М. А. Кобб
Николай Петров
Посвящение
Для всех, кто дважды оборачивается, чтобы посмотреть на серебристого лиса.
Кто слишком усердно трется сидя на коленях у Санты.
Кто любит утыкаться лицом в подушку, пока их шлепают.
Это для вас.
Я пристально смотрю на него, маленькие капельки пота выступают на висках и стекают по дрожащей челюсти.
— Вы испытываете мое терпение, мистер Доусон. Разрешения будут готовы вовремя или нет? — отодвигаю кожаное кресло от стола, богато украшенного рамками, медленно делаю круг и встаю прямо перед ним.
Щелчок крышки портсигара — единственный звук в комнате, кроме его затрудненного дыхания.
— Прошу прощения, сэр. Последние исследования по оценке состояния окружающей среды еще не завершены, — налитые кровью глаза мечутся между мной и дверью.
— Хм, — звук доносится из глубины моей груди, пока я пытаюсь скрыть свое разочарование. — Очень жаль, что твоя маленькая девочка, как же ее зовут? Ах, да. Твоя маленькая девочка Стейси…
Его кадык подпрыгивает от резкого глотания, а пальцы впиваются в жесткие подлокотники кресла.
— …Она будет очень разочарована, узнав, что из-за папочки пропустит школу.
Пламя зажигалки пляшет в его глазах, полных слез.
Клубы дыма вырываются из моих ноздрей, демонстрируя, насколько горячий гнев горит внутри меня.
— Я… я, гм, сделаю все, что в моих силах, сэр, — он ерзает в жалкой попытке скрыть небольшое пятно мочи, темнеющее на брюках. Похоже, моя репутация опережает меня.
— Я тоже отец. Я знаю, что сделал бы
Моя сигара превращается в указку, которую для пущей убедительности подношу к его дрожащему подбородку.
— Ты бы сделал что угодно, чтобы обезопасить своих детей? Стейси и маленького Лиама?
Упоминание имен ускоряет появление мокрого пятна, и запах страха образует лужу возле его ботинка.
— Д-да. Я бы так и сделал.
Когда он говорит, на внутренней стороне губ появляется красный отблеск. Ссыкло прокусил свою собственную губу.
— Тогда сделай это. Я уверен, что есть множество мест, куда дети убегают и прячутся, и их никогда не находят. Было бы жаль, если бы твои дети оказались в одном из них, — я облокачиваюсь на стол. Пиджак натягивается на плечах, когда скрещиваю руки. Неторопливо затягиваюсь дорогой сигарой, а затем сжимаю губы, будто задумавшись. — Или может быть, твоя красавица жена предпочла бы поиграть в прятки, мистер Доусон? Как ты думаешь, женщина такого уровня осталась бы с мужчиной, который не может защитить свою семью?
Я тянусь назад и перелистываю небольшую стопку бумаг, пока не нахожу ту, что привлекла мое внимание сегодня утром. Фотография голубоглазой брюнетки, обнимающей двух маленьких детей, когда они играют в парке.
Его лицо бледнеет, и я протягиваю ему снимок.
— Они довольно милые, не правда ли? Возьми. У меня есть еще. На память о нашем разговоре.
Снимок мнется в его руках.
— А теперь иди. Позвони моей секретарше, когда все будет готово.
Худой мужчина пытается встать, не прикасаясь ко мне. В спешке его рука соскальзывает с дверной ручки.
— Скажи Вики, чтобы вызвала уборщиков.
Паршивый пес. Писает на мой пол, как побитый щенок.
Откинувшись в кресле, я прикусываю сигару зубами, чтобы избавиться от запаха, который он оставил после себя.
Возможно, в следующий раз я вытру этим его лицо.
Приложение с моим расписанием всплывает на телефоне. Ах, да. Встреча с комитетом сегодня вечером. Мы проведем ее в моем кабинете, а не в конференц-зале. Почти половина участников уехала из города. Мои мальчики. Мои сыновья уехали из города. Без них здесь кажется так пусто. Они разъехались по разным уголкам страны, поддерживая работу семейного бизнеса. Каждый занимается своим делом, укрепляя нашу репутацию и влияние.
Я горжусь ими. И не могу дождаться, когда снова увижу их на Рождество.
Именно поэтому этот мерзавец Доусон должен взять себя в руки. Я хочу, чтобы это Рождество было идеальным.
Десятая годовщина смерти их матери казалась подходящим моментом, чтобы снова собрать всех вместе.
Глядя на ее фотографию, окруженную нашими сыновьями в их юности, я и не предполагал, что уже следующим летом ее не станет.
Костяшки хрустят, я крепко сжимаю кулак. Последующие годы прошли как в тумане, поскольку я гнался за властью и местью.
И передал этот пыл своим сыновьям.
— Мистер Петров? Сейчас подходящее время для уборки? — хриплый голос Вики раздается через динамик интеркома.
Очнувшись от воспоминаний, я быстро нажимаю потертую кнопку.
— Да, спасибо.
Над тускло освещенной комнатой повис густой дым. Запах скотча и дорогого одеколона витает вокруг каждого из шести мужчин, сидящих в мягких креслах.
В комнате пахнет коррупцией и богатством. Все они знают свои роли и получают за это хорошее вознаграждение.
— Чехов, как обстоят дела в доках?
Мой домашний кабинет еще более впечатляющий, чем тот, что в офисе. Приподнятая платформа, на которой он стоит, добавляет устрашающего эффекта.
Полный мужчина с родимым пятном на лице напоминает мне Горбачева. Родители часто говорили, что именно из-за него они покинули Родину и поселились здесь, в Чикаго.
— Еще два контейнера пропали. На прошлой неделе копы задержали одну партию. Но, похоже, они сосредоточились на подставном лице. Никаких связей, босс, — его лоб покрыт потом, а глаза бегают.
— О'Коннер?
Рыжеволосый худощавый мужчина поднимается в кресле. Отблеск часов Rolex выдает скромную внешность начальника полиции, которую он пытается поддерживать.
— Да, босс?
В словах чувствуется легкий ирландский акцент.
— Убедись, что они не продвинутся дальше подставного лица, — он кивает, когда мой взгляд перемещается на мужчину справа от него и останавливается на одном из моих старейших соратников. — Иванов? Проследи, чтобы подставное лицо получило компенсацию и вышло на свободу раньше срока.
Седеющая голова опускается, и он молчит. Он редко разговаривает после того, как несколько лет назад женился во второй раз. Его брак со Светланой Коскович положил конец кровопролитию после долгих лет охоты на тех, кто убил мою драгоценную жену.
Я буду вечно у него в долгу. До меня дошли слухи, что Светлана — настоящая стерва.
Его внутреннее терзания отпечатались в морщинах вокруг глаз, когда он, прищурившись, смотрит на меня. За последние четыре года он постарел на тридцать лет. Он также один из лучших в нашем деле по перемещению товара в организации. Новые связи с семьей его жены очень помогают.
— Сможешь ли ты перевезти шесть тонн груза, которые придут на следующей неделе? У Михаила есть партия пистолетов, которая должна прибыть через три дня. Давайте убедимся, что они будут доставлены в целости и сохранности и их распределено достаточно, чтобы облегчить транспортировку кокса.
Михаил — мой старший сын. Он также самый надежный.
— Я позабочусь, чтобы все прошло гладко, босс. И мы будем готовы к увеличению объема перемещаемого товара в следующем месяце, — голос Петра Иванова глубокий и размеренный. — Когда, вы сказали, он возвращается? — седые брови едва заметно шевелятся в такт словам.
— Они все приедут домой на Рождество в этом году. Так что я планирую устроить грандиозный прием по этому поводу, как только дома будут построены, — давлю окурок от своей сигары в черной пепельнице, чтобы скрыть волнение при этой мысли.
— Вот почему ты носишь бороду как Санта Клаус? — глаза Иванова загораются, а усы подергиваются в дразнящей улыбке.
Остальные мужчины осторожно смеются. Они знают, что Иванов — единственный, кто может подшучивать надо мной, без последствий. Он заслужил это право.
Мои толстые пальцы впиваются в отросшую бороду. Она достаточно длинная, чтобы я мог просто зажать ее между пальцами и потянуть. Но до длины бороды Санта Клауса ей далеко.
— Черт бы побрал этого Санту. Моя борода не белая. Может быть, цвета соли с перцем.
Если мои мальчики привезут домой внуков, она может и побелеть. Не могу сдержать трепетное чувство в животе. Я бы хотел быть дедушкой. Наш мир темный, дети — одни из немногих огней в нем.
Наклоняясь вперед, я позволяю похотливой усмешке искривить губы.
— Может быть, я найду себе маленького горячего эльфа, который будет сидеть у меня на коленях.
Смех, наполняющий комнату, на этот раз искренний.
Чехов поднимает бокал с водкой в мою сторону, прежде чем выпить.
— Тогда это будет очень хорошее Рождество, босс, — улыбается он.
Она зажимает две маленькие красные таблетки между ухоженными ногтями и нетерпеливо указывает на меня.
— Не будь избалованной маленькой сучкой. Просто прими эти чертовы таблетки, чтоб мне не пришлось снова звать охрану, чтобы они держали тебя. — Светлана выставляет свое костлявое бедро под широкими белыми брюками и снова машет рукой.
— Нет, пожалуйста, не заставляй их делать это! — мой голос дрожит от воспоминания. Крепкие мужчины держали меня за руки, в то время как она закрывала мне нос и рот, пока я не проглочу.
Она не убирала руки, пока я не потеряла сознание.
Мурашки пробегают по телу, заставляя потянуться к этим ужасным таблеткам в протянутой руке с длинными ногтями.
Я ее чертовски ненавижу.
Она сделала меня наркоманкой. Дрожь в конечностях не прекращается, и я проглатываю таблетки всухую с привычной легкостью.
Это тот же самый обряд, который мы исполняем годами. Сейчас я почти рада туману. Мысль о том, что вскоре мне суждено выйти замуж за ее брата-монстра, заставляет чуть ли не выпрашивать всю банку сразу.
— А теперь иди приведи себя в порядок к ужину. Сделай что-нибудь с этим отвратительным рыжим гнездом на голове. Твоему отцу должно быть стыдно за то, что его рыжеволосая жена-шлюха передала тебе свои слабые гены, — она разворачивается на высоких каблуках и хлопает за собой дверью.
Слезы угрожают пролиться по щекам. Мама умерла почти шесть лет назад, а унизительные замечания Светланы до сих пор причиняют боль, как будто ее не стало вчера.
Рак не означает, что она была слабой. Она была самой сильной женщиной, которую знала.
Комок подкатывает к горлу, и я смотрю на часы. Всего несколько минут, чтобы почувствовать боль от ее потери, бушующую во мне, пока не наступит оцепенение.
Моя мачеха права. Я действительно похожа на свою мать. Наблюдая, как расческа распутывает длинные волосы медно-рыжего цвета, я встречаюсь в зеркале со своими собственными зелеными глазами. Глазами матери.
Иногда вижу узнавание на лице отца. Боль, которую он испытывает, когда смотрит на меня.
Если бы я только могла сохранить ежедневные дозы яда. Это уняло бы боль моего и его сердца.
Ужин проходит одинаково каждый вечер. Светлана сидит на одном конце длинного стола, отец — на другом, а я — посередине. Никто не разговаривает. Иногда она смеется над моими неуклюжими движениями, но мне все равно. Это из-за неё я такая.
Я откидываюсь на спинку стула и разминаю горошек в картофельном пюре, когда звонит телефон, нарушая гнетущую тишину.
— Николай. Да. Да. Я понимаю, скоро увидимся.
Я скучаю по глубокому тембру его голоса. Сколько времени прошло с тех пор, как отец в последний раз разговаривал со мной?
Совсем немного после того, как меня вынудили обручиться с братом его жены. У него не было права голоса, и теперь, похоже, он бросил меня на произвол судьбы.