Помоги проекту - поделись книгой:
Ответ: Мне ничего не известно о таких пожертвованиях. Я принял приход в 1915 году, после перевода моего предшественника, Иосифа Юзвика, в другой город. Все, что находилось в костеле на тот момент, и вошло в опись. Возможно даже, что прибавилось несколько икон и церковных облачений, приобретенных позже. Но они не представляют особой ценности.
Вопрос: А этот Юзвик не оставлял каких-либо записей о церковном имуществе?
Ответ: Все имущество костела было записано в приходную книгу, по ней и была сделана опись, товарищ начальник.
– Ох, юлишь ты, польский прихвостень. Отвечай, где спрятал драгоценности? Если выдашь их сам, то отделаешься парой лет тюрьмы. А нет – загремишь в лагеря до конца жизни. А то и в расход пойдешь.
– Сердцем Иисуса клянусь, товарищ начальник, не знаю я ни о каких драгоценностях. Все ценное передал властям в двадцать четвертом, а потом костел содержался только на мелкие пожертвования местной паствы. Потому и закрыли его, что денег не осталось даже на свечи…
– Ну что ж, посиди в камере, подумай хорошенько над моими словами. И, кстати, если вдруг вспомнишь, куда спрятал драгоценности, вызывай охранника в любое время, чтобы меня позвал. Уведите задержанного! И проследите, чтобы с ним ничего не случилось там, он мне живым нужен. А то со служкой этим, Яцеком, перестарались, а он мог бы нас навести на след… Олухи!
Кира
«Война войной, а обед по расписанию», – любит говорить мой папа. Вот и мне, несмотря на все грустные события, пора приниматься за работу. Несколько мелких заказов я на время отложила, а реставрацию витражей из костела следовало закончить как можно быстрее.
С утра уже звонил руководитель студенческого клуба, за которым пока числится костел, торопил: ждут какое-то начальство на концерт. Пришлось рассказать ему о происшествии в мастерской, все равно слухи разойдутся по городу рано или поздно. А вот о разбитом витраже говорить не стала. Аркадий начнет паниковать, доложит руководству – так можно и всего заказа лишиться, скажут: недосмотрела. Рисунок на нем я помню хорошо, он довольно необычен, да и эскизы у меня есть, осталось подобрать стекла, применить технику состаривания, и никто не отличит новый витраж от остальных.
В институте научный руководитель, профессор Замятин, всегда хвалил меня за детальный подход к любому проекту. Планирование, расчеты – все это удивительным образом успокаивает, позволяет сосредоточиться и настроиться на рабочий лад. Еще мне нравятся набирающие популярность методики тайм-менеджмента, и я часто использую метод 90/30 – девяносто минут напряженно работаю, а потом устраиваю получасовую передышку. И хотя сейчас мне очень хотелось снова позвонить Ниночке и просто поплакаться ей в жилетку, решила оставить слезы на потом и погрузиться в работу.
Для начала я составила список необходимых материалов, оформила онлайн-заказ у одной солидной московской фирмы с экспресс-доставкой в течение трех дней, разложила на полу все оставшиеся витражи и залюбовалась ими. Как тонко подобраны цвета, как сдержан рисунок, как достоверно и в то же время оригинально переданы сюжеты из Евангелия! Несколько уже полностью отреставрированных витражей я отставила к стене и занялась подбором цветных стекол для следующего, изображавшего явление воскресшего Иисуса ученикам. Нужно было не только заменить разбитые стекла, подобрав кусочки подходящего оттенка и размера, но и уловить почерк создателя витража, воспроизвести технологию, приспособив к ней современные материалы. Процесс непростой, трудоемкий, но тем ценнее для меня результат. Я полностью погрузилась в работу, когда в дверь мастерской весьма настойчиво постучали.
Пришлось прерваться и отодвинуть комод, которым с вечера была забаррикадирована дверь. Нет, я не трусиха, но неприятное чувство, что убийца Люськи ходит где-то рядом, да еще с ключами от моей квартиры, заставляло быть осмотрительной.
– Еще раз здравствуйте, Кира Юрьевна. – Аркадий Мельников, беспокойный толстячок в роговых очках, неизменном бежевом костюме в полоску и съехавшем на бок галстуке, с видавшим виды портфелем в одной руке и коробкой конфет в другой, буквально вкатился в мастерскую. – Простите, что беспокою, отрываю, так сказать, от творческих исканий, но решил заглянуть и поддержать вас.
Он, отдуваясь, неуклюже вручил мне конфеты и добавил явно со знанием дела:
– Шоколад помогает пережить стресс.
Удивленная неожиданным нашествием Мельникова, который всегда предупреждал о визитах заранее, я не сразу заметила, что он не один. На площадке перед мастерской скромно стоял молодой мужчина, при взгляде на которого у любой девушки забилось бы сердце. И я не стала исключением.
Высокий стройный брюнет в элегантном льняном костюме, из-под густых бровей сверкают необычно голубые глаза, что сразу выдает породу, нос прямой, классический, а родинка на переносице делает его образ загадочным и… сексуальным. Незнакомец улыбнулся, обнажив ровные крупные зубы, и произнес:
– Простите нам, уважаемая Кира Юрьевна, столь ранний и нежданный визит.
И протянул мне корзиночку с тюльпанами.
Легкий акцент, поклон, с которым он вручил свой маленький подарок – мне даже показалось, что он хотел поцеловать мою руку, – все это выдавало иностранца. А тут и Аркадий, спохватившись, представил спутника:
– Познакомьтесь, Кира Юрьевна, это наш гость из Польши, пан Левандовский, прибыл из Лодзинского университета. Он читает цикл лекций о польских восстаниях и интересуется историей соотечественников-переселенцев в наших краях.
– Зовите меня просто Борис, – с ударением на первый слог произнес мужчина, – мне так будет приятнее.
– Ну тогда давайте без церемоний, зовите и вы меня Кира. – Неожиданно я уловила в своем голосе кокетство и покраснела. – Что вас привело ко мне?
Тут опять в разговор вступил Мельников. Вытирая огромным носовым платком вспотевший лоб, он принялся рассказывать об интересе гостя к костелу, где так не вовремя идут ремонтные работы, которые не позволяют подробно ознакомиться с его убранством.
– И вот тут у меня возникла идея, весьма неплохая, мне кажется: показать пану Левандовскому процесс реставрации и заодно увидеть витражи, фрагменты деревянных украшений и узнать у вас подробности, так сказать, из первых рук…
Но по тому любопытству, с каким сам руководитель студенческого клуба осматривал мою мастерскую, в которой не раз бывал, я поняла, что у него куда больший интерес вызывает недавнее происшествие.
Борис вежливо молчал, позволив Мельникову выговориться, и снова извинился за вторжение и беспокойство.
– Я не смею вас отвлекать от работы, Кира, и навязывать наше общество, – он улыбнулся кончиками губ и покосился на Аркадия, – но буду признателен, если вы, когда сочтете удобным, уделите мне немного времени и расскажете об убранстве храма. Боюсь, я не смогу задержаться в России до его открытия, а изучение архитектуры и истории костела – одна из целей моего приезда. Сейчас я бы только взглянул на то, над чем вы работаете, и мы удалимся.
Мне стало даже обидно, что гость так быстро собрался уходить, но слова о возможной встрече обрадовали. Я предложила Аркадию присесть и выпить воды, а Бориса пригласила в рабочую часть мастерской. Его интерес к моим работам был очевиден, спокойные до этого глаза загорелись, когда он разглядывал рисунки на витражах.
– Простите, но Аркадий говорил, что в костеле восемь витражей, а здесь только пять. – Он внимательно и, мне показалось, изучающе посмотрел на меня.
– Витражей всего девять, помимо сцен из Евангелия есть еще традиционное окно-розетка. – Я показала на большой круглый витраж, стоящий у стены. – Вот еще два, уже отреставрированных, работа над ними завершена, поэтому они в сторонке. И еще один… – тут я запнулась, – он нуждается в самой серьезной реставрации, на нем много повреждений, поэтому я храню его отдельно, чтобы не повредить окончательно.
– Смогу ли я увидеть и этот витраж, когда вы закончите работу? Хотелось бы составить целую картину.
Мне польстило такое внимание со стороны специалиста-историка, и я снова покраснела.
– Конечно, думаю, что работа будет завершена в течение недели-двух и я приглашу вас с Аркадием оценить результат. – Мне нужно время, чтобы сделать новый витраж, но раскрывать эту маленькую тайну перед Мельниковым не хотелось.
Мужчины собрались уходить. Аркадий все же не выдержал и взволнованно спросил, стоя на пороге:
– Как вы пережили эту историю с убийством, Кира Юрьевна? Неужели все произошло прямо здесь? У вас редкостное самообладание!
При слове «убийство» наш польский гость слегка вздрогнул и выразил свое сочувствие. Пришлось вкратце рассказать о событиях, случившихся позавчера в мастерской, и выслушать охи и вздохи Мельникова.
Прощаясь, Борис задержал мою руку в своей и еще раз попросил о встрече. Я почувствовала, как сердце забилось чаще и громче, чем того требовала деловая беседа на темы истории и архитектуры. Понимая, что меня увлекает за собой водоворот его голубых глаз, согласилась увидеться с ним завтра утром в кафе на набережной.
Мои незваные гости давно ушли, а я все стояла, уткнув нос в корзинку с тюльпанами, и глупо улыбалась…
Из отчета младшего лейтенанта Курочкина следователю Савельеву
В ходе выполнения поручения мной установлено следующее:
Мирошкин Михаил Александрович, 1975 года рождения, уроженец г. Тутаев, образование среднее техническое, проживает по адресу: Рыбнинск, Малая Вольская улица, дом 12. Не женат. Со слов соседей, Михаил хозяйственный, работящий, умеренно пьющий, иногда встречается с женщинами, некоторые остаются у него ночевать. Жалоб от соседей не поступало.
Индивидуальный предприниматель. Не судим. Нежилое помещение в доме 25 по ул. Крестовой приобретено Мирошкиным в 2014 году через ЖЭУ в долгосрочную аренду и использовалось как мастерская по ремонту бытовой техники, а с января 2016 года сдается Деминой К. Ю. Договор субаренды оформлен в надлежащем порядке.
В ходе беседы Мирошкин М. А. сообщил, что конфликтов с Деминой не имеет, плату она вносит регулярно, никаких претензий у них друг к другу нет. Встречается он с ней редко, так как деньги она перечисляет на счет, обычно заходит раз в несколько месяцев узнать, нет ли проблем с коммуникациями.
У Мирошкина имеется еще один комплект ключей от мастерской, который он хранит дома, в ящике стола. Ключи были мной изъяты, протокол изъятия оформлен. Со слов Мирошкина, никому постороннему он ключи не передавал. 19 мая 2017 года он в 15 часов выехал на машине в город Т. навестить мать, проживающую по ул. Ушакова, дом 34, где находился примерно до 16 часов 21 мая 2017 года, после чего вернулся в Рыбнинск. Мной направлен телефонный запрос участковому инспектору по месту жительства Мирошкиной Клавдии Петровны для подтверждения этих обстоятельств.
Также мной оформлено изъятие замка из двери мастерской Деминой К. Ю. и ключей от него. Замок и два комплекта ключей отправлены на экспертизу.
Кира
Не успела я прийти в себя после знакомства с Борисом Левандовским, как меня навестил помощник следователя Савельева, Слава. Пришел он не один, а с участковым. Иван Егорович сообщил, что приехали родители Люськи и готовятся к похоронам. Я хотела сразу спуститься к ним, но Егорыч остановил меня:
– Не ходите к ним пока, Кира Юрьевна, не хотят они никого видеть, особенно вас. Я уж объяснял им, что вы в отъезде были, когда все случилось, да разве это успокоит мать, потерявшую единственное дитя? Дайте им время…
– А мы к вам по делу, Кира Юрьевна, – вступил в разговор Слава. – Вот, будем сейчас изымать у вас ключи от квартиры и от мастерской. Мы и слесаря позвали из ЖЭКа, сейчас он вам замочки новые поставит, а старые мы тоже заберем на экспертизу.
Пока слесарь менял замки, Слава расспрашивал меня о Мирошкине, у которого я арендовала помещение под мастерскую.
– Михаил человек очень вежливый, меня лишний раз не беспокоит, заглядывает иногда узнать, нет ли каких проблем. Вот если есть у него поблизости заказчики по ремонту, то может зайти. Один ключ он мне сразу отдал, а второй оставался у него, на случай аварии или протечки в мое отсутствие.
– А не мог Мирошкин приходить сюда без вас просто так, без причины? – поинтересовался помощник следователя.
– Не думаю, он кажется человеком порядочным, обстоятельным. Всегда предупреждает по телефону перед приходом. – Мне и правда было странно думать, что кто-то мог просто так, без меня, ходить по галерее. – Вот не так давно внизу, в салоне красоты, у девочек произошло какое-то замыкание и перегорели фены и что-то еще. Случилось это в субботу, в самый разгар работы. А у Михаила-то выходной. Но он приехал и быстро все починил, пока Валентина Степановна поила клиенток чаем и кофе и предлагала им как бонус макияж или маникюр. В тот раз Михаил и ко мне поднялся, узнать, не нужно ли что-то починить, все ли исправно. А уж как Валентина его хвалила тогда, мол, мастер – золотые руки!
– Ну, мы и у Мирошкина ключи изъяли, проверим, – солидно произнес Курочкин, заканчивая составлять протокол. – Вот, распишитесь, пожалуйста. Я побегу дальше, а Егорыч тут уж проследит, чтобы с вашими дверями все было в порядке.
Через полчаса ушли и слесарь с участковым, оставив мне два комплекта новых ключей. Ну что ж, сегодня мне хотя бы не придется на ночь двигать мебель.
Воспоминание о случае в салоне красоты навело на мысль: а не посетить ли мне его перед завтрашней встречей с польским историком? Думаю, прическу давно пора освежить. Да и руки надо привести в порядок – из-за постоянной работы с красками, растворителями, кислотами они нуждались в уходе. Со стороны это могло показаться легкомысленным, но лучше выйти к людям, чем сидеть взаперти в квартире, заново переживая кошмар.
«Каприз» соответствовал своему названию и вкусам владелицы: всего здесь было немного чересчур – искусственных цветов, позолоты, блестящих поверхностей. Но Валентина Степановна подобрала отличную команду профессионалов, и качество услуг компенсировало этот «буржуазный» шик. Поэтому за неполные два года работы салон приобрел постоянную клиентуру и был на хорошем счету у рыбнинских модниц.
– Конечно, Кира, для вас всегда найдется свободное местечко в расписании, – радушно встретила меня Валентина Степановна. – Вот сейчас как раз Ирочка освободится и займется. – Она кивнула симпатичной светловолосой девушке, заканчивающей делать маникюр одной из клиенток. – А потом я сама поколдую над вашими волосами!
Пока Ирочка делала мне специальную маску для рук и орудовала пилочкой и кисточкой, другие девочки то и дело бросали в нашу сторону любопытные взгляды, но обсуждать происшедшее при клиентках не решались. Только Ира, склонив голову над столом, шептала взволнованно:
– Ой, Кирочка, какого же ужаса вы натерпелись, я бы после такого не смогла одна ночевать в квартире.
– Я не из пугливых, – успокоила я девушку, – да и замки мне сегодня поставили надежные, так что спать буду спокойно.
После того как маникюр, для которого был выбран лак цвета чайной розы, был закончен, Валентина Степановна увела меня в свой личный кабинет. В нем она принимала особых клиентов, в число которых впервые попала и я. Обстановка здесь оказалась еще более помпезная – я бы отнесла ее к стилю мадам Помпадур, только сильно утрированному. Этакий бело-розовый торт со взбитыми сливками: гнутые золоченые ножки кресел с цветочной обивкой, псевдолепнина на потолке и фальшколонны на стенах – воплощение новорусской мечты «жить по-французски».
Пока крупные, но чрезвычайно ловкие руки хозяйки салона порхали над моими непослушными волосами, я пила чудесный, специально заваренный чай с мятой и лавандой и выслушивала многочисленные вопросы, связанные с недавними событиями в моем доме. Обсуждать эту неприятную тему не хотелось, но Валентина Степановна так искренне мне сочувствовала, что пришлось рассказать ей и о замене замков, и о том, что полиция считает убийство Люськи делом рук незадачливого грабителя. Узнав о замене замков, она посетовала, что я не обратилась к ее чудо-мастеру.
– А вдруг это маньяк у нас объявился? – Парикмахерша настолько увлеклась своей версией, что даже не заметила, как с силой дернула меня за волосы. – И охотится за молоденькими девушками? Прямо как в кино! Вот я своим девчонкам всем сказала, чтобы вечером уходили с работы парами, не дай бог, вернется этот ирод!
Наконец новая прическа была готова, и я поспешила покинуть салон: слушать дальше истории о маньяках не было никакого желания.
Открывая дверь в квартиру, услышала телефонные звонки. Это оказалась бабушка Сима – интересовалась, как я съездила в Москву. Беспокоить старушку новостями об убийстве я не стала, решив, что подумаю, рассказать ли ей все при встрече.
– Бабуля, навещу тебя послезавтра, привезу гостинцы от родителей и новые книги, – порадовала я Серафиму Лаврентьевну. Вообще, я старалась чаще приезжать в пансионат, где она жила: бабушка резко сдала в последнее время, и, казалось, только наши встречи радуют ее и придают сил. Возьму-ка с собой старый семейный альбом, полистаем его вместе.
Повесив трубку, я подумала, что неожиданное свидание с Борисом Левандовским как-то некстати откладывает мою поездку к Серафиме…
Холодный, сырой ветер с Волги пробирал до костей, гнал по пустынным вечерним улицам пожухлую листву и обрывки газет. Моросило. В тусклом свете тех фонарей, что уцелели и продолжали гореть, тени редких прохожих удлинялись, искажались и походили на каких-то фантасмагорических чудовищ. Одна такая тень – с развевающимися, словно крылья диковинной птицы, полами длинных одежд – промелькнула по стенам домов, растеклась по широкой каменной лестнице и исчезла за дверью польского костела. С центрального фронтона на темный промокший город печально смотрела статуя воскресшего Христа.
Ксендз Игнатий Левандовский отряхнул капли дождя со своей поношенной сутаны и поспешил в боковой придел. Уроженец Виленской губернии, выпускник Петроградской семинарии, Игнатий всего три года как был рукоположен в сан священника и отправлен служить в Рыбнинск. Его предшественника перевели в Кострому, где вскоре арестовали по обвинению в государственной измене. Молодому священнику достался большой, в полтысячи человек, но при этом спокойный, живущий тихой жизнью приход. Хорошо образованный, внешне сдержанный, он снискал любовь и уважение своей паствы. Однако за последний год, после революции, количество прихожан резко уменьшилось, как и суммы пожертвований на содержание храма.
Проходя под стрельчатыми арками, Игнатий залюбовался костелом, строгим и величественным. Внутреннее убранство его было довольно скромным и сдержанным, главным украшением служили статуи святых, установленные на колоннах в трехнефном зале, добротный деревянный декор, выполненный мастерами из Варшавы, и витражи с сюжетами Священного писания. Именно они привели молодого священника сюда в столь поздний час.
– Как идут дела, Марек? – обратился он к невысокому, щуплому юноше, склонившемуся над большим деревянным столом. – У нас очень мало времени, надо поторопиться.
– Думаю, за пару дней управлюсь. – Марек Каминский тяжело распрямил затекшие плечи и поправил небольшие круглые очки на курносом носу. – Ты же понимаешь, что моя работа не должна отличаться от остальных витражей, иначе подмену могут заметить. А тебе лишние вопросы не нужны.
На столе перед молодыми людьми лежал почти законченный витраж, точно такой, как в окнах костела, кусочки цветного стекла, припой, калька с рисунком, с которым внимательно сверялся художник.
– Да и приходить я могу только вечером, чтобы не привлекать ничьего внимания. – Он присел на стоящую у стены скамью и потер уставшие пальцы со следами мелких порезов от стекла.
– Я получил письмо из Могилева от секретаря архиепископа. Он смог передать его с одним надежным человеком. Повсюду описывают и конфискуют имущество, со дня на день нагрянут и к нам. Преподобный Юзвик как в воду глядел, когда предложил мне составить две описи ценностей. Так что большевики получат второй вариант. – Игнатий недобро усмехнулся. – То, что принадлежит польской католической церкви, останется ей.
– Не понимаю только, зачем ты все-таки меняешь этот витраж. – Было видно, что вопрос задается Мареком не впервые. – Что мы будем делать со старым? Отвезем в Польшу как память?
– Марек, вспомни наши школьные проделки. – Левандовский, казалось, размышляет, говорить ли товарищу всю правду. – Ты всегда слушал меня и шел за мной без лишних вопросов. Не думай, что я не доверяю моему самому верному przyjaciel [5]. Я просто хочу оградить тебя от неприятностей, которые могут принести эти знания. Все расскажу тебе, но позже. А старый витраж мы разобьем, чтобы и следа не осталось…
И, взяв в руки кальку с рисунком, священник начал внимательно сравнивать его с картиной из цветного стекла, которая скоро украсит оконный проем костела. Губы его слегка улыбались, но яркие синие глаза оставались холодными и жесткими…
Спустя несколько дней Марек сообщил, что работа завершена. Игнатий еще раз изучил рисунок и остался очень доволен.
– Ты настоящий мастер своего дела! Тебя ждет великое будущее! Я уверен, что когда-то приду в Варшаве на выставку знаменитого художника Каминского, ты будешь во фраке, с бабочкой и сделаешь вид, что не знаком с бедным священником. – Левандовский засмеялся. – Осталось установить витраж на место, и я со спокойным сердцем провожу тебя домой.
Промозглой безлунной ночью два товарища аккуратно заменили одно из стрельчатых витражных окон, старое было разбито на множество осколков, которые сложили в потрепанный мешок. Со стола в приделе исчезли инструменты, стекла и другие следы пребывания здесь художника. Кальку с рисунком Игнатий сжег в печке.
– Возьми деньги за работу и отправляйся спать. – Левандовский вложил в руку Марека пачку купюр. – Я еще немного полюбуюсь на твой шедевр, проверю, все ли заперто, и пойду домой. А завтра мы отпразднуем это чудесное событие.
Падающий с ног от усталости и напряжения последних дней, Каминский не заставил себя упрашивать и, спрятав деньги в карман пальто, тихо выскользнул из дверей костела. В столь поздний час только бездомные собаки могли встретиться ему на безлюдных улицах. Натянув поглубже картуз и подняв воротник, Марек спешил и не заметил, как со стороны вокзала появились и двинулись следом две фигуры. В одном из темных переулков они сравнялись с ним, послышался шум борьбы, легкий вскрик – и молодой художник из Варшавы остался лежать на мокрой и грязной мостовой небольшого волжского города…
Из дневника следователя Савельева
Если кого-то и пугают утренние вызовы к начальству, то только не меня. Со школьных лет я воспитал в себе умение достойно встречать выволочки со стороны старших – учителей, директрисы, тренера. Когда надо, мог промолчать, но был способен и отстоять свое мнение, невзирая на авторитеты. И потому, когда меня вызвал полковник Чудаков, я отправился в его кабинет совершенно спокойно.
Несмотря на предпенсионный возраст, начальник был крепким, спортивного сложения мужчиной с ежиком густых седых волос и мудрыми глазами за стеклами очков в тонкой металлической оправе. Темно-синий китель сидел на нем как влитой.
– Присядь, Игорь Анатольевич, – полковник указал на стул напротив, – и расскажи-ка мне, как продвигается расследование убийства на Крестовой.
– Товарищ полковник, – начал было я по форме, но Чудаков замахал рукой.
– Давай без формальностей, капитан, рапортовать ты будешь на оперативке, а меня интересует твое личное мнение об этой истории и шансах на быстрое раскрытие. Город наш не слишком большой, почти все друг друга знают. Так вышло, что отец убитой, Вовка Романов, мой одноклассник. Люся – его единственный, причем поздний ребенок. Вчера он звонил по старой дружбе, просил обязательно найти убийцу дочери. Говорит, мать совсем плоха, чуть в больницу не забрали, сердце. Надо поспешить с формальностями и дать родителям похоронить девочку…
– Виктор Ильич, я лично занимаюсь этим делом с самого начала. Сегодня-завтра жду заключения криминалистов и судмедэксперта. Сразу же сообщу Романовым о возможности забрать тело.
– Какие у тебя версии, Савельев? – Полковник внимательно смотрел на меня, постукивая карандашом по столу.
– Основная версия пока – попытка ограбления квартиры Деминой Киры Юрьевны, художника-архитектора из Москвы. – Вспомнив Киру, я невольно улыбнулся, но тут же принял серьезный вид. – Вероятно, Людмила, пришедшая к соседке полить цветы, спугнула вора, и тот избавился от неожиданного свидетеля. Тот факт, что воспользовались первым попавшимся под руку предметом, говорит о спонтанных действиях преступника. Не исключено, что он хотел просто нейтрализовать Романову, но не рассчитал силу удара. После чего сбежал, ничего не взяв…
Поделиться книгой: