— Она здесь, — отвечает раненый. — Руку мне сломала.
Ответа мы не услышали, второй спецназовец торопливо спустился и просветил всё помещение фонариком, выискивая возможного противника.
— Здесь чисто, — устало комментирую я.
Свет фонарика дёргается. Видимо мне кивнули и такой же здоровый мужик торопливо осматривает руку своего товарища на предмет повреждения. Ярыч скрипит зубами от боли, но терпит.
— Закрытый перелом. Наверху кареты стоят, тебя быстро щас в чувства приведут.
— Бля, а я так хотел хорошенько на свадьбе Дема гульнуть.
— Гульнёшь, — хмыкнули ему в ответ, поднимая со ступенек. — Наверху всё зачистили. Давайте выбираться.
Они медленно стали подниматься по ступенькам, ни грамма не сомневаясь, что я последую за ними. И меня очень удивило такое поведение. Любой опер знает, что в подобных ситуациях жизнь заложника ценнее всего. Они меня должны были вести, а не друг друга. Что за?..
— Виноградова, не отставай! Арестов и Ваклонский нам за тебя головы снесут.
Подавившись собственным возмущением, я поспешила наверх. Похоже, что Ваклонский обо мне уже всё им рассказал. Тогда не удивительно.
Блин, так попасться мог только Ярыч. Вот надо было ему из себя рыцаря строить перед драконом? А судя по подноготной этой пацанки, она дракон и есть. Десять лет дзюдо и рукопашки. Полицейская академия с отличием и туева куча грамот со спортивных соревнований. Ваклонский не дурак. Ценный кадр себе в отдел отгрёб. Такую и в огонь, и в воду. А Ярыч… Рыцарь в ржавых доспехах, мать его. Мы уже больше часа ухмыляемся над ситуацией. Оперативница альфовцу руку сломала. Ну анекдот же!
Я наблюдал, как парню накладывают шину на перелом и изредка косился на девчонку. Внешний вид оставлял желать лучшего. Серая мешковатая толстовка разодрана у ворота. Широкие джинсовые штаны едва ли не сползают. Вся растрёпанная и грязная, но… Несмотря на внешний вид и угрюмое выражение лица, она была довольно симпатичной. Не женственной, как моя Таня или Нютка Демона, а как-то по своему симпатичной, хотя, если привести её в порядок и нанести боевую краску, то… Не о том ты Сора думаешь. Не о том.
Через несколько минут моего наблюдения, к ней подошел и сам Ваклонский. Что-то говорил, резко жестикулировал, возвышаясь над ней, а когда она отвечала с упрямством на лице, злился сильнее.
— Крепкая штучка, — усмехнулся Гвоздь, проследив за моим взглядом.
— Она для Ваклонского, как дочь родная.
— Только для него? Её по-моему всё управление уже отчитало за влипание, — пошутил командир.
— Тут только группа поддержки, — хмыкнул я. — При разговоре с Всеволодом я понял, что они за неё будут не просто рвать. Зубами грызть.
Сразу после Ваклонского к девушке приблизился высокий брюнет, который посмотрел ей в глаза и без лишних слов треснул ей подзатльник, как сопливому мальчишке. Я даже напрягся от подобного отношения, но девушка, только зыркнула на него и пальцем в сторону здания показала. На что брюнет грозно махнул ей кулаком, а потом крепко сжал в объятиях.
Дальше мы с командиром уже особо и не следили. Наше внимание привлёк вопль Ярыча, который не хотел ехать в госпиталь.
— Да ну вас, Коноваловых! Шины наложили и молодцы. Дальше сам!
— Ярый, — окликнул его Демон. — Ярый, не дури. Тебе рентген сделать надо.
— А ты чё врач, что ли?
— А ты у врача спроси, коли Дему не веришь, — вклинился в беседу Волк.
Ярый пристально посмотрел на серьёзное лицо врача скорой помощи и фыркнул.
— Фигнёй не страдай, Ярый, — подал голос Гвоздь. — Лучше, чем в военном госпитале к тебе не отнесутся, сам знаешь. Я помню, что у тебя неладно с врачами, но давай без бабских истерик.
Голубые глаза блондина яростно сузились, но возражений уже не последовало. Горе-герой больше не предпринимал попыток сопротивления. Молча ожидал своей участи в карете.
Сели в фургон быстро и молча, но я почему-то даже из-за чёрной занавески наблюдал за девушкой. Было в ней что-то такое, что притягивало взгляд. Странное ощущение, если честно.
В любом случае, заглядываться на девушку было нехорошо. Как-то предательски по отношению к Тане. Я задёрнул занавеску и отвернулся, но наткнулся на проницательный взгляд командира, который не сказал мне ни слова. Тем лучше. Мне вот сейчас вообще не до его шуток. Он до сих пор Демона подкалывает этой ожесточенной привязанностью к Нюте. А тот и правда, как больной. Попробуй подшути, так у него глаза кровью наливаются. Не зря его Гвоздь одержимым называет.
— Виноградова! Тебе говорили, что ты дура?! — прошипел Женька, повторив уже в пятый раз заданный вопрос.
Сегодня мне досталось от группы, от Ваклонского, от Ярыча, который по прибытию к машине скорой помощи отматерил не только меня, но и Всеволода, совершенно позабыв про субординацию. Его, конечно, его командир очень быстро заткнул, но всё равно неприятненько. Хотя всё это, в сравнении с тем, что мне пришлось испытать, находясь в подвале дома, полного наркотиков и взрывчатки, сущая мелочь. И я уже молчу о том, что творилось в своём доме. Несмотря на то, что ребята работали тихо и чисто, без жертв не обошлось. Эти окровавленные лица до сих перед глазами, несмотря на то, что за несколько лет работы я уже насмотрелась на них сверх меры.
Даже доставшийся подзатыльник от Женьки мне показался щелбаном.
— Жень, отстань, а? Я так задолбалась, что даже слушать ничего не хочу. У меня срыв операции по раскрытию, между прочим, даже не моего дела об угонах, похищение моей светлости, попытка изнасилования моей светлости, а ещё моя светлость альфовцу руку сломала!
— Уж не потому ли, что это он вашу светлость снасильничать пытался?
— Не смешно, Жень! — надулась я, и зачем-то буркнула: — Не потому.
Женя гоготнул и снова приобнял за плечи, устремив свои серо-голубые глаза в сторону здания.
— Боюсь представить, что было бы, если бы это был он.
Я вспомнила несостоявшегося насильника по имени Расул и решила не говорить Жене, что из подвала он буквально выползал на четвереньках, прикрывая все стратегически важные места.
— За раскрытие не переживай. Ваклонский изначально был против твоей кандидатуры, тем более, что там какие-то новые обстоятельства появились. А альфовец… Ну, по сути сам виноват. Иди лучше на допрос. Они давно там тебя ждут. У нас ещё работы много.
— Да уж. Умеешь ты утешить.
— Ну а то, — хлопнул он меня по плечу. — Не первый год вместе ведь, даже традицию завели по дням твоих косяков, — и улыбнулся насмешливо, напоминая, что и этим вечером расплаты не избежать.
Мдя. Я уже говорила, что влипание — это моё кредо? Ну так вот, я искренне убеждена, что без внезапно возникнувших проблем, составляющих основную часть моей жизни, день прошел зря.
Да ещё взгляд этот, который всем телом ощущала, пока раненому руку «чинили». Альфовец так нагло и так пристально смотрел, что я даже не позволила себе наорать на Женьку за подзатыльник. Странное чувство.
Вздохнула и отправилась искать Ваклонского, который ещё не закончил свою прилюдную порку. Будто мало сегодня бед на мою голову свалилось. А ведь единственное, чего мне хотелось сейчас, так это проставиться Женьке очередной бутылкой вискаря и забыться в пьяном угаре, чтобы на утро просто не вспомнить, весь сегодняшний день. Это ведь не так много, правда?
Вот только сейчас меня на допросе будут мурыжить до самого вечера, потом Женя заберёт мою обессилевшую тушу и утащит в ближайший бар, где две порции спиртного размажут меня тонким слоем по барной стойке, а утром я проснусь на диване в его уютной квартире с адской головной болью. И я отправлюсь сначала домой, чтобы привести себя в порядок, а потом бодрой антилопой помчусь на священный ритуал — планёрку, на которой Ваклонский разделает меня на… орехи. Именно на орехи, да. Не зря же всё управление за глаза Всеволода жутобелкой зовёт. Ну, зубы у него… выдающиеся. Причём, как родные, так и абстрактные. Как говорят в народе: «такому палец в рот не клади»
В общем, завтра мне тоже будет плохо.
Глава 2
— Боже, как же раскалывается голова, — мой собственный голос набатом разносится в упомянутой, усугубляя и без того моё ужасное состояние.
— Мне, конечно, приятно, но можешь и дальше продолжать называть меня Женей, — раздалось где-то во внешнем мире, сопровождаемое громким сюрпаньем, — Вставай, Виноградова. На оперативку опоздаешь.
По комнате разносился аромат свежесваренного кофе и выпечки. Мне резко поплохело, но затуманенный мозг отказался выворачивать наизнанку пустой желудок. До противного пересохло горло, а руки, сжимающие подушку дрожали так, что это очевидно было даже лёжа и с закрытыми глазами.
— Прокопенко! — прокаркала я. — Ты, сволочь, чем меня вчера поил?
Тот самый «Боже» Прокопенко закашлялся, стараясь не ржать, что навело меня на мысль, что поил меня не он. Вернее, что он вообще меня не поил. Едва разлепив один глаз, я посмотрела на собутыльника и коллегу в одном лице, и обнаружила его сидящим у окна. Естественно, солнечный свет резанул по дорогому сердцу органу зрения, заставив вспомнить все известные проклятия. Не вслух, конечно, но…
— Я тебя не поил, Виноградова. — всхлипнул источник заветной информации, — Ты вчера после третьего стакана вискаря и похода в туалет, попыталась дать дёру из бара. Пьяная.
— Дала? — простонала я, сжав голову трясущимися руками.
По ощущениям стало понятно, что не очень-то я и дала. Вернее, дала-то я вчера хорошо, а вот дёру…
— Дала, Виноградова. Дала, — опроверг мои мысли Женька. — И такси вызвала, и домой уехала. Да только час назад мне тебя какой-то мужик притащил. Спящую и на руках. Ухмылялся так, будто блудную жену домой привёл, да и свалил в закат.
— Бли-и-и-и-ин, — провыла в подушку. — Прокопенко, вот столько лет знакомы, а ты!.. Как в первый раз. Ну ёжкин…
И вот убила бы гада за такой недогляд, да только м
«Зачем тогда пьёшь?», спросите вы? Да чтобы забыться. Иногда переутомление от всего этого такое сильное, такое ужасное, что я спать не могу, пока не хряпну. А хряпнуть надо так, чтобы отключиться, а… а дальше вы поняли.
— Я, между прочим, нянькой не нанимался. Взрослая уже девочка.
В общем, теперь я не узнаю, кто и откуда притащил меня ночью, что не есть хорошо. Благо, никаких физических… эм… В общем, я не чувствую, что у меня с кем-то что-то было. Это вообще был бы полный алес.
Оторвав себя от дивана и разлепив сухие глаза, я бросила жадный взгляд на стоящий рядом стакан с «антипохмелином». Что добавляет туда Женька, я до сих пор не знаю, но что мне точно известно, так это, что через пять-десять минут, я весело помчусь домой.
Схватила стакан и жадно принялась глотать вожделенную, жидкость. Каждый глоток оживлял, придавал сил, а когда это целебное зелье подходило к концу, мне удалось сфокусировать взгляд на сидящем напротив мужике. Зря. При виде лица Прокопенко, а вернее, внушительного наливающегося фингала на оном, «антипохмелин» фонтаном брызнул в это самое лицо.
Женя молча, отставил чашку с кофе на столик к одуренно пахнущим булочкам, взял салфетку и невозмутимо ею утёрся, проявляя чудеса мужской выдержки.
— Прокопенко, только не говори, что это я тебя так приложила. Я в отключке и на взрыв гранаты рядом не среагирую! — оправдалась мгновенно.
— Да, нет, Мелкая. Не ты.
От старого прозвища поморщилась, но, чувствуя свою вину, не стала обзываться в ответ.
— А кто тогда?
— Тот, кто в закат ушел, — хмыкнул друг и поморщился.
А вот это уже очень интересно. Как это, Прокопенко, и в глаз дали? Между прочим, это он меня по борьбе натаскивал и многие приёмы подтянул, когда я на соревнования гоняла. Так что тут неприятным духом несёт.
Женя правильно растолковав мой взгляд, вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Не знаю.
И всё?
— В смысле?! — возмутилась я.
— В коромысле, Лиза! В глаз я хотел ему зарядить, когда он тебя на диван сгрузил, а вышло…
— А вышло, как вышло. — поняла я. — Мдя.
Бросив взгляд на часы, поморщилась. Нужно бежать домой. Утренние терзания это, конечно, хорошо и воспитывает во мне чувство ответственности, но получать от Ваклонского ещё и за опоздание, как-то не горит.
— Ладно. Я потом попытаюсь восстановить цепочку событий.
Взгляд Женьки красноречиво выражал его мнение на этот счёт. И было оно, мягко скажем, далеко от веры в успех сего мероприятия, с чем я так же молча была почти согласна. Но попробовать-то стоит?
Со скрипом поднявшись с дивана, я проверила на себе одежду и с удивлением обнаружила разорванный ворот на футболке. Причём, ежу понятно, что тут применяли силу, хорошую такую силу.
— Собственно, вот из-за этого всё… — начал было, друг но заткнулся, когда я двинулась к зеркалу на стене.
Зеркало порадовало меня видом тёмно-фиолетового пятна на шее, а моё собственное отражение выражением недоумения. Судя по всему, кто-то вчера хорошо оторвался. И этот кто-то принёс меня утром к Прокопенко. И вот возникает вопрос: почему не ко мне домой? А потому что пьяная я, назвала только этот адрес.
— Такси, говоришь, вызвала? — проговорила я, бледнея. — Ну-ну, Прокопенко. Ну-ну.
— Виноградова! — рявкнул бессовестный, вскочив со стула.
Вот только, я уже решительно прошла к выходу из комнаты, распахнула дверь и наткнулась на Яну, пытающуюся внести чашку с кофе для меня. Вид у неё был более, чем виноватый.
— Виноградова, ну ты же реально такси вызвала!
Обернулась и глянула на него исподлобья.
— Вызвала, курносый. И адрес назвала. А вот почему ты со мной не поехал, это вопрос!
— Доброе утро, Лиза, — понуро протянула блондинка, стоявшая на пороге.
И стало всё понятно. Этот гад за ней поехал, вот и недосмотрел за моей невменяемой тушкой.
— Вот недоброе, Янусик. Вообще не доброе.
Девушка Женьки потупилась, но промолчала, пропуская меня в коридор, где я стремительно натянула кеды и, можно сказать, выскочила из квартиры Прокопенко. Только у лифта вспомнила про телефон. Нащупала оный в кармане джинс и с грустью отметила, что тот разрядился.
Твою-то мать!
Музыка шумела в ушах, как плещущийся там же алкоголь. Многочисленные тела плавно двигаются, поймав ритм, чьи владельцы не обращают внимания на пьяную компанию на втором этаже, отрывающуюся этим вечером по полной программе.
Народу собралось много. Учитывая, что в группе двенадцать человек, включая командира. Компания дружная и шумная, как полагается, ведь главный зачинщик этого мероприятия в субботу женится на своей одержимости. Мы как-то негласно решили отметить это дело загодя, потому что с четверга на пятницу заступаем на дежурство, а на дежурство с похмелья — самоубийство в чистом виде. И дело вовсе не в том, что Польц будет гонять нас, как проклятых, дело в том, что реакции притупляются, а на задаче это может и жизни стоить.
— Сора, братан, давай за тебя! — доносится пьяный голос Ярыча.