Балтийский эскорт

А еще отец занимался тем, что сейчас называется научно-техническим прогнозированием. Он предсказал, что по радио начнут передавать сигналы точного времени, предвидел бум в женской моде на брюки…

Петр Павлович тяжело дышал от напряжения вынужденной скороговорки. Он торопился, видя, что гость уже поглядывает на часы. Он забрасывал меня фактами из жизни отца. Он боялся что-то упустить, забыть, не сказать самого важного…

-Вы, знаете, он научился есть китайскими палочками и всю жизнь ел палочками. От них он пришел к тростевым марионеткам. Вместе Константином Истоминым и Фаворским они создали марионеточный театр. Кукол увез потом в Америку один актер, который фигурирует в "Сестрах" Толстого… Потом все это вернулось к нам через Чехословакию. Помните папашу Шпейбла с Гурвинеком? Так вот этот забавный Гурвинек…

Старый художник мучительно боролся с горловыми спазмами… Он не хвалился своим отцом. Он пытался спасти отца, образ и облик которого угасали вместе с его меркнущей памятью. Ведь мы и в самом деле живем после смерти в этом мире только тогда, когда нас помнят…

-Папа первым придумал добавлять в тушь куриную желчь. От этого она приобретала особый блеск на бумаге и прочность… Он открыл и описал эффект обратной перспективы в старинных русских иконах. Он много иллюстрировал Пушкина. Вот смотрите - это его наброски к «Русалке», это портреты Пушкина. Как писали искусствоведы того времени, «свободный штрих-росчерк вносит динамику в строгую композицию»…

Папа принимал участие в уникальном градостроительном эксперименте. В 20-е годы, когда проблема урбанизации, жизни в городах-гигантах встала достаточно остро, группа архитекторов (Веснин, Марковников) и художников, в которую входил и папа, предложила гуманизировать безликие многоэтажные кварталы - вкраплениями в жилые массивы зеленых островов с деревянными домами, палисадниками, амбарами, курятниками. Нет, нет, это не копирование деревенского уклада. Тут была весьма продуманная система планировки улиц, рассчитанная на восприятие человеческого глаза. Улицы не должны были быть прямыми, они придуманы волнообразно, так чтобы на каждом выступе был приметный архитектурный знак, на котором мог бы отдохнуть глаз. Тогда бы улица не казалось длинной. То есть учитывалась психология восприятия пространства. Такой чудо-поселок был построен. Его назвали «Сокол». Это был первый в СССР кооперативный жилой поселок. Пока что он еще чудом сохранился…

…Я вышел на деревянную улочку в заснеженных садах и очень скоро покинув заповедный островок канувшей в лету русской Атлантиды, окунулся в вечный бег машин и людей вечерней Москвы. И вдруг сквозь ревущий гуд тысяч моторов прорвался крик петуха из поселка Сокол. Он обнадеживал и поднимал дух, подобно корабельному горну на подъеме флага.

…Удивительная семья, удивительные судьбы… Братья Павлиновы. Как глубоко они чувствовали сей мир, его таинственные силы, его тончайшие структуры за вещной оболочкой. Их тянуло к шифрам, ходу светил, математическим расчетам и художественному творчеству. Непереносимо остро ощущали они женский характер, измены убивали их, мудрецов, провидцев, художников. Как не боялись они подставлять свои головы под град осколков и снарядов, летевших с вражеских кораблей, как стойко переносили они аресты ни за что, как многое успели сделать в свои не Бог весть какие долгие жизни…

После теплых бревенчатых стен павлиновского дома не хотелось сразу нырять в подземную толчею метрополитена, и я заглянул в окрестный храм Всех святых. В начале двадцатого века его поставили на воинском Братском кладбище, где хоронили умерших от ран солдат и офицеров первой мировой войны. В тридцатые годы кладбище закатали под асфальт Ленинградского шоссе, а церковь чудом уцелела. Сюда частенько захаживал на склоне лет моряк-художник Павел Павлинов, скорее всего именно здесь его и отпевали. Потом и в самом деле мне пришлось держать свечу в этом храме, когда отпевали другого моряка-художника капитана 2 ранга Владимира Мухачева, моего друга. Судеб морских таинственная вязь прялась не только на кораблях, но и в храмах. И лики святых на потемневших досках, встречали и провожали, порой навсегда всех героев этой хроники.

Глава четвертая

КОМАНДИР «СПАРТАКА» И ПЕРВЫЙ МОРСКОЙ ЛОРД СТРАНЫ СОВЕТОВ

В разгар бархатного сезона 1939 года в Ницце случилось странное происшествие: из высокого окна местной больницы выбросился русский пациент. Одни говорили, что его вышвырнули те, от кого он скрывался под сенью красного креста, другие полагали, что больной пошел на это от полной безысходности, ибо официальный диагноз - воспаление легких плюс менингит - не оставлял надежды на выздоровление. Так или иначе, но все знали, что этим несчастным был опальный советский дипломат, объявленный у себя на родине вне закона - Федор Раскольников.

В 1939 году он бежал из Болгарии во Францию, чтобы не стать жертвой того режима, который сам создавал с рокового Семнадцатого года и которому преданно - до самозабвения - служил.

Чем не угодил Сталину "предводитель осатаневших от вседозволенности революционных матросов - и безукоризненный исполнитель тайных ленинских поручений" теперь ни для кого не тайна: именно тем, что был еще более безукоризненным исполнителем тайных и явных поручений злейшего врага вождя народов Льва Троцкого. Судьбе было угодно дать ему в кумиры, наставники и начальники Льва Троцкого, которому, как военному вождю большевиков, Раскольников подчинялся в качестве флагмана Балтийского флота. Вихри Гражданской войны не раз сводили их то на Балтике, то на Волге, то в столице. Преданность Раскольникова витии русской усобицы не ведала границ. Он даже женился на пассии своего шефа - Ларисе Рейснер, к которой Лев Давыдович после совместного плавания на кораблях Волжской флотилии несколько охладел.

«Черный гардемарин» (так называли разночинцев, обучавшихся не в привилегированном Морском корпусе, а в Отдельных гардемаринских классах) Федор Ильин охотно переступил через запретную грань добра и зла, за которую шагнул и герой криминально-нравственного романа Достоевского - студент Раскольников. В честь него, доморощенного ницшеанца, взял себе революционный псевдоним «первый морской лорд» страны советов. Впрочем, он мог бы сразу назваться "Бесом", тоже по Достоевскому.

Головокружительный взлет на вершину власти затмил в сознании двадцатишестилетнего мичмана Федора Ильина даже намеки на проблески христианских заповедей, которые он учил с детства в семье сельского священника.

При всем при том Раскольникову не откажешь в личной храбрости. Его жизнь достойна авантюрного романа. В ней было все - и мятежи, и погони, и тюрьмы, и взлеты на высочайшие военные посты, любовные и политические авантюры. Все в ней было, кроме добра и милосердия.

Именно ему, своему клеврету, предводитель Красной армии Лев Троцкий и поручил возглавить военно-морские силы советской республики, будто нарочно, освободив ему эту высокую должность от моряка-профессионала, порт-артурца капитана 1 ранга Алексея Щастного. Щастный был расстрелян по настоянию Троцкого 22 июня 1918 года.

Как-то, перелистывая томик воспоминаний Раскольникова «На боевых постах», я выхватил из текста знакомую фамилию - Павлинов. Речь шла о Николае Павлинове, командире эсминца, носившего до 17-го года имя «Капитан 1 ранга Миклухо-Маклай» и переименованном в «Спартака».

В конце 1918-го года недавние союзники России - англичане, не простив России сепаратного договора с Германией и капитулянтского выхода из войны, заняли одну из главных баз бывшего Российского флота - Ревель. Троцкий, весьма обеспокоенный близостью английской эскадры у морских ворот Питера, поручил Раскольникову провести дальнюю морскую разведку. Это был тот поход, из которого Николай Павлинов домой не вернулся…

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "Альтфатер и Зарубаев проводили меня на миноносец "Спартак", где я поднял свой вымпел, - вспоминал Федор Раскольников. Последние рукопожатия, советы, пожелания удачи… Кронштадт весь во льду. Командир миноносца Павлинов умело руководит съемкой с якоря…

… В уютной залитой электрическим светом кают-компании с большим столом посередине и черным лакированным пианино в углу долго сидели за чаем и разговаривали - скромный и сдержанный командир Павлинов, неутомимый рассказчик анекдотов, веселый штурман Зыбин, несколько замкнутый артиллерист Ведерников, всегда чем-то неудовлетворенный инженер-механик Нейман".

Увы, это было последнее чаепитие в уютной кают-компании. Разведывательный рейд, задуманный Троцкий как большая морская операция с привлечением линкора, крейсеров и еще одного эсминца "Автроила", окончился бесславно и трагически. Обстреляв остров Вульф из носовой 100-миллиметровки в надежде, что береговые батареи обнаружат себя, "Спартак" лег на обратный курс, и тут же сигнальщик доложил Павлинову о дымах за кормой. В погоню за красным разведчиком ринулись из Ревеля пять английских эсминцев.

Павлинов перевел ручки машинного телеграфа на "самый полный". Но англичане догоняли.

"Спартак" не мог развить полную скорость, - свидетельствует документ Морской исторической комиссии, - ибо вследствие непривычки личного состава к полным ходам, механизмы действовали неисправно и приходилось по очереди стопорить то одну, то другую турбину, причем средняя скорость не превышала 23-25 узлов". (При конструктивной в 32 узла. - Н.Ч.)

Одна беда не приходит… "Спартак" отстреливался на ходу. Баковое орудие развернули в кормовой сектор, но слишком круто…

«В 13.30 газами выстрела носового орудия, направленного под слишком острым углом на корму, сбило ящик с картами, разорвало, разбросало последние, произвело разрушения на мостике и контузило штурмана, вследствие чего точность места миноносца не могла быть определена.

Минут через десять, когда было замечено по крупной волне, что миноносец идет по мелкому месту, был изменен курс, но слишком поздно, и "Спартак" сел на банку Девельсей, потеряв винты, а значит, и ход.

Неприятельские суда в это время были в расстоянии около 30 кабельтовых от "Спартака". На последнем был прекращен огонь и спущен флаг. Подойдя до 15 кабельтовых, английские суда застопорили машины, спустили шлюпки и на них перевезли на "Спартак" свою команду. Около 19 часов "Спартак" на буксире был приведен в Ревель и на другой день вместе с личным составом передан эстонцам".

Таков документ… Как ни прискорбно, но "Спартак" со своим флагманом Раскольниковым вошел в историю как первый советский корабль, спустивший флаг перед неприятелем.

Перед тем как англичане поднялись на палубу эсминца, начальник морских сил Республики спустился в кубрик и переоделся в матросский бушлат, в котором остались документы военмора-эстонца, не пошедшего в поход по болезни. Никто из команды "Спартака", - ни бывшие офицеры, ни тем более матросы, не выдал англичанам члена Реввоенсовета.

"Меня поставили во фронт - на левом фланге спартаковской команды, - вспоминал в своей книге Раскольников, - и отобрали паспорт. Ввиду того что по паспорту я значился эстонцем Феллинского уезда, ко мне подошел какой-то матрос боцманского вида и стал разговаривать по-эстонски. Ему не стоило большого труда уличить меня в незнании языка.

В свое оправдание я солгал, что давно обрусел и уже забыл родной язык. Но в этот момент на шканцах появилась группа белогвардейских офицеров, и среди них я тотчас узнал высокую долговязую фигуру моего бывшего товарища по выпуску из гардемаринских классов - бывшего мичмана Феста. Оскар Фест принадлежал к прибалтийским немецким дворянам… Остановившись против нас у правого борта корабля, Фест медленно провел взглядом вдоль всего фронта, и его широко раскрытые голубые глаза буквально застыли на мне… Он сказал что-то своим белогвардейским спутникам, и меня тотчас изолировали от всей команды, раздели донага, подвергли детальному обыску".

Раскольникова отправили в Англию, в лондонскую тюрьму "Брикстонпризн" (спустя полгода его обменяли на пленных английских офицеров, и он вернулся на родину), а Павлинов остался в Ревеле, так как обмену он не подлежал; о визе же на въезд в Советскую Россию и речи не могло быть. Бывшего командира «Спартака» предали суду офицерской чести при Морском управлении Северо-Западной белой армии. Командовал морскими силами контр-адмирал Пилкин, хорошо знавший отца Николая Павлинова.

Обвинение было серьезное: лейтенанту Павлинову 4-му ставилась в вину его служба у большевиков на командной должности и участие в боевых действиях против белых сил. Однако защитник сумел убедить членов суда в том, что командир "Спартака" искупил свое прегрешение тем, что намеренно посадил эсминец на банку и сдал его союзникам России - англичанам. И хотя это было не так, Павлинов не стал возражать. Суд офицерской чести снял все свои обвинения.

Участь команды "Спартака" была куда суровей.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "Нас свезли всех на остров Нарген, - вспоминал в 1963 году бывший машинист эсминца Иван Михальков, - и бросили в холодные землянки, мрачные, темные помещения без света. Нары без матрасов, сырость. Особенно ужасно был устроен карцер - железный погреб, заваленный сверху каменьями. Ледник-душегубка.

В конце января 19-го года нас, моряков эсминца "Спартак", вывели из бараков и построили в один ряд. Комендант лагеря Магер объявил, чтобы все коммунисты вышли на два шага вперед, иначе расстреляют всех.

Комиссар В.Павлов вышел первым. За ним - еще пятнадцать человек команды.

Третьего февраля из Таллинна прибыл на остров карательный отряд с пулеметами. Комендант объявил, что коммунистов "Спартака" отправляют на суд в город. Но все поняли, что это значит на самом деле. Твердым шагом, с гордо поднятой головой шестнадцать моряков направились в свой последний путь. Они шли к выходу за проволочное заграждение. Первым шагал комиссар Павлов.

Лежал чистый нетронутый снег. Казалось невероятным, что вот сейчас, через минуту, он побагровеет от крови, которая еще пока течет в жилах товарищей.

Шли спокойно, держась за руки.

Комиссар Павлов запел во весь голос:

"Мы жертвою пали в борьбе роковой…"

Все моряки, шедшие на смерть, подхватили песню прощания. Она звучала недолго. Затрещали пулеметы…

На другой день расстреляли коммунистов с «Автроила».

Все эти жертвы, так же как и переломанная судьба Павлинова, остались на совести начморси Раскольникова и Предреввоенсовета Троцкого, пославших эсминцы в рисковую авантюру без должного охранения.

22 декабря 1940 года под звуки траурного салюта кораблей Краснознаменного Балтфлота кумачовые гробы с прахом спартаковцев были доставлены на военном корабле в Таллинн. Траурная процессия под протяжные гудки фабрик и паровозов, сирены судов проследовала на Военное кладбище…

СУДЬБА КОРАБЛЯ. В Красном флоте имя вождя римских рабов Спартака носило десять кораблей и судов. Эскадренный миноносец, которым командовал лейтенант Павлинов, менял свое название пять раз. Заложен и спущен он был как "Капитан 1 ранга Миклухо-Маклай". В июне 1915 года его перекрестили в "Капитан Кингсберген". За несколько дней до своего рокового похода он стал "Спартаком". Эстонцы переименовали его в " Вамбола". Летом 19-го года на корабле была предпринята неудачная попытка поднять красный флаг и уйти в Кронштадт.

В составе эстонского флота "Вамбола" принимал участие в Гражданской войне 1920 года. А в 1933 году правительство Эстонии продало его перуанскому флоту, где бывший "каперанг" был произведен в "адмиралы": эсминец, построенный в Петрограде, назвали "Альмиранте Виллар". Он нес бремя воинской службы на Тихом океане до 1955 года.

* * *

Вечером заглянул ко мне Снежков и вернул книгу об орденах.

- Задание выполнено, гражданин начальник, - дурашливо отрапортовал он. Кривым карандашным крестиком был отмечен персидский орден "Льва и Солнца"…

Итак, в одном воровском кармане сошлись орден тестя Булгакова и знак командира "Миклухо-Маклая" ("Спартака"), как сошлись имена римского вождя, немецкого педагога, русского этнографа, перуанского адмирала, офицера Российского императорского флота и родовитого дипломата в крайних точках некой замысловатой гексаграммы. Было над чем поломать голову…

Глава пятая

ЧЕРЕП ТАМЕРЛАНА, ИЛИ "ПОДСАДНЫЕ УТКИ" В ФИНСКОМ ЗАЛИВЕ

Москва. Зима 1991 года

Звоню Семену Михайловичу Павликову. Может, старому капитану полегчало и с ним удастся нормально поговорить? В трубке голос деревенской родственницы, о которой говорила медсестра.

- Семена Михалыча? А его нету. В больнице он. На Потешной… На месяц взяли… Пускают, пускают… Я ему передачу кажну неделю ношу.

Старинная психиатрическая больница на Потешной улице (названной в честь Потешного полка юного Петра, игравшего здесь, в Заяузье, в военные игры) стоит неподалеку от моего дома, и, выкроив время, я отправился к ее желтым корпусам на берегу Яузы.

Пакет с яблоками у меня приняли, а за ворота не пустили:

- Пускаем только близких родственников… И то с разрешения лечащего врача.

С большим трудом добываю телефон лечащего врача - Мирона Ароновича, созваниваюсь, объясняюсь, получаю пропуск в его кабинет. Тучный брюнет с глазами усталого гипнотизера молча слушал историю моего поиска, поглядывая на меня, должно быть, так же, как на своих пациентов, подбирая формулировки диагноза. Во всяком случае, я видел в его глазах лишь интерес профессионала, привычно сортирующего людей на цикло или шизотимиков - кого там еще? От этой мысли сделалось неуютно и тревожно. А вот нажмет сейчас кнопку, вызовет дюжих санитаров, и доказывай потом, что ты не псих, когда и так уже черт-те что нагородил про майских жуков, орден "Льва и Солнца", останки в цистерне с кислотой.

Господи, сколь бредовой бывает порой самая обыденная реальность, стоит только повнимательнее присмотреться к ее мелочам!…

Мирон Аронович не стал вызывать санитаров. Он только тяжело вздохнул:

- Я понимаю ваш интерес к Павликову. Но… В нашей области понятие медицинской тайны носит особо деликатный характер. Да, Павликов наблюдается у меня давно, и случай в самом деле неординарный. Будь вы родственником… Впрочем, никто не возбраняет вам ознакомиться со специальной литературой. Выйдем из положения так. У меня в "Вестнике психиатрии" вышла статья, и там вы кое-что сможете почерпнуть.

Врач порылся в тумбе стола и протянул мне толстый научный журнал. Он показал колонку убористого шрифта:

- Вот здесь… Если что-нибудь непонятно - переведу с медицинского на человеческий.

Смысл абзаца, посвященного "больному П., мужского пола, 86 лет", был ясен и без перевода на человеческий язык: маниакальная идея больного П. сводилась к тому, что он считал себя виновником Второй мировой войны. Точно так же, как знаменитый антрополог Герасимов виноват, по его мнению, в том, что грянула Великая Отечественная война. Герасимов накликал ее тем, что 21 июня 1941 года на раскопках в Монголии извлек из земли череп Тамерлана (этот факт стал известен больному П. из журнала "Наука и жизнь"). По монгольским преданиям человек, совершивший подобное святотатство, навлечет на свою страну большую беду, что и произошло на следующий день - немцы вторглись в СССР. Но прежде чем они это сделали, он, больной П., спровоцировал вторжение сталинских войск в Прибалтику в сентябре 1939 года, выбросив свой пароход на прибрежные камни Эстонии. Он требовал, чтобы Герасимова и его судил Нюрнбергский трибунал, как самых страшных военных преступников. Дальше шли премудрые рассуждения врача об устойчивом комплексе вины, его деструктивном значении для расщепленного сознания больного П. Но для понимания, что именно загнало Павликова в дом скорби на Потешную, мне было достаточно.

Вечером того же дня я снял со своей полки объемистый справочник "Корабли и суда Советского ВМФ в 1928 - 1942 гг.". Взял, как говорится, для очистки совести, потому что прекрасно понимал, что гражданского парохода в этих списках быть не может, если только он не нес когда-нибудь военную службу по мобилизации в составе Балтийского флота.

"Пионер", "Пионер"… Есть такой, и не один, а несколько. Эти-то вот явно не те.

А вот - нечто очень похожее. Ба, да это же тот самый "Пионер", который торпедировала, по сообщению ТАСС, "неизвестная подводная лодка"! И даже фото есть. Вот он, рядышком примостился на одной странице с непенинским "Кречетом". Одно странно: после своей "трагической гибели" этот пароход еще 20 лет нес морскую службу и разобран был, по сведениям авторитетного справочника, аж в 1959 году!

Но ведь в заметке шла речь о гражданском пароходе "Пионер", а этот под военным флагом. Может быть, не тот "Пионер"?

Разбираю убористые строчки и аббревиатуры. В 1938 году "Пионер" был исключен из бригады торпедных катеров Краснознаменного Балтийского флота, разоружен и передан в Балтийское морское пароходство. Но гражданский флаг носил чуть больше года и спустя полтора месяца после "выброски на камни" снова вошел в состав родной бригады торпедных катеров. Мавр сделал свое дело…

СУДЬБА КОРАБЛЯ. О, это был тот еще мавр. Подобно матерому разведчику он менял имена, профессии и хозяев. По рождению в 1916 году он - скромный буксировщик артиллерийских щитов-мишеней для стрельбы в полигонах "Коршун", он же с 1925 года "Пионер". Он же с 1951 года транспорт "Тагул". Он же с 1957 года БРН-ЗЗ… Андреевский флаг сменил на красный. Красный на зеленый - пограничный, зеленый на синий - вспомогательный, затем снова на красный - торговый, а потом еще раз на бело-синий - военный. Кем он только не был! И гидрографом, и пограничным сторожевиком, и посыльным судном, и торговым пароходом, и канонерской лодкой, и плавбазой…

Как человек со сложной биографией попадает на заметку спецорганов, так и этот бродяга-трудяга вовсе не случайно стал провокатором НКВД, тем более что в начале двадцатых он уже служил в ОГПУ в качестве пограничного сторожевика.

Возможно, что в архивах бывшего КГБ хранятся документы, которые с исчерпывающей полнотой расскажут, как произошла перевербовка "Пионера" и его команды в 1939 году. Скорее всего, экипаж был сформирован из тех же чекистов - морских пограничников, дабы предотвратить утечку информации.

В сентябре 1939 года «Пионер» вышел из Ленинграда с задачей "быть торпедированным неизвестной подводной лодкой в Финском заливе". И не где-нибудь, а в виду иностранного берега, чтобы инцидент получил соответствующую международную огласку. Решили, однако, не топить (людей поберечь, да и сэкономить средства. Пароход хоть и старый, но денег стоит), а "выброситься на камни", дабы потом благополучно сняться.

Вот как выглядела "морская драма в Финском заливе" по донесению начальника наблюдательного поста морской службы связи в Тойла, в той самой благословенной Тойла, где проводил свои последние месяцы поэт Игорь Северянин.

РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "На рассвете в 6.00 (27 сентября 1939 года. - Н.Ч.) в 13 милях на северо-северо-запад от Тойлаского поста морской связи появился и стал на якорь пароход водоизмещением примерно 3000 тонн. Судно было двухмачтовое с 4 люками, машина располагалась посередине. Окрашено в черный цвет; у ватерлинии просматривалась красная окраска днища, из чего можно было заключить, что оно было не загружено.

В 12.15 к судну приблизились два советских самолета типа СБ, дважды облетели его и ушли в западном направлении. (Имитация поиска подводной лодки? - Н.Ч.)

В 15.00 в 14 милях с северо-северо-востока появились и стали приближаться к вышеуказанному судну три советских эсминца типа "С". Приблизившись к судну, один из них причалил к нему, а два других стали циркулировать вокруг них.

В 18.40 из-за темноты все корабли исчезли из поля зрения поста связи. Вплоть до этого времени все корабли были ясно видны и различимы с поста связи. Никаких взрывов на посту не было слышно.

На рассвете 28.09 судов уже не было видно".

В дополнение к этой информации - справка МИД Эстонии:

"27 сентября в 19 часов (по местному времени) радиостанции Советской России начали передавать сообщение, что сегодня в 18 часов (Московское время) неизвестной подводной лодкой торпедирован и затоплен в районе Нарвской бухты советский пароход… Военные корабли Советской России якобы спасли 19 человек, 5 пропали без вести… Информацию о торпедировании радиостанции Советской России стали передавать спустя 2 часа после предполагаемой торпедной атаки.

Аварийное сообщение о торпедировании судна, терпящего бедствие, просьба о помощи должны были быть переданы и приняты соответствующими береговыми радиостанциями, однако ни береговые радиостанции Эстонии, ни эстонские суда не зарегистрировали подобных сигналов".

Сообщения в советских газетах были более осторожными, чем в радионовостях, пароход не торпедирован, а атакован (это значит, кто-то видел след перископа) и не затонул, а выбросился на камни, и вся команда спасена.

Я охотно допускаю, что "Пионер" вовсе и не готовился к роли подсадной утки. Могло быть и так - случайно наскочил на камни, но этой "случайности" не было цены в глазах сталинских дипломатов.

Ведь именно вечером 27 сентября в Москву прибыла правительственная делегация Эстонии, и Молотов, потрясая радиограммой о потоплении "Пионера", выдвинул дополнительное требование:

Эстония должна предоставить СССР право разместить на ее территории войска в количестве 25 тысяч человек помимо военно-морских баз.

Но ведь не зря говорят: Бог шельму метит. "Коршун" - "Пионер" сам накликал на себя беду: имитировав потопление в 1939-м, он,спустя два года, почти день в день, был потоплен немецкими самолетами в открытой части Ленинградского морского канала. Два года пролежал на грунте, затем поднят ЭПРОНом и только в конце 45-го снова вступил в строй после капремонта.

Глава шестая

КОМАНДИР ПЕЧАЛЬНОГО ОБРАЗА

Кто потопил "Металлиста"? Спасаясь от кого, "Пионер" выбросился на банку? В конце концов, какое это сейчас имело значение? Сейчас, когда Эстония в очередной раз "отстегнулась", а Польша снова назначила врагом № 1 восточного соседа.

Да и безнадежное это дело - докапываться до корней столь темных историй. Такие "белые пятна" прошлого обычно плотно заштрихованы… Узнать бы судьбу Павлинова!… Это было реальнее.

Московский художник Петр Павлович Павлинов судьбы своего дяди - Николая Яковлевича - не знал. Для него была новостью и моя находка в мемуарах Раскольникова. Зато он сразил меня тем, что извлек из каких-то ветхих телефонных блокнотов адрес… дочери Николая Павлинова!

С кузиной своей - Людмилой Николаевной, по мужу Селиной, он виделся лишь однажды. Она случайно нашла его фамилию в телефонной книге московских абонентов, позвонила наугад и выяснила, что говорит и в самом деле не с однофамильцем, а с родственником - двоюродным братом. Единственное, что она смогла сообщить ему о своем отце и его дяде, о котором Петр Павлович знал только понаслышке, так это то, что он был арестован в сороковом году органами НКВД и сгинул где-то в сталинских лагерях.