Помоги проекту - поделись книгой:
– Да?! - отозвались изнутри.
Дмитрий вошел и с удивлением обнаружил, что на этот раз за столом сидит совсем другой, смуглый и чернобровый, человек. Прежней была только форма комиссара.
– Простите, а где?.. Э-э… - Дмитрий судорожно попытался припомнить фамилию, но вспомнил лишь то, что в прошлый раз он и не удосужился ее узнать.
– Переведен, - отрезал новый комиссар. - А вы, собственно, кто такой?
– Моя фамилия Полянов… - промямлил Дмитрий и беспомощно развел руками.
– А-а! - новый комиссар грозно прищурился и поднялся из кресла, потрясая в руках папкой досье. - Тот самый Полянов! Сам явился!
– Да, - оторопел Дмитрий. - Вчера я разговаривал с вашим товарищем…
– Он мне не товарищ… - комиссар с размаху хлопнул папкой о стол. - Это вам он товарищ! - сказав это, он выжидательно вперился в Дмитрия угольками глаз.
Тот, поежившись, попытался перевести разговор в нормальное русло:
– Я хотел сказать, что в Румынию я ехать готов…
– Крысы бегут с корабля! - нехорошо усмехнулся гэпэушник, снова садясь. - Не-ет, господин Полянов, этот трюк у вас не пройдет! Ваш «товарищ» нам все рассказал. Раскололся, что называется. Не таких раскалывали.
Дмитрий попятился:
– Простите, я, пожалуй, пойду…
– Сидеть, контра! - рявкнул гэпэушник, и Дмитрий тут же безвольно опустился на стул.
А чернобровый принялся монотонно, но угрожающе перечислять все прегрешения Дмитрия, после каждого легонько ударяя ладонью по обложке досье:
– Итак, вы сын царского офицера, - комиссар шлепнул по папке, - вступив в преступный сговор с бессарабскими оккупантами, - шлеп, - протаскивали в массы буржуазную идеологию, - шлеп, - путем так называемой «реставрации», - шлеп…
Дмитрий сделал руками протестующий жест и попытался было что-то сказать, но не успел, суровый комиссар, неожиданно подавшись вперед, гаркнул:
– Имена?! Клички?! Адреса явок?!
Хватая ртом воздух и ненавидя себя за трусость, Дмитрий не мог произнести ни слова. Но тут внезапно распахнулась дверь, и на пороге кабинета в сопровождении солдат с винтовками возник еще один, на этот раз рыжий и краснолицый, комиссар с маузером в руке:
– Вы арестованы! - с порога просипел он.
Дмитрий, обреченно вставая, поднял руки. Но рыжий комиссар, не обращая на него ни малейшего внимания, прошел мимо, прямо к столу и склонился к сидящему за ним чернобровому:
– Сдайте оружие.
– Серега, ты чего?.. - густые брови того изумленно поползли вверх.
– А ну, не разговаривать, контра! - сиплый голос рыжего не предвещал ничего хорошего. - Давай наган. И без глупостей.
Ствол его маузера и штыки солдатских винтовок были направлены на чернобрового. Тот медленно поднялся, вынул из кобуры пистолет и положил на стол. Рыжий стремительно сдернул его оттуда и сунул себе за ремень. Затем обернулся к солдатам:
– Уведите гада!
Прежде чем выйти из-за стола, чернобровый неуверенно затянул: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»… Но, получив по зубам рукояткой пистолета, замолк. Утирая кровь с разбитых губ, подталкиваемый солдатами, он понуро поплелся к двери. А рыжий уселся в кресло и тут, наконец заметив Дмитрия, уставился на него зелеными, как ягоды крыжовника, глазами:
– По какому вопросу, товарищ? - просипел он.
– Я по поводу командировки в Румынию… - еле слышно вымолвил Дмитрий, понимая всю бессмысленность своего заявления.
– И что вам сказал
– Не отпускает…
– Вот гад!.. - крыжовниковые глаза превратились в узкие щелочки. - Контра…
Что-то черкнув на официальном бланке, он протянул бумагу:
– Зайдите в шестой кабинет, поставьте печать. Счастливого пути, товарищ.
Больше не глядя на Дмитрия, он достал папиросу из пачки «Герцеговины флор» и принялся разбирать документы на столе. На негнущихся ногах Дмитрий вышел в коридор, нашел шестой кабинет с окошечком в двери и протянул бумагу.
Из окошечка на него глянула миловидная озорная девичья1 физиономия.
– Везет же людям, - сказала девушка-секретарь, принимая документ и лукаво улыбаясь Дмитрию. - По заграницам разъезжают, как по собственной коммунальной квартире. Привезете тушь для глаз, поставлю печать, не привезете, не поставлю.
– Привезу, - пробормотал он, чувствуя, что ему не поверят, что его мимолетное везение закончилось…
Но девушка, весело рассмеявшись, ударила штампом по мандату и, возвращая его вместе с разрешением на выход из здания, погрозила пальчиком с пурпурным ноготком:
– Смотрите, товарищ, не забудьте! Обманете, больше не выпущу.
Дмитрий не заметил, как промчались три дня, в течение которых он оформил все бумаги на выезд. Каких-то три дня! Он никогда не поверил бы, что такое возможно. Он знал, что время от времени разражаются скандалы, связанные с тем, что из-за невозможности быстрого выезда срывались заграничные гастроли даже у какой-нибудь русской знаменитости. А уж с простыми людьми церемонились и того меньше. Дмитрий много раз слышал истории и про то, как люди, которым нужно было ехать за рубеж, месяцами обивали пороги наркоматов и ведомств, но так и не получали визу. А если и уезжали, то куда-то совсем в другие места, да и то - на казенном транспорте. Но мандат, выписанный ему рыжим чекистом, буквально творил чудеса.
И уж натурально обалдел, когда выяснилось, что выданная ему в комиссариате финансов кругленькая сумма, на которую он мог бы безбедно прожить в России полгода - не более чем командировочные, в то время как срок поездки предполагался всего лишь месяц. Что же касается билетов, то сотрудник комиссариата разъяснил ему: «И на пути «Ленинград - Москва», и на пути «Москва - Бухарест» вам, товарищ, нужно только перед отправлением подойти с вашим мандатом к начальнику поезда, и он поместит вас на лучшее из имеющихся у него мест. - И добавил еще: - К сожалению, купе-люкс имеются только в зарубежных поездах, до Москвы придется ехать в четырехместном…»
Половину полученной суммы Дмитрий, не обращая внимания на все ее отговорки, тут же всучил Аннушке: «Ничего не хочу даже слышать, вам тут нужнее…» А еще некоторую часть он потратил на прощальное застолье, где присутствовали он, Аннушка и Николай Андреевич, который, несмотря на дурное самочувствие, впервые за много дней покинул свой дом.
Давненько не знавала такого изобилия эта холостяцкая квартира. А может быть, и никогда вовсе. Аннушка приготовила фаршированного гуся и несколько изысканных салатов, Николай Андреевич, рассказывая обо всем, что он знал о вековых феодальных устоях Румынии и ее кровавых правителях древности, пил не водку, а французский коньяк, и даже Дмитрий, вопреки своим принципам, пригубил бокал хорошего сухого вина, не какого-нибудь, а молдавского: не удержавшись, он купил эту бутылку, как только увидел ее (особенно его вдохновили изображенные на этикетке развалины замка). А под завязку было решено считать эту вечеринку их с Аннушкой официальной помолвкой.
Несмотря на радостные события, не обошлось и без грусти.
– Я все думаю, папа, - сказала Аннушка. - Почему именно нам досталось жить в это странное и страшное время.
– Я тоже порой задаю себе этот вопрос, - кивнул Николай Андреевич. - И самое неприятное для меня состоит в том, что я сознаю: не ваше, а именно наше поколение виновно в том, что произошло. Недоглядели. Проявили преступную мягкость… Керенский крови испугался, а они - нет. А отдуваться вам приходится…
– Время - загадочная штука, - невпопад заметил Дмитрий.
– Да уж, - подтвердил Николай Андреевич. - Иногда я думаю: не случись какой-нибудь мелочи… А знаете ли вы, что с Сашей Ульяновым мы учились в одной гимназии?
Дмитрий удивленно отставил чашку с чаем, а Николай Андреевич продолжал:
– Добрейший был юноша, начитанный, дисциплинированный. Если бы свои способности и пытливый ум он направил на созидание, кто знает, как сложилась бы жизнь его младшего брата… И наша жизнь. А тот, знаете ли, рыженький такой. Насмешливый. Но глаза - другие, чем у Саши. У того - мечтательные, а у этого - злые, упорные… Такие, как он, и хоронят прежние эпохи… Китайцы сменой эпох врагов проклинают, а мы, русские, приветствуем… Кстати, Дмитрий, - добавил Николай Андреевич, - вы с этими румынами-то поосторожнее. Лихой народец. Тем паче в нынешние времена…
– Время и жизнь, - кивнул Дмитрий задумчиво. - Маятник качается от добра ко злу, от зла - к добру, но не равномерно, а так, как ему заблагорассудится… И никто не знает, что его ждет впереди…
Перрон встретил их с Аннушкой гудками, клубами пара и разухабистыми переливами гармошки. Глядя на толкущуюся вокруг публику, Дмитрий уловил некую пугающую деталь: складывалось впечатление, что на поездах сейчас ездят только солдаты и крестьяне. Он - в шляпе и с чемоданчиком-кофром в руке - выглядел тут вороной-альбиносом. Единственное, что хоть как-то роднило его с этим вокзалом, был собранный Аннушкой и привязанный к ручке кофра узелок.
Первым делом они нашли поезд, в котором Дмитрию предстояло ехать до Москвы. Затем Дмитрий выяснил у одного из проводников, где искать начальника этого поезда. Оказалось, в специальном штабном купе. Оставив Аннушку на перроне, он предъявил свой документ начальнику - человеку с помятым, заспанным лицом и в синей фуражке. Тот козырнул и, озабоченно нахмурившись, покопался в бумагах. Затем написал на листке бумаги номер вагона и места, добавив:
Посмеиваясь с Аннушкой над количеством «товов» на душу населения, Дмитрий отыскал свой вагон и отдал эту бумажку пожилому полнолицему проводнику. «Выходит, важная у нас птица едет? - радушно улыбнулся тот, но тут же добавил: - А порядки у нас для всех одинаковые. Так что залазьте быстрее, чего стоять! Скоро уж трогаемся». «Я еще немного тут побуду…» - попросил Дмитрий, но проводник был непреклонен: «Нечего тут торчать! Давай, давай!»
Прощание и ласковые слова они с Аннушкой, не сговариваясь, откладывали на последний момент. Но под суровым взглядом проводника ничего интимного говорить не хотелось. Они только коротко обнялись, и Дмитрий, поцеловав ее, кивнул:
– До свидания. Я буду скоро. Ты и не заметишь.
Он уже полез по ступенькам, когда Аннушка крикнула:
– Ключ!
Действительно. Они договорились, что Аннушка будет периодически наведываться в его квартиру, проветривать ее, вытирать пыль и поливать чахлое алоэ. А главное, проконтролирует, чтобы в его отсутствие домкому не вздумалось кого-нибудь туда вселить. Дмитрий слышал о таких случаях, когда человек после долгого отсутствия возвращался к себе и вдруг выяснялось, что он там уже не живет. Конечно, следовало бы заглянуть в домком самому и помахать у начальника перед носом чудотворным мандатом, но на это в круговерти сборов Дмитрий времени не нашел.
Нашарив ключ в кармане, он отдал его Аннушке и хотел сказать что-то еще, но проводник подтолкнул его в бок и скомандовал:
– Давай, давай!
В купе уже находились его будущие соседи, они что-то кричали в толстое стекло окна кучке столпившихся возле него провожающих, а те мотали головами и показывали на свои уши: «Не слышно…» Аннушка стояла неподалеку и искала его глазами. Перегнувшись через купейный столик, Дмитрий постучал в стекло и помахал рукой. Она заметила его и замахала в ответ…
– Эй, товарищ, подъезжаем! - разбудил Дмитрия голос проводника.
Поезд уже шел по Москве. За окном мелькали люди, кони, автомобили и коптящие небо трубы. В купе Дмитрий был один. Он проверил содержимое своего кофра и карманов. Инструменты, документы и деньги были на месте.
…Вместе с потоком других пассажиров его вынесло к площади трех вокзалов. Солдат тут было еще больше, чем в Ленинграде, а стены и заборы были обклеены газетами. Прохожие, останавливаясь, читали их.
Беспокоясь о том, что на заграничном поезде дело с местом может обстоять не так просто, Дмитрий прошел к дежурному по вокзалу. Но тот, лишь взглянув на его волшебную бумагу, заверил:
– Подойдете в двадцать ноль-ноль прямо к составу, и не сомневайтесь: начальник вас определит.
Хотелось есть, и Дмитрий, зная по опыту, что столовые бывают в больших учреждениях, отыскал поблизости солидное здание с привычно невразумительной вывеской «Моссельтяжпром». И действительно, сытно там пообедал. Затем отправился на закованную в каменную броню Москву-реку, где собирался провести остаток времени до вечернего поезда.
Забравшись в глубь прибрежного парка, чтобы какой-нибудь милиционер не принял его за тунеядствующий «несознательный элемент», он уселся на деревянную с чугунными креплениями скамейку. В его кофре, кроме инструментов, хранилась пара любимых книжек - «Воскресение» и «Повести Белкина». Но читать не хотелось. Впервые он в полную силу ощутил разлуку с домом. И всей душой впитывал в себя это щемящее и волнующее чувство.
С беспокойством и любовью думал он об Аннушке, думал о том, что ОБЯЗАТЕЛЬНО найдет в Бухаресте лекарство для Николая Андреевича… Он гадал: что за картину ему предстоит реставрировать там, кто ее владельцы, и как они его примут…
Подложив кофр под голову, он прилег на скамейку и уставился в чарующее лазоревое небо. Уснуть он не боялся: было достаточно прохладно, да и жестко. Он усмехнулся сам себе, подумав: «Скоро… всего через несколько часов я с полным на то моральным правом смогу произнести: «Прощай, немытая Россия»…
2.
Поезд «Москва - Бухарест». Сидеть в купе одному Дмитрию было скучно, и он отправился в вагон-ресторан. Заказав чашечку кофе, он, ссутулясь, разглядывал движение пейзажа в окне. Ему вспомнилось, что когда-то давно он вот также ехал с родителями на море. И тогда они тоже могли просто посидеть в ресторане, чтобы пообщаться со спутниками за чашечкой кофе. Но сейчас он чувствовал себя несколько неуютно. Находиться в «заведении общепита» и не есть при этом щи или второе теперь было непривычно. Ему хотелось, конечно, заказать какое-нибудь дымящееся мясное блюдо, но он боялся, что тут это слишком дорого. Неожиданно Дмитрий услышал:
– Good evening, mister Polianoff.
Обернувшись, он увидел стройную и миловидную, коротко стриженную брюнетку лет двадцати пяти. Непринужденно присев напротив него, она положила на столик пачку сигарет, один вид которой вызвал в его душе все то же ностальгическое чувство: в России уже давно не курили ничего, кроме отечественных папирос. Он непроизвольно перешел на, казалось, давно уже забытый английский:
– Добрый вечер. Простите, мисс, а откуда вы меня знаете?
– У вас хорошее произношение, - отметила иностранка, уходя от ответа. Ее глаза лучились лукавством и еще чем-то неуловимым, но выдающим, что Дмитрий ей симпатичен.
– У меня была английская гувернантка, - пояснил Дмитрий, осознав вдруг, что говорит фразами из русско-английского разговорника.
– И она, конечно же, была хороша собой? - прищурилась незнакомка.
– О, да. Но у нас была слишком большая разница в возрасте, - подхватил игру Дмитрий, - в пятьдесят шесть лет.
– Ваш отец был мудрым человеком.
Незнакомка, нисколько не стесняясь, оценивающе разглядывала его.
– Так чем я обязан вашему прелестному обществу? - не выдержав, спросил Дмитрий.
– О-о, - улыбнулась иностранка, - это вопрос непростой. Тут, как говорят русские, «без спиртного не разберешься!» - и, обернувшись к официанту, заказала: - Шампанского. - Вновь вернувшись к беседе, она представилась: - Элизабет Влада.
– Так вот в чем дело! - воскликнул Дмитрий. - Вы хозяйка того самого поместья, в котором найдена уникальная картина!
– Ну, насколько она уникальна, это предстоит решить вам.
– Позвольте, - недоуменно нахмурился Дмитрий, - но почему вы здесь, в России?
– Я уже давно мечтала побывать в стране эмансипированных женщин. - Она наигранно улыбнулась. - К тому же мне сказали, что в «красной» России с ее раздутым чиновничьим аппаратом может затеряться любой запрос. Каково же было мое удивление, когда, едва приехав, я узнала, что вы отбываете в Румынию сегодняшним поездом… Я специально не стала выяснять, в каком купе вы едете. Решила проверить свою интуицию и «вычислить» вас. Реставратор! - почти пропела она. - Как это романтично! Человек, возвращающий из небытия великие творения… Я сразу представила себе одухотворенное лицо художника и философа… И, как видите, не ошиблась.
Дмитрий смущенно поинтересовался:
– Неужели вы узнали меня сразу?
– Ну-у… - Элизабет вновь использовала свое беспроигрышное оружие - улыбку. - Если не считать десяток господ, к которым я обращалась до вас: «Добрый вечер, господин Полянов…»
Поймав взгляд Элизабет, Дмитрий улыбнулся, осознав, что все ее предыдущие комплименты - не более чем дань вежливости. Официант принес шампанское и, небрежно поставив на стол бутылку и бокалы, удалился.
– А открыть! - крикнула Элизабет ему вслед, но тот даже не оглянулся.
Дмитрий махнул рукой (мол, не связывайтесь), отвинтил проволоку, с хлопком открыл бутылку и налил шампанское в один бокал.
– Я не пью, - пояснил он.
– Ну, конечно! Еще бы! - возмутилась его собеседница. - Я давно уже пришла к печальному выводу, что мужчины вырождаются, как вид. Женщины делают научные открытия, играют на бирже, курят сигары и пьют шампанское. Может, тогда вы будете хотя бы рожать детей? - Она подняла бокал: - Ну?! Наливайте же!
Поделиться книгой: