Конан не знающий страха

— Хозяин, вы правы. Но этим варварам ничего не вдолбишь. Перережем всех — и дело с концом.

— Отлично. Пошли внутрь наемников. Пусть перебьют мужчин. Сами пока не суйтесь. Мы здесь по делу, зачем же попусту бряцать оружием? Ведь придворных стихоплетов мы с собой не захватили.

Два белобрысых бандита бросились исполнять приказ. Тахарка улыбался.

Эти безрадостные скудные края чем-то завораживали южанина. Он шел сюда опасным извилистым путем, чудом спасаясь от смерти и рабства. Бежав от властей Турана, он пристал к банде охотников за живым товаром, обитавшей близ Танасула. Там из опустившихся бродяг и головорезов сколотил Тахарка свой отряд. Выродки, подавленные силой его воли и блеском учености, подчинялись безропотно.

Первый рейд по северо-западной Немедии дал отличный барыш. Вторую вылазку Тахарка решил осуществить на юго-западе Киммерии.

Ведь киммерийские дети стоили больших денег. Всем было известно об их выносливости. На невольничьем рынке это очень ценилось.

Тахарка был высок и хорош собой. Чем он не упускал случая воспользоваться. Кожа его была смуглой, но не темнее кушитской. Тонкий с горбинкой нос удачно сочетался с благородным овалом лица. Внешне он походил на стигийца, жителя южного берега Стикса. Тщеславному Тахарке всегда хотелось, чтобы его принимали за аристократа, хотя в жилах его не было и капли голубой крови.

Отец Тахарки, не слишком удачливый лавочник, сумел вовремя разглядеть незаурядные способности сына. Отказывая себе во всем, старик откладывал деньги. Его заветной мечтой было дать Тахарке подходящее образование. Старания лавочника увенчались успехом. Находчивый Тахарка умел при случае блеснуть знаниями. К тому же он всегда знал, с кем и как себя вести. Короче, вскоре сметливого молодого человека взяли на королевскую службу. И все же плебейское нутро давало о себе знать: ни таланты и ни ученость не смогли скрыть прискорбного факта — о таких понятиях, как честь, долг и добропорядочность, Тахарка не имел ни малейшего понятия. Все это не замедлило сказаться в самых неподходящих условиях. Во время одного жестокого боя Тахарка бессовестно бежал, бросив товарищей. Таким образом судьба его определилась, он сам выбрал свой путь. Путь преступника, за поимку которого было обещано солидное вознаграждение. И, наконец, путь этот привел Тахарку к стенам киммерийского становища.

Для старого Халги смуглолицый всадник был всего лишь бандитом, одним из многих. По передвижению гандеров Халга понял, что схватка близка. Исход битвы уже не имел никакого значения: он был предрешен. Однако дешево отдавать свои жизни было у киммерийцев не в правилах. По-северному бесстрастные и миролюбивые, во время битвы киммерийцы впадали в неистовство и превращались в опаснейших соперников.

Окружать становище бандиты не стали, и Халга в душе поблагодарил их за это: где же им, четверым защитникам форта, держать круговую оборону. В долю секунды пронеслась мысль, что хорошо было бы построить настоящую крепость, как у гандеров или боссонитов, тогда легче было бы обороняться. Однако, истинные дети природы, киммерийцы предпочитали не отгораживаться от нее, справедливо полагая, что в трудную минуту она им поможет.

Между тем несколько наемников уже достигли стены и, накрывшись щитами, присели у самого ее основания. Таким образом образовалось что-то вроде ступени из щитов, на которую вскочила следующая шеренга нападавших.

Головы этих подонков показались над стеной становища. В тот же миг вся ярость Халги и его сыновей обрушилась на них.

Половину черепа зингарийского пирата снес, по самые брови, бешеный меч Халги. В это время перед его младшим сыном вырос немедиец и взмахнул искривленным мечом. Юноша сжимал в каждой руке по копью, и, пока немедиец замахивался, одно из копий пробило его челюсть чуть выше завязок шлема и прошло через основание языка прямо в мозг.

Юноша склонился вслед падающему трупу, чтобы вторым копьем достать того, кто служил ступенью немедийцу. Копье поразило цель. Но и самого юношу зацепило: стоявший у основания стены боссонит полоснул его по руке мечом. Молодой воин не проронил ни звука, но окровавленное копье выронил, изготовив для боя здоровую руку.

Меч Халги взвивался одновременно с мечами старших сыновей. Это напоминало какой-то ритуальный боевой танец. Выпад. Синхронное движение назад. И трое захватчиков упали замертво.

— Эй, лучники, вперед! Стреляйте! — крикнул, сдвигая со лба на затылок защитный шлем с нащечными пластинами, белобрысый гандер. Этого Халга и боялся больше всего. Стоять на стене, отражая атаки наемников, и при этом еще уклоняться от стрел было гиблым делом. А в воздухе уже проносились с шипеньем, точно голодные змеи, боссонские стрелы.

Халге удалось прикончить еще двоих ублюдков, прежде чем стрела пронзила ему бок. Старик машинально обломал древко стрелы, чтоб не мешало, оставив наконечник в теле. Так можно было продержаться еще какое-то время. Понимая, что еще несколько минут — и все будет кончено, — Халга обратился к младшему сыну:

— Сынок, — голос Халги звучал буднично и твердо, — я и твои братья, мы должны исполнить последний наш долг… Задержи еще чуть-чуть эту ораву.

— Ступайте! — отозвался юноша, и одновременно в его здоровой руке мелькнул меч, перерубивший аквилонскому наемнику руку. — Видишь, вся эта сволочь не стоит одного покалеченного киммерийца.

Обломок стрелы в боку причинял жгучую боль, и Халга придерживал кровоточащую рану рукой. Не боль была страшна; впиваясь все глубже в тело, наконечник усиливал кровотечение. А сейчас силы, как никогда, нужны были старику. Халга вышвырнул от себя меч, оскверненный кровью врага. Для исполнения последнего долга ему нужно было иное оружие, и он взял свое обоюдоострое копье.

В последний раз переступил Халга порог своего жилища. В последний раз последовали сыновья его примеру.

Когда, пошатываясь, вышел Халга из дома, его обоюдоострое копье было красным от крови. Теперь он мог умирать спокойно. Долг был исполнен, честь семьи и рода — спасена.

Халга увидел, что враги уже ворвались в становище. Сгрудившись, они вонзали свои копья во что-то, бездвижно распластанное по земле. С исступленным, почти радостным возгласом ворвался Халга в этот круг, разя ублюдков наповал. За ним следовали его сыновья. И каждый успел нанести последний удар, прежде чем каждого настиг последний удар.

Во дворе становища стоял Тахарка и молча созерцал результаты побоища.

— И все это дело рук четырех человек? Старик, мальчишка и два молодых воина сделали все это? А наши потери?

— Двадцать два человека, — отозвался гандер.

— А сколько рабов взяли?

— Ни одного! — заорал аргосиец с изуродованным страшными пыточными шрамами лицом. — Ни одного! Детей здесь вообще не было, а своих четырех женщин они сами прикончили, пока брали стену.

— Правду говорят, что искать рабов среди киммерийцев — зряшная трата сил…

— Так какого же черта ты сюда нас тащил!.. Ведь это ты нас сюда тащил! Морочил голову болтовней о легкой добыче!

— Ну, первым-то походом вы, кажется, были довольны? — Голос Тахарки звучал угрожающе-спокойно. Взбешенный аргосиец пропустил это мимо ушей.

— Подумаешь! Одна удачная вылазка! А об этом что скажешь? — Он приблизился к Тахарке. И вот они уже стоят лицом к лицу.

— Тоже мне начальник! Слабый на голову… — это были последние слова аргосийца.

Свою цепкую пятерню Тахарка запустил в волосы бунтаря и рывком развернул его к оставшимся в живых наемникам. Стилет, внезапно оказавшийся в руке, Тахарка воткнул в правое ухо аргосийца и вращал до тех пор, пока окровавленное лезвие не вышло из левого. Еще одно резкое движение руки вниз — и шея была рассечена. Теперь только хребет соединял голову с туловищем. Из рассеченного нутра хлынула кровь и непереваренная пища. Воздух со свистом вырвался из легких вместе со зловонной розовой пеной.

Тахарка отшвырнул от себя еще дергающееся тело.

— Итак, нас семеро. Подходящее число. Будем считать, что основа для новой, по-настоящему сильной команды — уже есть. Смотрите сами, ведь погибли самые слабые. И это, в сущности, совсем неплохо. Разве недоноски вроде перебитых — подходящая компания для таких бравых ребят? — Тахарка почти любовно, как старший брат — младших, оглядел оставшихся в живых наемников. Лица их постепенно светлели.

Этой дешевой уловке Тахарка обучился еще в королевской армии: что угодно стерпят люди, намекни им только на их превосходство. О боги, как же примитивны эти ублюдки!

Тахарка выдержал приличествующую данному случаю паузу и уже на ходу бросил:

— Посмотрим, чем все же здесь можно поживиться. На сей раз мы просчитались. Но сколько еще богатых добычей уголков ждут не дождутся нас. Отсюда рукой подать до границ с Аквилонией. Не заглянуть ли нам туда? Думаю, что-нибудь и для нас там найдется.

Солнце уже почти опустилось за лес, когда Конан заметил вьющийся над деревьями дымок. Поначалу он решил, что это дымит очаг, но тут же понял свою ошибку и ужаснулся: слишком черны и тяжелы были клубы поднимающегося дыма. Тахач тоже заметил дым. Безошибочный нюх охотника сразу сообщил ему, что же случилось на самом деле.

— Так. Горит солома, прутья орешины, шерсть… Дом горит, приятель…

Но Конан уже бежал, бросив свою оленину. Пикт последовал его примеру, но чуть медленнее. Ему хотелось по возможности уразуметь, какого рода неприятности ждут их на лесной вырубке.

Они приближались к цели. Первым добежал Конан и остолбенел от ужаса. Даже подходить ближе ему не понадобилось для того, чтобы понять — в живых он никого не застал. Конан увидел обгоревшие тела и содрогнулся, до того они были обезображены. Перед тем как продолжить свой кровавый путь, бандиты побросали мертвых киммерийцев друг на друга и подожгли. С трудом опознал Конан тело Наэфы…

Когда Тахач достиг становища, Конан накрывал обгоревшие трупы кусками материи. Мертвые бандиты валялись поблизости.

— Не позавидуешь им, глянь, как изуродованы, — указал на них Тахач. — Достойная жатва для четырех воинов. Даже члены Волчьего братства могут позавидовать.

Конан распрямился:

— Теперь мой долг предать их земле. И каменное надгробье тоже должен сделать я.

Воткнутое в косяк двери ритуальное копье с запекшейся почерневшей кровью привлекло внимание Тахача.

— Что это означает?

— Таким образом мертвые напоминают мне о моем долге: “Отомсти за нас. Наша кровь взывает к тебе!” Таков обычай нашего народа. Этим копьем Халга убил Наэфу.

— Что же ты собираешься делать?

— Клянусь Кромом, дурацкий вопрос!

Трудно было понять, чего больше сейчас в лице Конана: решительности или скорби.

— Лучше идти по свежим следам. Отправляйся, пока из соседних становищ не пришли родичи, дым-то виден издалека.

— Это правда. Ты со мной?

— Ну нет. Мертвые киммерийцы для меня всего лишь мертвые киммерийцы… А вот в родных краях я давненько не бывал.

— Не уходи так. Помоги мне разобраться в следах, тогда мне будет легче догнать этих подонков и расправиться с ними.

— Это запросто. — Тахач начал осмотр становища. Он оглядел и обнюхал каждую мелочь, каждый клочок ткани, каждый обломок копья, каждый след — все, на что Конан не обратил бы по неопытности внимания. Потом, взобравшись на стену, Тахач обошел становище кругом.

— Бандиты двинулись на юг.

— Пойдем глянем, нет ли чего там, где стояли их лошади…

По траве тянулись кровавые дорожки. Это была кровь раненых налетчиков. Неподалеку от становища приятели обнаружили поляну со следами лошадиного навоза. Поляна, укрытая за небольшой скалой, оставалась незаметной для защитников становища. Тахач исследовал все вдоль и поперек.

— Отсюда ушли семеро. Один ранен. Два боссонита, лучники, живы и тоже ушли: их нет среди трупов.

— Почему именно два?

— Ну, это проще простого, приятель. Вот обломки стрел. Один — с наконечником из рыбьей кости, другой — из оленьего рога. Стало быть, они принадлежали разным лучникам.

Конан знал, что боссониты весьма придирчивы в выборе оружия, и согласился с умозаключениями Тахача.

— Часть лошадей подкована по-гандерски, однако гандеров нет среди убитых. Конечно, лошади могли быть и крадеными.

— Были ведь у них свежие лошади, но уехали они на усталых. Похоже, ты прав. Два гандера тоже были в банде. Что тут еще есть?

Тахач покачал головой:

— Двое отстали от группы. Об остальных я ничего не знаю. Кто они, откуда родом? — Тахач подобрал с земли обрывок красной ткани. — Этот узор и раскраска мне не знакомы. Смотри! — Тахач указывал на лист с прилипшим к нему волосом. — Это волос из чьей-то бороды. Уж не знаю, кто этот тип, но борода его черна и курчава.

— Этих сведений достаточно, — сказал Конан, — я отправляюсь. Будет разумно, если я нагоню выродков еще до того, как они разбредутся кто куда.

Тахач еще раз огляделся:

— Мне тоже пора сматываться. Вот-вот нагрянут твои родичи. Ты бы дождался их: теряя во времени, ты можешь приобрести соратников для погони.

— Это заблуждение. Конечно, каждый киммериец месть за убитых соплеменников почитает делом чести. Однако если для этого дела надо покидать родное становище — они еще пять раз подумают. Для меня это слишком долго. Справлюсь и в одиночку. Тахач, я твой должник. Ты и твоя родня, я всегда в вашем распоряжении, если что. Я вернусь.

— Прощай, Конан. И удачи тебе.

Тахач еще не закончил говорить, а киммерийца уже и след простыл. Он словно испарился в воздухе, и Тахач, похоже, вовсе не рассчитывал снова увидеть его живым. Еще раз обойдя кругом становище, пикт двинулся на поиски брошенной оленины.

Глава 2

Всю ночь и половину следующего дня бежал Конан. Неутомимой киммерийской рысью мерил он холмы родной страны, пока не оказался на равнине, пограничной с боссонскими топями. Конские следы образовали что-то вроде непрерывного ручейка, хорошо различимого в тусклом лунном свете. Именно по этим следам двигался Конан.

Он рассчитывал, что всадники наконец остановятся и разобьют ночлег. Однако надежды его не сбылись. Трусливые наемники справедливо опасались задерживаться в киммерийских пределах. Но когда граница будет пересечена, они расслабятся и не будут так гнать лошадей. Этим-то и хотел воспользоваться Конан, без устали меря милю за милей.

Низкие тонкие облака нависали над равниной, по которой мчался Конан, и сквозь них сильно припекало солнце. Теперь Конан пожалел, что, подчиняясь первому порыву, он сразу рванул в погоню, не прихватив в становище еды и питья.

Понятно, что даже самый средний киммериец был на порядок выносливее обычного человека. Но и киммериец нуждался в подзаправке. Еще несколько часов такой гонки, и темп снизится сам собой. Силы действительно иссякнут. Хорош же он будет тогда один против семерых, пусть и усталых, бандитов.

Занятый этими мыслями, он едва не наскочил на распростертого в траве человека. Человек, как можно было заметить, еще дышал. На нем была одежда немедийца.

Конан молча лицезрел своего врага, чуть живого, но еще вполне пригодного для акта возмездия. В боку немедийца зияла смердящая рана. Видно, получена она была около суток назад.

Конан скользнул взглядом и по кровоточащим, разорванным мочкам ушей, и по содранной коже на пальцах рук и запястьях. “Эти выродки не могут расстаться даже с мало-мальски нужными вещами”, — ухмыльнулся он про себя.

Удирая, кто-то из наемников в припадке неуместного человеколюбия оставил умирающему флягу с водой, немного вяленого мяса и сыра.

Конан глотнул из фляги. Потом, сквозь сжатые губы, обрызгал лицо умирающего. Тот моргнул и вполне осмысленно уставился на Конана. Спутанная борода лежащего была черной, но не кудрявой.

— Меня убили, — пробормотал бандит.

— Точно. И случилось это не далее как вчера. — Конан оглядел рану, зиявшую в боку умирающего. — Похоже, это дело рук Мурчи, среднего из семейства Халги.

— Эти сволочи бросили меня здесь, точно я падаль какая-то… Митра покарает их…

— Раньше Митры надеюсь добраться до них я. Ну и кто же эти смельчаки?

— Чего ради я стану распинаться? Дай спокойно подохнуть.

— Ничего. Несколько часов ты еще протянешь, и каждый покажется тебе вечностью, ублюдок.

Покрытое смертной испариной лицо бандита стало совсем белым:

— Разве киммерийцы пытают?

— Лично я не испытываю от этого никакого удовольствия. Тем более когда речь идет о такой мертвечине, как ты. И тем не менее — дело не в моем желании или нежелании. Ты и твои дружки-ублюдки перебили моих родичей. Теперь моя обязанность — мстить. А ты упираешься, молчишь и задерживаешь меня. Мне просто придется тебя побеспокоить.