Контролер (ПВ-3)

— Откройте, ОГПУ! — напористо сказал Лагушкин.

С той стороны ойкнули, и я услышал топот детских ног. Через пару минут дверь открылась и на нас посмотрела испуганная женщина лет сорока.

— Смолин Петр Фомич здесь проживает? — не дай ей и рта раскрыть Лагушкин.

— З-здесь, — запнувшись, кивнула женщина.

— Где он?

— Так… на работе, — со страхом в голосе прошептала она.

Лагушкин видимо ей не поверил и уверенно зашел в квартиру, отодвинув женщину плечом. За ней стоял мальчик лет семи, в глазах испуг, судорожно мнет в руках какой-то листок. Присмотревшись, я понял, что когда-то это был «самолетик».

Смолин нашелся в квартире. Прятался в шкафу. Лагушкин нашел его, бесцеремонно обшаривая весь дом, а когда нашел — вытащил и заломил ему руки за спину.

— Вы задержаны, — заявил он ему и потянул на выход.

— За что? — только и сумел пропищать от боли в конечностях мужчина.

На фоне ОГПУшника он сам выглядел ребенком — не высокого роста, даже ниже меня, интеллигентное лицо, впалая грудь.

— За распространение контрреволюционных идей, — веско заявил Лагушкин и, больше не слушая мужика, потащил его на выход.

Я пока не вмешивался, лишь молча записал себе в чистую тетрадь, что никакого документа, где было бы написано — по какой статье и на каком основании проведено задержание, у сотрудника ОГПУ не было. Или было, но он ее не предъявил, несмотря на просьбу задержанного.

Приехали мы в Бутырскую тюрьму. На всем пути Смолин трясся от страха. Его колотила нервная дрожь, а взгляд метался от Лагушкина ко мне, а после на водителя. Он даже попытался заговорить со мной, но получил тычок от агента в бок и больше попыток начать диалог не делал.

В тюрьме мы дошли до кабинета, на котором висела табличка «Уполномоченный Егоров С. С.» Постучавшись, Лагушкин получил разрешение на вход, и буквально втолкнул задержанного внутрь.

Потом зашел сам и лишь за ним внутрь попал я.

Уполномоченный, мужчина лет тридцати, блондин, довольно крепко сложен, посмотрел на меня удивленно. Его взгляд меня порадовал — значит не «постанова» сейчас будет, а я увижу, как реально работают в ОГПУ.

— Распоряжение товарища Попейчука, — ответил на немое удивление Егорова Лагушкин, после чего отошел к двери, перегородив выход, и замер как статуя.

Я прошел к окну и встал к нему спиной, достав свою тетрадь. Кроме стула, на котором сидел сам уполномоченный, и одного табурета для задержанного, больше мест для сидения не было.

Хмыкнув, Егоров указал Смолину на табурет.

— Садитесь, гражданин.

О как! Интересное обращение. Смотрим дальше. Смолин на гнущихся ногах дошел до табурета, как-то беспомощно оглянулся в поисках поддержки и все же сел.

— Итак, Смолин Петр Фомич? — открыв взятую с угла стола папку, уточнил уполномоченный.

— Д-д-да, — испуганный кивок. — Эт-то я.

— Вы работали бухгалтером на заводе «Моторист», занимающегося выпуском моторов для автомобильной промышленности, так?

— П-почему работал? — затрясся мужик.

Егоров молча ждал, пока тот ответит на вопрос.

— Н-ну, я там работаю, да, — под томительным молчанием следователя, кивнул Смолин.

— Когда и как вы вступили в сговор с гражданином Лопухиным?

— К-как-кой сговор? — дал петуха мужик.

— По созданию новой партии, — как само собой разумеющееся заявил Егоров. — Промышленная партия. Вот тут у меня и ваш устав есть, — потряс листком, извлеченным из папки, мужчина. — Ваш бывший директор, гражданин Лопухин, во всем сознался. Про создание новой партии, которая должна была очернять идеи коммунизма и роль руководящей партии в этом деле. Вы собирались набрать сторонников из числа рабочих, пообещав им улучшение труда, которое и так обязаны были делать, а после — через профсоюз подбить их на бунт. На лицо контрреволюционная деятельность. Скажете, не было такого?

— Не было! — вскинулся мужик. — Чем хотите клянусь, никогда ничего такого не делал и даже не слышал!

Лагушкин возле двери нахмурился и сделал шаг в сторону Смолина, бросив взгляд на следователя. Тот отрицательно покачал головой, и парень вернулся обратно. Ну точно цербер какой!

— Если это так, почему же гражданин Лопухин пишет иное?

— Но Геннадий Степанович не мог ничего такого написать. Этого просто не было, — затрясся еще сильнее мужик.

— А вы почитайте, — достал очередной листок из папки следователь и протянул его Смолину.

Тот взял листок и вчитался. Через пару минут он поднял затравленный взгляд на Егорова.

— Это почерк Геннадия Степановича. Но это ложь! Я не знаю, почему он это написал. Но не было такого!

— А что было?

— Ну, зарплату задерживали, — ежась под взглядом мужчины, сказал Смолин. — Так не собственному желанию! Металл-то нужно закупать, а на что? Нам выделили определенную сумму, и крутись, как хочешь. Еще и план надо выполнять, а вы знаете, сколько брака идет? Больше половины выработки — брак! И сколько не штрафуй — не помогает. У нас же больше половины — только недавно свои деревни покинули. Ничего еще не умеют. Так еще и в профсоюзы жалуются на штрафы, те давить начинают. Мы в Госплан обращались, а там нам заявили, что не их проблема. Деньги выделены, металл мы получили, работайте. А как? Вот и приходилось из зарплат металл докупать, чтобы хотя бы в план уложиться. После уже рассчитывались конечно с рабочими, но ведь денег больше не становится. Снова металл нужен и брака меньше не стало! Не хотят учиться! Об этом мы говорили — что нужно курсы открывать, внедрять принудительное обучение.

— Через новую партию? — тут же спросил Егоров.

— Да какую партию? — чуть не взвыл Смолин.

— Промышленную, — невозмутимо ответил следователь. — Вот, гражданин Лопухин отмечает, что не верит в способность руководящей партии решить проблемы предприятия. Для чего и нужна новая партия.

«Эк он как свою линию гнет!» — удивился я.

— Да все решили бы, если бы не секретарь горкома Одинцов! Мы же и к нему ходили, объясняли ситуацию. А что толку-то?

— Поэтому, разочаровавшись в одном члене партии, решили свою создать?

— Да не хотели мы свою партию создавать! — чуть не плача в сердцах воскликнул Смолин.

Примерно в таком духе и шел допрос. Бухгалтер рассказывал о проблемах на заводе. Как пытались их решить. Почему не получалось. А уполномоченный давил на одну точку — что была попытка контрреволюции через создание новой партии.

Так продолжалось около часа, после чего Егоров зло поджал губы. Видимо это был какой-то условный сигнал для Лагушкина, так как стоило спокойно стоящему агенту увидеть выражение лица начальства, он тут же шагнул к сидящему мужику и одним ударом сбил того на пол. Простая оплеуха, но тому и ее хватило. Сразу пара зубов полетела по полу, а с губ Смолина потекла кровь. Егоров кинул на меня быстрый взгляд и досадливо поморщился. Я постарался сделать вид, что все нормально. Даже в тетрадь в этот момент ничего не писал. Специально, чтобы показать себя «деталью мебели», и тот расслабился. Похоже, получилось.

Мужика мне было жалко. Но главное сейчас — выявить методы ведения следствия. Если мне устроят театральное представление, то ничего я не увижу и не докажу. А того, что я заметил, уже достаточно, чтобы понять — Поликарпов не нагнетал. Так что стиснем зубы и смотрим дальше.

Усадив Петра Фомича обратно на табурет, Лагушкин вернулся к двери.

— Гражданин Смолин, поймите, — доверительно заговорил Егоров. — Мы все равно докопаемся до правды, как бы вы здесь не отпирались. Но если пойдете на сотрудничество, то вам грозит лишь от пяти до десяти лет. Если мы все узнаем сами — то расстрел. Так зачем упираться? Ведь это бессмысленно.

Мужик сидел и утирал кровавую юшку, размазывая по лицу сопли с кровью. Взгляд его уперся в пол.

— Ну чего вы молчите⁈ — гаркнул Егоров.

— Мне нечего больше добавить, — прошепелявил тихим и потухшим голосом мужик.

Уполномоченный с брезгливостью посмотрел на Смолина, после чего мотнул на него головой.

— Иван, уведи его.

Лагушкин снова отлип от дверей и вздернул мужика на ноги. После чего тычком повернул его к выходу.

— Вперед.

Я тоже покинул подоконник и хотел двинуться следом…

— Товарищ…

— Огнев.

— Товарищ Огнев, — остановил меня Егоров. — А вы по какому вопросу?

— Знакомлюсь с работой вашего ведомства. Ну и с делом заодно.

— Так разве не хотите ознакомиться с ним сейчас? — потряс он папочкой.

— Обязательно. Но сначала хочу увидеть, где содержатся задержанные, — ответил я. — Скоро вернусь.

С Лагушкиным мы дошли до коридора, вдоль которого были расположен ряд зарешеченных дверей. Камеры судя по размеру были общего типа. В одну из них и втолкнули бухгалтера. Там уже находилась пара человек, на них я тоже заметил синяки, да общий помятый вид. После этого мы вернулись в кабинет следователя.

— Видите, Сергей Федорович, — обратился ко мне Егоров, когда Лагушкин оставил нас наедине. — С кем приходится работать. Врут, как дышат. Им в лицо факты тычешь, а толку? Приходится иногда быть жестким.

Было видно, что он не понимал, как со мной себя вести, вот и пытался «прощупать». Да и похоже его вообще не предупредили обо мне. Но сейчас, пока я ходил с Лагушкиным, он наверняка сбегал до начальства и узнал, в каком я качестве здесь оказался.

— Понимаю, — кивнул я в ответ. — Покажите его дело?

— Да, конечно.

Ознакомившись с материалами, я сделал себе в тетрадь несколько пометок, что не осталось без внимания следователя. Но никак комментировать это он не стал. После чего мы попрощались, договорившись, что я буду присутствовать на допросе и других фигурантов дела, да и вердикт по Смолину чтобы без меня не выносили, и я покинул столь «приятное» заведение.

Вернувшись домой, я испытал облегчение. Атмосфера тюрьмы и допроса навевала безысходность и тоску. Пусть я там и как наблюдатель, а все равно — ощущения самые мерзкие остались.

Вечером пришла Женя. Нахохлившаяся и недовольная. И с порога «наехала» на меня.

— Зачем ты даешь мне задание, с которым я не могу справиться?

Я аж рот открыл от удивления. Что там справляться-то? Я искренне думал, что добыть мне телефон для нее было в разы сложнее, чем провести простую проверку, как выполняется погрузка-разгрузка. О чем ее и спросил.

— Да меня туда даже не пустили! — возмущению Жени не было предела. — Сказали: а кто ты девочка? А что я им отвечу? Что твоя помощница? Так от меня тут же бумагу потребовали! Естественно, что предъявить я им ничего не смогла. Только опозорилась!

Мне ответить на это было нечего. И правда, почему я не подумал, что Женю могут попросить предъявить документ, что она имеет право там вообще находиться? Меня вот подобными корочками снабдили по самое «не балуй». Даже вот, не забыли новое удостоверение выдать для новой задачи. И что мне теперь делать? С таким же вопросом на лице на меня смотрела Женя. Пора мне определиться — послать ее окончательно, или все же довериться чуть больше.

Глава 3

Октябрь — начало ноября 1930 года

— Ну чего молчишь? — не выдержала девушка. — Какой ты руководитель, если даже о такой мелочи подумать не можешь?

Я же в этот момент как раз размышлял, как мне организовать для Жени допуск. Но стоило мне услышать ее тон и слова, как все желание и дальше работать с девушкой у меня пропало. Уже не первый «звоночек» для меня, что с ней работать не стоит.

— Такой, которому не нужна столь дерзкая и наглая подчиненная, — огрызнулся я в ответ. — Спасибо, больше твоя помощь не требуется.

— Что? — не поверила Васюрина. — Но у нас же договор!

— О чем?

— Я выполняю твое «невыполнимое» задание, а ты в ответ даешь мне возможность проявить себя. Я свою часть честно выполнила!

— И тебя упомянули в популярном журнале, как соавтора статьи, — заметил я. — Но это не дает тебе права разговаривать со мной в таком тоне.

— Ну прости, — тут же сменила она свое поведение. — Этого больше не повторится. Но пойми меня — я прихожу такая, уверенная в себе, что сейчас смогу помочь в важном задании, а меня, как несмышленую девчонку пинком под зад! И из-за чего? Потому что ты забыл даже простейшую бумажку, что я твое доверительное лицо, написать! Конечно мне очень обидно. Комсорг целого института — а смотрели как на пустое место!

С одной стороны она права. Моя ошибка. Но с другой… Я поставил себя на ее место. Вот стал бы я так тому же товарищу Сталину заявлять? Обвинять его в чем-то? Верится с трудом. И если бы у Жени было ко мне уважение, она тоже не повела бы себя так. Поэтому…

— Да, я ошибся, — Женя довольно улыбнулась, услышав эти мои слова. — Особенно, когда поверил, что у нас могут быть спокойные ДОВЕРИТЕЛЬНЫЕ рабочие отношения. Увы, ты показала, как ты ко мне относишься.

— Сереж, ты чего? — напряглась Васюрина, почувствовал холод в моих словах и куда я клоню.

— Все, Жень. Тебя упомянули в статье. Причем, как соавтора, что можно было посчитать даже авансом. Все же ты для статьи не написала ни строчки — только отсортировала материал, какой я просил. Это — достаточная плата за твою помощь с телефоном. Ты правильно тогда заметила, мне гораздо проще было бы обратиться к товарищу Сталину. Он бы мне не отказал. На этом наше сотрудничество закончено.

Женя с возмущением и негодованием смотрела на меня.

— Ах так? — вскинулась она. — Ну и ладно! Еще посмотрим, как ты запоешь, когда у тебя закончится твоя «белая полоса». Приползешь, будешь просить о помощи — фига тебе!

И развернувшись, она выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.

Я стоял посреди комнаты и думал, правильно ли я поступил? Так-то девушка соблюдала наше соглашение. Но учитывая ее поведение, и особенно последнюю реплику — в будущем от нее будут только проблемы. Факт. Такая и подставить может. Не раз же об этом думал.

Постаравшись выкинуть мысли о Жене из головы, я вернулся к текущим проблемам. А они на лицо — контроль погрузки я не провел, и что из этого получится, непонятно. Надо срочно исправлять ситуацию!

Уже на следующий день сразу после пар я отправился на предприятие, указанное в списке Иосифа Виссарионовича. Как и говорила Женя, пускать меня туда не хотели. Лишь удостоверение члена ЦКК помогло. После чего меня «обрадовали» тем, что вся продукция уже погружена и отправлена адресату.