Помоги проекту - поделись книгой:
И дрожь голубки и змеи.
О тревоге соблазна:
...Весь горизонт в огне, и близко появленье.
Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты.
О, как паду - и горестно, и низко,
Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.
Но страшно мне: изменишь облик Ты.
И, наконец, о восторге любви:
Ты горишь над высокой горою,
Недоступна в Своем терему.
Я примчуся вечерней порою,
В упоеньи мечту обниму.
Ты, заслышав меня издалёка,
Свой костер разведешь ввечеру.
Стану, верный велениям Рока,
Постигать огневую игру.
И, когда среди мрака снопами
Искры станут кружиться в дыму,
Я умчусь с огневыми кругами
И настигну Тебя в терему.
В книге было неясно, - кто Прекрасная Дама? - Пречистая, Непорочная, Девственность, Смерть? Почему вся книга была пронизана такою пронзительной печалью?
А кроме того, о каких там, черт возьми, говорить неуловимых призраках, когда Прекрасная Дама - русская Революция, вот-вот стукнет в дверь, войдет и сядет, румяная, земная, веселая.
Так это все тогда казалось. Блок ни на чем не настаивал, будто он и сам не понимал, о чем было написано в книге. Когда его спрашивали: "Объясните мне сами, что значат эти строки", он со слабой улыбкой прекрасных уст отвечал простодушно: "Уверяю вас, - не знаю..."
...Никому не открою ныне
Того, что рождается в мысли.
Пусть думают - я в пустыне
Блуждаю, томлюсь и числю...
А, между тем, эта удивительная книга была написана о России, о бедной, доверчивой, русской душе, снова и снова обольщенной призраком Всеобщего Счастия. Разумеется, Блок ни минуты не думал, что писал книгу о России, он лишь переживал свою влюбленность и вещим, пронзительным взором видел, что она недостижима и невоплотима, потому что он был Поэт, потому что через него говорили миллионы голосов, потому что его личная жизнь, Александра Александровича, была в страшной власти его гения: он был обречен.
Ты в поля отошла без возврата.
Да святится Имя Твое!
Снова красные копья заката
Протянули ко мне острие.
. . . . . . . . . . . . . . . .
В его личной жизни произошла катастрофа, о которой я не хочу упоминать, это совпало с катастрофой революции 1905 года. Революция была задушена, смертельно раненная русская душа начала разлагаться, под покровом блестящей и шумной жизни - пахло гнилью. Наступала реакция. Блок выпустил вторую книгу о Незнакомке. Это была иная книга иного человека. Белоснежный призрак, улетевший ввысь из пылающей Купины, снова предстал поэту: с черного, звездного неба скатилась звезда и прекрасной Незнакомкой, одетой в черное, появилась в улицах города. В тоске глухой и пьяной жизни, среди пьяниц, в кабаке, она проходит мимо поэта, пронзает его взглядом. В нем с новой остротой поднимается тоска.
...И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино...
Эта скатившаяся звезда, эта женщина в трауре, исчезающая за пылью переулка, этот павший Ангел была д у ш а п о э т а. Свершилась человеческая трагедия, - поэт был принесен в жертву, сброшен с горных высот на унылую землю, и всей жизнью своею связан отныне с трагической и страшной судьбой России.
...Поверь, мы оба небо знали:
Звездой кровавой ты текла,
Я измерял твой путь в печали,
Когда ты падать начала.
Мы знали знаньем несказанным
Одну и ту же высоту
И вместе пали за туманом,
Чертя уклонную черту...
Этот период падения, охватывающий половину всех творений Блока, принято называть временем упадка, декаданса. Действительно, как могли здоровые, живущие изо дня в день люди понять поэта, расточавшего себя, опустошавшего свою душу? Как можно было знать, что его в е щ и й в з о р в и д е л в г р я д у щ е м в с е б о л е е с г у щ а в ш у ю с я, в с е б о л е е ч е р н у ю р у с с к у ю н о ч ь. Иные называли его пессимистом, пожимали плечами. А его душа изнемогала от тоски - ему некуда было убежать от гибнущей России, от самого себя.
И мрак был глух. И долгий вечер мглист.
И странно встали в небе метеоры.
И был в крови вот этот аметист.
И пил я кровь из плеч благоуханных,
И был напиток душен и смолист...
Но не кляни повествований странных
О том, как длился непонятный сон...
Из бездн ночных и пропастей туманных.
И - сомкнутых безмерными цепями
Нас некий вихрь увлек в подземный мир!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Он был павшим Ангелом, он был каждым из нас. Его душа была мрачна. Он все более уединялся от людей. Он говорил, обычно, мало. Был приветлив и сдержан. На его прекрасном лице легли следы бессонных ночей. Телефон в его квартире работал только четверть часа в сутки.
В то время говорили, что Блоку нужно ехать лечить неврастению, нельзя же, в самом деле, отравлять здоровым людям пищеварение постоянным напоминанием о смерти, о гнили. Были такие, которые в простоте души думали, что нужно жить "по Блоку", и на все ночи закатывались в кабаки, искали там Незнакомок с "крылатыми глазами".
...Визг цыганского напева
Налетел из дальних зал,
Дальних скрипок вопль туманный...
Входит ветер, входит дева
В глубь исчерченных зеркал...
В Блоке словно истлевало все, что было его личным, все, что его, лично, привязывало к жизни, и понемногу освобождалось в нем человеческое, великое. Он без пощады жег себя на огне страстей и тоски. Бывали недолгие вспышки влюбленности, и тогда появились книги колдовского очарования. Так, в одну из зим, в театре, где шла его пьеса, он встретил ту, которую называли впоследствии "Снежная Маска".
Январские, то звездные, то вьюжные ночи, печальная прелесть кулис, синие глаза актрисы создали "Снежную Маску", пронзительно печальную книгу о влюбленности...
Белоснежней не было зим
И перистей тучек.
Ты дала мне в руки
Серебряный ключик,
И владел я сердцем твоим.
Тихо всходил над городом дым,
Умирали звуки.
Белые встали сугробы,
И мраки открылись.
Выплыл серебряный серп.
И мы уносились,
Обреченные оба
На ущерб...
Снова влюбленность пела ему песни:
...Взор твой ясный к выси звездной
Обрати.
И в руке твоей меч железный
Опусти.
Сердце с дрожью бесполезной
Укроти.
Вихри снежные над бездной
Поделиться книгой: