Помоги проекту - поделись книгой:
Горыныч 3.0. Инициация
Глава 1
Подслушанный разговор
—
—
Ожега сжала кулаки от злости. Надо было этому Мишке ещё и язык оторвать, чтобы не мёл им как помелом.
Одноклассницы снова мерзко захихикали и наконец ушли от кабинета.
Ожега тихо хмыкнула и вышла в опустевший коридор. Не то чтобы она боялась встречаться с одноклассницами, скорее, боялась, что спровоцирует конфликт. А это новый виток проблем. К тому же глаза постоянно чесались, а это, в силу её родословной, могло быть не слишком-то хорошим знаком.
Глупые слухи про неё с сёстрами не утихали уже пятый год, как они начали учиться вместе с людьми. Когда они не дождались приглашений в Великолукскую школу и мамы-кудесницы поняли, что их дочери уродились чистокровными юдваргами, как их отцы, то, по настоянию родительниц, поступили в пятый класс общеобразовательной средней школы Себежа, возле которой жили. Ожеге и Оляне тогда было уже по двенадцать лет, а Озаре одиннадцать, хотя документы на них сделали на день рождения Озары и на год меньше, словно они тройняшки, а не двоюродные сёстры. Так было проще объяснить их появление. С острова Латрик через пролив до школы было меньше пятисот метров, а с их родственниками перейти небольшой участок зачарованной озёрной воды точно не проблема.
Дети в классе учились вместе с самого начала, так что они были единственными новенькими, и… можно сказать, по большей части в коллектив так и не влились, оказавшись слишком неподготовленными к реалиям жизни в Яви.
Огромным ударом для них стало несовпадение времяисчисления вплоть до мигов. Что уж говорить, даже спустя почти пять лет Оляна до сих пор путалась в человеческом летоисчислении и могла, перенервничав, в какой-нибудь контрольной написать не «2016 г.» от местного Рождества Христова, а «7524» имея в виду привычное лето от Сотворения Мира в Звёздном Храме. Или вместо «декабря» написать «бейлетя». Не говоря уже о том, что Оляна конкретно зависала, пытаясь сообразить название дня недели, переводя привычную девятидневку в семидневку, которая вдобавок имела схожие названия. Понедельник, вторник, четверг и пятница были нормальными, а вот третейник был средой, шестица — субботой, седьмица — воскресеньем, а осьмицы и недели и вовсе не было, точней, «неделей», то есть днём выходным, когда славят Солнце и ничего важного не делают, назвали всю человеческую семидневку. Право слово, было бы проще, если бы названия совершенно не совпадали, как это вышло с месяцами. И самое грустное: работали тут с понедельника до пятницы, а суббота и воскресенье считались выходными. В девятидневке-то целых три выходных и они распределены на каждый третий день: в третейник, шестицу и неделю! Украденные выходные больше всего возмущали Ожегу. Вот к месяцам она быстро привыкла, хотя месяцев оказалось не девять, а двенадцать, и в месяце не сорок или сорок один день, а тридцать, тридцать один или двадцать восемь и двадцать девять в феврале. Но они назывались совсем иначе, и даже новый год был в другое время. В сравнении с путаницей в неделе, дробление суток на двадцать четыре, а не на шестнадцать часов уже не играло особой роли. Потому что всё у людей было не по Солнцу! Но хотя бы из-за этого уроки длились всего сорок пять минут, а не по девяносто, как у бабушки Зины.
Честно говоря, не одна Оляна сбивалась из-за недели, Ожега и сама часто их пересчитывала, так как эти дни недели не совпадали с принятыми не только в их семье или у юдваргов, но у всех народов Нави и Беловодья. Несмотря на их идеальную память, даже у Озары всегда был под рукой календарь и ежедневник, чтобы ничего не перепутать.
Но в итоге с самого начала эта неразбериха сослужила им плохую службу, учителя да и дети решили, что они отсталые, глупые и не умеют считать правильно. А потом ещё на вопрос одноклассников Оляна простодушно ответила, что они живут на острове Латрик, который, как они позже узнали, был закрыт мощным магическим барьером и в Яви проявлялся лишь на пятую часть от силы и то лишь для того, чтобы был отдельный и безопасный выход в Явь возле города. Для людей там не было ничего интересного, кроме заброшенных руин, которые периодически затапливает в паводок, да парочки огородов нескольких местных, связанных с народами Нави.
Их, естественно, обсмеяли и даже какое-то время, пока не надоело, обзывали бомжами, но тогда история как-то замялась и почти забылась, а чуть позже родители купили в Себеже квартиру, в которой навели двусторонний портал в родовое Гнездо, тем самым сделав «чёрный ход» на непредвиденный случай. Очень вовремя, если учитывать последующую эпопею с социальными службами.
А пару месяцев спустя, когда только всё успокоилось и они привыкли к новым реалиям, случился злосчастный урок литературы, на котором проходили былину «Никита Кожемяка и Змей Горыныч». Наверное, с той былины Ожега поняла, что людей не зря считают самыми лживыми существами на Древе Миров. Эту историю они прекрасно знали. Странно не знать историю собственного Рода. Вот только всё в этой «былине» перековеркали и исказили почти до неузнаваемости. Ожеге было обидно почти до слёз… да и Озара тоже была возмущена, но они промолчали, а вот Оляна молчать не стала.
С Оляной всегда так. Никто из них не умел врать, как это делали люди: легко и непринуждённо, не замечая, как выдыхают Кривде смрадные миазмы лжи, питающие их тёмную богиню. Но Ожега с Озарой умели недоговаривать и уводить разговор, если уж задали прямой вопрос, или могли ответить иносказательно. А вот Оляна была слишком наивной и открытой и практически не умела молчать. Человеческие дети почти сразу дали ей кличку «Блаженная», а сестра с каждым разом лишь подтверждала своё прозвище, и дело было не только в честных ответах, которые порой шокировали и вводили людей в ступор. Хотя в этом тоже был толк: Оляну не воспринимали всерьёз, считая безобидной фантазёркой или вроде того. Почти все…
И если Ожега просто перестала пытаться с кем-либо подружиться и хватало одного взгляда, чтобы от неё отстали и не лезли, то Оляна с её открытостью и жаждой общения не оставляла попыток. А расхлёбывать приходилось им с Озарой.
Впрочем, Озара была единственной из них, кто хоть как-то сошёлся с одноклассниками. В основном потому, что давала списывать уроки, а ещё лучше всех освоила соцсети. Как и попросила её мама-Анна, Озара «вливалась в общество». Да и, кажется, ей действительно были интересны людская культура и традиции. Учителя считали, что Озара «нормальная» и что «девочка старается», готовится к поступлению и не надо её волновать и дёргать, а вот с Ожегой и Оляной необходимо «работать». В том числе социальным службам и психологу, которая это всё и затеяла, переживая за их «будущее».
Эх… Если бы только не запрет на вмешательство в жизнь обычных людей… Но, к сожалению, применять магию можно было только в случае угрозы жизни. Да и то… Особой магии ни у кого из них не было, иначе они бы не учились в обычной школе для людей. Впрочем, даже их мамам было бы сложно отвести взгляд целой куче народа. Всех любопытных не зачаруешь. Во-первых, это противозаконно. Во-вторых, в Себеже вдобавок каждый третий какой-нибудь дальний потомок народа Нави с разбавленной кровью. У таких уже почти обычных людей не имелось родовой памяти и особых способностей, но они обладали иммунитетом к слабенькому внушению или отводу глаз. Так что в школе они с сёстрами должны были справляться сами. Это было своего рода испытанием для них перед окончательной Инициацией, срок которой всё ближе: сразу после шестнадцатилетия Озары, в Коляду, всего через две людских недели.
— Ожега! — прервал мысли оклик сестры.
Озара вместе с Оляной стояли у окон на повороте к кабинету психолога. Озара выглядела обеспокоенно.
— Я волновалась из-за Инициации… — чуть ли не со слезами сказала Оляна. — И она прямо меня спросила… И мне пришлось… Я поделилась своими страхами и переживаниями с Полиной Геннадьевной из-за этого, а она как тогда… когда соцслужба нас на заметку взяла…
— Ладно, попробуем разрулить, — вздохнула Ожега. — Надеюсь, наших «родителей» не вызовут, а то папа-Благомир с мамой-Алёной, как и все остальные родители…
— Да, они все вернутся только ближе к Инициации, — понурилась Оляна.
— Благословение Предка получить тоже очень важно, — закусила губу Озара.
Перед обычными людьми их общими родителями выступали родители Оляны — дядя Благомир и тётя Алёна. Их матери были родными сёстрами, а отцы — родными и двоюродными братьями, так что с детства повелось, что они всех называли мамами и папами, не особо разбираясь, кто точно чей. Озара так лет до шести-семи думала, что её родной отец — папа-Благомир, потому что тот больше всех с ними возился, катал на спине, водил в лес, знакомил с народами Нави на их территории. Папа-Боеслав, её родной отец, почти всё время разъезжал по другим мирам и странам по делам Рода, а отец Озары — папа-Богдан — тоже больше пропадал в библиотеке Гнезда, занимался её расширением или где-то учился.
Папу-Боеслава Ожега не видела уже очень давно, почти полгода прошло, как тот последний раз брал её с собой в поход-тренировку, а потом снова покинул Гнездо, и лишь иногда от него приходили скупые сообщения с посланником. Даже с другими родителями папа-Боеслав должен был встретиться где-то на пути, а мама-Анна что-то упоминала про разведывание безопасного прохода.
В её последний день рождения — тридцатого марта по человеческому летоисчислению, — когда ей исполнилось шестнадцать, отец подарил ей зачарованный нож с рукоятью в виде переплетённых трёх голов Горыныча. Словно намёк на то, что её хотят видеть юдваргом или чтобы она всегда помнила о своей семье и предках. Небольшой зачарованный клинок невозможно потерять и легко спрятать за голенищем сапога, на бедре, за лифом платья или даже в пышной причёске. По желанию нож сам появлялся в руках и всегда попадал в цель, если его бросить.
Ожега им очень дорожила и теперь волновалась, что сплетницы окажутся правы и про нож разнюхали в школьной администрации. Расставаться с подарком ей совершенно не хотелось, как и тянуть проблемы, если ситуация и правда всплывёт. Глупо было надеяться на какую-то честь человека, который может потерять моральный облик.
Если родители узнают, то… Ожега поморщилась. Думать о наихудшем развитии событий не хотелось.
Глава 2
Мозгопыточная
Кабинет психолога располагался в дальнем «закутке» школы, почти у второго, практически всегда закрытого чёрного входа. Это не было полноценным классом, скорее переделанной кладовкой или бывшим хоз-бытовым помещением, потому что окно, выходящее во внутренний двор, было на две трети заложено кирпичами. Так что здесь даже при отсутствии штор и в самую солнечную погоду царил полумрак, а подоконник был переделан во что-то похожее на встроенный книжный шкаф, маскируя кладку белых силикатных кирпичей за стеклом. В их квартире кухня была побольше и, конечно же, посветлее. Полина Геннадьевна постаралась придать этой каморке, которую школьники прозвали «мозгопыточная», некий уют, но Ожега бы не сказала, что психологичке это удалось на все сто процентов.
Она глубоко вздохнула перед дверью, которую покрасили коричневой краской поверх облупившейся старой, и подавила желание отколупать чуть торчащий кусочек, вместо этого решительно постучав.
— Да-да, открыто, — Ожега дёрнула ручку на себя и вошла в мозгопыточную, чуть поморщившись от концентрированного химического запаха лаванды, от которого сразу запульсировало в висках.
В каморке не было батарей, то ли забыли довести, то ли посчитали, что для хранения всякого школьного барахла вроде мётел и лопат, тепла не требуется, так что у психологички стоял обогреватель. Какое-то время назад в школе проходил ремонт, во всех классах и окнах, которые выходили на улицу, заменили стеклопакеты, там открывались форточки. Но кабинет Полины Геннадьевны в этом смысле обошли стороной, заложенное окно было старым, стекло — сплошным, и открыть окно здесь оказалось невозможным. Они правда бывали здесь достаточно часто, чтобы успеть узнать об этом месте всё и выслушать кучу жалоб. В итоге из-за отсутствия батарей и нормального проветривания одна из стен слегка отсыревала и пахла соответствующе — чем-то не слишком приятным. Чтобы заглушить запах, Полина Геннадьевна пользовалась специальными освежителем воздуха, предпочитая лаванду, так как она «успокаивала». Настоящая лаванда — успокаивала, но от химии Ожега ощущала лишь першение в горле. И каждый раз было ощущение, что преодолеваешь барьер.
— А, Ожега, проходи. Присаживайся, — оживилась Полина Геннадьевна, отрываясь от экрана компьютера и сбрасывая с плеч красно-полосатый палантин.
Ожега сделала полтора шага и села на короткий бирюзовый диванчик, который можно было смело считать широким креслом. В кабинетах психотерапии должно было быть как-то успокаивающе, всё бежевое или типа того, но здесь наоборот было много ярких деталей. Насколько Ожега помнила из предыдущих разговоров психологички, диван той достался по случаю, но он был настолько чужеродным в «школьной классике», что пришлось под него сделать ремонт. Благо администрация дала на это добро и вроде Полина на свои деньги всё сделала и обставила в позапрошлом году, до этого в мозгопыточной был реальный страх и ужас, только цепей по стенам не хватало.
— Во время «окна» у половины вашего класса у меня был сеанс с Оляной, — прервала вялые мысли Ожеги Полина Геннадьевна, которая развернулась и подкатила своё кресло на колёсиках чуть поближе: кабинет психологической помощи был настолько мал, что рабочий стол стоял поперёк, вдоль стены, иначе совсем не оставалось бы места.
Ожега кивнула. Они с Озарой изучали английский язык, а Оляна захотела учить французский. «Француженка» частенько, особенно в зимнее время, брала больничные из-за своих маленьких детей, так что у той группы случались «окна». Поговаривали даже, что после нового года школа и вовсе откажется от изучения других языков, кроме английского, так как, во-первых, замены француженке не было, а во-вторых, в гороно считали, что детям лучше плохо знать азы английского, чем хорошо бесполезный французский.
— А сейчас я хотела переговорить с тобой, как с её старшей сестрой… и прояснить некоторые возникшие у меня вопросы.
— Чтобы не получилось, как в тот раз? — оборвала её Ожега, чуть поёрзав. Короткий диван был довольно глубоким, и явно подразумевалось, что на него забираются с ногами или спят калачиком, но приходилось просто сидеть, не облокачиваясь на спинку. — Вы уже однажды доставили много проблем от того, что поверили Оляне. И нашу семью замучили проверками социальные службы. Которые, кстати, ничего криминального не обнаружили. Как бы вам ни хотелось.
Ещё бы они что-то нашли… кроме книг со сказками в комнате Оляны.
— Да… — Полина Геннадьевна немного смущённо потупилась. Она была ещё совсем молодая, сразу после обучения попала в их школу. — Я думаю, что Оляна как бы иносказательно просит о помощи. Порой подростки не справляются… и уходят в мир фантазий.
— В любом случае, это её личное дело, вам разве так не кажется?
— Вы отличаетесь от обычных подростков, это провоцирует конфликты и недопонимание, — психолог чуть наклонилась, как бы доверительно сказав: — ты сильная девочка и можешь не обращать на это внимания, а вот Оляна явно не справляется.
— Оляна с детства была такой… — подбирая слова, сказала Ожега. — Открытой. Мы не собираемся ни лечить, ни переделывать её. Это её способ общения с миром, а никакой не крик о помощи. Так что в своих оценках вы ошибаетесь.
— Я думаю, что твоей сестре нужна поддержка, — продолжала гнуть свою линию Полина Геннадьевна. — Оляна нежная, ранимая и внушаемая девочка. Она верит всему, что говорят ей старшие… и беспрекословно подчиняется чужой воле. Меня не может не беспокоить эта созависимость… Особенно в свете того, что Оляна рассказывала о некой инициации, которая вам троим предстоит.
— Мы не состоим ни в какой секте, если вы об этом изо всех сил намекаете, — вздохнула Ожега. — И наши родители не состоят. И даже бабушки и дедушки.
— Иногда люди этого попросту не осознают, — мягко сказала Полина Геннадьевна. — Особенно дети. Так что за инициация? Что под этим подразумевается? Это опасно? Оляна выглядела взволнованной…
Ожега шумно выдохнула.
Вот ведь любопытная человечка! Да ещё и вопросы задала практически прямые!
— Можно подумать, вы не волнуетесь перед каким-нибудь торжеством, — постаралась как можно ровнее ответить Ожега. Повезло, что вопросами её просто засыпали и, значит, можно ответить не на все. — Да ладно вам, Оляна волнуется как перед контрольной, так и перед нашим днём рождения. Так что её «инициация» — это вступление во взрослую жизнь. Наше детство официально закончится, и, думаю, Оляне жаль, что она повзрослеет. Вот и паникует.
— В пятнадцать лет? — не поверила ей психолог. — Дети у нас детьми до восемнадцати считаются. Официально.
— Ну, это, можно сказать, как в славянских сказках, — пожала плечами Ожега, решив вставить и свои желания. — У нас выпускной девятый класс к тому же, и папа с мамой сказали, что после общего дня рождения мы сможем как бы сами всё решать в своей жизни… Например, куда поступать, что делать дальше и всё такое. А ещё что делать со своими волосами: красить, или подстригать, или так оставить. Ну и одежду носить… по желанию.
— То есть, — моргнула Полина Геннадьевна, — после ваших пятнадцати вам разрешат…
— Мы в своей семье будем считаться взрослыми, — кивнула Ожега. — И у нас в семье принято держать слово. После этой самой «инициации» мы сможем выглядеть иначе. А я хотела бы пользоваться косметикой… И Оляна очень волнуется и, возможно, не хочет ничего менять или переживает, что ей не пойдёт… Вот и звучит этот ваш «крик о помощи». Лучше бы вы ей журналы моды подсунули, чтобы она развеялась.
— Да… глупо получилось, — смущённо покраснела психолог.
— Ага, глупо, — согласилась Ожега, осторожно переводя дух. Прошла почти по краю.
Не могла же она в самом деле рассказать человеческому психологу о том, что она и её сёстры юдварги, а инициация — это первый оборот в Зверя и, собственно, подтверждение их пока предполагаемых статусов. И риск при этом всегда присутствовал. Всякое могло случиться… Ходили легенды, что несправившиеся теряли разум и возможность возвращения в человеческое обличие. Отец говорил, что страшные лесные пожары за Уралом, которые невозможно оказалось скрыть от людей, объяснялись тем, что там полно неуправляемых полудиких юдваргов. Их даже путали с драконами — этими неразумными магическими животными, которых кудесники выращивали, как коров или кур — на убой. Да и тёти…
Конечно, Оляна волновалась перед инициацией. Они все, каждый по-своему, переживали. Им с сёстрами никто этого не говорил, но даже Ожега понимала: Род мельчает. Из всего Рода только прадедушка становился трёхголовым Змеем, которым и был изначально. Все остальные, включая дедушек, отца и дядей, превращались в одноголовых крылатых Змеев. И если так посмотреть, то женщины Рода юдваргами не были… ни одна! Но отцы их были уверены, что у них всё получится, укладывая на плечи дополнительную ответственность. И вообще-то, Оляна-то что переживала? Кому больше всех переживать, так это Ожеге: по их линии кровь смешивалась, и тёти опять же.
Из мозгопыточной она вышла с чувством облегчения и некоторой гордости. Сёстры ждали её всё там же у окна на повороте к кабинету психолога.
— Ну как? — спросила Озара, когда они втроём оделись и вышли на из школы.
— Всё нормально, — Ожега рассказала о разговоре с Полиной Геннадьевной.
— Значит… После дня рождения мы сможем покраситься? — сразу уловила суть Озара, усмехнувшись. — Тогда я хочу быть рыжей.
— А это обязательно? — спросила Оляна, потеребив косу. У неё были очень красивого оттенка пшенично-русые волосы, самые светлые из них. — Мне мои волосы нравятся.
— Можешь чуть длину уменьшить, — улыбнулась Ожега. — Или хотя бы часть распустить. Я вот вообще хочу совсем коротко… — и коснулась ребром ладони основания шеи. — И темней на пару тонов, а то ни то ни сё.
— Что? Нет! У тебя такие красивые волосы! — воскликнула Оляна, но тут же запнулась. — Хотя тебе, наверное, пойдёт… А папа-Боеслав не будет ругаться?
— Считай, что они благодаря тебе дали на это высочайшее разрешение, — фыркнула Озара. — Не могла же Ожега морочить эту Полину. Ты и так её чуть с ума не свела своей безответственностью. Папа-Благомир в прошлый раз очень просил, чтобы такого не повторялось.
— Эх… — повесила голову Оляна, соглашаясь.
Ожега кивнула. Это был тот ещё скандал… А всё потому, что Оляна ляпнула психологу, что они живут клановой общиной. Конечно, у людей всё не по Солнцу и не по Правде, чьими прямыми потомками был Род Горынычей. Для народов Нави было нормой так жить. Общиной проще выжить, сохранить разумность и знания, дать отпор как людям, так и всяческого рода «охотникам на нечисть».
Гнездо их Рода издревле располагалось на острове Латрик, и старшие родичи рассказывали о том, что крепость, которую построил их клан, появилась раньше города Себеж. Через пару сотен лет после основания Гнезда люди тоже стали селиться рядом с крепостью — когда прознали, что могучий Род юдваргов поселился в этом озёрном краю, испокон веков принадлежавшем водному народу.
Ожега с усмешкой представила реакцию Полины Геннадьевны, если бы та узнала, что даже создание национального парка «Себежский», где тонка грань миров, нужно было для того, чтобы оградить народы Нави и их потомков от любопытных людей, их технологий, а также от магического браконьерства. Очень давно крупнейшие кланы объединились и создали самую мощную и совершенную защиту, похожую на обережный круг или на бусы из речного жемчуга, где каждая бусина — точка опоры заклятия и она же спрятанный в пространственной складке клан народа Нави. И эту защиту они поддерживают до сих пор. Даже город Себеж входил в состав национального парка, потому что там проживали многочисленные потомки навов этих мест, и тоже частично находился под заклятием.
Тем не менее прошлые откровения Оляны про семью и её устройство вышли всем им боком. Повезло, что родители загодя приобрели квартиру, подготовили все документы, купили все бытовые приборы и оборудовали комнаты. Натравленные социальные службы совершили проверку по тревожному запросу из школы.
Поделиться книгой: