Зоосоциальные инстинкты и инстинкты саморазвития — это та материальная база, на которой могла появиться элементарная рассудочная деятельность.
Глава 4. УСЛОВНЫЕ РЕФЛЕКСЫ И ИХ РОЛЬ В ОБУЧЕНИИ СОБАК
Обучение и инстинкт — два способа обеспечения животными набора адаптивных, т.е. приспособительных, ответов на условия окружающей среды. В ходе обучения происходит отбор оптимальных реакций отдельных индивидуумов на те условия, в которых они существуют.
Когда речь заходит об условных рефлексах, принято вспоминать опыты русского исследователя-физиолога И.П. Павлова. Отдадим дань традиции. И.П. Павлов, изучая работу пищеварительных желез собак, обратил внимание на то, что секреция этих желез начинается не только непосредственно на корм, но и на раздражители, ранее бывшие для собак индифферентными, например, на звук шагов человека, который приносит корм. Павлов создал экспериментальную модель для выяснения данной физиологической реакции: стал сочетать световой и звуковой раздражители с актом кормления и выяснил, что нужная реакция проявляется при сочетании индифферентного раздражителя (звонок) со значимым (пища). Исходя из уже известных в то время физиологических законов — возбуждения и торможения, — Павлов сделал вывод, что в основе рефлекса лежит объединение в мозгу двух очагов возбуждения от индифферентного и значимого раздражителей: между ними образуется временная связь.
После Павлова наши познания в области условных рефлексов были значительно расширены и углублены многими другими исследователями.
Рассмотрим, какие формы обучения известны в настоящее время.
Инсайт-обучение бывает очень трудно отличить от элементарной рассудочной деятельности.
Очень интересно явление
Обучение зависит от сенсорных возможностей животного, т.е. от имеющихся у него органов чувств. Например, у собак нет цветового зрения, поэтому их нельзя обучить различать цвета — они могут различать лишь интенсивность тона. Зато они слышат ультразвук и их можно научить прибегать на сигнал ультразвукового свистка.
Кроме того, на скорость и качество обучения влияют
собаки,
Глава 5. РАССУДОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ У ЖИВОТНЫХ
Говорят, что академик И. П. Павлов, который был близко знаком с легендарным дрессировщиком В.Л. Дуровым, однажды рассердился на своих сотрудников: «Что вы заладили, как попугаи, — „рефлексы, рефлексы“?! А где же сообразительность и ум?!»
Как известно, мозг — это наиболее сложная природная структура. Если человек в ходе эволюции овладел мышлением, то у животных должны присутствовать те или иные предпосылки к рассудочной деятельности. Ранее некоторые физиологи полагали, что сложные комбинации инстинктов и условных рефлексов и есть мышление. Однако данные многих экспериментов в эту схему не укладывались.
Доказано, что все позвоночные, от рыб до обезьян, обладают теми же видами
О рассудочной деятельности животных учёные спорили в течение всего XX в. В 1930 г. К. Келлер высказал предположение, что критерием разумного поведения является способность животных решать задачи с учётом всей ситуации в целом. Ученик И. П. Павлова И.С. Бериташвили в 1947 г. писал, что у животных в мозгу образуются образы объектов в сочетании с их местоположением в пространстве.[1]
Рассудочная деятельность отличается от обучения тем, что животное, столкнувшись с новой для себя ситуацией, с первой попытки строит правильную модель поведения.
Важнейший вклад в изучение этого вопроса внёс российский учёный, профессор Л. В. Крушинский. Он проводил свои эксперименты в Московском государственном университете в 70—80-х годах XX в. Он впервые ввёл понятие «элементарная рассудочная деятельность», доказав, что животные обладают ею. За основу доказательств Крушинский принял способность животных к экстраполяции и умение оперировать размерами, объёмом и формой фигур.
Экстраполяция, или «опережение», — способность животного проследить за движущимся объектом, временно исчезнувшим из поля зрения, и построить как бы мысленную траекторию его движения.
На самом деле эта задача не так проста, как кажется на первый взгляд.
Во-первых, животное должно иметь «систему отсчёта» — набор фиксированных точек (объектов), по отношению к которым движется тело, — и рассчитать траекторию его движения.
Во-вторых, догадываться, если можно так выразиться, о законе «неисчезаемости» материального тела, о том, что тело, выйдя из поля зрения, продолжает существовать.
Предпосылками к экстраполяции служит то, что у всех животных есть чувство времени и они умеют ориентироваться в пространстве. Выяснилось, что экстраполировать могут животные, начиная с водяных черепах. Для рыб исчезнувшая приманка исчезает навсегда. Псовые — лисы, волки, собаки — лучше всех других животных решают задачи на экстраполяцию, уступая лишь обезьянам.
В экспериментах Л.В. Крушинского животные должны были сообразить, что объёмная приманка может быть помещена в объёмное же, а не плоское тело и может передвигаться вместе с ним.
В эволюционном плане элементарная рассудочная деятельность более молодое приспособление, чем обучаемость, и рассчитана на резкое изменение условий существования. Эволюция шла в таком направлении: новая ситуация — ответ на неё — элементарная рассудочная деятельность; повтор ситуации — условный рефлекс.
Ещё одним интересным выводом из работ Крушинского было то, что, чем выше уровень рассудочной деятельности, тем больше риск получить невротическую реакцию, сходную с неврозами у людей. Самые распространённые формы подобных реакций:
По Крушинскому, оказалось, что самые сообразительные животные более других склонны к невротическим реакциям. И об этом следует помнить, ставя перед собакой ту или иную задачу.
И при элементарной рассудочной деятельности, и при инсайте — «озарении» — возникает эффект мгновенного решения сложной задачи, с которой животное встретилось впервые. Решение основано на обобщении предыдущего опыта и использовании имевшихся навыков в нестандартной комбинации.
Разница между элементарной рассудочной деятельностью и инсайтом, вероятно, заключается в том, что в первом случае ситуация возникает однократно, животные решают её однократно и у них не вырабатывается условного рефлекса, а при втором условный рефлекс вырабатывается с первого раза и при возможном повторении ситуации сохраняется.
Граница между инсайт-обучением и элементарной рассудочной деятельностью очень тонка, и современные авторы предпочитают относить оба эти явления к так называемому когнитивному поведению.
А теперь несколько примеров из личной практики. Моя самая первая ризенушка научилась открывать двери, дёргая их за ручки. Бабушка готовила на кухне пироги, оттуда так аппетитно пахло, а дверь, как назло, открывалась не наружу (такие двери собаки легко открывают мордой, а потом — плечом и лапой)… Собака несколько секунд «размышляла», чтобы такое предпринять, и вдруг схватила ручку зубами и потянула на себя. Ура! Дверь открылась. И ризенуха рванулась на кухню выклянчивать пирог. С тех пор она легко справлялась с любыми дверями. Однако ручки у дверей в квартире были пластмассовые, и собака, будучи натурой страстной, их мгновенно пооткусывала. Пришлось заменить ручки на металлические. Вероятно, это был пример инсайта — мгновенного «озарения». Однако эта же собака правильно сделала выборку вещи (речь шла о чужом запахе, а не о запахе хозяина), а потом и выборку человека, придя на занятие по розыскной службе, с первого раза. Позже её как будто «вырубило». Одно занятие она вообще отказывалась работать, на втором-третьем пошло закрепление навыка. Это уже было похоже на рассудочную деятельность: при первом предъявлении задачи собака решила её правильно, но условного рефлекса не образовалось. Он образовался, когда задача стала повторяться.
Вообще задачи на элементарную рассудочную деятельность решают собаки, работающие без человека. Например, охотничьи. У охотников есть для борзых такой термин — «мастерство» — умение собаки предугадывать все увёртки зайца. Когда борзая «мастерит», она самым настоящим образом экстраполирует. С неординарными ситуациями, для которых навыков, полученных в результате дрессировки, может не хватить, сталкиваются пастушьи собаки (собрать стадо, разбить его на определённые группы, найти и вернуть отставших животных), собаки на свободном окарауливании, розыскные собаки.
Глава 6. КАК НАСЛЕДУЕТСЯ ПОВЕДЕНИЕ?
Веками шёл отбор собак не только по внешним признакам, соответствующим какому-либо использованию, но и по поведенческим реакциям. Человек ценил в своём четвероногом друге охотничьи и сторожевые качества, преданность одному хозяину
При современной практике разведения вопрос о взаимосвязи экстерьера (определённые размеры, телосложение, окрас) и поведения все ещё носит спорный характер. С одной стороны, прослеживается явная закономерность типа конституции с типом нервной системы (а сильный или слабый тип нервной системы, безусловно, передаётся по наследству!). Но с другой стороны, далеко не каждый чемпион обладает хорошими рабочими качествами.
Рассмотрим историю изучения агрессии, т.е. активной оборонительной реакции, как её называли ещё двадцать лет назад. Под этим термином подразумевали возможность проявлять агрессию к особям своего вида и человеку. (На самом деле
В 60-х годах XX в. Л. В. Крушинский провёл исследования на восточноевропейских овчарках и эрдельтерьерах и выделил три качественно отличные друг от друга группы:
— собаки без агрессии: на постороннего человека не лают и не пытаются его укусить;
— собаки, лающие на постороннего человека, но не пытающиеся его укусить;
— собаки, которые не только лают, но способны укусить человека.
Тест проводился на необученных собаках. Результаты были следующие: реакция 2-го и 3-го типов наблюдалась у 52 % овчарок и 23 % эрдельтерьеров, причём у вторых преобладала реакция 2-го типа. Подобная реакция появляется у щенков в возрасте 4—6 месяцев, и именно с этого возраста, если она важна для дальнейшей работы, её следует развивать.
При этом следует помнить, что отсутствие агрессии может быть обусловлено несколькими причинами:
— имеет наследственный характер и, хотя собаки обладают сильным типом нервной системы, агрессивность у них полностью отсутствует;
— носит характер инфантильной осторожности, т.е. щенячья трусость остаётся на всю жизнь в результате индивидуальных особенностей развития;
— обусловлена слабым типом нервной системы и проявляется в виде страха при сверхсильных раздражителях — громе, взрыве, выстреле;
— появляется в результате невротических срывов и ошибок, допущенных при дрессировке;
— является следствием физиологического срыва, вызванного болезнью: сверхсильный раздражитель накладывается на болезненное состояние. Пример. Сука с токсикозом, развившимся на фоне беременности, начинает бояться громких звуков, если период её дискомфорта совпадает с празднованием Нового года, сплошными взрывами петард, фейерверков и т. п.
Известно, что оборонительное поведение животных зависит от уровня возбудимости нервной системы: чем выше возбудимость, тем выше проявление оборонительной реакции в той или иной форме. А возбудимость — это генетически обусловленное свойство нервной системы.
Яркой иллюстрацией к проблеме наследования агрессии являются волчье-собачьи гибриды. Волки, как все дикие псовые, не проявляют агрессии к человеку, за исключением отдельных случаев. Популярные в середине XX в. байки о том, что пошла, мол, сельская учительница через лесок и остались от неё либо туфельки, либо валенки, смотря по сезону, не имели под собой практически никакого основания. Гибриды волка и собаки (а очень многие породы собак пытались «улучшать», приливая к ним кровь волков; недаром митохондриальная ДНК волчьего обнаруживается у многих старых европейских пород собак — овчарок, пуделей) наследуют от волков пассивную и активную форму оборонительного поведения (т. е. убегание или замирание), а от собак — повышенную возбудимость нервной системы. При этой комбинации происходит усиление страха перед человеком и любыми новыми раздражителями, хотя звери сохраняют нормальное, как у волков, охотничье поведение и агрессию к тем животным, которые служат им добычей.
Иногда такой же неудачей оканчиваются попытки скрестить между собой далёкие друг от друга породы или плохо сочетающиеся линии внутри одной породы: в первом поколении выщепляются животные со слабой нервной системой.
В конце XX в. российским кинологом К.Т. Сулимовым проводились скрещивания собак и шакалов. Предполагалось, что гибриды будут иметь лучшее, чем у собак, чутьё и их потомков можно будет использовать на таможне для поисков наркотиков. В естественных условиях собаки и шакалы не скрещиваются. Для удачного межвидового «брака» приходилось подкладывать новорождённых шакалят собакам, а щенков — самкам шакала — метод кроссфостеров. Вырастая, щенки «полагали», что они — шакалы, а шакалята «считали себя» собаками. Схема скрещивания была таковой: сука собаки + самец шакала и самка шакала + кобель собаки. Их потомки скрещивались между собой.
В первом поколении шло расщепление по позе угрозы: у собак и шакалов они разные. Гибриды четвёртого и далее поколения действительно обладали более тонким чутьём, и с ними можно было работать. Но… они боялись многих раздражителей (чужих людей, грохота транспорта, незнакомых помещений), на которые чистокровные собаки не реагируют.
Другим примером наследования поведенческих реакций служит лай. Есть собаки лающие и нелающие. Особенно ценится глубокий долгий лай гончих. У лаек он, наоборот, отрывистый и частый. Ездовые собаки и африканские бассенджи, так же как и лайки, относятся к шпицеобразным собакам и не лают вообще: они музыкально воют, выражая свои чувства. Так, один гибрид чукотской ездовой и московской дворняжки первого поколения умел выть, а кроме того, издавал короткие, отрывистые, весьма отдалённо похожие на лай звуки.
Предполагается, что генетически обусловленной предрасположенностью собак является способность к апортировке. В принципе все породы в определённом возрасте играют различными предметами, берут в рот палочки и пр. Однако особую склонность к апортировке проявляют охотничьи собаки, которые находят и подают в руки охотника убитую дичь. Этот навык может закрепляться в ходе дрессировки, но одни породы обучаются ему легко, а другие — с трудом. Например, порода ретривер была выведена специально для мягкой подачи дичи, такой, чтобы не повредить ни одного пёрышка у убитой птицы.
В 30-х годах XX в. американский ветеринар Л. Ф. Уитни выделил целую серию наследственных рабочих качеств собак
разных пород и то, как они наследуются, оперируя, правда, всего лишь законами Менделя, хотя очень многие признаки определяются другими вариантами наследования. Часть утверждений Уит-ни, вероятно, следует рассматривать критически. Например, «здравый смысл и его отсутствие» — трудно сказать, что он понимал под определением «здравый смысл»! Но некоторые положения его теории имеют подтверждение.
Преследование с голосом доминирует над молчаливым гоном (сам Уитни писал, что вывел линию бладхаундов — гончих по кровяному следу, идущих по следу молча). Однако протяжный лай гончих рецессивен (т. е. исчезает в первом поколении) по отношению к отрывистому лаю.
Верхнее чутьё легавых доминирует над нижним, свойственным гончим (легавые ловят запахи в воздухе, а гончие идут по следу, оставленному на земле).
Некоторые поведенческие факторы наследуются независимо друг от друга, например:
— охота с помощью зрения (борзые) или чутья (гончие);
— наличие стойки или её отсутствие;
— независимый поиск или охота в стае;
— умение сгонять стадо или его отсутствие.
Наследуемые формы поведения имеют норму реакции, т.е. проявляются в определённых границах. И каждая отдельная структура этих форм определяется действием множества генов. Например, порог возбудимости мышечных волокон может понижаться или повышаться. А для этого необходимо приложение целых звеньев взаимодействующих между собой генов. Наследуются как этапы получения, так и переработки информации.
Хозяин обучил чему-либо собаку. А станут ли это выполнять её щенки? Как ни странно, многие собаководы пребывают в приятном заблуждении, что станут. Более того, сейчас вам продадут щенков многих пород, утверждая, что их не надо дрессировать, они, мол, сами все умеют. Не верьте, пожалуйста! Дрессировать необходимо собаку любой породы! Хотя, конечно, у каждой породы имеются свои поведенческие породные особенности.
Экспериментально было доказано, что различные линии мышей, разные породы кур обучаются с неодинаковой скоростью. Поэтому оказалось возможным селективное ведение линий лабораторных животных, хорошо или плохо обучаемых. В основе такой селекции лежала генетически обусловленная подвижность нервных процессов. Количественное выражение изучаемого признака не непосредственно закодировано в хромосомах; реализация наследственной информации осуществляется через морфологические и биохимические проявления данного признака. А они уже могут повлиять на саму поведенческую реакцию.
Непосредственно выработанные условные рефлексы не передаются по наследству, хотя предрасположенность к дрессировке имеется, т.е. у родителей, проверенных на рабочие качества и обученных тому или иному виду службы, рождаются дети, легче поддающиеся дрессировке, нежели тех родителей, чья пригодность к практическому использованию сомнительна.
Чтобы управлять собакой, надо быть не только аккуратным дрессировщиком, но и разбираться в естественном поведении собак. Бессмысленно считать собаку неким механизмом, который можно настроить на определённую программу действий, и столь же бессмысленно объяснять её поступки с позиций чисто человеческого восприятия.
Глава 7. ЗАКОНЫ ВОЛЧЬЕЙ СТАИ, ИЛИ ЧТО ОСТАЛОСЬ У СОБАК ОТ ВОЛКОВ?
Кто из будущих собаководов не читал в детстве «Маугли» Р. Киплинга, а став чуть постарше, «Белого Клыка» Дж. Лондона?! И кто из новичков в кинологии не мечтал о ручном волке — сильном, благородном и одновременно верном животном, превосходящем собаку и по смелости, и по уму! Мечты, мечты…
Надо сказать, что я не являлась исключением. Окончив школу, я пошла работать дрессировщиком в зоопарк, в секцию «Выездные животные». Тамошние питомцы не сидели на экспозиции, а работали живыми пособиями к научно-популярным лекциям и вывозились в школы, клубы. Все они должны были уметь переносить поездку на автобусе, заходить в транспортную клетку, выходить из неё и терпеть присутствие зрителей, с каким бы бурным энтузиазмом те ни встречали появление животных. Вот тогда-то я и познакомилась со своими первыми волками и волчье-собачьими гибридами.
Волков в зоопарке всегда хватало. Ведь этот вид неплохо размножается в неволе. К тому же каждое лето и каждую осень нам несли новых волчат, хотя от большинства из них зоопарк отказывался — ведь он был не резиновый… Но люди, поймав зверёнышей в природе, через какое-то время старались от них избавиться. Почему так происходило? Во-первых, молодые волки, обладая незаурядными исследовательскими способностями, буквально на части разбирали городскую квартиру. Ни один самый грызучий щенок не мог сравниться с ними по части разрушительных последствий своих «трудов». Пропадая от скуки, в отсутствие хозяев они потрошили мягкую мебель и обдирали стены. Родной лес и окрестности логова наверняка предоставляли им большие возможности для реализации своих талантов. Во-вторых, к четырём—шести месяцам волчат одолевало неодолимое стремление к вокалу. И очень скоро не только соседские собаки, но и сами соседи присоединялись к этому хору… Последние, разумеется, писали жалобы во все мыслимые инстанции. Что касается виновников, то подобное поведение для них было совершенно естественным, так как к осени волчатам этого года положено собираться в семейную стаю, а вой — одно из основных средств общения между её членами. И волчата, оказавшиеся в неволе, посылали сквозь стены свои безответные призывы… В-третьих, они боялись очень многих вещей (например, грохочущего транспорта), на которые городские собаки не обращают внимания, и чужих людей, и приучить их ко всему этому оказывалось невероятно трудно. В-четвёртых, если человеку удавалось додержать животных до периода становления иерархических отношений, то его питомцы внезапно начинали «качать права» и выяснять, кто главнее — они или их хозяин? А на проявление авторитарности в виде грубой силы они отвечали тем же… Стать для собственного питомца компаньоном в условиях ограниченной территории — квартиры или вольера на даче — никому не удавалось.
На «Выездной» жили пара годовалых волков и трое волчат четырех— шести месяцев. Старших — Бэти и Лобо — я приучала к себе в течение нескольких недель: подолгу сиживала в их клетке, в соседнем отсеке, разговаривала, ползала на четвереньках и играла с метлой — сама с собой, чтобы заинтересовать этой игрой зверей. Я лаяла, рычала и разве что не виляла хвостом по причине его отсутствия. В конце концов, Бэти немного осмелела и принялась осторожно отнимать у меня метлу. Лобо жался к углу клетки или прятался за Бэти, наступая ей на хвост. Волчица с пронзительным рычанием кусала его и вновь обращала внимание на мои старания её развлечь. (Выражение «пронзительное рычание» больше всего подходило к тому звуку, который она издавала: оно было не рокочуще-басистым, а яростно-дискантным.) Кстати, волчица оказалась весьма ревнива: кусала волка тогда, когда ей казалось, что ему уделяют больше внимания.
Из трех волчат (их звали Гера, Гури и Серый) Гури была самой старшей и самой дикой, а Серый — самым ручным. Он вырос в московской квартире. Гури подсадили к младшей паре позже всех, и Серый сразу показал ей, кто тут хозяин: по-взрослому рыча, напал на новенькую и для острастки хорошенько потряс, схватив за круп. Сначала Гури просто не обращала внимания на малыша, а потом, пользуясь тем, что была в два раза крупнее, просто отшвырнула его в сторону. Правда, в дальнейшем она во всем подчинялась ему.
У нас был и свой Белый Клык — гибрид лайки и волка по кличке Тимур. От волка он отличался коричнево-подпалым окрасом и хвостом-крючком, а от собаки — раскосыми зелёными глазами, широким лбом и короткими мохнатыми ушами. К людям Тим относился избирательно. Одни ему не нравились, и он рычал на них, хотя и видел каждый день. Меня он признал очень быстро и любил, когда я чесала его лобастую голову. Однажды в зоопарк заехал с фотоаппаратом мой отец. Тимуру и Бэти он понравился с первого взгляда! Волчица на всякий случай надула лужу, чтобы показать, что она ещё маленькая, а потом, виляя хвостом, бросилась ласкаться через решётку. Тимур тоже завилял хвостом и подставил почесать голову. Лобо, Серый и Гера испуганно метались по своим клеткам, а Гури забилась в домик.
Гури вообще оказалась самой дикой. И единственный несчастный случай, происшедший на моих глазах, был связан именно с ней. Девушка Нина собиралась взять Гури на лекцию и не обратила внимания, что та возбуждена сверх меры. Она загнала волчицу в угол и попыталась надеть на неё ошейник с цепочкой, и та немедленно вцепилась ей в руку. Хотя сама царапина оказалась пустяковой, очевидно, в атаке волчицы было нечто настолько устрашающее, что Нина вылетела из клетки в состоянии шока и наотрез отказалась работать с волками.
Зато Серого мы поочерёдно выводили рано утром погулять по территории зоопарка, пока ещё не было посетителей. Он вполне нормально относился к ошейнику и поводку, хотя, конечно, обучить его собачьей команде «рядом» было невозможно. Волчонок шёл, куда хотел, а мы послушно следовали за ним. Вот он увидел пруд с утками и припал к земле — стал подкрадываться. Вот он обнаружил яму, оставленную рабочими, и долго нюхал её, чихая от возмущения. А вот он через забор увидал незнакомого человека и, притаившись, пристально разглядывал его через щёлочку. И вдруг, услышав грохот и звон трамвая, со всех ног припустился обратно в клетку.
На лекциях Серый вёл себя степенно: выходил из клетки, сам вспрыгивал на стол (иногда, правда, его приходилось поднимать, а весил он в свои семь-восемь месяцев уже о-го-го!) и разглядывал зрителей с таким же неподдельным интересом, что и они его. Но при этом он старался в буквальном смысле не терять связи с дрессировщиком: держался задней лапой за карман его халата (так же делали и лисы, совали заднюю лапку в карман знакомого человека).
Бэти и Лобо, пока они были маленькими, выкармливала пушистая рыжая дворняжка. И они, став почти взрослыми, выражали ей своё глубокое уважение: ползали на брюхе, удивительно уменьшившись в размерах, виляли хвостами, лизали уголки губ. (Это была демонстративная поза подчинённого приветствия.) Но однажды зимой с собакой произошло несчастье: она потянулась лапой через прутья клетки за косточкой, а этого волки взрослым животным не прощают… Мы нашли собаку в сугробе — в крови, все мышцы и сухожилия с лапы были содраны… Мы понесли её в ветпункт, где ей ампутировали торчащую наружу косточку. Собака держалась молодцом и легко перенесла операцию, чего нельзя сказать о нас: выйдя на улицу, мы с Ниной дружно потеряли сознание! К счастью, ненадолго… Через месяц пушистая дворняга бегала так быстро, что было совершенно незаметно, что у неё три, а не четыре лапки. На волков она не обижалась и, когда было надо, ставила их на место, правда, лапу в клетку больше не тянула.
Кроме волков, на «Выездной» жила пара собак динго. Как-то они принесли трех «динжат» (а как ещё назвать щенков динго?), и мы решили познакомить их с волками, по очереди поднося малышей к решётке. Реакция была однозначной: все волки, издав характерное скуление, выложили «динжатам» полупереваренный завтрак, как положено в волчьем семействе. И это — звери, которые сами никогда не имели щенят!
Когда «динжата» подросли, мы стали выпускать их погулять вместе с молодыми волками под присмотром дядюшки Тима. Зверята носились по внутреннему дворику, обгрызали угол хозблока, тянули и рвали все, что плохо лежит — метлы, брошенные телогрейки. Тима они тянули за хвост и за лапы, перепрыгивали через него и устраивали кучу-малу. Он все терпеливо сносил, а может даже, несмотря на притворное рычание, сам получал от игры удовольствие.
К тому времени у нас появился ещё один волк — полугодовалая Буянка. Это был волчонок с бешеным темпераментом, полностью оправдывавший свою кличку. Мы с ней особенно подружились. Хотя играла она, надо признать, весьма грубо: ей ничего не стоило опрокинуть меня на землю или порвать одежду. При этом она обладала определённым чувством меры: никогда не причиняла настоящего вреда, а разорвав рукав и добравшись до кожи, тут же останавливалась.
Второй раз я встретилась с волками в МГУ, работая на кафедре высшей нервной деятельности. К сожалению, в опытах по рассудочной деятельности над волками я не участвовала: основоположник этого направления профессор Л. В. Крушинский к тому времени уже умер, а волки с почётом доживали свой век. Впрочем, на них изучали звуковую коммуникацию. Надо сказать, что вой волков — это нечто особенное, ни с чем не сравнимое, понятное всем теплокровным. Бывает вой одинокого волка, призывающего своих сородичей. Бывает радостный групповой вой только что встретившихся зверей. Бывает вой — призыв к охоте или наставление волчатам. К сожалению, я никогда не слышала волчьего воя в естественных условиях. Но даже звучащий по телевизору, он производит на меня странное впечатление — мне хочется непременно ответить. И подобным «ответом» я изумляю живущих у меня собак, которые немедленно приходят в крайнее возбуждение.
По правилам техники безопасности заходить в вольер к матёрым волкам было категорически запрещено. Мы общались через решётку. Я угощала зверей их любимым лакомством — битыми белыми крысами, а они тянули ко мне свои носы и лапы и виляли хвостами.
Вожаком среди четвёрки из МГУ был серый волк Корсар. Он правил своей маленькой стаей уверенно, но мягко. Ограничивался позами угрозы, иногда хватал провинившегося зубами за морду (подобное поведение я наблюдала у кавказских и среднеазиатских овчарок), но никогда не кусал по-настоящему. Вторым в иерархии был более крупный и светлый зверь с голубыми, как у хаски, глазами по кличке Грей. Я доверяла всем волкам, кроме этого. Такое впечатление, что он воспринимал меня скорее как добычу и без устали «пас», не спуская с меня странных голубых глаз. Его поведение в очередной раз подтверждало, что граница между добычей и представителем своего вида у хищника бывает весьма условной. Низшее положение занимал в этой компании некрупный, но зато самый толстый волк Виген — он не упускал ни одного случая стащить лишнюю порцию. Волчица Даная, казалось, не входила в общую иерархию. Все волки-самцы относились к ней лояльно. Она была самой трусливой — даже крыс брала с опаской — и одновременно самой ласковой к людям: все время подставляла почесать то бок, то брюхо. Предполагалось, что она является «супругой» Корсара. Но в один прекрасный момент она выбрала Вигена и спарилась с ним, защищая его от «праведного» гнева вожака!
Интересно, как волки реагировали на собак, а собаки — на волков. Собаки и волки, жившие в МГУ, отлично знали друг друга и не обращали друг на друга особого внимания. Большинство городских собак не было знакомо с волчьим запахом. Во всяком случае, моя собака Грета обнюхивала меня по возвращении домой с работы не более, как если бы я вернулась из гостей, где общалась с незнакомой ей собакой.
Но однажды мне удалось напугать дворняжек на стройке, через которую я регулярно проходила. Одна из них подбежала ко мне и внимательно обнюхала мои ноги. После чего «ойкнула» и мгновенно залезла в подсобку. Весть о страшном запахе мгновенно распространилась среди четвероногих обитателей стройки. После этого случая при виде меня они молча прятались кто куда, залезая, к изумлению рабочих, даже внутрь подсобок.
Все ли собаки произошли от волка? Этот вопрос дискутировался профессионалами и любителями животных в течение весьма длительного времени.
Разнообразие пород собак, различия в их внешности и поведении заставляли искать собачьих предков среди самых разных представителей семейства псовых. Например, знаток охотничьих собак зоолог и охотник Л. П. Сабанеев даже для сравнительно однородной группы аборигенных собак Севера нашёл целых трех «предков» — волка, лису и песца.
Один из основоположников этологии, австрийский зоолог К. Лоренц, полагал, что разные породы собак, различающиеся по поведению, произошли от двух предков — волков и шакалов.
Самым подходящим «кандидатом» на одомашнивание все же оставался волк. К этому имелись в первую очередь поведенческие предпосылки. Пластичность волка как вида определяется социальной организацией. Если, как сказал Аристотель, человек — животное полисное, т.е. обитающее в городах-полисах, то волк воистину животное социальное. Вся история человеческая пошла бы по-другому, если бы человек человеку был волк! Дело в том, что все поведение волков ориентировано на пользу группы родичей. Волчья стая, имея свою структуру, состоит из матёрых, переярков и прибылых. Матёрые — взрослые звери, передающие потомкам не только генетическую наследственность, но и методом обучения традиции охоты на ту или иную добычу, наиболее характерную для данной местности. Переярки — звери прошлого года рождения — очень часто остаются без пары к следующему выводку матёрых, играя при них роль «дядюшек» или «тётушек», и помогают вырастить очередной помёт. Прибылые — волчата этого года — во всем берут пример со старших. В стае, которая складывается из расширенной семейной группы, царит жёсткая иерархия. Конфликтов, как правило, не происходит: матёрому достаточно показать «нарушителю спокойствия» позу угрозы, как тот принимает позу подчинения. Так же зачастую решаются и пограничные конфликты. Драки со смертельным исходом возможны между самками, так как они защищают охотничий участок для будущего потомства, как и инфантицид — уничтожение чужих щенков в голодные годы. Между тем родственные по крови звери способны усыновлять сирот и выкармливать их. В крайне редких случаях самцы погибают во время сражения за самку; кроме того, звери наносят друг другу тяжёлые травмы в стаях с нарушенной структурой, где матёрые выбиты охотниками, а переярки, не набравшиеся ума-разума, долго и кроваво выясняют, кто главнее.