Дворянин

– Согласна. А не желаешь продать мне лицензию? Я щедро заплачу.

– Надеюсь, у меня есть время обдумать это предложение?

– Если бы ты стал раздумывать, стоит ли тебе разделить со мной ложе, я бы обиделась. Но дела не любят поспешности. Думай, конечно. И да, с тебя картина, – ткнув в него пальчиком, произнесла баронесса.

– Непременно.

– Кстати, все необходимое в доме имеется, даже куртка для работы Ты ведь не станешь брезговать тем, чем пользовались именитые мастера?

– Издеваешься?

– Так, самую малость, – слегка разведя большой и указательный палец и показывая эту самую малость, лукаво произнесла она.

Простившись с Эмилией, Борис поспешил на шхуну. Время неумолимо, а выслушивать нагоняй от профессора категорически не хотелось. К тому же некрасиво как-то. Человек, который годится тебе в деды, причем в обоих ипостасях, будет ждать опоздавшего мальчишку.

Вообще-то когда понял, что баронесса о нем знает, поначалу поддался привычной своей паранойе. Но быстро успокоился. Во-первых, если бы что удумала, то уже осуществила бы. Вариантов была масса. Во-вторых, все те доводы, на которые он опирался ранее, работали и сейчас. Так что по большому счету ему опасаться нечего.

Ну захватили его. И что с того? Если он дал вассальную клятву, то отказ от нее чреват серьезными последствиями. Он гений, а значит, в его случае штрафные санкции могут быть и посерьезней. Так что заставить его трудиться на кого-то другого весьма проблематично. Система неумолима и таких шуток не понимает.

Вот если станет известно, что он сам по себе, тогда да, проблемы очень даже возможны. И даже, скорее всего, вероятны. Кстати, обезопаситься проще простого, достаточно дать вассальную клятву Проскурину. Профессору он доверяет, но тут такое дело… В этом мире работает одно интересное правило: вассал моего вассала – мой вассал.

То есть, присягнув Павлу Александровичу, он автоматически присягнет боярину Голубицкому со всеми вытекающими. Так что Борис решил пока погодить. Время есть. Если же возникнет острая нужда, то дурное дело не хитрое.

Завтрак забросил в себя, практически не чувствуя вкуса, только чтобы на уроках живот не урчал. После чего рванул в кабинет Проскурина. Успел минута в минуту. Профессор глянул на часы, хмыкнул, покачав головой, но говорить ничего не стал. А что такого, дело-то молодое. Да и вдову прекрасно понимал. Сам-то, как говорится, седина в бороду, бес в ребро.

Через два часа переместились в лабораторию для проведения практического занятия. К слову, она редко пустовала. Оба бывших ученика профессора, а ныне – преподаватели на «Газели» и кандидаты Голубицкого университета, не прекращали работу над своей подготовкой к магистерскому экзамену. Помимо жалованья, одним из условий было как раз то, что Проскурин выступит их куратором. Так что лабораторию пришлось оборудовать по последнему слову.

Непонятно? Ну так и Измайлову поначалу было непонятно. А между тем все просто. Выпускники высшего учебного заведения, окончившие его с отличием, получали не привычный Борису красный диплом, а звание кандидата такого-то университета, что давало им право на должность двенадцатого ранга.

Если они желали продолжить научную работу, им предстояло подготовиться к магистерскому экзамену. Обычно на это отводилось четыре года. Получив магистра, можно было подступаться к докторской диссертации.

Современная физико-химическая лаборатория без электричества – это нонсенс. И на «Газели» оно также имелось. Иное дело, что освещение все же предпочитали в виде ацетиленовых фонарей с зеркалами. Во-первых, лампочки светили более тускло. А во-вторых, перегорали слишком быстро. Так что электричество здесь сугубо для опытов ученых и работы станков артефактора. Токарный и фрезерный станок в корабельной мастерской приводился в действие с помощью вала отбора мощности непосредственно от паровой машины.

Когда Борис спустился в мастерскую, то обнаружил, что оба преподавателя колдуют над электрической лампой. Странная какая-то форма. Ну о-очень мало общего с обычной лампой накаливания. Да вообще ничего похожего. Светит необычно зеленоватым светом. А еще они водят над ней магнитом, и со светом происходят какие-то метаморфозы. Он смещается.

– Что это? – не удержался Измайлов от вопроса.

– Катодная трубка.

При этих словах Борис задумался. Что-то знакомое. Причем настолько, что даже при его посредственных познаниях в физике ему это должно о чем-то говорить. А что, если…

Не обращая внимания на удивление профессора, он вышел из лаборатории и направился в соседнее помещение. Здесь была их фотолаборатория. Имелся у них в команде один старичок, который увлекался этим делом, вот и притащил на борт аппарат. Эдакая коробка, весьма похожая на те, что использовали в детстве Бориса. Только там применяли целлулоидные фотопластинки, а здесь – стеклянные.

Вообще-то удобная штука. Это в его время не ценят фотографии. Они стали не просто доступными, а превратились в обыденность. Еще в его молодости было совсем по-другому. Фотографией, конечно, увлекались многие, но даже в этом случае Борис мог похвастать максимум полусотней фотокарточек в своем архиве. Н-да. Где они теперь?

Зарядив рамку фотопластинкой, он вернулся в мастерскую. Попросил вновь подать ток на трубку, приставил к рамке свою руку и поднес к источнику света. Подержал пару-тройку секунд, после чего поблагодарил и опять удалился в фотолабораторию. А еще через несколько минут с торжественным видом вернулся обратно, предъявив проявленный и еще мокрый негатив, на котором красовалась его пятерня.

Так себе снимок. Черный, на белом фоне. Рентгеновские снимки, которые помнил Борис, имели совершенно иной вид. Но тем не менее на стекле были отчетливо видны все кости его кисти, как имелся и более светлый контур мышц.

Подумалось об излучении, но он быстро отогнал эту мысль. Не с местными «Аптечками» переживать по этому поводу. И уж тем более – на фоне полученных восьми тысяч очков к умению «Научная работа», чтобы это ни значило. Разумеется, в сопровождении очка надбавок.

– И что это было? – с искренним недоумением поинтересовался профессор.

– Без понятия. Но вот это – кости моей руки.

– Это я понял. Но как ты до этого додумался?

– Без понятия. Что-то щелкнуло и как будто толкнуло под руку.

– Ох уж мне эти загадки Эфира! Что-то часто тебя толкает под руку.

– Не. В других случаях я видел то, что было очевидно и на что никто не обращал внимания. А тут… Ну прямо не знаю, – и впрямь теряясь, как объяснить подобное озарение, произнес Борис.

– Понятно, что ничего непонятно. Вот что, молодой человек, займитесь чем-нибудь полезным. Например, сосредоточьте все свои усилия на изобразительном искусстве. У нас тут наметилась серьезная проблема, требующая целого ряда экспериментов. Давай, давай, Боря, на выход. И да, фотопластины там еще есть?

– Конечно.

– Вот и хорошо.

Глава 7

Прозрение

– Ну и как ваши успехи, молодой человек? – встретил Проскурин вошедшего в кабинет Измайлова.

– Просто отлично! – с радостной улыбкой выпалил тот. – Расчеты оказались точными. И разброс не такой большой, как можно было ожидать. Теперь бы еще и взрывчатку нормальную. Порох – это все же не то.

– Не думаю, что Григорий разделяет вашу радость, – хмыкнув, произнес профессор.

Вот такие вступительные разговоры перед началом занятий у них уже вошли в традицию. Проскурину был интересен молодой человек, от которого прямо-таки веяло загадочностью. Борису приятно, а главное, полезно было общаться с человеком, обладающим поистине энциклопедическими знаниями.

– Ну, механическая и однообразная работа по изготовлению взрывателей, конечно, радовать не может. Опять же, нет той кропотливости и точности, как при создании артефактов, тем более на фоне его успехов. Но не думаю, что он будет этим сильно тяготиться, – возразил Борис.

Что и говорить, успех у Травкина был ошеломительный. Его таки отметил Эфир, ну или Система. Первое же изделие, вышедшее из-под его руки, оказалось артефактом. Да, «Аптечка» получилась одинарной. Но какое это имеет значение? По заверениям Проскурина, из молодого инженера выйдет выдающийся артефактор, разумеется, если тот продолжит трудиться в том же духе. И Травкин готов. А тут – запалы к минам.

Однако профессор ошибался. Григорий, конечно, рвался к работе по прямой специальности, но ведь в прошлом он был бомбистом. Разве его могла не заинтересовать возможность создания нового образца оружия, да еще и компактного, но обещающего по эффективности в чем-то переплюнуть пушки?

Рентгеновские лучи серьезно заинтересовали научную часть экипажа «Газели». Настолько, что у моряков появилось свободное время, а львиная доля занятий на месяц в основе своей перешла в русло самостоятельной подготовки. Преподаватели, конечно, курировали процесс, но эффективность обучения резко упала. Очень уж любителей науки увлекло новое направление. Эксперименты шли один за другим. Машина работала, приводя в действие генератор чуть ли не круглые сутки. Печное топливо вылетало в трубу, только держись.

Борис стал больше времени уделять живописи. В настоящий момент он уже завершал очередную серию из пятнадцати масляных картин. Но, как бы ему ни нравилось писать, постоянное стояние у мольберта было все же не для него.

Попробовали использовать дробовик в условиях палубы и тесноты внутренних помещений. В качестве учебно-тренировочной базы выступило старое судно, приткнувшееся в дальнем конце гавани. Старичок ожидал, когда же его наконец разберут на дрова.

Как показала практика, полноразмерный дробовик для работы в тесноте подходит не очень, поэтому Борис укоротил ствол и заменил приклад на рукоять, пристроив складной плечевой упор. Стало намного удобней. Старики, участвовавшие в свое время в абордажах, заверили, что получилось просто отлично. О том же свидетельствовали успешно расстрелянные мишени. А вот Система не оценила его старания, одарив всего-то тремя сотнями опыта и позабыв об очке надбавок.

При виде метательных минных аппаратов на катерах Борис вспомнил, что их вроде как использовали при обороне Порт-Артура и будто корни обычного миномета растут именно оттуда. Прикинул, может ли быть от него польза и по силам ли ему вообще создать такое оружие. Решил, что коль скоро с остальным получалось, то отчего бы и нет. Мастерская в наличии, весь необходимый материал имеется. Подключил к этому делу дипломированного инженера Травкина, и работа закипела. Как результат – готовое изделие, которое они только что закончили испытывать на полигоне местной дружины.

Система по обыкновению немного подвисла, но потом выдала всем сестрам по серьгам. Борис получил целых три очка надбавок: за миномет, мину и прицел. Гаубицы тут очень даже в ходу, но о стрельбе с закрытых позиций, похоже, еще не знают. Григорию, помимо опыта, прилетело очко за взрыватель. Измайлов предложил только принципиальную схему, а совершал все расчеты и дорабатывал окончательную конструкцию уже Травкин.

Как раз сегодня на рассвете они выехали на полигон для окончательных испытаний. Так что было им чему радоваться. И хотя Григорию теперь предстояло изрядно потрудиться над изготовлением взрывателей, недовольным тот не выглядел. Да, механик от Бога. Но, как и у Бориса, присутствовало у него шильце в одном месте, не позволяющее сидеть на попе ровно.

– Рад за вас обоих, молодой человек. Создание нового – это всегда такое волнующее чувство, – с многозначительной улыбкой произнес Проскурин.

– Подозреваю, что у вас тоже есть чем удивить. А, профессор? – ободряющим тоном произнес Измайлов.

– Вы даже не представляете, молодой человек. То, что вы сделали, как утверждаете по наитию, привело к целому ряду открытий. Это настоящий прорыв в той же традиционной медицине. И не только. Вот. Взгляните, чего нам удалось добиться в результате множества экспериментов.

Павел Александрович выставил на стол картонную коробку с парой десятков стеклянных негативов. В уголке каждого из них имелся бумажный прямоугольник с пояснительной надписью. А вот само изображение. Это был какой-то сложный механизм. Шестеренки, шептала, оси, тяги, валы. Темный лес. Зато эти снимки явственно отличались от того, что сделал он. Они уже куда больше походили на те, что он видел в своем мире.

– Что это?

– «Аптечка», изготовленная Григорием. При этом она полностью сохранила свои способности, работает исправно. Остается только проверить, наберет ли она в назначенный срок заряд. Но на это нужно время. Детали, конечно, видны не все. Но кое-что разобрать все же получается.

– То есть вы нашли способ, как можно выяснить устройство и принцип действия артефакта при отсутствии технической документации?

– Не без вашей помощи, но, кажется, да. Правда, полноценным этот эксперимент назвать сложно. Ведь нам известно устройство именно этого прибора.

– А если попробовать сфотографировать мой модификатор?

– Но это, по сути, та же «Аптечка», только детали в ней меньших размеров, вот и все. Нужен незнакомый прибор.

– И все же я на вашем месте попробовал бы. Как говорится, за неимением гербовой пишут на простой. Опять же, вы работали с модификатором в деревянном корпусе. А этот стальной.

– Хм, а ведь вы правы. Давайте ваш модификатор.

– Пожалуйста. Павел Александрович, вы куда? А урок?

– Ах да, – с досадой спохватился профессор, откладывая коробочку в сторону. – Ну-с, молодой человек, на чем мы остановились?

В целом занятие прошло как обычно, если не обращать внимания на то, что у Проскурина, похоже, свербело и ему приходилось сдерживаться, чтобы не убежать в лабораторию. Вообще-то Борису и самому было интересно, чем обернется опыт со снимком механизма через стальной корпус. Хотя чудес с открытиями он конечно же не ждал. Конструкция этого артефакта известна. «Аптечки» одинаковы во всем мире.

По окончании урока Измайлов направился на камбуз, перехватил бутерброд, после чего перебрался в художественную мастерскую, где его уже ожидал Ершов. Кстати, странное дело, но его учитель не стеснялся советоваться со своим учеником. И, что уж совсем ни в какие ворота, у него начало получаться несколько лучше прежнего. Или прогресс только пригрезился? Измайлов решил втихую показать работы наставника Эмилии. Пусть оценит. В живописи она разбирается. Вдруг его дар оказывает влияние на преподавательские способности Ершова?

Прошедший месяц оказался для Бориса плодотворным не только в плане изобретений и учебы, хотя в последнем он по-настоящему мог похвастать только успехами у Ершова. Остальные его учителя слишком уж увлеклись новой игрушкой. Немаловажным было то, что Измайлову удалось завершить очередную серию картин и он вновь получил на выходе по тридцать работ маслом и акварелью.

Правда, в плане развития навыка это ему не помогло, рост словно уперся в стену. Хотя его мастерство заметно совершенствовалось, он это ясно видел. К тому же серьезно помогло то, что Эмилия позволила Ершову посещать свою картинную галерею, где наставник мог подкрепить теорию примером работ признанных мастеров. Но это не помогло Борису сдвинуться с места, и он продолжал забрасывать опыт в копилку избыточного.

– Ну, чего вы смотрите на нее с чувством выполненного долга? Радуетесь, что вам удалось создать очередной коммерческий шедевр? Борис Николаевич, когда я уже достучусь до вас и вы наконец поймете, что ваше отношение к снизошедшему на вас дару откровенно наплевательское?

– А что плохого в том, что я пишу на продажу?

– То, что при подобном подходе вы не раскрываете в полной мере свой талант. Вместо того чтобы тщательно прорабатывать каждую деталь, вы гоните полотна, словно выпекаете пирожки. Покажите вашу Суть. Ну вот, что и требовалось доказать. Никакого роста. Прибавили только «Акварель», «Скульптура», «Перспектива», «Кисть», «Рисунок» и «Композиция». Но, как только их значения достигнут десяти тысяч, рост прекратится и здесь. Вы не развиваетесь.

– А мне кажется, я все же наблюдаю изменения.

– Они есть, Борис Николаевич, но настолько незначительные, что ваш прогресс иначе как черепашьим не назвать. У вас сейчас ситуация такова, что теоретический багаж уже начал обходить практический. Тогда как раньше вы двигались вперед за счет практики на интуитивном уровне.

– Уверен, что вы правы, Вячеслав Леонидович. Но тут уж такое дело, что мне попросту необходимы средства. Нужно содержать «Газель», платить жалованье экипажу и преподавателям. Так что я не могу не думать о коммерческой составляющей.

– Обосноваться на каком-нибудь тихом острове. Средств, полученных с прошлого вернисажа, вам хватило бы на несколько плодотворных лет обучения и работы.

– И опять вы правы, только это идет вразрез с моими планами. Обещаю: как только начнут поступать денежные вливания с других направлений, я прекращу маяться ерундой и стану слушаться вас во всем.

Мастерскую он покидал в дурном настроении. Признаться, отсутствие ощутимого прогресса его уже напрягало. Настроение – ниже плинтуса. И ладно бы он уперся в потолок «Науки», как это было прежде. Так нет же. Проблема именно в нем самом, в его подходе. Не получается совмещать качественное обучение и коммерческую составляющую, только выбора он пока лишен.

Эмилия начала производство бронежилетов, но в настоящий момент пока только развернута рекламная акция. Кстати, защита оказалась достаточной даже против винчестера под револьверный патрон с куда более высокой скоростью пули. Но пока о прибылях говорить не приходилось.

Завод на Голубицком наращивает выпуск, но там вся прибыль вкладывается в расширение производства. Либо так, либо расти черепашьими темпами. И без того не помешало бы сделать единовременное серьезное вливание для скорейшего получения максимальной отдачи, но на это нет средств.

Покинув художественную мастерскую, Борис направился к Григорию. По идее тот сейчас должен вытачивать взрыватели для мин. Измайлов не сомневался в успехе. Это работало в его мире, причем даже в кустарном варианте, так отчего не должно сработать здесь? Поэтому Борис заказал в местной мастерской изготовление двух сотен чугунных корпусов мин, разве только учел использование слабого разрывного заряда, и поэтому каплевидные снаряды отливали ребристыми, на манер гранаты Ф-1.

А вот гранаты он заказывать не стал. Хотя изготовить запалы под силу и ему самому, в судовой мастерской, но все же нужна нормальная взрывчатка. А так получатся скорее дымовая граната. Ни бризантности, ни нормального количества осколков. А если рвануть в помещении, так еще и непроглядная молочно-белая стена.

С доступным динамитом связываться нет никакого желания. Можно, конечно, попробовать пироксилин, но с его гигроскопичностью недолго и впросак попасть. Эдак метнешь гранату, а получишь пшик. Потому как отсырел, з-зараза! Может, все же попробовать закинуть удочку насчет тротила?

Где-то читал вроде, что в его названии «тринитротолуол» уже зашита формула. Подбросить идею профессору, глядишь, и окажется в руках нормальная взрывчатка? Конечно, на промышленные объемы замахиваться не стоит, но им ведь не так много и надо.

Ничего не милитаристские наклонности. Тут мир такой, что хочешь не хочешь, а готовься к войне. Причем основательно, без дураков. Вон даже торговые суда вооружены для защиты от пиратов. Ну чисто времена Моргана в мире Бориса.

Кстати, тут такого знаменитого пирата не было. Как и Френсиса Дрейка. Ну, свято место пусто не бывает. Имеются эквиваленты, и это странно, хотя бы потому, что многие известные личности повторяются.

Григория в мастерской не оказалось, а само помещение было заперто. Да оно и правильно. Нечего посторонним там делать. Борис прошел дальше, в лабораторию. Ага. Вот он где, бездельник! А ведь должен взрыватели ладить! Безобразие получается: корпуса с вышибным зарядом и порохом имеются, а взрывателей нет.

– Боря, ты даже не представляешь, что открыл! – встретил его восклицанием Григорий.

– Ты о чем?

– Об этих икс-лучах.

– Ничего я не открывал. А что за ажиотаж? Кстати, можно мне забрать мой модификатор? После двух ранений я без него себя как-то неуютно чувствую.

– Да, конечно, молодой человек, забирайте, – протянул прибор профессор.

– А чего это Григорий так возбудился? – пряча «Аптечку» во внутренний карман пиджака, поинтересовался Борис.

– Дело в том, что мы только что проявили фотопластинки. И результат откровенно обнадеживающий. Насколько он будет положительным, сказать пока затрудняюсь, но, на мой взгляд, перспективы неплохие.

– А поконкретнее?

– Если конкретно, то, судя по снимкам, в механизме твоего модификатора уменьшили не только размеры деталей, но и их количество, – поспешно проинформировал Григорий.

– То есть сама механика проще? – предположил Борис.

– Именно! А как результат – и сроки изготовления короче, – со знанием ткнув Измайлова пальцем в грудь, произнес товарищ.

– При условии, что нам удастся понять механику работы модификатора. – Проскурин счел необходимым охладить пыл молодого человека.

– Но вы сказали, что перспективы неплохие, – заметил Борис.

– Сказал. Но ведь могу и ошибаться. Нужно плотнее заняться этим вопросом.