Помоги проекту - поделись книгой:
– Следишь за мыслью?
Вслушавшись в мычание жертвы и, судя по всему, удовлетворившись ответом, король продолжил:
– Так вот, дали мы ему серебра и пошли следом. И тут вдруг стрела: бах! – и сотнику прямо в глаз. А следом еще десяток стрел. Троих ратников наповал, остальные отвернули и побежали. В засаду нас завел, поганец. Сходство улавливаешь, а?
Привязанный к дыбе пан снова что-то энергично замычал.
– Но я на самом-то деле не о том тебе сказать хочу; на любой войне попадают в засады, всегда можно нарваться на фанатика, который жизни своей не пожалеет, чтобы тебя убить. Или героем стать захочет. Это в любых местах бывает, и Русь тут не исключение. Меня знаешь, что в той ситуации поразило?
Шляхтич снова что-то промычал сквозь кляп.
– Да прекрати мне поддакивать, – рассердился король, – откуда ты можешь знать, если я про это еще не рассказывал! Вот слушай и на ус мотай, а то в университете своем сказки да песни изучаете, а толком ничего не знаете, что я в первом же набеге понял. Мужик этот, что в засаду нас завел, улизнул, как обстрел начался. Стражника, что его стерег, убили, а другие свою жизнь спасали, так что убег шельмец в суматохе. Я думал, его наградят: ну как же – врага в засаду завел! А его, ты не поверишь, – высекли прилюдно. Он в караван носильщиком нанялся, оказывается, супротив воли князя, который это не разрешал. Вот за то и высекли, чтобы не нарушал княжеские указы. Ну а то, что в засаду завел, оно и так понятно. Любой бы на его месте так же поступил. Понимаешь, как этот народ устроен?
Король поднялся с места и наконец вытащил кляп изо рта жертвы.
– Я все понял… – прошептал тот, с трудом ворочая языком, – простите меня, мой король!..
– Я, конечно, тоже виноват, – Сигизмунд дал команду палачу развязать путы, что связывали жертву, – бросил тебя с недостаточной охраной. Но ведь не со зла и не по глупости, а от неведения. Откуда я мог знать, что Муромец тайно собирает силы именно здесь? Он нам очень много крови попортил; я тебе по секрету скажу – он сына Бронислава убил.
– Ох… – только и мог произнести пан Стефан, разминая затекшие руки.
– Вот только не думай, что твоей вины вовсе и нет, – нахмурился король, – я тебе требушеты доверил? Тебе. А ты их не уберег. Так что спрос с тебя никуда не делся.
Ученый муж весь смешался после этих слов; он снова с опаской взглянул на палача, и тот, поймав его взгляд, лучезарно улыбнулся в ответ, чем напугал шляхтича еще больше.
– Не пугайся пока, – похлопал король недавнюю жертву по плечу, – я строг, но справедлив. Даю тебе шанс искупить свою вину, так что не подведи. Все, иди пока, позже придумаю тебе дело! Прими пока ванну, а то воняет от тебя, как от козла.
Дождавшись, когда стонущий и охающий ученый муж вышел, палач спросил с интересом:
– Может, стоило разок железом прижечь? Ну чтобы лучше понял.
– Да он и так напуган до смерти, – усмехнулся Сигизмунд, – сразу видно, книжник. Книжники читают много своих свитков да рукописей и считают, что на основании этого они знают жизнь. А если уж какую бумагу в своих университетах получат, то всё… чуть ли не лопаются от самолюбования. При этом, как правило, существа поверхностные, облапошить их проще простого, чем часто пройдохи и пользуются. Зачем такие в государстве вообще нужны? – пожал плечами заплечных дел мастер. – Не понимаю.
– Не скажи, – весело усмехнулся король, – к примеру, соберешь таких штук сто или тыщу. Они сидят, что-то там обсуждают в своих университетах, спорят до посинения. И со стороны кажется, что пользы от них ну решительно никакой. Только добро государево тратят. И вот когда уже совсем махнешь на них рукой, один из них придет к тебе и скажет: «Я тут такое устройство придумал… если вот такую штукенцию соединить с такой вот финтифлюшиной, а здесь натянуть и сжать в пружину… вот такая штука будет убивать врагов в десять раз лучше, чем та, что есть у вас сейчас». Или способ придумают, как делать броню крепче или корабли быстрее… И вот тут окрестные короли, которые своих таких же книжников да ученых не завели, начинают об этом очень крупно жалеть. Так что есть и от книжников польза, есть.
Король подошел к огороженной части подвала и отдернул штору. Взору государя и палача предстала еще одна жертва, но вот этот мужчина был связан уже на совесть: три десятка цепей сковывали руки и ноги жертвы, не считая многочисленных веревок.
– А этот как? – поинтересовался король.
– Презрительно молчит, – нахмурился Юзеф, – я бы его разговорил, но вы сами приказали ждать вас.
– Это верно, это хорошо… – задумчиво пробормотал король, явно думая о чем-то другом, – вот говорят, что хороший специалист свою работу любить должен. Так бывает, знаешь, работа – в радость. А я вот считаю, что работа – не для радости. Палач, который любит свою работу, – плохой палач.
– Зачем тогда Янека держите? – Юзеф взглянул на короля обиженно и с легкой долей ревности. – Он же любит людей мучить.
– Янек, брат мой, это не работа, – грустно усмехнулся Сигизмунд. – Янек – это кара! Он, конечно, порой… перегибает палку.
– Да он просто бешеный зверь, – пожаловался Юзеф, – и абсолютно безумный! Я должен быть королевским палачом, а не этот мясник.
– Янеку я отдаю тех, кто должен почувствовать на себе мою ярость, – отрезал Сигизмунд, показывая, что эта тема с соперничеством палачей его сейчас не интересует, – а тебе достается сложная работа, которую тупому мяснику не доверишь. Когда мне нужно кого-то покарать – я отдаю его Янеку, когда мне нужно что-то узнать или в чем-то кого-то убедить – тут ты мне верный помощник. Так что не ворчи, эта работа будет потруднее остальных. Знаешь, кто это?
– Судя по цепям, богатырь, – попытался угадать палач.
– Верно, богатырь. Ставр его зовут. Они вдвоем вышли против моего войска, он и Микула. Про Микулу-то слышал небось?
– Кто про него не слышал… очень старый и сильный богатырь.
– Да. Был. Видишь ли, мой дорогой Юзеф: вдруг во время боя Микула этот стал как обычный человек. Ушла куда-то его богатырская сила, словно и не было.
– Разве так бывает?
– Вот и я думал, что не бывает. Понимаешь теперь свою задачу? Мне позарез нужно понять, как так получилось. Задача государственной важности. Вызнаешь для меня этот секрет, тогда и о должности королевского палача можно будет поговорить.
– А он хотя бы боль чувствует? – засомневался Юзеф. – никогда еще не работал с богатырями.
– Еще как они чувствуют, только болевой порог у них совсем иной. Ты все же осторожно действуй: слыхал я, что в Киеве недавно один из богатырей от ран помер. Там ему, правда, сердце пробили насквозь, раз десять. Но ты все равно будь осторожнее. Торопить тебя не буду, сам понимаю: орешек твердый. Если я помру раньше, чем ты что-то узнаешь, – Брониславу доложи, он поймет.
– По дереву постучите, – посоветовал палач, – сплюньте через плечо.
– Да умру я скоро, – отмахнулся Сигизмунд, – это не новость. Знал бы ты, Юзеф, какой гадюшник после меня останется… Как бы прямо на похоронах моих друг другу в глотку не вцепились. Ну да ничего, эту войну я еще выиграю, еще должен успеть. А ты работай, не спеши. Если мы сможем русских богатырей силы лишать, это будет мой подарок нашим потомкам.
Палач поднялся и посмотрел на свою жертву; и богатырь смотрел на будущего мучителя: спокойно и уверенно, без капли страха.
– Будет непросто, – вздохнул заплечных дел мастер, – но мы еще посмотрим, кто кого.
Глава 4
Неотправленные письма
Ратибор приближался к твердыне Святогора неспешно, постоянно оглядываясь и даже порой подумывая о том, чтобы повернуть обратно. Задание, данное ему Марьей Искусницей, казалось простым, всего-то передать богатырю несколько старых писем, вот только любопытный посланник письма эти прочитал. А прочтя их, сразу понял, почему Вольга чуть не взбунтовался, противясь тому, чтобы передавать эти письма Святогору. Богатырь-оборотник даже кричал на Марью, что было событием настолько из ряда вон выходящим, что другого подобного случая Ратибор и припомнить не мог, хотя служил при Марье уже третий десяток лет. Сапоги-скороходы, конечно, на нем, но вот спасут ли они… Кто знает, как поступит старый богатырь, когда узнает правду?
Сам Ратибор был согласен с Вольгой: показывать эти письма нельзя. Вот только Марья утверждала, что четко знает, что делает, а эта лиса думает вперед не на день или два и действия свои продумывает хорошо. Поэтому и плелся посланник Китеж-града, понуро приближаясь к твердыне.
Над крепостью стояла какая-то зловещая тишина. Казалось, что даже птицы затихли. Неужели кто-то смог взять неприступную твердыню? Защитников в крепости было немного, три десятка человек, не больше. Но крепчайшие стены и крутые скалы позволяли легко удерживать крепость хоть против тысячекратно превосходящего врага. Что, кстати, и случалось несколько раз, в былые времена. В этот раз ворота были открыты, часовых на стенах и башнях не видать. Что-то здесь не так… Ратибор, не раз бывавший в твердыне, поежился. Перехватив поудобней шапку-невидимку, китежградец шагнул за ворота. Двор тоже был пуст, лишь в углу, возле груды камней, сидел какой-то человек с окладистой бородой и в окровавленных повязках.
Ратибор внимательно осматривал незнакомца, а тот столь же внимательно глядел на него.
– Добрый день, – поздоровался посланник, медленно двигаясь вперед.
– Не очень, – с сильным горским акцентом отозвался раненый.
– А где все?
Забинтованный человек устало кивнул на груду камней.
– Тут.
На какое-то время Ратибор онемел, только сейчас он понял, что куча камней – это импровизированный курган. И если незнакомец не шутит, а этот мужчина, пожилой и серьезный, на шутника не походил, то всех обитателей крепости убили.
– Кто?
– Святогор говорит – бука.
– Сам-то хозяин жив?
– Не знаю, можно ли это так назвать, – неопределенно ответил горец и снова закрыл глаза. Видно было, что он еще очень слаб и раны дают о себе знать.
– Как же богатырь это допустил?
– Его отвлекли… – помедлил немного горец и нехотя добавил: – Я отвлек.
Марья говорила, что царь был убит, но о том, что чудовище уничтожило всех в крепости, не упомянула. Ратибору сделалось совсем неуютно, захотелось поскорее передать эти проклятые письма владельцу крепости и убраться отсюда как можно дальше. От всей этой ауры смерти, горя и уныния. Пора было выяснить, где богатырь, отдать послание и уходить.
– А где он сам?
Горец неопределенно мотнул головой в сторону входа в главный зал. Ратибор открыл дверь и погрузился в полумрак. Света нет, воздух спертый, в углу сидит гигантская фигура, постоянно тихо то ли рыча, то ли хрипя.
– Святогор, – позвал китежградский посланник.
Гигантская фигура в углу затихла и подняла на него взгляд. Два ярких, горящих во тьме красных глаза с длинными черными вертикальными зрачками, как у кошки или змеи. Глаза хищника. Ратибору стало по-настоящему страшно, он хоть и немало повидал на своем веку и многие чудеса видел, но чудеса эти были в основном рукотворные. А тут в нескольких шагах от него сидело
– У меня послание от Марьи.
Существо гулко ухнуло. Голос, раздавшийся из угла, был глухой, но все же без сомнения принадлежал самому Святогору:
– Не бойся, я себя пока контролирую. Что у тебя за послание?
– Письма. – Ратибор достал из сумки связку писем и протянул вперед. – Я зажгу свет; где тут факел или лучина?..
– Нет! – крик из угла раздался излишне резко. – Не надо.
Посланник замер с протянутой рукой, в которой сжимал несколько грамот, свернутых в свитки. Как же можно читать письма в темноте?
– Я теперь и в ночи все хорошо вижу. – в хриплом голосе звучала ирония; рука, которая протянулась за письмами, тоже была
Ратибор тут же отдернул свою руку, испугавшись, чем вызвал очередной смешок-уханье хозяина твердыни. Не желая выказывать страха, китежградец снова собрался с духом и задал вопрос, который напрашивался уже давно:
– Так проходит превращение в черного богатыря?
– Не дождутся!.. – прорычал богатырь и, немного помедлив, развернул первый свиток.
Содержимое Ратибор прочел еще до визита в крепость, вопреки распоряжениям Марьи. На листе бумаги, покрытом замысловатой вязью, в которой буквы походили на чудесных птиц и славянские орнаменты, которой умел писать только один человек во всем царстве – Финист Ясный Сокол, было начертано:
«Мой государь.
Спешу донести до Вас вести, которые сам я нахожу весьма дурными. Вчера вечером ко мне в палатку зашли двое князей: Роман Галицкий и Святослав Черниговский. Разговор был вроде бы ни о чем, но я сумел понять, что оные князья пытались прощупать, возможно ли вовлечь меня в некий заговор, сути которого я пока не понимаю и который представляется мне весьма опасным, учитывая, какие люди в нем состоят. Я ответил неопределенно, пытаясь вызнать подробности, но князья весьма умны и ни на один из моих вопросов не ответили прямо. Роман Галицкий лишь смотрел грозно и изучающе, а Святослав пытался представить все как шутку. В меру своих сил и возможностей я прикинулся простаком, так что пока не могу сказать точно, удалось ли мне произвести впечатление на моих собеседников. Галичане и черниговцы традиционно не ладят, так что действовать сообща их может заставить только какая-то весьма веская причина.
Особое беспокойство вызвала у меня фраза черниговского князя, когда он меня спросил, кому я буду служить, если
Уже к вечеру я склонился над картой, и то, что еще недавно казалось странным и необычным, стало обретать зловещие очертания. Месяц назад у селения Ракитовка мы дали бой отряду степняков из третьего тумена. Несмотря на то что я сумел заманить супротивника в ловко организованную засаду, черниговский полк не успел вовремя, что послужило причиной как того, что враг сумел отступить, так и больших потерь в моем первом полку. А две недели назад галицкие полки подошли из тыла и встали у меня за спиной, в одном дневном переходе. Вроде бы ничего необычного, но теперь за спиной, на западе, у меня два галицких полка, а с севера – три черниговских и один переяславский. Пять полков супротив моей дружины – почти втрое больше. Все мои просьбы о помощи в борьбе со степняками князья или игнорируют, или выполняют так, что остается только пожалеть, что попросил. Еще недавно я полагал, что все дело в том, что властители княжеств не хотят нести потери в своих воинствах, но сейчас я больше склоняюсь к мысли, что силы собираются совсем не для этого. На подходе смоленский и туровский полки: не знаю пока, вовлечены ли эти княжества в заговор; по прибытии этих войск будет яснее.
В конце своего письма еще раз спешу напомнить о страшной нехватке зерна в дружине: я уже урезал дневную норму хлеба. Не для себя прошу, а за ратников своих: голодный воин степняка не одолеет, степняк сейчас уже не тот, что раньше: хоть и награбили да сбежать пытаются, но все равно войско у Тугарина Змея отменное. Так что каждая сеча проходит тяжко, без больших потерь одолеть вражину никак не выходит.
– Зачем мне это? – хмыкнул Святогор, – даже противно читать этого предателя! Хлеба ему мало, видишь ли… Я и так знаю, чем все кончится. Заговор состоится, Финист его возглавит, царя убьют.
– Все не так просто, – вздохнул Ратибор, – прочти остальные письма. Ты же видишь эту вязь, никто так, кроме него, писать не мог и не может.
– Ну-ну… – недоверчиво хмыкнул богатырь, но второе письмо все же развернул.
«Мой государь.
На свое предыдущее послание я так и не дождался ответа, чем несказанно опечален, а меж тем события набирают оборот. Подошли подкрепления из Турова, Смоленска и даже Великого Новгорода. Однако в схватках с врагом никто из них участвовать не спешит, сейчас против всего степного воинства стоит только один полк моей дружины под командованием воеводы Кощея. Нас спасает только то, что кочевники, взяв богатую добычу, не спешат наступать. Даже думать боюсь, что стало бы с нами, будь степняк, как в начале набега, голодный и злой. Впрочем, воинство степи сейчас не главная проблема, набег, очевидно, подходит к концу: по докладам разведки, сам Тугарин Змей уже вернулся в родные края. Главная наша проблема – это заговор, который зреет в княжеских дружинах. Продолжения недавнего разговора с князьями Святославом и Романом не было: видно, прикинуться простаком у меня не вышло. Или князья оказались куда проницательнее, чем я мог предполагать.
Вчера познакомился с наследником Галицко-Волынского князя, княжичем Даниилом, который, признаюсь, произвел на меня впечатление, причем самое неприятное. Юноша, безусловно, умен и на фоне своего невоздержанного в гневе отца выглядит выигрышно, однако какая-то нереальная холодность сквозит в каждом его действии. Безусловно, он один из участников заговора, дважды он пытался переманить моих сотников. Молю Вас, государь, не медлите. Заговор еще можно подавить. Мыслю я так, что надобно нам собрать два или три небольших отряда с богатырями во главе и немедленно взять под стражу галицкого и черниговского князей – галицкого князя непременно с сыном, а также новгородского тысячника Ермила.
Участие в заговоре остальных князей мне неведомо, но стоит исходить из наихудшего варианта. На одного верного Вашему Величеству ратника бунтовщики смогут выставить не меньше троих, а то и пятерых своих. Действовать нужно быстро, ибо промедление в таком деле смерти подобно.
Смиренно ожидающий ответа,
В этот раз богатырь молчал долго. Лишь тяжелое дыхание слышалось из темного угла.
– Не сходится, – наконец отозвался Святогор, – если Финист Ясный Сокол не состоял в заговоре, то почему после смерти царя он оказался на троне? И еще: как так вышло, что царь не внял предупреждениям и почему он не пытался что-то предпринять? Почему царь Василий отправился в Галицко-Волынское княжество, если Финист его в письме прямо предупреждает, что князь Роман Галицкий – заговорщик? Нет, тут что-то не так.
– Почему Финист оказался на троне – то мне неведомо, – вздохнул Ратибор, – я в те времена был слишком молод, а вот на остальные вопросы ответит следующее письмо.
Посланнику Марьи Искусницы захотелось отбежать куда-нибудь подальше, потому как третье и последнее письмо Финиста было самым опасным. Вольга требовал, чтобы его не показывали Святогору, достаточно и первых двух, но Марья настояла. Читавший письмо Ратибор был согласен с богатырем-оборотником: последнюю весть надо было оставить у себя. Кто знает, как поведет себя старый богатырь, когда узнает часть нелицеприятной правды…
Богатырь, снова недоверчиво хмыкнув, развернул третье послание и принялся читать. Красные глаза с вертикальными зрачками горели во тьме ярко, отбрасывая алые блики на бумагу.
«Мой государь!
Уже третье послание пишу я Вам, но никакого ответа не получаю. Вольга, с которым я отправляю свои письма, утверждает, что Ваше Величество не удостаивает меня ответом, отмахиваясь от моих предостережений. Никак не могу допустить, что богатырь лжет, однако уверяю Вас, мой государь, что опасность более чем реальна. Как воевода воинства Русского царства два дня назад я отдал приказ волынскому полку занять южную дорогу, намереваясь устроить засаду отходящим войскам Великой степи. Однако княжеский полк и не вздумал двинуться с места. На все мои приказы ответ был один – овса нет и гнать лошадей нет никакой возможности. И это несмотря на то, что я точно знаю – со снабжением у галицко-волынского воинства все не просто хорошо, а великолепно. И овса у них в запасе на десяток больших маршей. Князья демонстративно не желают гнать степняков с нашей земли и чего-то ждут. Но это еще не самое плохое. Прибывший из столицы воевода князь Глеб, который возглавил второй полк моей дружины, тоже вышел из подчинения. Открыто дерзит мне, так что я подозреваю, что и он замешан в заговоре. Я знаю, что Глеб родственник вашей дражайшей супруги, и все же войско, где нет подчинения, это уже не войско…»
– Это не тот ли Глеб, что сейчас в Новгороде воеводой? – прервал свое чтение богатырь.
– Он самый.
– Тоже заговорщик?
– Самое забавное, что нет. Здесь Финист ошибся. У нашего дражайшего князя просто дурной и вздорный характер. В заговоре он не участвовал и после смерти царя отправился прямиком в опалу. Но воевода этого не знал, а потому предполагал худшее.
– Неудивительно, – богатырь угрюмо хмыкнул, – изменник на изменнике сидит да изменником погоняет. Взгляд горящих красных глаз снова уставился в бумагу.
«…и все же, если действовать решительно, заговор еще можно подавить. По крайней мере, один верный полк у нас точно есть. Мой авторитет как воеводы распространяется даже на княжеские войска. Если решительно взять под стражу верхушку заговора, простые ратники могут остаться верными трону. Только умоляю, не посылайте обычную стражу. У каждого князя найдется немало верных людей, чтобы легко отбиться от подобных отрядов. Необходимы богатыри: все, какие есть. Мой государь, молю Вас не медлить, ибо промедление смерти подобно. Посылаю свое послание с Вольгой, так что перехватить его враг не сможет.
Какое-то время Святогор молчал, из угла раздавались лишь звуки шумного дыхания. Потом вдруг резким выпадом богатырь нанес сильнейший удар в стену кулаком, так что заходила ходуном вся крепость. Богатырь прокричал лишь одно слово:
– Вольга!
Гигантская фигура поднялась из угла, захватив по пути свой огромный меч. Богатырь вышел в боковую дверь, только бросив по пути Ратибору:
– Жди здесь.
Сказать по правде, китежградцу очень уж хотелось исчезнуть поскорее из этого места, настолько сильно провонявшего смертью и отчаянием. Да и то, во что превращался богатырь, его пугало. Он снова вспомнил когтистую лапу и красные глаза с вертикальными зрачками. Ратибор прекрасно понимал, почему Вольга так не хотел, чтобы эти письма попали в руки Святогора, почему оборотник так возражал. Следующая встреча богатырей обещала быть очень непростой. На самом деле Ратибор прекрасно знал, почему Марья Искусница не хотела, чтобы письма воеводы попали к царю. Она была убеждена, что единоличную власть царя необходимо ограничить, после царствования Дабога она еще больше в этом уверилась, так что наличие заговора было ей на руку, а возвышение безвестного воеводы Финиста в ее планы вовсе не входило. Вот только убийство царя спутало все планы хитрой интриганки, и тогда Ратибор впервые увидел, как Марья растерялась. Растерялась настолько, что спрятала Китеж от посторонних глаз, продолжая действовать из тени.
Через непродолжительное время дверь горницы отворилась, гигант спокойно вышел на свет в ярко горящей кольчуге из звездного металла. Святогор выглядел необычно, он как будто даже помолодел, сказывалось отсутствие длинной бороды, которая раньше доставала до пояса. Сейчас же у богатыря бороды вовсе не было, щеки и подбородок покрывала лишь легкая щетина. Никаких когтей, клыков и красных глаз больше не наблюдалось: наоборот, древний воитель выглядел бодро и подтянуто. Если не знать, что это легендарный богатырь, которому уже больше тысячи лет, казалось, что перед тобой мужчина в годах, но еще крепкий, разменявший самое большее пятый или шестой десяток.
Богатырь проверил, как сидит доспех, вынул из ножен и тут же вогнал обратно свой кладенец и двинулся вперед.
– Сколько лет живу, а ума так и не нажил… – вздохнул хозяин крепости. – Пусть я плохо думал о Финисте и оказался к нему несправедлив, что поправить уже не могу, да вот только у него еще осталась внучка и ей может быть нужна моя помощь!
Ратибор в очередной раз поразился, как хорошо Марья разбирается в людях. Все случилось именно так, как она и предсказала. Все шло по ее плану.
Глава 5
Бег
Флот острова Буяна приближался к столице, словно стая побитых собак. Слухи о прорыве степного воинства опережали даже корабли, идущие на веслах с самой большой скоростью, которую могли выжать из себя усталые гребцы. С берега люди кричали оскорбления и призывали на головы моряков всевозможные несчастья. Что уж говорить, заслужили. Настроение на флоте царило подавленное; войск, чтобы сдержать степняков, на острове нет. Коль уж не удержали побережье, то… о дальнейшем думать не хотелось. Не хотелось, но думалось, потому как каждый моряк понимал, что где-то прямо сейчас дикарь насилует его мать или любимую, убивает отца или брата. И остановить их нет никакой возможности. А виновен во всем получается именно флот, заслуженная гордость, щит славного Буяна. И вот сейчас этот щит, всегда казавшийся таким надежным и крепким, треснул и валяется у ног, брошенный и бесполезный.
Поделиться книгой: