Чёрная Погоня

Казимир молча пересёк капище и взял меч.

-- Он с левой закруткой,-- предупредил княжич,-- ты, кажется, практиковался с таким.

С левой закруткой -- значит жгут будет раскручиваться влево и создавать дополнительную силу, уводящую меч в сторону. Она всегда есть в цепных мечах, и при обычной, правой закрутке жгута тоже ведёт оружие. Но -- иначе. И мечник, привыкший делать поправку на закрутку, заранее знает, как пойдёт удар.

Меч с левой закруткой -- подлое оружие. Казимира с самого начала учили обращаться именно с таким.

-- Я сделаю, что должен.

-- Сделай,-- кивнул Ян,-- иди через восточный мост, там дежурят верные мне люди, они пропустят тебя.

Весь замысел княжича Казимир понял лишь оказавшись на середине моста -- по крайней мере, он не поверил в возможность подобного совпадения. Внизу, по реке, течение несло обгоревший плот, неведомо как ещё держащийся на плаву. На нём ещё можно было различить нечто, напоминающее человеческое тело.

Княгиня Ирена Гедивенене.

Он внезапно вспомнил чуть пряный запах её тела. Вспомнил её голос, который не был, пожалуй, ни мелодичным, ни даже красивым, но Казимир всякий раз ощущал внутреннее волнение, когда слышал его. Ощущение волос, дыхания, тепло тела... А потом брёвна плота разошлись и прах высыпался в воду.

Казимир вцепился в перила и тут же отпрянул: перила покрывала ржавчина и пятна засохшей крови. Луна оказалась висящей над самой равниной -- огромный осклизлый шар, под мутной оболочкой которого копошились светящиеся мерзкой желтизной черви.

Мост заходил под ногами, будто бы оживая. Казимир побежал, поминутно оглядываясь на метаморфозы ночного светила.

И когда оно развалилось на части, и черви рванулись вниз, чтобы пожрать беглеца, видение исчезло. Месяц покоился там, где ему полагалось, и светил так ярко, что земля казалась серебряным блюдом.

К воротам замка Казимир вышел через час. Когда стражники узнали его, он уже подошёл слишком близко: бросившись через мост по причудливому зигзагу, так что выпущенные костыли даже не оцарапали его, он на бегу раскрутил меч и располовинил двух стрелков одним чудовищным ударом.

Оставшиеся стражи успели перегруппироваться, даже разбили склянку с Гнусом. Чёрная мошка окутала сражавшихся, делая обычное оружие непригодным. Крохотные механические насекомые останавливали костыли в полёте и тормозили удары мечами.

Однако, цепные мечи -- как у Казимира, и шестопёры с вращающимися зазубренными дисками -- как у стражи, Гнус остановить не мог, хотя и глушил слишком резкие взмахи руками.

На это и рассчитывала стража, надеясь сковать нападавшего в движениях и задавать числом. И, будь у Казимира необходимость именно в поединке, так бы оно и случилось, но он парировал опасные для него удары, проскользнул в оставленную приоткрытой дверь и исчез, к удивлению своих противников.

Узкий лаз, через который сбрасывали в промышленные подземелья замка некрупный груз, вряд ли кто-то принимал за возможный путь к отступлению: скользкий, почти отвесный лоток вёл в самую глубь подвалов, в клеть, куда на ночь спускали колетисов.

Но, спрыгнув в люк, до самого дна Казимир не долетел -- на половине пути он зацепился за перекладину, поддерживающую одну из дренажных труб, затем, подтянувшись наверх, в несколько прыжков -- по памяти, в почти полной темноте и чуть было не сорвавшись вниз -- оказался в вентиляционном колодце.

Он стоял на узком выступе и откуда-то снизу на него тянуло тяжёлым жирным смрадом. Казалось, что там, в глубине, всё ещё дышит огромное, местами начавшееся разлагаться тело.

Путь Казимира лежал к верхним этажам замка. Он нащупал служебную лестницу и, силясь не сорваться со скользких ступеней, начал своё восхождение.

В какой-то момент он понял, что стены вокруг него стали прозрачными. Он увидел, как стража обыскивает закоулки вокруг парадной лестницы, увидел он и саму лестницу, портреты и оружие, висящие на стенах, суету на кухне, стражника, развлекающегося с горничной в одном из подсобных помещений.

И когда в пике сладострастия так расцарапала своему любовнику спину, кожа на ней лопнула, обнажая собранное из шестерней и пружин существо, в рваном механическом ритме всаживающее ошипованный поршень в восковую куклу.

Портреты начали кровоточить и кровь с них, с мечей на стенах, с верительных грамот под стеклом, потекла по парадной лестнице вниз, так что заводные манекены в доспехах замковой стражи брели в ней по колено.

А потом Казимир услышал под собой ржавый лязг: из подвалов вверх по колодцу, цепляясь крюками за выступы в стенах, подымалась проржавленная рама. Внутри демонической конструкции болталась клетка с птичьим скелетом, который светился дрожащей грозовой бирюзой.

Замок разом утратил прозрачность, и по вновь обрётшей плоть кирпичной кладке заплясали угловатые тени цепей и крючьев.

Казимир, цепляясь за перекладины дрожащими руками, прибавил ходу и вскоре оказался в одной из пустующих гостевых комнат. Видения вновь отступили, и Казимир, неслышно скользнув в коридор, направился в княжеские покои, резонно полагая найти Тройдена там.

И не ошибся.

Тройден, в княжеском облачении, сидел в кресле у камина и молча смотрел на огонь. На столике рядом с ним стояла допитая до середины бутылка. Князь отхлёбывал прямо из горлышка и вглядывался в пламя.

-- Не видел тебя на прощальной мессе,-- сказал он, даже не обернувшись.

-- Откуда ты...

-- Яну, этому псу, не хватило бы духу прийти сюда, пока я жив. Потому-то он и затеял это.

-- Ты убил Ирену.

-- Не смей так,-- глухо прорычал Тройден,-- не тебе об этом судить.

-- А может как раз мне и судить? И казнить, тоже.

-- Что ещё сказал тебе этот недоносок?

-- Ты хотел княжить. Ты избавляешься от всех.

-- Дурак! Я и так княжил после смерти отца. Мать лишь подписывала мои указы.

-- Тогда зачем? Зачем?

-- Ты точно дурак. Ты даже не знаешь кто ты, а врываешься в мои покои и начинаешь обвинять меня...

-- Я -- Казимир, ведающий жгутовой мануфактурой и я был близок княгине.

-- А раньше, что было до того?

-- Не помню. Я утратил память из-за болезни. Княгиня вылечила меня своими зельями.

-- Не помнишь. Не из-за болезни, а потому что помнить ты мог только подвал замка. Ты всего лишь жильник, не годный ни на жгуты, ни на развод. Животноводы сплоховали, и упустили момент, так что на жгут ты не пошёл. А потом ещё и оказалось, что ты бесплоден. Так что в прошлом ты -- бесполезный мычащий двуногий кусок мяса, без имени, без души и без будущего. Но моя мать выпросила тебя для своих экспериментов. И её зелья действительно сотворили чудо. Ты стал не просто разумен, но ещё и чертовски полезен. Верность у тебя просто собачья, вот только сейчас ты не знаешь кому служить.

-- Ты. Врёшь,-- выкрикнул Казимир, направляя на Тройдена свой меч.

-- Положим, я вру,-- усмехнулся князь,-- а скажи, тебя не мучают в последнее время неприятные видения? Ржавчина кругом, кровь, крики?

-- Яд. Ты отравил меня.

Тройден рассмеялся.

-- Вспомни, жильник, когда я полагался на яд? Эту часть материнского ремесла унаследовал себе Ян. Мать наивно считала, что он сможет продолжить её дело. Раскрыла ему секреты, о которых я могу лишь смутно догадываться. Но из всех загадок живого существа его интересовало лишь как его можно убить. Но даже он не травил тебя.

-- Что же тогда?

-- Зелья моей матери дали тебе человеческий разум и даже что-то вроде души, но они не действуют постоянно. Каждый день ты должен выпивать каплю эликсира, иначе рассудок покинет тебя навсегда. У меня сохранились запасы из княжеской лаборатории и рецептура. Прихвостень Яна уже стоял над бумагами с горящим факелом, когда я убил его собственной рукой. Я дам тебе твою жизнь, жильник, но ты будешь служить мне, как служил моей матери.

Тройден достал из кармана маленький пузырёк с желтоватой жидкостью. Казимир опустил меч, шагнул к князю и замер -- пузырёк был наполнен кровью. Ещё секунду назад это было не так, но сейчас Казимир был убеждён: кровь.

Это -- кровь Ирены, смешанная с ядом.

Кровь Ирены.

Бутыль из алхимического стекла, подвешенная внутри огромной ржавой конструкции посреди княжеских покоев. Бутыль, наполненная чем-то бурым.

Конструкция приходит в движение, разворачивается и, да, это тот самый механизм для выдирания жил из живого существа, потому что только так можно сделать настоящий жгут, способный запасти силы сотни лошадей.

И сейчас этот механизм надвигался на Казимира, движимый отравленной княжеской кровью.

Ржавые хлопья падали с потолка и камин светился подобно грозовому фронту.

Внутри Казимира вскипела глухая ярость и, сдвинув до упора редуктор на рукояти меча, он бросился на стальную раму. Та, невероятными движениями увернувшись от первых двух ударов, третий приняла на себя и, закричав человеческим голосом, развалилась на части.

На какой-то момент Казимиру показалось, что он видит разрубленного пополам человека и осколки стекла в крохотной лужице, но в дверь вбежали заводные манекены и Казимир принял бой среди крови, ржавчины и человеческих криков.

Утро. Серое, туманное. До осени осталось полшага. От замка, на механических лошадях, приводимых в движение жгутовой тягой, скачут глашатаи. И все, кого они встречают на своём пути, торопятся скрыться, чтобы даже не смотреть на облачённых в вороную сталь вестников.

К сёдлам ездоков приторочены стальные колокола без языков. И из этих колоколов доносится сухой голос:

-- Я, князь Ян Гедивенос, своим княжеским указом, объявляю Чёрную Погоню по Казимиру Жильнику, убившему княгиню Ирену и её сына, князя Тройдена. Пусть нигде он не найдёт приюта. Пусть будет проклят каждый, кто увидит хотя бы тень его и не донесёт. Любого, кто поможет Чёрной Погоне, ждёт щедрая награда. Любого, кто встанет на её пути ждёт мучительная смерть.

Скачут заводные лошади, несут княжескую весть. Расступаются фигурки редких ещё по утру встречных и кажется что в каждом из них, приводя тело в движение, раскручивается свой собственный жгут.