь старца в горном селении и, наконец, перешел к вопросу, который вызывал у братьев большое недоумение. Подвижников смущала противоположность наставлений преп. Нила Сорского и епископа Феофана Затворника. Первый, надо полагать, на основании длительного жизненного опыта среди монастырского братства, воспрещает преждевременно стремиться к низведению ума в сердце. «Это благое делание, — пишет он, — нужно проходить с рассуждением, в приличное время, по достижении надлежащей меры преуспеяния».

А епископ Феофан, наставляя девицу-мирянку, жившую в доме своих родителей, учил: «Оставьте голову и низойдите умом своим в сердце и там стойте вниманием неисходно».

Выслушав вопрос, старец помолчал, а затем ответил:

— Мне думается, епископ Феофан удостоился редкостной благодатной одаренности, которой сподобляются весьма немногие. Поэтому так легко и скоро ему дались высокие молитвенные состояния, и в меру своей высокой духовности он стремился и руководимых им торопливо возводить по крутым ступеням молитвенного преуспеяния. И, как видно, его деятельность была очень успешна, потому что благодать сопутствовала ему во всех его начинаниях и по молитвам его ограждала назидаемых им духовных чад от злобных козней невидимых врагов. И если бы наставления святителя не имели бы положительных результатов, то его указания сами собою утеряли бы значимость и были забыты, — чего, однако, не случилось.

Расскажу вам по этому поводу об одном случае, который и поныне остается для меня таинственной загадкой.

Много лет назад между греческими селениями Чины и Георгиевка на высоком берегу горной реки жили общиной несколько монахинь. Местечко то было удобно во всех отношениях. Отшельницы завели небольшой огород и насадили по его окраинам несколько фруктовых деревьев. В то время я подвизался недалеко от них, немного выше по течению той же речушки. Иногда они приходили ко мне за советом.

Однажды я тяжело заболел, так что едва подымался со своей лежанки. Неожиданно пришла ко мне старшая из подвижниц с молоденькой послушницей и, увидев меня в таком тяжелом состоянии, сказала ей:

— Останься здесь и помогай больному, пока он не поправится.

Послушница тотчас же принесла в келью два чурбака, положила на них дощечки, устроила для себя лежаночку и так стала жить в моей просторной келье. Болел я довольно долго, и она не оставляла меня, пока я окончательно не выздоровел.

В благодарность за оказанную услугу я решил ознакомить ее с особым способом молитвенного делания, который практиковал сам, зная, что он не ведом был местным пустынницам.

Это несколько измененный способ преподобного Симеона Нового Богослова. Я сказал ей, что внимание ума при Иисусовой молитве нужно устремлять на верхушку своего сердца. При этих словах она вопросительно посмотрела на меня, и я понял ее недоумение относительно местонахождения верхушки сердца. Я и сам оказался в немалом затруднении. Святоотеческое писание говорит, что верхушка сердца у мужчин находится чуть выше левого сосца... А про женщин там нигде ничего не упомянуто. И я нерешительно пояснил: в верхней части грудной клетки, с левой стороны. Прибавил, что слова молитвы нужно соразмерить с тактами биения своего сердца с таким расчетом, чтобы восемь ее слов разместились между шестью его ударами: /Господи/ Иисусе/Христе/Сыне Божий/помилуй мя/грешную/.

Для этого нужно большой палец правой руки держать на запястьи левой и, отыскав пульс, по нему ориентироваться, не отрывая внимания от верхушки сердца, то есть верхней части грудной клетки. Она ушла от меня очень обрадованная, под большим впечатлением от услышанного.

Прошло около года, а может быть и больше. Однажды посетили меня те же монахини. Вначале я не заметил, что между ними нет моей бывшей помощницы. Присмотревшись, я спросил о причине ее отсутствия. Старшая со вздохом ответила:

— Ой, отченька, мы вот и пришли сюда рассказать, что с ней случилось... После того как она пришла от вас, мы вскоре заметили в ее поведении большую перемену. Прежде всего она начала сильно поститься. Мы сделали ей замечание, напомнив, что все крайности — от диавола. Но она украдкой продолжала чрезмерный пост, очень похудела и тем не менее, несмотря на истощенность, была неутомима, выполняя свое послушание. Как-то раз, к вечеру, она ни с того ни с сего легла на постель, сразу уснула и проспала всю ночь до полудня. Мы стали ее будить. Она еле слышно ответила, что ей нездоровится, и снова уснула. Прошел день. Вечером еще раз пытались разбудить ее, предложили поесть. Она отказалась и вновь погрузилась в сон. Спала всю ночь до позднего утра. Все мы были этим немало удивлены и опечалены. Вновь принялись ее будить и насилу разбудили. Она, не подымаясь с постели, попросила поесть, но у нас еще ничего не было приготовлено. Сразу стали варить ей еду. И тут послушница сказала: «Читайте мне отходную, наверное, сейчас умру...» Но вот принесли быстро сваренную пищу. Приподняли ее на постели, она поела, и силы вернулись к ней.

Подкрепившись, сестра начала рассказывать нам про свое видение, которое грезилось ей в течение полутора суток. Якобы Ангел Божий вознес ее на какую-то неведомую высоту и показал многие райские обители, в том числе и ту, в которой она будет находиться после смерти. Потом послушница стала как-то странно и витиевато говорить, так что мы совершенно ничего не понимали и не могли запомнить ни одного слова. Горделиво и без малейшей запинки она рассуждала о каких-то неслыханных вещах, словно кто-то научил ее этому и заставил запомнить наизусть. Мы не находили слов, чтобы выразить свое изумление. Откуда? Из какого источника у этой бестолковой послушницы появилась такая премудрость и утонченно-изысканная речь?! Мы никогда не видели и не слышали ничего подобного. Сидели и слушали ее с разинутыми ртами не менее получаса, пока она не замолчала.

Одна из слушавших попросила кое-что повторить. Послушница ответила: «Дух не повторяет. Когда я уйду от вас, то дух вам напомнит все, что было мною сказано сейчас».

Все услышанное от нее непостижимо для нашего ограниченного рассудка, ибо не является плодом человеческого мышления. Но от кого это? От Бога или же от диавола? Мы не знаем и боимся ошибиться.

После этого происшествия она, как и прежде, жила вместе с нами, выполняя свое послушание. Никто не задавал ей лишних вопросов. Она не совершала никаких странных поступков, которые могли бы напомнить о минувшем событии. Почему-то и мы даже в ее отсутствие никогда не пытались серьезно обсудить это загадочное явление и постичь его смысл.

В начале Великого поста все мы по необходимости отлучились в город, оставив послушницу в одиночестве. Через трое суток вернулись и, к удивлению своему, застали ее в нетопленой келье. Не было сожжено ни единого полена. Спросили ее, почему не топит. Она ответила голосом, полным смирения: «Я не нуждаюсь во внешнем обогреве».

По прошествии нескольких дней, при выполнении молитвенного правила, когда мы стояли все вместе, я невольно заметила, что тело послушницы едва заметно покачивается. Сделала ей по этому поводу замечание. Она объяснила, что это происходит от действия внутренней сердечной молитвы. Эти слова обратили на себя наше сугубое внимание, потому что были произнесены на понятном для всех монашеском языке и заключали в себе глубокий смысл.

Благодатная, сердечная молитва — редчайший дар. Этого дарования удостаивались отцы-пустынножители, стяжавшие великую чистоту сердца. Его получали весьма немногие из них, причем лишь в последние годы своей подвижнической жизни. Я, хотя и с недоверием отнеслась к услышанному, но все-таки спросила, какие именно слова произносятся при ее молитвенном действии. Она ответила, что всего-навсего два слова: «Господи, помилуй». Немалое удивление вызвал у меня и появившийся у нее источник слез — явный признак умиления. Однажды, заметив наше общее недоумение, она сказала: «Важно отыскать в себе канальчик, по которому истекает слеза...» Но вскоре в ее поведении начали появляться чрезвычайные странности.

Несчастная послушница стала очень мало спать: не более трех часов в сутки. Однако недостаток сна совсем не отражался на ее внешнем облике. Не было никаких признаков усталости и недомогания. Она, как и всегда, была безупречно исправна в делах послушания и отличалась неиссякаемой энергией. Вдруг происходит нечто поразительное: у нее вообще, пропадает сон. Мы, однако, заставили ее лечь в постель. Создали условия абсолютного покоя, надеясь, что ей удастся если не заснуть, то, по крайней мере, хотя бы забыться и чуть-чуть отдохнуть. Увы... Все наши усилия ни к чему не привели. На пятый день произошло непоправимое: ее зрачки сошлись к переносице. С великим усилием она едва могла немного развести их, но потом они вновь принимали прежнее неестественное положение. Через день или два появилось заикание, сперва незначительное, но потом дошедшее до того, что она едва могла выговаривать слова. Мы до того растерялись, что не знали, что предпринять. Все это продолжалось уже тринадцать дней, и она ни разу не сомкнула глаз. Нас объял мучительный страх.

Наконец, решили отправить ее на родину в сопровождении одной из наших сестер. Наняли в ближайшем селении шофера, имевшего собственную легковую машину. Он отвез сестер на аэродром, и они улетели в Россию к ее родителям. Мы ничего не знаем о ее дальнейшей судьбе. Но вот еще одна интересная деталь. Ночью, когда сестры сидели в здании аэровокзала, вдруг неожиданно повсюду погас свет, наступила непроглядная тьма. Болящая сказала сопровождавшей ее сестре: «Ой, я вижу свой ум». Та спросила с любопытством: «Какого он цвета?» — «Голубого, как небесная лазурь, даже еще красивее», — ответила послушница. На борту самолета она сразу погрузилась в глубокий сон и не просыпалась до самой посадки. В эти часы произошло ее чудесное исцеление. После приземления сестра увидела, что глаза послушницы приняли обычное положение, почти прекратилось заикание, осталась лишь едва заметная медлительность речи.

ГЛАВА 7

Вред поспешности в духовном делании • Опасность самомнения • Предостережение свт. Игнатия (Брянчанинова) • Три периода духовного роста • Редкие исключения • Запасемся терпением • Главная цель — чистая молитва.

Окончив рассказ, старец, немного помолчав, сказал:

— Вот что случилось из-за моей неосмотрительности, ее неподготовленности, а также слишком поспешного продвижения вперед. Слава Тебе, Господи, что она еще не повредилась рассудком.

Недаром писал Василий Великий, что всякому деланию должно предшествовать рассуждение, а без рассуждения и благое дело обратится в злое по безвременности и неумеренности.

И все же большая часть новоначальных иноков с первых шагов на своем подвижническом поприще начинает, по внушению диавола, неудержимо стремиться вперед, пренебрегая святоотеческими советами о постепенности духовного восхождения. Аскетические способы молитвенного трудничества, безусловно, гарантируют успех, но только по истечении длительного времени. А диавол, всячески стремясь прельстить новоначального через самомнение, внушает ему мысль о собственном превосходстве и собственной исключительности.

Именно поэтому жизненно важно читать святоотеческие книги с рассуждением, помня о своем духовном младенчестве. Так, например, крайне опасны попытки преждевременно соединить ум с сердцем с помощью молитвенного способа преподобного Григория Синаита. Многие по безрассудству своему попытались это сделать и необратимо повредились.

Святитель Игнатий Брянчанинов очень убедительно предостерегает новоначальных от преждевременного соединения ума с сердцем: «Отрекитесь от преждевременного, безрассудного усилия войти в таинственное святилище. И благоговение, и благоразумие научают пребывать внимательною молитвою покаяния при дверях храма».

Святые Отцы сравнивали постепенность духовного возрастания человека с постепенным телесным возрастанием, при котором с течением жизни меняются возрастные периоды: детство, юность, совершеннолетие. Так и в духовном возрастании имеются определенные состояния: новоначальных, среднепреуспевших и достигших совершенства.

Бывают, правда, и редкие исключения, когда подвижник очень быстро продвигается вперед при правильном руководстве духовного наставника.

Вспомним, например, преподобного Паисия Величковского. Но, увы, это не общедоступное явление и потому за правило не принимается. Что редко, то — не закон. Одна ласточка весны не делает. Соловецкий старец иеросхимонах Иероним писал: «Сердечная молитва — это дар Божий. А вот в умной молитве я тружусь уже сорок лет и благодарю Господа за навык».

Вот на такое же преуспеяние будем рассчитывать и все мы. Поэтому запасемся терпением на долгие годы.

Братья поведали старцу о своих келейных правилах и о том, что руководствуются наставлениями преподобного Иоанна Лествичника. Задавали ему и другие вопросы, представляющие для них первостепенную важность.

Он ответил:

— Я отнюдь не намерен охлаждать вашу ревность к Богоугождению и ослаблять молитвенный подвиг. Поучения святого Иоанна Лествичника для вас безусловно приемлемы. Как вы начали, так и продолжайте усваивать этот общедоступный и безопасный способ молитвенного совершенствования.

Св. Исаак Сирин писал: «Так же как все, данные Богом, законы и заповеди, по слову отцов, имеют пределом чистоту сердца, так и все роды и виды молитв, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву и до нее только могут простираться».

Однако из тысячи разве один найдется, сподобившийся достигнуть чистой молитвы. Святые Отцы учили: «Кто стоит на молитве, а об уме небрежет, за помыслами не следит, тот молится воздуху, а не Богу. И всуе труд его, потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию».

Что из себя представляет келейное молитвословие монаха-пустынножителя? Ведь это не просто обычное прочитывание определенного числа канонов, кафизм, акафистов. Прежде всего требуется внимательная, нерассеянная молитва. Надо максимально сосредоточиться и вводить ум в слова молитвы. В этом — вся суть!

Св. Иоанн Лествичник пишет: «Да будет же для тебя умным деланием углубление в произносимые слова... Если всегда будешь приучать ум к тому, чтобы он никуда не удалялся, то близ тебя будет и во время предложения трапезы. А если невозбранно блуждает он, то никогда не пребудет с тобою».

Научить молиться человека внешнего легко. Этот труд не представляет из себя ничего сложного. Здесь все зависит только лишь от правильности произношения слов при чтении. Но великий труд — научить молитве внутреннего человека. Проходят долгие годы, почти целая жизнь, к концу которой в большинстве своем люди, внимательно живущие, убеждаются в том, что они не пришли в меру должного устроения, то есть еще не достигли такого духовного состояния, при котором ум способен самопроизвольно отстраняться от самых различных демонских помыслов, образов и чувств — будь то обычное праздномыслие или яркие, внезапно возникающие воспоминания, размышления о будущем, памятозлобие, осуждение, красочные фантазии, тщеславные мечты или что-либо иное, мешающее внимательной молитве, чтению и богомыслию.

Велики и неудобоизъяснимы многоразличные козни бесовские в мысленной брани. Демоны подбирают к каждому подвижнику, к каждому характеру свой особый набор способов искушения, стремясь ввести в заблуждение всех и каждого. Поэтому, братия, никогда не забывайте об осторожности, внимательно рассматривая и рассуждая обо всем, что с вами случается, — закончил свою речь схимник.

ГЛАВА 8

Благоустройство пустыньки • Дикие пчелы • 74 жала • Искусственное роение • Новая семья из леса.

Братья ушли от отца Исаакия в приподнятом настроении, обрадованные тем, что они уже не одиноки и могут, когда понадобится, обращаться к старцу за душеспасительным советом.

Теперь пора было заняться благоустройством своей пустыньки. Сначала повалили несколько высоких деревьев, бросающих тень на огород, а затем много дней подряд убирали огромные камни, лежавшие на поляне. Их спускали при помощи рычагов и ваг под уклон. С великим трудом корчевали большие пни, мешавшие обработке земли. Эта тяжелая работа предельно изматывала силы. Со временем, с помощью ломов и кирок, братья проложили по кручам тропы-серпантины, чтобы легче было спускаться к реке и подниматься наверх с грузом. На другом склоне хребта сделали еще один спуск к соседней горе.

Однажды ранней весной один из братьев, перебираясь через горные перевалы, приметил в стволе громадного дерева небольшое дупло и летающих вокруг него пчел. Там, как оказалось, жила пчелиная семья. Братья выстругали тонкие дощечки и сделали из них переносной улей с лямками, чтобы можно было носить его за плечами. Изготовили также и обычный пчелиный улей. У монахинь, живущих на берегу озера, взяли кое-какой пчеловодческий инвентарь: дымарь, сетки и еще некоторые необходимые мелочи, в том числе и клеточку-маточник. Дождавшись теплых солнечных дней, двое из братьев захватили с собой пилу, топор, переносной улей и отправились к дереву, где находились пчелы. Мучительно долго они трудились, пока, наконец, смогли повалить огромное дерево. Двуручной пилы не хватило на его ширину, поэтому приходилось делать запилы со всех сторон. Упало дерево неудачно — отверстием вниз. Братья не успели заткнуть леток, и пчелы ожесточенно напали на них. Отбежав далеко в сторону, они дали пчелам успокоиться. Теперь нужно было выпилить ту часть ствола, где находилось дупло. Немного не рассчитали, и пила врезалась в соты с медом. Пришлось несколько отступить и пилить заново. Однако ошибка повторилась еще и еще раз. Наконец, точно определив нахождение гнезда, удалось его выпилить целиком. Затем, повернув колоду, с помощью пасечного инвентаря переселили пчелиную семью из дупла в переносной улей.