И Боги порой бессильны

Вика глубоко вздохнула от сумятицы в голове. Вспомнив о том, что Имран упомянул фамилию Ир Акронских, мгновенно нахмурила брови, приподнялась, уже по-другому смотря на мужа.

– Что-то случилось?

Виктория вздрогнула, понимая, что поймана с поличным.

– Ты упомянул каких-то Акронских. Вот, лежу и думаю, вроде у тебя фамилия Куранский, у твоего отца тоже.

Открыв глаза, Имран повернулся на бок, опершись на локоть, подмигнул Вике.

– Кровь Акронских в нас течёт по линии моей бабушки Ролли, матери отца. Она – родная сестра нашему королю Ваиру Акронскому.

– Ничего себе бабка танец танцевала!

Вика подскочила, не замечая, как от её резкого движения одеяло съехало вниз, явив взору обтянутые тонким голубым шёлком холмики высокой, упругой груди. От влетевшего в открытое окно прохладного ночного ветерка её сосочки вмиг затвердели, ещё больше натянув прозрачную ткань ночной сорочки.

Имран закрыл глаза, глубоко задышал, представляя, как ласково освобождает Викторию от шёлковистой ткани, на миг замирает, любуясь красотой её тела, наклоняется в желании испробовать вершинки упругих грудей.

– Имран, а ты чем завтра будешь заниматься?

Видение обнаженного тела жены с неохотой медленно исчезает, в паху всё затвердевает и изнывает от желания обладать любимой. Недавний холодный душ лишь ненадолго принёс облегчение.

– У меня недельный отпуск, хотел тебя в столицу вывезти, показать местные достопримечательности. Ты ведь в Ракронге не была?

– Нет, не была. Имран…

– М-м-м…

– А ты не мог бы меня вместо Ракронга в Финийское государство отвезти?

Его глаза вмиг открылись, взгляд стал напряженным, чёрные зрачки излучали тревогу, дыхание стало едва уловимым.

Вика опешила от такой разительной перемены.

«Ревнует, что ли? Только к кому?»

Хихикнула про себя.

– Ты только ничего худого не подумай, я бы хотела навестить чету Рамских, – решила она успокоить нервы мужа.

– Рамских?

Чёрные брови Имрана сошлись на переносице. Виктория залюбовалась зависшим над ней лицом мужа. Хотелось провести пальчиками и разгладить появившуюся складку между бровей. Видно, это отразилось на её лице.

Вся тревога мгновенно вылетела из головы Имрана. Он обхватил рукой затылок жены, наклонился, прикоснулся губами к её чуть приоткрытому ротику. Захватил нежно сначала нижнюю губу, затем верхнюю. Почувствовав, как Вика подалась к нему и стала отвечать на его поцелуй, с жадностью принялся терзать податливые губы, а услышав её стон, с трудом отстранился.

Обхватив голову жены руками, закрыв глаза, он тяжело задышал, пытаясь успокоиться. Одни Боги ведают, сколько ему требовалось на это сил. Ведь, помимо его желания, брачная метка обостряла чувства, разжигала страсть, подталкивала к завершению обряда.

– Вика, давай спать, а завтра мы отправимся туда, куда ты пожелаешь.

Виктория только сейчас поняла, что была на волоске от консумации брака. И если бы Имран не остановился, то она бы познала все прелести секса с ним. В данный момент девушка сама себя не понимала. С одной стороны, её страшит близость с ним, а с другой – как головокружительны и приятны его ласки, поцелуи. И так хочется отдаться в их власть.

***

Мир с трудом разлепил тяжелые, слипшиеся, покрытые коркой ресницы. В его покоях стояла гнетущая, давящая разум тишина. Последнее, что он помнил, это поющую в тронном зале рыжеволосую красавицу. Девушка была безумно хороша, только вот ее лицо выражало душевное страдание. Но никак не счастье.

«Кто она? Какому из родов принадлежит?»

Шинский стал перебирать в памяти всех девиц на выданье. Затем тех, кто побывал в его постели.

«Не помню такой. Наверно, дебютантка? Да, вообще-то, не так и важно. Нужно приказать, чтобы доставили её ко мне в покои. Возразить не посмеет. Никто ещё не отказывал». Плечи старика дёрнулись от ехидного смешка.

«Да и кто осмелится отказать королю?».

Мир приподнялся на локтях с намереньем позвать слуг, и тут воспоминания лавиной обрушились на его разум. Они коробили, душили, заставляя сердце стучать учащённо, отдаваясь ударами по всему телу, колющей болью, словно тысяча раскаленных игл.

Шинский схватился за голову, закачался, исторгнув жалобный стон, больше похожий на скулёж побитого щенка.

– Вик-та-вия, – нараспев прошептал Мир. С трудом разомкнул потрескавшиеся, окровавленные губы и уже осмысленным взглядом осмотрел свои покои.

Языки пламени магических свеч, настенных светильников отбрасывали пляшущие на стенах зловещие тени. Дар Шинскому казалось, что тени, пытаясь найти его, ощупывают пространство своими длинными, извивающимися щупальцами.

Король сжался. Старческими, дрожащими руками схватился за одеяло, быстро подтянув его под самое горло, стал внимательно следить за игрой чёрных всполохов. Их пляска напоминала безумство или, лучше сказать, агонию. Уж больно они неистовствовали в своём танце. Но вскоре – вертеж прекратился. В какой-то момент тени замерли, направив свой взор на Мира. И хотя глаз у них не было, но король знал, что они пронзают его своими чёрными, как тьма, глазницами.

Словно почувствовав его страх, тени всколыхнулись и заскользили по стене, ощупывая пространство перед собой удлиняющимися щупальцами, которые стали медленно расползаться по сторонам.

Шинский заорал, но из его горла вырвался звук, чем-то напоминающий шипение аспида. Натянув одеяло на голову, продолжая издавать хрипящие звуки, Мир сжался в ожидании, когда тени скользнут под одеяло и дотянутся до его горла.

– Я не пришла в твою судьбу, я из неё не уходила, – послышался приятный тембр голоса.

Король встрепенулся. Девушка вкладывала в песню всю свою душу. Порой её голос практически срывался, переходя на шёпот, порой от его мощи хотелось, закрыв уши, закричать: «ПРЕКРАТИ!»

– Прекрати… прекрати, – качаясь, зашептал Мир. Но вскоре, не в силах больше слышать раздирающую душу песню, он отбросил одеяло. Забыв про тени, король пополз по кровати в желании найти девушку и заставить её замолчать.

Осторожно опустив босые ноги на мягкий ковёр, Шинский встал. Помятая ночная сорочка из тонкого белого шёлка, надетая на нем, едва прикрывала его старческие колени. Волосы от постоянного метания головой по подушке были спутаны в колтуны и взлохмачены. Не обращая внимания на свой внешний вид, качаясь, король поплёлся к двери. Взявшись за покрытую золотом ручку, постоял в нерешительности и толкнул дверную створку.

Высокий, полнозвучный, девичий голос с нотками отчаянья оглушил своей силой.

– И ты поймешь когда-нибудь, ведь ты поймёшь когда-нибудь, как сильно я тебя любила. Только ты молчишь и смотришь мне в глаза, – плакала душа девушки. Она пыталась дотянуться своей песней до разума того, кому пела.

«Слепец. Она ведь тебе всю свою душу отдала». Королю захотелось посмотреть на безумца, живущего в его королевстве. Глупца, который отвергает такую пламенную любовь. Уж он-то, Мир, отдал бы всё той, которая его бы так любила. А не захотела бы – заставил, подчинил, в конце-то концов – пленил.

В желании увидеть девушку, опираясь рукой о стену, едва переставляя по холодному мраморному полу коридора босые ноги, король поплёлся на звук голоса, уже догадываясь, откуда он разносится.

Остановившись возле дверей тронного зала, Мир собрал все свои внутренние оставшиеся силы. Толкнув створки, он едва устоял на ногах от обрушившегося на него хора голосов, плавно переходящего в единый, печальный, умоляющий голос.

– Да, ты молчанием своим меня погубишь. Да, я молчанием твоим души не исцелю. Да, ты тихонечко скажи: «Кого ты любишь? И я тихонько скажу: «Одного тебя люблю».

Король впился взором в рыжеволосую красавицу, смотрящую с любовью в глазах на одного из его подданных.

Не увидев в его взгляде отклик на свою любовь, вскинув голову, девушка закружилась по залу. Раскинув руки в стороны, продолжила с надрывом припев песни, вкладывая в него отчаянную горечь своей души. Пела, порой срывая голос.

– А-а-а-а-а-а-а!..

Плечи короля опустились, словно на них упал сверкающий сотнями огней купол тронного зала, под которым сейчас кружилась красавица. Продолжая петь, она раздирала его душу своим голосом и песней.

– Виктавия, – прошептал король, протянув руку в сторону девушки. С трудом переставляя трясущиеся от слабости ноги, направился к ней.

«Нет… это я глупец. Невозможно пленить свободную душу. Невозможно закрыть её в золотой клетке. Невозможно заставить любить. А так хотелось, чтобы она своими зелёными, словно листва, глазами смотрела только на него. Увидев впервые, утонул в изумруде её взгляда. Забыл, что надо дышать. Обожгла сердце любовь. Да только не поверил. Не веря в любовь – насмехался не только над ней, но и над собой».

Не дойдя совсем немного, Мир почувствовал, как силы покидают его. Упав на колени, он пополз к девушке. Остановившись, протянул к ней трясущиеся руки в желании дотронуться.

– Виктавия… Посмотри на меня... Не отвергай.

Девушка резко остановилась. Копна её длинных волос, напоминающая ярко-рыжее зарево, взлетела и плавно опустилась, обдав короля жаром.

– Виктавия, – шептали губы Шинского, – я ведь полюбил тебя, а ты отвергла меня.

Девушка мгновенно повернулась, смотря на короля зеленью своих глаз, в которых разгоралось пламя. Оно разрасталось, плясало, как недавние тени на стене, и в то же время буйствовало гневом, пытаясь выплеснуться наружу.

Мир прищурился, заслонился руками, спасаясь от жара искр, разлетающихся из глаз красавицы. Вскоре пламя охватило весь утонченный стан девушки. От разгорающегося внутреннего блаженства Виктавия раскинула руки в стороны. В мгновение ока они превратились в огненные крылья.

Последнее, что увидел король Финийского государства, это пламенный взгляд глаз, полных страдания.

Взмахнув крыльями, девушка превратилась в птицу. Взлетев, она распалась на множество огненных искр, которые обдали Мира палящим жаром. Они вонзались в него, жгли душу, выжигали палящим пламенем тело и разум.

– А–а–а! – завопил король. Упав возле трона, стал кататься по мозаичным плитам пола. В безумстве он хватал руками голову, рвал волосы, растирал по лицу кровавые дорожки слёз, разрывая на себе окровавленную от его рук шелковую нательную рубашку…

***

Имран вдохнул влетающую в открытое окно утреннюю прохладу вместе с едва уловимым ветерком.

От чувства лёгкой тяжести на его теле губы сразу разошлись в едва заметной улыбке. Вика полулежала на нём, обхватив рукой голый торс и закинув ногу на его конечности. Душа переполнялась счастьем и любовью к спящей девушке. Её рыжая макушка щекотала подбородок, вызывая непривычное, волнующее чувство. Горячее, едва уловимое дыхание жены обжигало кожу, вызывая буйство волнующих мурашек.

Чуть разомкнув ресницы, затаив дыхание, Имран прошёлся по оголенной, красивой ножке обжигающим взглядом. Закрыв глаза, он постарался до пробуждения жены успокоить вновь возбужденную плоть.

Перед глазами предстал образ полуобнаженного тела Виктории. Вид задравшейся до самой попки ночной сорочки взбудоражил мысли. Чтобы успокоить их, стал водить нежно пальцами по тонкой, шелковой материи, закрывающую её спину.

Губы Вики разошлись в улыбке, веки были тяжелыми и открываться совсем не хотели. По телу расползалось спокойствие и томление от нежных, легких прикосновений пальцев Имрана к спине. Сладко зевнув, Виктория потерлась щекой о твердую гладкую грудь мужа, словно устраиваясь удобней, усилила захват руки и ноги и вновь отправилась в царство Морфея.

Уловив её едва различимое сопение, Имран вновь улыбнулся, осторожно коснулся губами рыжей макушки, стал дожидаться пробуждения жены и не заметил, как сам задремал.

Вика вынырнула из тревожного сна, в котором она опять сгорала. Прислушавшись к ровному биению сердца Имрана, улыбнулась. В благодарность осторожно прикоснулась губами к твердой груди мужа, смахнула с ресниц выступившие слезинки.

– Что ты?.. – в хрипотце голоса Имрана чувствовалось волнение.

– Сон тревожный видела.

Захват рук стал сильнее, словно мужчина защищал и оберегал её от бушующей в мире злобы. Вика, закрыв глаза, наслаждалась нежностью и любовью кокона, в котором находилась. Когда макушку обожгло жаркое дыхание и лёгкое прикосновение губ, она улыбнулась от внутреннего счастья, спросила:

– Вставать будем? Или кофе в постель?

Брови Имрана сошлись к переносице. Привстав, он отстранил от себя Вику, с интересом рассматривая ее лицо.

– А кофе в постель кто кому должен принести?

Глаза у Вики блеснули хитринкой.

– Конечно, ты мне. Я ведь создание изящное, хрупкое, люблю в кровати понежиться.

Имран с прищуром продолжал смотреть на Викторию.

– Вик, а тебе часто кофе по утрам в постель приносили?

Виктория вздохнула, сразу загрустила, прильнула к широкой груди мужа.

– Если честно, то ни разу.

– Тогда?..

– В кино видела и романы читала, так вот, в них всё так красиво и романтично описано.

– Про романы понятно, а вот кино – это что?

– Кино… как бы тебе объяснить? Ну, это, – Вика отстранилась от Имрана, приподнялась, забыв, что тонкие кружева сорочки, плотно облегающие тело, выгодно подчеркивают высокую грудь, – артефакт, на который записывают игру актёров, а потом воспроизводят в любое время.

– Понятно, – Имран с трудом оторвал взгляд от соблазнительных розовых ореолов и упругих вершинок грудей. Собрав всю свою волю в кулак, откинув одеяло, встал с кровати, отправился в ванную комнату, бросив на ходу:

– Тогда лежи, я на кухню.

Вика, округлив глаза, в очередной раз проводила ошарашенным взглядом атлетически сложенное тело мужа. Кубики пресса на его животе завораживали не меньше, чем оголенные узкие бёдра, длинные накаченные ноги, упругая выпуклая задняя часть и притягательные ямочки на пояснице. Мгновенно обожгло внутреннее желание: пройтись по ним рукой, исследовать торс, широкий разворот плеч, прижаться к нему телом, закрыв глаза, коснуться губами разгоряченной смуглой кожи мужа.

Хватая ртом воздух, Виктория только сейчас поняла, что всё это время не дышала. Упав на подушку, уставилась в потолок, чувствуя, как учащённо бьётся сердце и потихоньку успокаивается волнительное томление между ног.

Выйдя из ванны, Имран прошёлся рукой по мокрым волосам, сбросив полотенце, закрывающее его бедра, быстро оделся.

За доли секунды до того, как ему повернуться, Виктория вновь перевела взор на потолок, изобразив непринужденное лицо. Ругала себя на чём свет стоит за то, что пялилась на голого парня.

«А хотя почему парня? На мужа. А мужа необходимо рассмотреть со всех сторон, чтобы, так сказать, зависнуть и долго отходить от увиденного зрелища».

После ухода Имрана, вскочив с кровати, Виктория побежала в ванную. Быстро ополоснулась, накинула халат, выйдя из комнаты – замерла.