Вайолет Девлин
Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики
Пролог
Узкий бревенчатый мост покачивался над глубокой пропастью. Ходили легенды, что в той пропасти с самых ранних времен проживали лесные тролли. Одни из первых уродливых существ, созданных богиней Дану. Острые камни, вырастающие из потрескавшейся земли на дне ущелья, оживали, чувствуя приближение теплой крови и сырого мяса. Дану наделила их острым обонянием и ужасной неповоротливостью, чтобы наблюдать за тем, как тролли, не способные развернуться на узком мосту, пытаются схватить маленьких юрких людей.
Леса Приморского королевства таили в себе множество опасностей, и потому не многие могли себе позволить бесстрашно разгуливать среди высоких коренастых деревьев. Вдруг чернеющие тени поползли по скалам, незаметно приближаясь к мосту. Вслед за ними шла босая женская фигура. Изгибы ее тела были спрятаны под темно-зеленой накидкой, ткань покрывала опущенную голову. В руках она держала два копья, кованых лапами нечисти. Тени зашипели у ее ног, извиваясь, точно клубок скользких змей. Мост беспокойно качался, когда женщина ступала по бревнам. Остановилась она, лишь достигнув середины.
— Звала? — ее голос был подобен шелесту созревающей листвы.
Она возвышалась в гордом одиночестве посреди лесной чащи на хлипком мосту, но стоило ее голосу разнестись негромким шепотом по округе, как рядом возникла старуха. В ее седых волосах, спускающихся к земле, запутались алые бусины. Платье созданное из тончайших нитей шелкопряда, развевалось по ветру, а морщинистое лицо по-доброму насмехалось.
— Звала, — проскрипела старушка.
— Что с тобой стало? — покачала головой женщина. — Кто бы мог подумать… богиню погубила любовь.
— Осуждаешь? — в ее голосе затеплилась улыбка.
— Как я могу осудить богиню? — спросила она в ответ.
— Век мой недолог. Ареморика больше не хочет видеть во мне богиню. Мне нужна твоя помощь, Моргана.
— Не зови меня так, — крепче сжала копья женщина. — Это имя наполнено ненавистью и людской злобой.
— Как знаешь, — равнодушно бросила старушка.
— Чем же фея может помочь богине? Не в моих силах исправить допущенные тобой ошибки.
— За все свое существование я ни разу не ошибалась. Я создала в этом мире веселье.
— Ты поселила в нем смерть.
— Невелика разница, — она махнула рукой в сторону пропасти. Послышалось негромкое завывание. Богиня улыбнулась. — Но я не хочу покидать этот мир, зная, что все, над чем я трудилась, будет разрушено. Загляни в будущее, Морриган. Исполни последнюю волю своей богини.
Тени взвились. Им не нравилось такое обращение к их хозяйке.
— У меня есть ответ на твой вопрос, — прошелестела Морриган. Поднялся сильный ветер, раскачивая мост сильнее. На небе заклубились серые тучи, а первые капли холодного дождя полетели на землю. — Грядет мрачное время, недолго нам осталось. Покуда престол принадлежит королю, ввергающему свой народ в жестокость, ни сын его, ни дочь, не знающие доблесть, не взойдут на трон. Жнец добродетели вернется, и когда с головой окунется в дурман апельсинового вереска, распахнуться пред истинным правителем Примории двери. Ценность, что дороже злата, найдет путь домой. Алчность погрязнет в топи и в расщелине бесстрастного суда вынесется громкий приговор: “Не бывать правлению династии Арагда”.
Пророчество, произнесенное на одном дыхании, удовлетворило богиню. Она улыбнулась, заполняя оставшееся пространство на лице морщинами. Резким движением руки она поймала упавшую с небес каплю в ладонь. Перекатывая ее меж пальцев, старушка задумчиво произнесла:
— Люди… Для чего они нам? Они глупы, тоскливы и оставляют после себя только скуку. Зачем даровать власть смертным?
— В них есть сострадание. То, чего лишены все созданные тобой твари.
— Сострадание, говоришь, — капля в ладони высохла. Богиня взглянула на небо, застыв в ожидании, — ты слишком молода, Моргана, и не понимаешь, что власть лишает людей сострадания. Впрочем, когда-нибудь ты узнаешь. А теперь… — с ее лица напрочь стерлась блуждающая улыбка, а в глазах взметнулась решительность. Тени у ног Морганы закричали, ослепленные светом, исходящим от богини, — ты найдешь того, в чьих силах свергнуть Арагда. Я не вмешиваюсь в дела смертных, да и доживаю свой последний век, зато ты, фея Морриган, прозванная в народе злой чародейкой Морганой, поможешь восстановить в Ареморике равновесие.
Морриган пораженно отшатнулась.
— Я не могу повлиять на исполнение собственного пророчества! — ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости.
— Используй волшебство, дарованное тебе Ареморикой.
— Это невозможно…
— Если ты до сих пор так думаешь, то ты так ничего и не поняла
Этери
ЧАСТЬ I
Незнакомец
— Ты приедешь? — спросила Лилит на другом конце провода.
— Я постараюсь, мама.
Этери взяла бумажный стаканчик с изображением белой сеточки гирлянды и сделала глоток кофе. Разум начал проясняться, кофеин забурлил в жилах. Лилит настаивала на ее присутствии на семейном рождественском ужине. С индейкой, высокой елью и пудингом с изюмом. Этери не любила семейные праздники. Как правило, в особняк ее родителей, единственное здание в городке Хоу-Хэль имеющее более двух этажей, съезжалось огромное количество людей. И все они до единого смотрели на девушку с любопытством и осторожным подозрением. Мать запрещала ей на таких мероприятиях снимать очки, но Этери наслаждалась испуганными совершенно нормальными глазами родственников, а потому просто не могла себе позволить пропустить такое веселье.
Врачи назвали эту особенность врожденной патологией. Депигментация радужки в молодом возрасте. Этери перечитала множество медицинских книг, чтобы смело заявлять — ее всю жизнь окружают шарлатаны. Депигментация редко проявляется частично, да и отклонение от нормы никак не может объяснить почему Этери видит то, что другие люди не замечают.
Ей было восемь когда она впервые увидела черные широкие ленты плотно прилипшие к коже ее одноклассника. Они опутывали его с ног до головы, особенно сильно обвивая шею. Этери, как и положено порядочному ребенку, сообщила Нэлу Трэнсту о том, что ему стоит чаще пользоваться щеткой. Девочка решила что это грязь. Нэл назвал ее чокнутой. В школе ее побаивались, все же мутная радужка глаз не имеющая цвета и неестественно широкий зрачок отпугивали потенциальных друзей, а после этого случая, ее еще чаще стали обходить стороной.
Нэл умер через месяц. Утонул в реке. Причем воды Нарва не были глубоки, в них спокойно можно было зайти по пояс и почувствовать ногами дно. Местный дознаватель Уолтер решил, что Нэл поскользнулся на гладких булыжниках и неудачно упал в реку. Конечно, мистера и миссис Трэнст эта новость не порадовала.
Лилит, узнав о смерти мальчика, выразила соболезнования миссис Трэнст. Немного нервно и дергано, но выразила. Возможно дело в том, что ни одну фигуру так не окружало туманом неизвестности, как Лилит Фэрнсби.
Много лет назад, аквалангисты нашли Лилит на дне Туманного озера. Ее грудь тяжело вздымалась, когда она пыталась вдохнуть. Женщине помогли выбраться на берег, довезли до ближайшего города, расспросили. Вот только Лилит не смогла ничего рассказать. Она помнила лишь свое имя.
Простоватое платье и летние босоножки тоже не могли дать ответов на вопросы, в отличие от кольца на безымянном пальце и его отсутствующая фаланга. То колечко странным образом притягивало к себе взгляд. Камень чем-то отдаленно походил на изумруд с вкраплениями кварца. Ободок был вытесан из какого-то минерала неизвестной породы. Лилит никогда не снимала это кольцо.
Этери узнала эту историю не от матери, а из вырезок старых газет. Лилит отказывалась отвечать на ее вопросы, да и не знала, как объяснить дочери то, чего не понимала сама. Поэтому когда маленькая Этери рассказала Лилит о лентах и странной смерти Нэла, она выронила из рук маленькую фарфоровую чашечку. Та разбилась вдребезги, украшая паркет из ясеня некрасивым кофейным пятном.
— Не придумывай, — сказала она тогда, присаживаясь, чтобы собрать осколки.
— Но…
— Тебе показалось, — Лилит резко вскинула голову, окидывая дочь высокомерным взглядом. Взрослые часто так смотрят на детей. — Нэл просто неудачно упал в воду. А то что ты увидела, всего лишь тень.
Этери точно знала, что видела. Ленты передвигались по телу Нэла, выплясывая смертельный танец. После того случая девушка часто замечала их, но больше никому не рассказывала.
Автомобиль одиноко пересек границы города и вскоре мчался по свободной дороге в сторону магазинчика “Книжное сознание”. Невысокие домики теснили друг друга, намереваясь заползти на территорию не принадлежащую им, автомобиль миновал галантерейную лавку старушки Хопкинс, и несколько излюбленных Этери кафетериев. Наконец, затормозив около дома выстроенного из красного кирпича, Этери припарковалась и вышла из машины, забыв замотать шею шерстяным шарфом. Утренний снег приятно хрустел под ее ногами, а снежинки путались в темных волосах.
Девушка приветливо улыбнулась невысокой ели украшенной гирлянадами и алыми лентами. По пути выхватив одну из них, поднялась на крыльцо, и толкнула дверь, стараясь не задеть хлипкий венок из елочных ветвей, висевший на старом гвозде.
В магазинчике пахло жжеными яблоками, книжной пылью и корицей.
— Доброе утро, — из-за длинной торговой стойки появился низенький старичок в смешном красном колпаке и с длинной седой бородой. Мистер Ли помахал Этери и выставил перед собой бумажный пакет с яблоками в карамеле, усыпанными разноцветной крошкой.
Этери подхватила одно, надкусила, и блаженно закатила глаза. Вкуснее яблок в карамеле чем миссис Ли, никто в городе не делал.
— Переодевайся и приступай, — кивнул ей мистер Ли, вновь юркнув в подсобку.
Она задумчиво доела яблоко и прошла в маленькую темную комнатушку. На полу были свалены стопками старые книги, высились книжные стеллажи, полки прогибались под тяжестью томов. Этери сняла с крючка плотный хлопковый фартук, повязала его, а волосы собрала в низкий хвост лентой, позаимствованной у ели.
Девушка любила свою работу, пускай она и казалась многим монотонной и скучной. Раскладывать по полкам книги, слушать шелест страниц, помогать посетителям определиться с выбором или дать им дружеский совет — все это она делала с удовольствием.
Подхватив несколько тяжелых стопок, Этери вышла из комнаты, закрыв ее ногой и удивленно замерла.
Посреди магазинчика стоял молодой человек в строгом нефритовом костюме. Его волосы цвета темного северного неба спускались ровными прядями к плечам, растянутые на лисий манер глаза, были чуть прищурены, а шею небрежно обвивал коричневый кашемировый шарф. Пальцы незнакомца плавно скользили по корешкам книг, и каждое его движение было наполнено легкостью.
— Извините, мы еще закрыты, — не смогла скрыть недовольных ноток в голосе, Этери.
Молодой человек развернулся к ней, окидывая пристальным изучающим взглядом от которого Этери поежилась. Кем бы ни был этот странный парень, он вызывал у нее странное чувство беспокойства.
— Ох, — изумленно произнес он, — прошу прощения. Я полагал, магазин уже открыт.
Он говорил с небольшим акцентом, который Этери не удалось распознать.
— Мне сказали, что здесь я могу найти Этери Фэрнсби, — он улыбнулся уголком губ.
— Да, — помедлив отозвалась девушка, — Чем могу помочь?
Этери свалила стопки книг на стойку. Отряхнув руки от пыли, она подошла к незнакомцу чуть ближе. Стоило ей приблизиться, как она увидела странное свечение, пробивающееся через его шарф. Свет был теплым, ластился, переливаясь языками пламени. Тотчас магазинчик наполнился запахом сладких апельсинов и полевых трав. Молодой человек не замечал его, зато Этери не могла отвести взгляд. Оно казалось ярким даже через призму затемненных линз очков. Она никогда не видела ничего подобного прежде. Свет разительно отличался от черных лент, предвещающих смерть.
— Подберите мне книгу, — вдруг сказал он, вырывая Этери из размышлений. Она нехотя отвела взгляд от шеи, поднимая его к лицу. Парень улыбался, но его чернеющие глаза оставались холодными, они внимательно следили за каждым её движением.
— Ищите что-нибудь особенное?
Он задумался, качнулся на пятках, и откинув непослушную прядь с лица сказал:
— Что-нибудь волшебное.
Этери усмехнулась, поманив его к стеллажам с фантастикой. Они находились в маленьком тесном уголке, полки неровными рядами уходили вверх, а рядом, расположилась старая деревянная лестница.
Молодой человек принялся придирчиво рассматривать книги. Все предложенные Этери варианты, он категорически отвергал. Дошло до того, что они начали спорить на повышенных тонах, не сойдясь во мнении насчет литературы Уильяма Гибсона.
— А та книга, — сказал он, указав наверх, — на самой верхней полке.
— С обветшалым корешком с краю?
— Да. Достаньте мне ее.
Этери вздохнула, закрепила лестницу и начала подниматься по ступенькам. Книгу, на которую указал незнакомец, она видела впервые. Ветхая, с посеребренным тиснением, она казалась неподъемной. Девушка с трудом достала ее с полки и вдруг почувствовала, как ступенька под ее ногами ломается. Послышался треск. Этери не успела даже вскрикнуть и взмахнуть руками, как уже летела вниз, готовясь к столкновению с землей. Но удара так и не случилось. Она приземлилась прямо в руки единственному посетителю магазина. Книга свалилась на пол, подняв маленькое облачко пыли.
— Поймал, — сказал он, возвращая Этери в горизонтальное положение. Подняв книгу с такой легкостью, будто бы она ничего не весила, он протер обложку и сказал, — Я возьму ее.
Этери поправила очки и кивнула. Сердце зачастило, а дыхание сбилось. Она испугалась, но вовсе не падения, а того, что этот человек, не прикладывая никаких усилий сумел ее поймать. Подозрительность девушки возрастала с каждой минутой.
Пока он рассчитывался, ее взгляд скользил по острым чертам лица незнакомца. Тот убрал бумажник, взял книгу в руки и покинул магазинчик, даже не услышав вырвавшееся у Этери:
— До скорой встречи.
Эти слова стали пророческими, как вскоре решила сама девушка.
Авалона
(примечание автора: дьерд — военный, командующий собственным отрядом всадников;
хьенд — всадник высшего звена, направляет войска во время военных действий, командир первой армии;
хэлл — обращение к мужчине в империи;
хэлла — обращение к женщине)
Бесчеловечность.
Авалона, женщина по прозвищу Чернеющая сталь, сидела в огромном шарообразном помещение и слушала крики боли. В чертоге Алой Инквизиции раздавалось эхо голоса Святого Деррака. Мужчина, облаченный в доспехи и алый плащ по которому змеилась эмблема Алой Инквизиции, склонился над маленьким зеленым существом и через каждые несколько слов вонзал в его кожу острозаточенные железные иглы. Феи жили несколько сотен гердрат, и чтобы убить их, следовало сначала обескрылить. Нет ничего более ужасного для фейри, чем потерять крылья. И Алая Инквизиция это знала. Она знала, что фейри боятся железа, и потому святые никогда не снимали железные доспехи. Авалона считала инквизиторов трусами, не способными сразиться с врагами в честном поединке. Им не был известен кодекс чести, да и ей, по-хорошему, он должен быть неизвестен.
Показательные казни. Авалона их не любила. Все всадники культа Морриган должны присутствовать в зале. Видеть пытки тех, кого они самолично сдали на руки Алым. Как же это мерзко. Их учили ненавидеть, взращивали в этой ненависти, чтобы сделать из них оружие. Омерзительная политика империи Сион.
Но были и те, кому доставляло удовольствие видеть корчащийся от боли маленький народец. Авалона кинула взгляд в сторону парня, сидевшего рядом с ней. Фонзи Баррад, чье имя мечника Воитель Пламени, улыбался, наслаждаясь каждой секундой мучений феи. В его глазах горел искрящийся огонь ненависти. Он распалялся с каждым мгновением, с каждым криком феи. Фонзи улыбнется еще шире, когда сердце феи перестанет биться. Он служил империи верой и правдой, никогда не щадя своих врагов. Но смертоноснее его ненависти было лишь равнодушие другого всадника.
Визг тоненького голоса феи стал громче. Она размахивала маленькими ручками, и каждый раз, когда она обжигалась о спинку железного стула, к которому была привязана цепями, раздавался нечеловеческий вой.
Авалона отвернулась, но жесткая хватка пальцев вернула ее подбородок к отвратительному зрелищу пыток.
— Смотри, — не разжимая бескровных губ, произнес мужчина, восседающий с прямой, как палка спиной по другое ее плечо. — Нам нельзя проявлять слабость при них.
— Убери руку. — Авалона дернула головой. Густые волосы цвета сухой коры кедра разметались по плечам. Несколько красных бусин, вплетенных в мелкие косички выпали и прокатились по паркету. Хватка ледяных пальцев не пришлась ей по душе. — Непозволительное поведение в отношении дьёрда.
— Меня всегда поражала твоя целеустремленность, — спокойно заметил он. — До церемонии ты никто, хэлла. Такой же обычный солдат, как и мы все.
Авалона криво усмехнулась.
— Пожиратель душ мнит себя обычным солдатом. Ты слишком хорошего мнения о себе.
Он ничего не ответил, просто смотрел на Святого Деррака, не моргая. Под куполом чертога порхали маленькие синеглазые птички. Их верхнее оперение обладало красивым насыщено-голубым отливом, а расположенные под хохолком перья казались чернее ночи. Голубые сойки никогда не покидали это место, из-за чего чертог Алой Инквизиции прозвали Гнездовьем. Одна из птичек, самая маленькая и юркая, отделилась от стаи и стремительно подлетела к Авалоне. Птичка парила в воздухе прямо перед ее лицом. Авалона поморщилась, отмахиваясь от нее рукой. Сойка отлетела к противоположной стене.
Пытки феи утомили девушку. Взгляд вновь заскользил по залу. В первых рядах она заметила девчушку, что была одета в точно такие же зеркальные доспехи, как и у всех всадников культа, но на ней блестящая кираса смотрелась донельзя нелепо. В карих больших глазах застыли слезы. Авалона нахмурилась. Хэлла помнила это маленькое и слабое существо, чудом прошедшее все этапы подготовки в Часовых Городках. Старшие по званию всадники страдали дурной привычкой делать ставки на выбывание новичков. Как правило, из сотни детей под конец обучения оставалось не более двух десятков. На Фейт поставили почти все, и только хьенд Хагалаз, всадник высшего звена, задумчиво проговорил:
— Ее сердце бьется в ритме храбрых.
Авалона никогда не слышала от него более лестных слов. Хагалаз Кадоган обучил их многому. Его методы могли показаться местами жестокими, но если бы не он, они все погибли бы на первом этапе обучения. Авалона покачала головой. Эта девочка не должна находиться в Гнездовье. Здесь сидят люди с черствыми сердцами. Их чувства заморожены многолетней ненавистью. Все это показалось хэлле неправильным.