Роман с Луной

– Дедушка!

– А я иду себе, – горестно повествует Фима, – даже внимания не обращаю. Меня ведь так никогда никто не звал…

Она кричит:

– Дедушка! Возьмите свое растительное масло!!!

– А если бы я был с девушкой??? – И Серафим воздевает руки к небу.

Мальчик выдал ему в больницу мобильный телефон, и мы велели Фиме время от времени оттуда подавать признаки жизни. Вот он звонит Рите, докладывает, что он ел, как спал.

– И вдруг, – рассказывает Рита, – быстро и деловито попрощался со мной, а с кем-то поздоровался медовым голосом, каким он обычно поздравляет женщин с Восьмым марта.

Фима не знает, как отключать телефон, а Рита затаилась, не положила трубку.

– И тут, – говорит Рита, – послышалось шумное дыхание Фимы, как будто он кого-то… Я страшно разволновалась, вся превратилась в слух, ловлю каждый звук. Вдруг – незнакомый женский голос: «Дышите глубже, дышите, не дышите… Давление мальчишеское!..» Так я узнала, какое у Серафима давление! – строго закончила Маргарита свой рассказ.

К Новому году мы забрали Фиму из больницы. Погода ужасная, днем дождь, ночью обещали мороз, гололед. Все переживали, как Рита с Фимой до нас доберутся. Хотели сами пойти к ним праздновать, но они категорически отказались.

– В крайнем случае, – надменно сказала Рита, – мы сможем доползти на четвереньках.

Кеша:

– Ну, это обратно. А – туда?

Не нарушая традицию, мы собрались у нас дома. Главное, у меня привычка – к праздникам впрок заготавливать сувениры. Мальчик мне тогда еще говорил:

– Ты, я вижу, заранее тащишь из магазина канцелярские товары и унитазные щетки в красивой упаковке, срывая ценники?.. А я вот чего боюсь: меня Тася раскрутит на дорогостоящие для вас подарки, а вы мне надарите разной ерунды. Я ей говорю: «Пойми, у нас не принято вручать ценные дары. Все обходятся каким-нибудь „Туалетным утенком“ или стиральным порошком…» А она на меня смотрит и не верит!.. Вот ты, Кеша, – встревоженно говорит мальчик, – что собираешься мне подарить?

– Бессмертие! – вдохновенно ответил Кеша. – Я подарю тебе бессмертие!..

Я приготовила сациви из кур. Тася соорудила селедку под шубой. Фима принес шампанское. Ровно без пятнадцати двенадцать мы попытались его открыть, но бутылка не открылась. Пробка в горлышке засела, как влитая, и никакой силой нельзя было ее оттуда извлечь. Видимо, Серафим где-то приобрел это шампанское с учетом ужесточенного режима экономии. Еще Рита с Фимой принесли конфеты из фронтового пайка.

Кеша польстился и констатировал:

– Просроченные!

И весело добавил:

– Но ведь и ветераны немного просроченные…

Во всем остальном Фима не успел запастись новогодними подарками, поэтому решил слегка доплатить и присоединиться к моим.

– А всю ночь мы будем говорить о том, кто кому сколько должен, – и если не сойдемся в цене, останемся без подарков!.. Я-то Рите сделал подарок на Новый год, – балагурил он, – подарил дочку!

Впрочем, зятю на Новый год Фима подарил свои старые часы.

– Кажется, они встали, – сказал Кеша, тряхнул и прислушался. – Ничего, – успокоил он Серафима, – все равно я буду носить ваши часы и глядеть на них два раза в сутки. Главное, как на часы посмотреть! Как и когда...

Мальчик отдал Кеше духи, которые ему преподнесли на работе, французские – «Жан-Пак».

– Держи! – сказал он великодушно. – Может, парфюм тебя дисциплинирует: встал, принял душ, оделся, спрыснулся и пошел.

– Куда пошел? – спросили мы с Кешей хором.

– У кого какие перспективы, – пожал плечами мальчик. – На завод…

Зато Кеша от себя лично вручил Тасе роскошный цветной календарь пятилетней давности:

– Это календарь воспоминаний, – сказал Кеша. – Что я делал восемнадцатого марта? Что – пятого июля? А на сейчас у меня нет календаря! Зачем? Я могу в любой момент спросить у кого угодно, какой сегодня день и число.

После полуночи к нам нагрянул Борька Мордухович, художник и фотограф. Теперь он получше стал, а то раньше его очень интересовали алкоголь и наркотики. Если его спрашивали:

– Ты, Боря, что будешь – пиво или виски?

Он отвечал обычно:

– И то и то.

– Между прочим, – сказал Кеша Фиме с Маргаритой, – Борька самый первый сфотографировал вашего внука – ему месяц был, тот еще даже не сидел.

– А теперь уже отсидел? – деловито спросил Борька. Этот Борька Мордухович всю жизнь положил, чтобы стать знаменитым. На какие он только ни пускался ухищрения! То у него из трусов вылетали петарды! То у него изо всех отверстий выплывали мыльные пузыри! То он прикрепил к причинному месту горелку с огненной струей. Недавно журналы обошла его фотография: стоит Борька без головы, а перед собой держит собственную голову – в банке!

– Как это получилось? – мы были в ужасе.

– Отрезал себе голову и положил в банку, – объяснял Кеша. – Хорошо, что свою, а не чью-нибудь еще!

В конце концов Мордухович добился-таки всероссийской славы. Приехал в Италию – а там его никто не знает. Он обезумел от горя. Захваченный вихрем мирового движения, он еще одну жизнь положил, чтобы его узнали в Германии и во Франции. Но тут его забыли в России. И совсем не узнали в Италии.

Борьку Мордуховича Кеша встретил натюрмортом 50 на 90 под названием «Пока был за границей, на моей табуретке выросли грибы».

– А я спокойно сидел в Чертанове, – назидательно говорит Кеша, – и тихо делал книгу «Нога мухи», без фейерверков и фанфар. Зато, когда я ее закончил – весь мир был у моих ног…

– Правда, мир об этом не знал, – подхватывает Борька.

– …но это не играет роли, – бесстрастно отзывается Кеша, прилаживая плакат «Все на сенокос!» на дырку в обоях, при этом внутренним оком созерцая космический танец творения и разрушения вселенной, спокойный, свободный от треволнений, на мой взгляд, чрезмерно самообузданный.

– Мы с Кешей редко видимся, – сказал нам Борька, чтобы возвысить себя в наших глазах, – но если мне скажут, например, что Кеша на Северном полюсе пропал, – я кинусь его искать с экспедицией!

– Борис, вы – огнедышащий вулкан, – ответствовал Серафим. – А Иннокентий слишком легко успокаивается на недостигнутом, понимаете, какая штука? Нет, когда он бывает в ударе, он великолепен! Главное, не оставлять его безнадзорным…

– Вы тысячу раз правы, старина! – воскликнул Борька Мордухович. – Хватит якшаться с мелкими жуликами, пора иметь дело с крупными аферистами!

Он вскочил – в кожаных штанах, в «казаках», чуть ли не при шпорах, ероша богемный чуб, сам из деревни Теряевские Покосы, а только и разговоров о далеких путешествиях в экзотические страны! И не сходя с места открыл гениальную идею, ради которой он прискакал во весь опор, а его взмыленная лошадь закачалась у коновязи, понурив голову и закрыв глаза.

Хотя было совершенно ясно: это очередной посланец Высших Миров, патронирующих нас с Кешей. Они все еще не теряли надежды, что мы как-нибудь изловчимся и поймаем брошенный нам с небес спасательный круг.

– У меня есть знакомый – Феликс, владелец галереи «Феникс», – с видом загадочно-торжественным начал Борька. – Он хотел назвать ее «Феликс», что в переводе с греческого означает «счастливый». Но его с картинами выставили на улицу, и в этом помещении сделали казино. Тогда он снова открыл галерею, переименовав ее из «Феликса» в «Феникс»!

Впрочем, картинная галерея для Феликса – слишком мелкая дичь, обычно он занимался делами поважнее. В советское время в Анголе служил начальником хозчасти военной базы, которая контролировала Южное полушарие, держала связь с океаном и космосом, звезды и планеты находились под ее неусыпным надзором. Благодаря Феликсу она расцвела махровым цветом – все, что душе угодно было там у него: и свиноферма, и страусиная ферма, бескрайние поля батата и сахарной свеклы, собственные соляные копи, чайные плантации, даже крокодилий питомник!

Когда Советский Союз покатился в тартарары, ему велели сворачивать синекуру.

– Что?! – вскричал Феликс. – Десять лет моей жизни коту под хвост?! Да у меня тут не военная база, а рай!

Он позвонил в Центр:

– Сколько надо времени, чтобы уволить меня в запас?

– Неделя и ящик виски, – ответили ему.

В тот же вечер в Москву он отправил самолетом виски. А через неделю из Анголы вылетел четырехмоторный «боинг», набитый до отказа копчеными окороками, страусиными яйцами, сотнями пар обуви из кирзы, крокодиловой кожей, чучелами крокодилов и парой-тройкой гранатометов. Это Феликс возвращался со своим нехитрым скарбом, чтобы на родине устроить маленький гешефт, приторговывая кирзовыми башмаками да страусиными яйцами. Понемногу расширяя ассортимент, Феликс занялся продажей леса, земельных и садовых угодий, экспортом карельской березы, стал дельцом, коммерсантом, купцом первой гильдии…

И вдруг увлекся искусством, картинами, начал говорить, что он потомок Тургенева. Давай скупать салонную живопись.

– Вся галерея «Феникс» увешана букетами и обнаженкой, – рассказывал Мордухович. – Розы, гладиолусы, майская сирень, сельские пейзажи с церковкой на пригорке!.. Бесконечные ню!.. Деньги льются рекой, но ему захотелось прозвучать! Москву надо потрясти, ошеломить, хотя бы на полчаса привлечь внимание – букетом или голой бабой Москву не возьмешь. Поэтому Феликс – а он очень окрыленный – загорелся проектом «Машина Времени». Чтобы знаменитые художники что-то поварили на тему времени!

Он стал перечислять великие имена помазанников русского искусства, его грандов и лордов, привлеченных честолюбивым замыслом Феликса. И в заключение предложил Кеше осчастливить этот проект своим нестерпимым гением.

– Будут ли они со мной разговаривать – что я да кто?.. – засомневался Кеша.

– Ерунда, я тебя представлю, – говорит Борька. – Вдруг тебя с выставки купит какой-нибудь воротила? Ты ведь со мной поделишься? Заработаем, чтоб хоть Восьмое марта красиво встретить!

Не зря у нас в туалете на карте Москвы и Московской области старательно переписано откуда-то синей шариковой ручкой:

Милость Бога бесконечна,нам надо только открыть глаза,чтобы увидеть это.

Утихомирив чувства, не скованный никакими заботами, кроткий в речи, умеренный в еде, Кеша погрузился в глубокий океан размышления.

Солнце еще только всходило, а уж Кешу осенила идея, пронзила, озарила всего от макушки до пяток – построить огромные песочные часы (время – это же часы, больше ничего!) – внутри люди за столом, мужчина и женщина в натуральную величину, у них сервирован стол. Вот они сидят и ждут. А сверху из воронки тонкой струйкой сыплется песок.

Название такое: «Мы поглощаем Время, Время поглощает нас».

Расчет прост: из верхней колбы пять тонн песка будут сыпаться десять дней, постепенно занося накрытый стол, а заодно и двух сидящих за ним людей.

Он позвонил Феликсу. Тот ответил:

– Можете прийти ко мне во вторник в семнадцать минут третьего…

Так досконально вдохновитель «Машины Времени» относился к своим минутам и секундам.

Мы стали собирать Кешу на аудиенцию. У него есть два пиджака – один летний, льняной, пусть не по сезону, зато подходящего цвета: рожь золотится на закате солнца.

– Именно в таком, – он считает, – нужно ходить к менеджерам, продюсерам и владельцам галерей. У них сложится впечатление, что к ним в руки упал золотой слиток.

Второй – слегка потрепанный, замшевый, Серафим двадцать лет назад привез из Парижа, а недавно широким жестом отдал зятю со своего плеча. Кеша называет его пиджак Модильяни. Подумаешь, карман болтается – приметал на живую нитку и пошел!.. Кожаные и замшевые вещи всегда модны. Особенно в классическом сочетании с водолазкой.

– Какое-то слово забытое – «водолазка», – задумчиво произнес Кеша, в унынии оглядывая несколько пар своей обуви, которые выстроились перед ним, как старые, но верные идее ветераны революции.

– Ботинки! – он к ним обратился с хокку. —

Откуда вы пришли?Куда идете?

Все это башмаки Ван Гога, – он грустно подытожил. В декабре Кеша рисовал книжку «Сон рыбака» и несколько недель не выходил на улицу. А когда вышел, его заинтересовали следы на снегу – будто бы от большой птицы. Он долго стоял, внимательно их изучал и вдруг понял, что, пока не выбирался из дома, сменилась мода: теперь девушки ходят в сапогах с очень длинными носами и гвоздиками вместо каблука.

Мы тайно забрались в чулан и вытащили из-под стола у мальчика коробку с его ботинками фирмы «Фаби» – модными, остроносыми, начищенными до блеска.

Кеша вынырнул из метро на Тверской и первое, что увидел, – в подворотне ссыт Дед Мороз. А другой Дед Мороз кричит ему с балкона:

– Эй, от винта!..

В «Макдоналдсе» играла живая музыка, что-то восточное, словно это был ресторан «Шаурма».

Кеша свернул за угол, поднялся по лестнице, дверь незаперта – Феликс в белом костюме принимал художников с их гениальными идеями, разглядывал эскизы. Тут же околачивал груши Борька Мордухович. Пономарев пришел, Наседкин, Сыроваткин. Кеша впервые оказался в обществе таких прославленных художников.

Секретарь сказала ему:

– Подождите.

Он сел за столик – пластиковый, прозрачный, на белый кожаный диван.

– Коньяк? Вино? – его спросили. – Кофе, чай? Фрукты, сигареты?

Кеша от всего отказался. Он не любит принимать пищу в незнакомых местах. На столике лежали альбомы. А на стенах развешаны холсты известной художницы – виды древней Эллады: вазы, виноград, Эдем, напыщенные женщины и мужчины в хитонах. Анатомию художница не знала, и пространственное воображение у нее полностью отсутствовало.

В центре на стене висел портрет – Мэрилин Монро, усыпанная искусственными бриллиантами и драгоценными камнями, с настоящим мобильным телефоном в руке.

Тут Кешу позвали. Он взял портфель, выудил из папочки эскизы, которые чертил несколько дней и закрашивал акварелью. Эпизод первый – только заструился песок, эпизод второй – песком завалило стол, и третий эпизод – все засыпало и всех. Причем аккуратно так вычерчено: вид сверху, вид снизу, точно указаны параметры и сколько потребуется песка.

Все это он с жаром продемонстрировал. Повисла тишина.

Феликс в белоснежном фланелевом костюме с полоской на мягком пиджаке сидел безмолвный, как неприрученный зверь.

– Феликс, я тебе про это говорил! – нетерпеливо сказал Борька. – Видал, какой стакан?! Музей Соломона Гугенхайма по нему плачет.

– Плачет-то он плачет, – вымолвил наконец Феликс. – Но я не понял, Иннокентий, красавец мой, объясните, что это означает?

– Модель Вселенной, – просто ответил Кеша. – Погружение в океан Времени – к великим крокодилам старости и смерти.

– Что?! Крокодилы? – оживился Феликс.

– Ну да, крокодилы! Либо мы съедим крокодила, либо крокодил съест нас. Потому что вечность – это крокодил, кусающий свой хвост!