Ник Венджинс
Корыстный интерес
В родных пенатах
— Что же делать, что же делать?! — уже в пятый раз за последнюю минуту вопрошал я у самого себя, стоя у дверей кабинета ректора нашей Свароградской Академии.
Заведение это, надо признать, приличное, лучшее в нашем городе и не допускающее никаких вольнодумств, выкрутасов и тем более, прости Высший, обманных маневров против священных учебных стен. За такие вещи сразу отчисляли.
Если меня отчислят, батя собственноручно в котёл забросит и станет жарить, словно картошку фри в раскалённом масле, вместе со зловонными душами смертных. Образно выражаясь, разумеется. Жарят не в масле.
И это ничего, что батя сейчас на Меркурии, а я на Земле. Они ему быстренько письмецо отошлют, где в красках обрисуют мою последнюю выходку. Тогда даже матушкины уговоры не остановят отца сотворить со мной что-нибудь… болезненное. Потому что это будет уже в четвёртый раз, когда меня отчисляют.
За что были три предыдущих отчисления? Ну, разумеется, за нарушение общественного порядка и дисциплины, второй раз — за нарушение субординации, а третий — за несанкционированное открытие портала. Все претензии ко мне считаю необоснованными, обвинения — голословными, а отношение — предвзятым!
В первый раз… я на экзамене дал списать своему приятелю. Он полукровка, для него учёба в Академии — это билет в жизнь. Меня поймали, а приятель просто отвернулся, сделав вид, будто это не ему только что ответы пересылались. На вопрос комиссии мой приятель сообщил, что я клянчил у него помощь. Ему почему-то поверили, а я не стал переубеждать комиссию. Меня настолько захлестнуло чувство несправедливости и разочарование, что от такой наглости я лишился дара речи и погрузился в мрачные мысли о недостойных полукровках, всеми правдами и неправдами заполоняющих наш прекрасный нефилимский мир.
Посидел дома, подумал, внял отцовским упрёкам да маминым тягостным вздохам и решил поступить заново. Ещё бы! Отец пообещал, что, как только я завершу обучение, он похлопочет и меня сделают ректором нашей замечательной Академии. Ох, и жизнь тогда начнётся! Я такие порядки заведу! Повезёт студентам со мной. Особенно студенточкам…
Грезя о будущих великих свершениях, я сдал экзамены во второй раз, и меня неохотно, но приняли. Я с головой ушёл в учёбу, тем более что выбрал иную, более интересную профессию, но тут, как назло, одному старшему преподавателю пришло в голову устроить травлю. Из всей группы он почему-то выбрал именно меня. Кончилось всё это мужской разборкой в туалете, после чего меня без разговоров отчислили.
Поступить заново — это было уже делом чести и принципа, и через год я снова числился среди первокурсников. Но приятель того преподавателя, которому я накостылял ещё год назад, решил возобновить травлю и отомстить за поломанного коллегу.
Что он только не выдумывал и как только надо мной не измывался! Я стоически выносил все издевательства, терпел унизительные наказания за любую провинность и глотал слёзы обиды, когда меня — как бы случайно — забросили через портал в промежуточный мир. Я почти неделю бродил по пустынным улицам, не имея возможности выйти обратно. Думал, что сойду там с ума! Меня вернул ректор, когда ему позвонил мой отец, обеспокоенный тем, что сын не явился на семейное торжество.
Гадливый ректор наслаждался представлением, которое ему устроил мой преподаватель, поэтому заявлять о злонамеренном поступке было бы глупо. Меня отругали за несоблюдение мер предосторожности и отпустили с иезуитскими улыбочками, а я… просто отомстил. На следующем занятии я «случайно» снова проигнорировал меры безопасности и отправил своего преподавателя в… Эх, лучше не упоминать, куда я его отправил. Батя долго ржал, когда узнал, и в этот раз моё отчисление было воспринято родителем благосклонно. Но мне строго наказали, чтобы впредь я не влезал ни в какие неприятности и завершил уже ненавистное обучение, поступив в Академию в четвёртый раз.
К этому времени между мной и предыдущим ректором уже велась настоящая война. Хоть меня и трижды отчисляли, но войну я выиграл, когда ректор — не без моей помощи — покинул свой пост. С приходом нового ректора мои шансы на выживание в Академии заметно возросли. Я прилично учился, по четвёртому кругу постигая законы мироздания, и почти дошёл до финиша, как… надо же было такому случиться!
Сейчас мне предстоит открыть дверь и…
— Риши Дагда! — послышалось из кабинета ректора. — Заходите!
Это мне…
Я посмотрел на своё отражение, что карикатурно отображалось в вечно извивающейся жидким серебром двери. Остановившиеся глаза, всклокоченные чёрные волосы, разбитая губа, распухший сломанный нос делали моё миловидное дьявольское лицо похожим на какого-то… homo erectus.
Сбежать? Да куда??? Если бы можно было вырваться и преодолеть магнитное поле планеты, обойти индикаторы, уловители, кольца, патруль… то я бы уже давно угнал транспорт. Отсюда только один путь: через Адское министерство или по-простому — Ад-министрацию. А оттуда лишь две дороги: либо в нормальную нефилимскую жизнь, либо в Отстойник. Чтобы попасть в нормальную жизнь, а не в обслуживающий персонал, мне позарез нужно закончить Академию. Да и батя не простит такого позора, чтобы его единственный сын пошёл служить какой-нибудь канцелярской крысой или военным.
— Риши!!! — заорал ректор, потеряв всякое терпение. — Кончай там жаться у двери! Живо иди сюда!
О-о-о… этот голос было слышно даже на поверхности. Наверняка сейчас глупые людишки от страха в штаны наложили, когда до их слуха донеслось странное эхо из-под земли. Иногда точки соприкосновения измерений находятся в самых неожиданных местах, и тогда люди слышат нас. А порой и видят.
Ладно, пошёл!
Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах
Приоткрыв дверь, я просунул в щёлку свою расползающуюся по лицу переносицу и заранее оглядел кабинет. Никто с косами не стоит — и то славно! Может, есть шанс?
У гигантского арочного окна восседал новый ректор Академии — предмет воздыханий всего женского пола Сварограда. Весь город только и говорил о прекрасноликом Лучезаре.
Он действительно являл собой идеальный образчик мужской привлекательности: чистокровный нефилим, высший маг и чародей, а улыбка его светила ярче всех светильников Академии. Вот только сейчас улыбки не наблюдалось. Лучезар резким жестом велел занять кресло подле его массивного письменного стола.
На ватных ногах я с огромным трудом преодолел немалое расстояние и скромно опустился на краешек кресла.
— Студент Дагда, — прищурился Лучезар, чуть наклонив голову и взглянув на меня из-под нахмуренных бровей, — вы слишком увлеклись сегодня. За подобное непотребство мне надлежит отчислить вас. Даже невзирая на то, кем является ваш отец. Это… простите за каламбур… настоящее свинство с вашей стороны: подложить свинью собственному родителю!
— Прошу прощения, господин ректор, — вскинулся я, — но мне не было известно, что…
— Прекратить! — вскочил Лучезар.
Заложив руки за спину, он принялся мерить шагами пространство у своего стола, то ли вопрошая меня, то ли обращаясь к самому себе:
— Что я теперь должен сделать в первую очередь: доложить о нарушителе Держателям Тайны или отправить весточку на Меркурий?
— Позвольте сказать… — попытался я.
— Тебе только позволь! Позор для выпускника! Просто позор такое вытворять! — навис надо мной ректор, поменяв стиль общения на более приватный. Как-никак он прекрасно ладил с моим батей и знал меня с пелёнок. — Риши, вот скажи мне, на кой Леший тебе понадобилось в мир смертных, а?! Ты зачем в чемодане уехал? Я уже молчу о том, что ты моему родному сыну всю физиономию после этого расквасил!
— Лучезар, вышло недоразумение. Мы с ребятами просто пошутили, поспорили, а они меня контузили и в чемодан запихнули к первокурснику, который в мир людей на практику отправлялся. Сам бы я до такого не додумался! Чес-с-слово!!! А твой сын громче других надо мной гоготал, вот и… — умоляюще посмотрел я в его голубые глаза. На миг мне даже показалось, что в их глубине сверкнула огоньком надежды добродушная насмешка. Но я ошибся.
— Ты будешь наказан! — вынес приговор ректор, продолжая нависать надо мной и щекотать нос своими длинными белокурыми волосами. — Никому из студентов не разрешается покидать Свароград без официального разрешения! Никому! А ты не просто проехался туда-сюда, так ещё и первокурсника подставил: ему вменяется контрабанда.
— Но я же — не контрабанда! Я здесь, меня вернули. Ты несправедливо наказываешь меня, когда следует наказать твоего сына!
— А в прошлом месяце, когда ты «случайно» вместе со своей компанией оказался в ночном клубе смертных?! То, что вы там вытворяли, это… это… — Лучезар поднатужился, но так и не смог найти подходящее определение нашим развлечениям.
— У нас было официальное разрешение! — вспылил я. — Это уже просто несправедливо!
— Разврат со смертными строго карается! Вам выдавалось разрешение на посещение Большого театра, на балет, а вы где оказались?!
— Мы, — отвёл я глаза, — немножко перепутали здания. Там тоже был… балет… в каком-то смысле слова… Какая разница! И ты тогда никого не наказал, потому что твой сын больше всех восхищался теми… «балеринами». А сейчас? Почему я должен за него отдуваться?!
— Я напишу твоему отцу, что принял воспитательные меры, — проигнорировал упрёк Лучезар, — и как смогу прикрою тебя от Держателей Тайны, но ты…
— Никогда! Больше никогда! Клянусь!
— Помолчи!
— Апчхи!
Да. Я оплевал своего единственного возможного спасителя. Но он сам виноват, нечего было патлами по моему носу елозить!
— Вот мерзавец! — обтёрся Лучезар и отошёл к своему столу.
«Ну всё, я пропал. Можно готовиться к отправке в город ссыльных…» — пронеслось у меня в голове.
— Нет, — нагло прочёл мои мысли Лучезар и расплылся в садистской улыбке, — ты отправишься туда, куда так рвался. Искоренять в себе любовь к смертным женщинам. А заодно приведёшь мне одну — самую вкусную. Она — нераскрытая полукровка, но потенциалы её завораживают. Мне нужна её кровь. Добровольная отдача, разумеется. Притащишь её сюда живую и не заколдованную, полностью готовую отдать мне то, что я попрошу.
— Почему бы тебе самому?..
— Потому что мне по статусу не положено совращать всяких девственниц.
— Тогда пусть твой сын…
— Нет! Ему нельзя знать об этом. Никому не говори! Понял меня? Если кто узнает о задании, клянусь, я сгною тебя в городе ссыльных. Уж я найду, за что тебя туда отправить! Компромата на тебя предостаточно. Даже твой отец не сможет и слова вымолвить в твою защиту. Отправляешься сегодня же. И точка.
Кто бы сомневался, что в случае провала задания Лучезар отправит меня в город ссыльных. Он на это не скупился. Мне не хотелось прожить рабом пару сотен лет, и поэтому я твёрдо решил, что докажу свою профпригодность, дабы остаться жить среди своих, — в нормальном нефилимском мире, а не среди ссыльных.
— Я не вернусь в Свароград, пока не выполню секретное задание ректора! — самоуверенно заявил я своим приятелям, пришедшим проводить меня, и смело ступил через линию турникетов на границе миров.
Сладкий трофей ректора
Где-то спустя пятнадцать минут я уже находился в СНТ «Тихая зорька» у дома номер 158 по Волынской улице и был готов выть от безнадёги.
Само наказание меня не особенно смутило, но вот когда я увидел объект, то…
…она была одета в какую-то безразмерную красную одежду с рисунком… в белый горошек, со стянутыми в растрёпанный пучок длинными, выкрашенными под блондинку волосами. Краска давно слезла с корней, отчего создавалось впечатление, будто у девушки на голове тёмная шапочка, из-под которой струятся светлые пряди.
К счастью, девушка не обращала внимания на машину, в которой я сидел, и я смог вдоволь налюбоваться на необъятную куполообразную юбку этой деревенской модницы, пока старая дева копалась в огороде своего дачного участка, отклячив пятую точку.
По документам ей было двадцать семь лет — ровесница мне, но на этом сходство между нами заканчивалось. Судя по сведениям, взятым из достоверных источников, она всё ещё была девственницей, закоренелой пессимисткой и на всю голову эзотеричкой.
В какой-то момент меня озарило, что ссылка и рабский труд — не такая уж плохая альтернатива предстоящему делу, но я упрямо отбросил эту мысль.
«Хочу должность ректора!» — амбициозно заявил себе я, когда, повернув зеркало в машине, посмотрел на свою новую «лучезарскую» внешность.
Скривившись от непривычного блондинистого и лилейного вида, я тоскливо повздыхал по своим жгуче-чёрным волосам, уныло подмигнул личине в отражении, после чего решительно вышел на улицу, громко хлопнув дверцей авто.
— Кхм-кхм, доброе утро! — подойдя к покосившемуся заборчику, привлёк я внимание огородницы.
Она страдальчески разогнулась и, сощурив глаза от яркого июньского солнца, повернула ко мне раскрасневшееся лицо.
Тут же в мою сторону бросилась её шавка: облезлый двортерьер. Пока он бежал, с него клоками летела линяющая шерсть грязно-серого цвета, а в это время на крыльцо обветшалой избушки вышла вальяжная гигантская кошка. Видимо, бастард какого-нибудь местного гуляки мейн-куна.
Терпеть не могу кошек. Они ещё те предательские морды. Но это лучше, чем ссылка.
— Что вам? — спросила девица и грязной рукой поставила козырёк над сощуренными ярко-лазурными глазами.
Голос у неё был… такой… странный.
— Мне нужна Велесова А. Р.
— Это я.
Обтерев запачканные землёй ладони, девушка подошла ближе и схватилась руками за зубья штакетника, зелёная краска которого уже давным-давно облезла. Как и розовый лак с поломанных и грязных ногтей этой… потенциальной ректорской «вкусняшки».
— У меня к вам дело. Вот. — И я полез в папку для бумаг, откуда достал документы. — Ознакомьтесь, пожалуйста.
Она обескураженно приняла документы. Пробежав по ним глазами, Велесова А.Р. испуганно уставилась на меня.
— Я… ничего не понимаю.
Попытавшись изобразить участие, я поставил брови домиком и резюмировал:
— Согласно документам, которые сейчас в ваших руках, этот дом, участок и все остальные хозяйственные постройки теперь принадлежат мне. Ваша бабушка перед смертью оформила завещание на моё имя. А вы не знали?
— Нет. Это какая-то ошибка. Я должна была вступить в наследство по закону. Ничего ещё не успела… Полгода назад похороны были. Пока выплатила долги за похоронный обряд, за коммунальные услуги, пока то, пока сё… Да как же так?
— Увы. Мне жаль вас расстраивать, но ничего не поделаешь.
— Не может этого быть…
Обескураженность в её глазах сменилась недоверием, агрессией, а затем и слезами. Они крупными каплями задрожали в лазуритах её глаз и вдруг побежали по запылённым загорелым щекам, оставляя светлые полосы.
— Разрешите войти?
— Я не знаю, кто вы.
Теперь я даже немного обрадовался. Умом девушка не блистала, и предстоящая миссия уже казалась простеньким делом одного дня. Мне не терпелось вернуться обратно в Свароград с трофеем для ректора.
— Здесь написано, кто я, — ткнул я пальцем в документы. — А вот мой паспорт. Сравните данные.
Спустя минуту сопения она подняла на меня мокрые от слёз глаза:
— Всё равно не пущу вас!
Мы уставились с ней друг на друга, явно не испытывая никакой взаимной симпатии. И как, спрашивается, при таком раскладе соблазнить её, влюбив в «себя», да ещё и добиться добровольного самопожертвования на алтаре Лучезара? Нет, если задаться целью, то соблазнить, конечно, можно кого угодно, но я как-то привык получать удовольствие от этого процесса, а не наоборот.
«Эх, была не была!» — решил я и незаметным движением пальцев заставил открыться калитку, запертую на ключ. В эту же секунду сумасшедший пёс выскочил на улицу и, заливаясь диким лаем, принялся кидаться на меня. Я не шевелился, наблюдая за реакцией хозяйки участка. Она разнервничалась, раскудахталась, принялась звать своего пса, но тот, ясное дело, взбесился: не каждый день потусторонняя сила в гости заглядывает.
Шейте, шейте быстрее!
Это ужасно: стоять вот так и ждать, когда тебя цапнут!
«Быстрее уже!» — мысленно поторопил я пса, заметив, что хозяйка намеревается схватить лохматого друга за ошейник.
Наконец-то, спустя бесконечно долгую минуту, этот чокнутый пёс переборол страх и всё-таки цапнул меня за ногу.
— Ай-ай-ай! — картинно взвыл я. — Как же больно! Он мне вену перекусил!
— Да нет, что вы! Только штанину порвал, — побледнела девушка. — Две. Штанины.
— Нет, вену! Сухожилия! Мышцу! Я теперь не смогу ходить! Ногу не восстановить! Я подам на вас в суд, если стану инвалидом!
Собака, почуяв мнимое превосходство, продолжила бросаться с удвоенной силой, и пришлось приструнить пса.
— Да чтоб тебя, шавка блохастая! — выругался я, отшвырнув пса так, что тот впечатался в соседский забор. Заскулив, пёс на брюхе пополз обратно на участок в свою будку.
— Простите, — охала хозяйка, — Мотя обычно безобидный, ни разу никого не укусил. Ой, у вас кровь! Нужно срочно обработать!