С порога они видели, как брат Исидро что-то говорит и судорожно жестикулирует, но не могли разобрать ни слова. Щебетание птиц в благостной тени сада никак не вязалось с тревогой, исказившей лицо брата Исидро. Дон Диего ошарашенно молчал.
Когда странный разговор закончился, Альдонса снова предложила монаху шоколада, но тот лишь мотнул головой, прошелестел что-то в ответ и быстро зашагал прочь, понурившись и судорожно сжимая обеими руками распятие, висевшее на шее.
Тихое утро внезапно взорвалось бешеной суетой. Верная и деятельная Альдонса, подчиняясь отрывистым указаниям супруга, велела готовить сундуки, ящики и баулы: достать, вычистить, а потом упаковать в них всю утварь. «Вы слышали? Всё, абсолютно всё! Мебель надо разобрать и сложить так, чтобы она занимала как можно меньше места». Луис и Каталина слушали хозяйку, не веря своим ушам. И она сама, и все четверо детей тоже принялись за дело.
Дон Диего оделся и, как обычно, пошел навестить пациентов. Вернулся он к обеду. Семья уселась за стол, отец раздал домочадцам по куску хлеба, а когда принесли жаркое, объявил новость, которую семья ждала с нетерпением:
— Мы уезжаем из Ибатина.
Ну разумеется, иначе к чему вся эта суматоха и немыслимый кавардак, воцарившийся в спальнях, в столовой, во дворе, в передней и в кухне? Но зачем вдруг понадобилось сниматься с места, да еще так спешно? Отец, как всегда, ел медленно (или даже нарочито медленно, желая успокоить родных). Макая хлеб в подливу, он пояснил, что перемены пойдут только на пользу, это-де его задумка, и довольно давняя (ой ли?). А тут подвернулась оказия — как раз сегодня ночью на юг отправляется караван, надо же, какая удача.
— Сегодня ночью?! — в один голос воскликнули Исабель и Фелипа.
— И потом, — с расстановкой произнес дон Диего, стараясь унять панику, — вам наверняка понравится новый город: мы перебираемся в Кордову.
— В Кордову? — изумился Франсискито.
— Да. Милый городок на берегу тихой реки, окруженный невысокими горами. Куда спокойнее нашего: никакой тебе сельвы, ни индейцев, ни наводнений. Там мы заживем на славу.
Младший сын поинтересовался, похож ли тот город на испанскую Кордову, где жили их предки. Дон Диего ответил, что да, похож, именно поэтому основатель и дал ему такое название.
Фелипа спросила, как долго туда добираться.
— Недели две.
Исабель разговора не слушала. Девочка сидела, низко опустив голову, ее била крупная дрожь. Альдонса обняла дочь за плечи, и та, заливаясь слезами, икая и всхлипывая, с трудом проговорила:
— Зачем… зачем нам уезжать? Это не переезд, это бегство!
Мать ласково отерла Исабель мокрые щеки и прикрыла ей рот ладонью. Франсиско глупость сестры раздражала. Надо же, совсем не интересуется легендарным городом, где жили их деды и прадеды! Но мальчик внезапно понял, что Исабель права: они покидают Ибатин навсегда, да еще так поспешно. В горле вдруг встал ком.
Тут и Фелипа расплакалась. Только юный Диего сохранял полное спокойствие. Может, ему известно больше, чем остальным? После несчастного случая старший сын часто и подолгу беседовал с отцом, они вместе ходили навещать пациентов, читали, закрывшись в кабинете. Да, Диего точно что-то знал!
— А почему бы нам не подождать другого каравана? — Франсиско казалось, что его предложение всем придется по душе. Но отец не ответил, только велел принести еще жаркого. Во время обеда Альдонса не проронила ни слова. Как обычно, она подчинялась воле супруга, а мучившие ее вопросы держала при себе. Она любила мужа, любила детей и воспитана была в духе своего времени: кроткой и послушной.
Поспать после обеда толком не удалось. Хаос царил повсюду. Происходило что-то непонятное, тревожное. Но с тех пор Франсискито навсегда усвоил, что семья за один день может собрать все пожитки, попрощаться с соседями, на ходу сочиняя объяснения, чтобы удовлетворить их живейшее любопытство, и найти поверенного для взыскания долгов. Этот опыт, в детстве казавшийся просто забавным, впоследствии весьма ему пригодился.
Вечером возле уличной двери водворилась внушительная повозка с крышей, обтянутой кожами, больше похожая на сундук на громадных колесах. Волы, запряженные в ярмо, издавали трубное мычание. На помощь слугам пришли погонщики, и мебель, ящики и баулы начали перекочевывать в повозку. Альдонса напряженно следила за работой, то и дело взывая: «Пожалуйста, не трясите этот ларь! Только не сломайте письменный стол! Поосторожнее со шкафом, не отбейте резные края! Да, и обвяжите покрепче подлокотники кресел!» Котлы, подушки, одеяла, безделушки, кастрюли, кровати, тюфяки, одежда, канделябры, ковры, горшки, сумки и посуда навсегда покидали свои места под аккомпанемент всхлипываний и вздохов.
Комнаты опустели и выглядели сиротливо. Франсиско устроил перекличку с эхом, их невидимым новым обитателем. Свечи, расставленные там и сям, озаряли темноту той последней ночи, когда никто не ложился, поскольку нигде не осталось даже циновок. Но потом погасли и свечи: хозяин задул их одну за другой — медленно, точно совершая некий ритуал. Дом стал похож на покойника, с которым прощались хоть и почтительно, но в неизъяснимой тревоге.
Улучив момент, отец семейства вышел во внутренний дворик. Сквозь кроны сочился бледный свет. Дон Диего немного постоял среди своих любимых апельсиновых деревьев, посмотрел на плоды, скрытые в густой зелени, вдохнул душистый запах листвы. Ветви шатром переплетались у него над головой, а в просветах мерцали звезды. Он нашел взглядом одну, самую крупную, и поведал ей свои тревоги. А потом шепотом прочел псалом, воспевавший красоту ночи и ароматы сада. Звезда слушала внимательно и знала, что этот человек мечтает только об одном: возвратиться туда, где собирался спокойно жить до скончания дней. Но Господь, видно, рассудил иначе. Дон Диего подошел к одному из деревьев, прислонился спиной к стволу и застыл, вбирая влажное дыхание земли, ночную свежесть, шелест и запахи, словно хотел унести все это в своем сердце. Он молил Создателя, чтобы опасное путешествие помогло им уйти от преследователей.
Выехать нужно было до зари. Луна еще сеяла свой серебряный свет на крыши домов. Дон Диего вернулся в опустевшие комнаты и тихо позвал Альдонсу, Диего, Исабель, Фелипу и Франсиско. Слуг, Луиса и Каталину, звать не пришлось: они уже ждали хозяина, водрузив себе на головы оставшиеся тюки.
Уже на пороге девочки закатили отчаянную истерику: ухватились за дверной косяк и, рыдая, заявили, что никуда не поедут. Но в конце концов им все же пришлось забраться по приставной лесенке в темное чрево второй повозки. Франсиско с любопытством оглядывал освещенное тусклым фонарем пространство фургона — гигантской бочки, где на полу лежали тюфяки, а по бокам темнели деревянные дуги, обтянутые кожами. Крыша была полукруглой, из гнутых жердин, чтобы струи дождя скатывались по ней, не попадая внутрь. Изнутри фургон чем-то напоминал небольшой церковный неф на колесах, который создавал ощущение защищенности и одновременно давил. Наступая на одеяла и на чьи-то ноги, спотыкаясь о тюки, мальчик стал пробираться вперед, чтобы глядеть на дорогу. Вдруг он вскрикнул от радости и удивления: у одной из жердин притулилась знакомая фигура, свет фонаря выхватил из темноты худое лицо.
— Брат Исидро! А вы что здесь делаете?!
Старый монах поджал колени, пропуская Франсиско, но тот уселся рядом со своим учителем.
Дон Диего еще раз проверил, на месте ли домочадцы, выкликая всех по именам и напряженно вглядываясь в предутренний сумрак. Альдонса раздала одеяла, повозка качнулась и тронулась с места.
Завизжали колеса, натянулись и жалобно заскрипели постромки. Сперва повозка-бочонок судорожно дергалась и тряслась, но мало-помалу выровнялась и стала покачиваться ритмично, словно какой-то диковинный корабль. Они миновали совершенно безлюдную главную площадь. Собор и здание городского совета смутно белели в ночи, точно призраки, взирали друг на друга пустыми окнами. Виселица, где совсем недавно вздернули преступника, тонула в темноте. Сначала упряжка волов двигалась на восток, а потом свернула на юг. Вот и ремесленный квартал: закрытые мастерские похожи на склепы. Ореховых деревьев, отмечавших границу знаменитой мануфактуры и обширных владений Гранероса, в этот час было не разглядеть. Диего удалось проститься с Лукасом, а Франсиско не успел.
Постепенно глинобитные стены расступились, и путники выехали на южную эспланаду, где темнели силуэты множества других повозок, которые уже выстроились в ряд. Кругом топотали табуны мулов, ослов и лошадей — им тоже предстояло отправиться в путь. Вооруженные досмотрщики проверяли документы. Дон Диего велел домашним сидеть тихо и не высовываться. К счастью, на пассажиров досмотрщики внимания не обращали, интересовались только грузами. Они осмотрели фургон с мебелью и сундуками и отошли.
Спустя полчаса тряска возобновилась. Началось настоящее путешествие. Через южные ворота караван выехал за пределы городских укреплений. Луна заливала поля тонкой серебристой глазурью. Неведомые просторы дышали ветром свободы. Дон Диего коснулся руки брата Исидро, и тот понял его без слов: им удалось вырваться из лап инквизиции. Но надолго ли?
Повозка мерно покачивалась, и вскоре путники задремали.
8
Солнце поднималось все выше, от ночной прохлады осталось одно воспоминание. Одеяла, шали, кофты и куртки казались теперь совершенно лишними. Крупы волов залоснились от пота. Погонщик восседал спереди, на сундучке с пожитками, и взирал на спины животных с полным безразличием, как на колышущиеся ветви деревьев. Дон Диего осмотрел свою аркебузу и пристроил ее между коленей. А потом сказал:
— Этот путь ведет на юг, туда, где стоит Город Цезарей.
Он хотел добавить что-то еще, но отвлекся, прислушиваясь к скрипу повозки.
— Что еще за Город Цезарей такой? — спросил Франсиско, устраиваясь поудобнее.
— Говорят, улицы в нем вымощены чистым золотом. — Отец потянулся, не выпуская из рук аркебузы. — А вместо домов повсюду дворцы. Его обитатели умеют выращивать самые вкусные на свете фрукты и овощи.
— А он далеко?
— Трудно сказать, — вступил в разговор брат Исидро. — Никто до него пока не добрался.
— Неужели никто?
— Возможно, жители города водят путешественников за нос, — предположил дон Диего. — Как знать: вдруг он совсем рядом, да мы его не видим? А может, какие-то племена охраняют его и получают мзду за то, что направляют чужаков по ложному пути, а если те подберутся слишком близко, нападают на них и убивают.
— Хотелось бы мне там побывать, — вздохнул Франсискито.
— Скоро уже привал? — спросила Фелипа.
— В десять.
Караван приближался к небольшой роще. Горы остались далеко позади. Теперь было видно, до чего они огромные и величественные. У подножья все еще угадывался Ибатин, опоясанный сельвой, точно черной, с лиловыми вкраплениями, лентой. Там затаились хищные звери, индейцы кальчаки и грозные инквизиторы.
Время от времени врач и монах тревожно переглядывались. Неумолимый настоятель Антонио Луке наверняка не успокоится, пока не настигнет беглецов. Например, Антонио Трельеса, обвиненного в иудействе, нагнали и арестовали в далекой захолустной Риохе. Возможно, их ждет та же участь.
Но вот проводники, ехавшие верхом, закружили на месте, и волы, повинуясь знакомому знаку, сошли с дороги. Они выглядели совсем измотанными. Повозки выстроили в круг. Пока путешественники расправляли затекшие члены, одни караванщики отвязывали оглобли раскаленных на солнце фургонов, распрягали волов, поили их и отпускали пастись. Другие меж тем занялись табунами ослов, мулов и лошадей. Привал должен был продлиться до четырех часов пополудни, пока не спадет жара, ибо волам нипочем жажда, голод, дожди, ночь, быстрые реки — все что угодно, только не зной.
Фургон, где ехала семья Нуньес да Сильва, поставили параллельно с тем, в котором везли их скарб. Два караванщика вскарабкались наверх и перекинули жерди с одной повозки на другую. Потом покрыли этот импровизированный каркас кожами, и получился отлично продуваемый удобный навес, дававший густую тень. Под ним можно было поесть и выспаться. В центре общего круга соорудили очаг для стряпни. Негры, индейцы, метисы и мулаты, люди бывалые, действовали быстро и сноровисто. Путники только-только освоились на новом месте, а они уже развели огонь, вскипятили воду, а заодно успели освежевать и разделать коровью тушу, жир из которой пошел на смазку колесных ступиц.
Вскоре над лагерем разлился аппетитный аромат жареного мяса.
Луис достал из повозки складные табуретки с парусиновыми сидениями и походный столик.
Вдруг стадо мулов забеспокоилось. Животные тревожно заметались, словно почуяв опасность. Караванщики тщетно пытались утихомирить их.
— Пумы, — сказал дон Диего и взялся за аркебузу.
Брат Исидро подозвал Франсиско и остальных детей: «Стойте здесь и никуда не отходите». Видимо, густой чад, поднимавшийся над очагом, привлек хищников, давно рыскавших поблизости.
Паника, охватившая мулов, немедленно передалась остальной скотине. Погонщики раздавали направо и налево тычки и удары, не давая животным разбежаться. Несколько путешественников вызвались отправиться на разведку. Пумы могли затаиться в зарослях тростника или за леском, а то и в высокой траве. Но вряд ли они решатся напасть, если, конечно, не слишком голодны.
Через полчаса в лагере снова воцарилось спокойствие. Кажется, опасность миновала. Острыми ножами Каталина и Луис отре́зали от туши куски посочнее, уложили на подносы и подали хозяевам. Желающие могли отведать мясной похлебки с картошкой, горохом и другими овощами. Небольшой фляги вина хватило всем членам семьи, а тем, что осталось, угостили попутчиков из соседнего фургона. На десерт полагались апельсины.
После еды старшие свернули куртки, подложили их себе под голову вместо подушек и собрались вздремнуть прямо на траве. Но Франсиско был слишком взбудоражен, чтобы спать, — еще бы, столько нового! Мальчик решил воспользоваться первым привалом, чтобы как следует осмотреться. Он заполз под повозку, разглядывая ее скрытые от глаз сочленения. Сидя на корточках, завороженно исследовал днище, изнутри казавшееся таким прочным, а на самом деле сделанное из досок и грубой ткани. Спереди крепилась длинная оглобля, соединявшаяся с ярмом и вытесанная из ствола какого-то высоченного дерева. Франсиско потрогал ее — она была липкой от воловьего пота и вся в дорожной пыли, а с виду походила на тяжелое великанское копье. Потом он направился к очагу: огонь почти догорел, и среди камней чернели головешки. Интересно, а что происходит у ручья? Там сгрудились волы, а неподалеку паслись лошади, ослы и мулы.
Франсиско вспомнил, как когда-то, еще в Ибатине, наблюдая за стадом, которое гнали мимо, спросил у своего брата Диего:
— А почему у мулов нет детей?
— Потому что они рождаются от осла и кобылы или от ослицы или жеребца. Мулы не сами собой расплодились, их развели люди. В Ноевом ковчеге их не было.
— Правда?
— Правда. Мулы — животные чужеродные, так как появились не в шестой день творения, как прочие земные твари, а много позже, когда какому-то ослу вдруг вздумалось спариться не с ослицей, а с лошадью.
— Это плохо?
— Думаю, да.
— Тогда почему же их выводят? И продают? Зачем вообще держат?
— А затем. Они сильные и выносливые. Перевозят тяжелые грузы, легко взбираются по крутым склонам. Их вывели ради барыша.
— А можно поженить или спарить, как ты говоришь, мула и мулицу?
— Нет, так не делают, потому что мулы неплодны.
— Почему?
— Неплодны, и все тут. У них не может быть жеребят. Говорю же тебе: от осла и кобылы на свет появляется мул, но сами мулы не рожают — ни ослов, ни лошадей, ни других мулов.
Караванщики вдруг всполошились и подняли крик:
— Скорей! Сюда!
Они подбежали к очагу, уже присыпанному землей, а оттуда, продолжая кричать и звать на помощь, к загонам, где окружили перепуганное стадо. Мужчины схватились за аркебузы и направили стволы в сторону зарослей камыша. Там метались три осла, отбившиеся от остальных, а за ними золотистой молнией гнался какой-то зверь. Из высокой травы вынырнула пума и стрелой бросилась на ослов. Перед глазами Франсиско разыгралось невероятное зрелище.
Два осла улепетывали во весь дух, однако третий внезапно остановился. Нет, он не собирался атаковать хищника, просто повернулся к нему задом и, изогнув шею, будто прикидывал, когда же тот нападет. Пума прыгнула, описала в воздухе дугу и ухнула прямо на спину жертвы. Осел принял сокрушительный удар, не двинувшись с места. Дождался, пока грозный наездник уцепится покрепче, и только тогда вдруг повалился вверх ногами и принялся отчаянно брыкаться, давя противника своим весом. Из глотки его рвался рев, полный боли и торжества. Большая кошка пыталась освободиться из смертельной ловушки: выпускала окровавленные когти и отчаянно била хвостом. Но израненный осел все елозил спиной по земле, словно его донимала чесотка, пока не сломал пуме тонкий хребет. Потом он перевалился на бок и с трудом поднялся, гордо вскинув голову.
Дон Диего велел попутчикам опустить аркебузы. Добивать хищника нужды не было, за людей это сделал осел: стоя в луже крови, он закусал врага до смерти, а после, еле держась на ногах, сделал несколько шагов в сторону и рухнул на траву.
Путники, наблюдавшие за происходящим, возбужденно переговаривались, а караванщики времени не теряли. Ножами они освежевали пуму и подняли на палке еще теплую шкуру, точно знамя.
Осел еле дышал. Из шеи его толчками била кровь на морде выступила пена. Бока судорожно вздымались.
— Надо прикончить беднягу.
Франсиско не мог на это смотреть. Он стремглав кинулся к своей повозке, но успел услышать, как кто-то сказал:
— Не тратьте пули, просто отрубите ему голову.
9
После четырех караван тронулся в путь. Тряские повозки, стоявшие кругом, снова вытянулись в длинную цепочку. В голове, как всегда, скакали проводники на легконогих конях, то и дело уезжая вперед, чтобы разведать дорогу, и возвращаясь с новостями. Теперь привалов не будет до самого ужина.
Все только и говорили, что о храбром осле. Как он защитил товарищей. Как подставил пуме спину, чтобы сломать ей хребет. Как стойко переносил удары когтистых лап и укусы хищника. И как потом загрыз врага. Как сражался, превозмогая страх.
— А ему взяли и отрубили голову! — сокрушался Франсискито.
Отец взъерошил сыну волосы и сказал, что осел все равно бы умер и было бы жестоко оставлять его на верную погибель. Тут мальчик не выдержал и расплакался. Альдонса взяла кувшин, налила в кружку воды и дрожащей рукой протянула Франсиско. Она тоже считала, что с ослом обошлись несправедливо.
Деревьев кругом становилось все меньше. Чем дальше караван отъезжал от гор с их буйной растительностью, тем более голой становилась местность. Повсюду, насколько хватало глаз, расстилалось море травы — желтоватое, с белесыми проплешинами, — и лишь кое-где зеленели жиденькие рощицы. Однажды прямо под фургоном перебежала дорогу лисица. Иногда у самой обочины проносились страусы нанду, распугивая мелких птиц. Возница, раскачиваясь на своем видавшем виды сундуке, указал на стаю воронов, которая, то сжимаясь, то растягиваясь, исполняла древний ритуал: птицы радовались гибели какого-то животного, готовясь камнем упасть на его тушу и вонзить клювы в мертвую плоть.
Через несколько часов караван свернул с дороги, и повозки снова выстроили кругом. Наступило время ужина. Надо было спешить, чтобы управиться до темноты.
Исабель и Фелипа набрали полный котелок шелковицы: среди фиалковых и лавровых деревьев сестры обнаружили одно тутовое, а пока рвали ягоды и заодно торопливо набивали ими рот, перепачкались темным соком. Каталина пошла за водой, чтобы умыть девочек.
Поужинали скромно, уже при свечах. Шелковицу съели на сладкое.
Привал был коротким. Караванщики погасили костер и вновь выстроили повозки гуськом. Двадцать домов на колесах двинулись в темноту по дороге, предварительно разведанной проводниками. Ночь — лучшее время для путешествия, так как волы не страдают от зноя.
Франсиско улегся между доном Диего и братом Исидро. Впереди темнела ссутуленная спина возницы. Длинное острое стрекало в его руках было похоже на палец сказочного великана. А сзади, в проеме, чернел небесный свод, усеянный яркими звездами. Франсиско уже знал некоторые созвездия. Вон там, например, шлейф Млечного Пути, а там — Три Марии[15]. А вон какая-то планета. Да, точно планета — большая, круглая, как глаз брата Исидро, и к тому же не мигает. Взрослые рассказывали, что по расположению звезд астрологи могут понять, чем человек болен, и предсказать будущее. Для них небо — открытая книга. А почему бы и нет? Закрутив скопления звезд улиткой или вытянув змейкой, Бог мог начертать разные литеры. Что, если земной алфавит создан по образу и подобию небесного? Франсиско попытался найти в вышине буквы В, О, С, Т, Р и М.
Перед сном мальчик приподнялся, чтобы налить себе воды. Удивительное зрелище открылось его взору. Казалось, в пампе отражалось небо. Миллионы светлячков зажгли свои фонарики. Наверное, они смеялись, потому что фонарики мигали. Да, смеялись и тихонько пели. Темные просторы были усыпаны волшебными бриллиантами. Франсиско протянул руку, чтобы поймать драгоценный камешек, но Диего вовремя ухватил брата за пояс.
— Смотри, упадешь!