Помоги проекту - поделись книгой:
Отклик на корреспонденцию — «уже престол без князя»;
в) «а любо испити шеломомь Дону». Расшифровка картины — «синочь… чръпахуть ми синее вино съ трутомь смешено»;
г) «уже соколома крильца
Это толкование слов «дебрь кисан» — «железные путы».
д) «Темно бо бе Г͠А͠Н͠» (читают как «3–й день». Я предлагаю видеть под титлом не одну букву, а всю аббревиатуру, которая, возможно, читалась — «господин». Тогда — это обращение бояр к Святославу).
Темнотой объясняется «чёрная паполома».
е) «Два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста и съ нимъ молодая месяца тьмою ся поволокоста».
Продолжение темы «черной паполомы», которой покрывают Святослава его младшие двоюродные братья.
Далее ещё более удивительно развивается тема Черного Покрывала.
На реце на Каяле тьма светъ покрыла:
по Рускон земли прострошася
Половици,
и въ море погрузиста,
и великое буйство подасть Хинови.
Уже снесеся хула на хвалу…
Смысл возникает, прямо скажем, странный. По русской земле «простерлись» половцы как гнездо пардусов и в море погрузились и этим придали великое буйство хинове, т.е. себе же.
Исследователи увидели здесь оплошность П–16, вставившего в этот кусок строку из другого места. Поэтому выражение «и в море погрузиста и великое буйство подасть хинове» изымается из этого отрывка и переносится в другой.
Мне кажется, операции можно избежать, если повнимательней всмотреться в подчеркнутое место.
Посмотрим, как толкуется это необычное для древнерусской литературы выражение в одном из наиболее свежих и полных переводов «Слова».
В. И. Стеллецкий: «После поражения Игоря половецкие князья Гза и Кончак предприняли набеги на Русские земли. «Пардусы» переводчиками «Слова» обычно переводились словом «барсы». Но барс — высокогорное животное, встречается лишь в горах Центральной Азии. Нередко слово «пардус» в древнерусских памятниках переводилось словом «рысь». Здесь, по всей вероятности, автор «Слова» имел в виду рысей, которые, как и все представители семейства кошачьих, не охотятся стаями, а в одиночку, в паре или «гнездом».
Предположение И. А. Новикова и Н. В. Шарлеманя о том, что здесь упомянуты не барсы, а гепарды, нельзя признать правильным. Гепарды не водились в Киевской Руси, а привозились из стран Малой Азии. Гепарды приручались и дрессировались для княжеской охоты. Дрессированные гепарды служили для княжеской забавы. Их было не так много на Руси. На княжескую охоту не брали гепардов выводками, с котятами не ездили на охоту, хотя бы потому, что они ещё не были выдрессированы»9.
С такой же серьезностью рассуждают о возможных пардусах и другие комментаторы.
Простится мне и эта смелость: не было пардусов в оригинале. Они появились скорее всего под пером П–16.
В тюркских эпосах встречается сочетание «ак пардажи уй» — «ханская походная ставка», буквально «бело–занавесный шатер».
Этим термином и русские могли называть княжеский походный шатер. Боярам же —
П–16 любопытно осваивает непонятное ему выражение. Двум первым словам он находит формальные аналоги в русском летописном словаре, третьему — нет. Он признает его тюркским и калькирует. «Аки пардужий шатер». Смысл его не удовлетворяет. Он вспоминает близкое к «уй» слово — «уйа» — гнездо (тюркское) и, полагая, что автор попросту недописал одну букву, «восстанавливает» ее и переводит: «аки пардужье гнездо».
Теперь это выражение относится не к князьям русским, а к половцам и общий смысл отрывка искажается до обратного.
Восстанавливаем текст:
«На реце Каяле тьма светъ покрыла: по Руской земли прострошася Половци.
О том, что войско Игоря после поражения «в море истопаша» сообщает Ипатьевская летопись.
О тонущих половцах известий там нет.
П–16 переводил для своего читателя те тюркские слова, которые сам мог различить и выделить в сплошном тексте. Но старые словесы русские (архаизмы) он не переводил, а пояснял, если значение им было хоть как–то понято.
Палеографами отмечена неоднократно черта, свойственная многим переписчикам — их активное отношение к лексике переписываемых произведений, склонность к добавлениям в тех местах, которые могут вызвать вопросы у читателя. Часто поясняются имена и архаические термины, не поддающиеся буквальному переводу. Например, переписывая «Историю иудейской войны» Иосифа Флавия, книгописец Кирилло–Белозерского монастыря Ефросин часто проявляет свою эрудицию. В главе, посвященной осаде Иерусалима, упоминается имя Тита, римского полководца. Ефросин считает нужным разъяснить читателям это имя. «Титъ же по градомъ постави стража» (К–Б, 53 л. 455).
«Титъ же
Или «Утро же въ 8 день горпия месяца солнце въсиавъ» (К–Б, 53, л.487).
«Месяц горпиа
Ясность местного смысла — вот главная цель переписчиков, и они ее достигают, даже если в некоторых случаях приходится идти на нарушение формы произведения и значительные дописки.
П–16 не был исключением: он вносит несколько отдельных пояснений к именам древним и терминам, и эти дописки попали в живой текст поэмы, может быть, по вине переписчиков XVIII века.
Рассмотрим случай, когда редакторский комментарий, попав в авторский текст, придал ему исторически ложное значение.
Бояре продолжают толковать сон Святослава:
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже връжеса Дивъ на землю…
Переписав последнюю строку, П–16 засомневался. Все слова этого отрывка будут понятны читателям, кроме, пожалуй, одного — Дивъ. Если бы оно встречалось здесь впервые, можно было бы не беспокоиться: отношение к нему подсказано контекстом. Но беда в том, что имя–то употреблено уже второй раз. Причем, из содержания первого контекста можно понять, что Див — персонаж отрицательный. Див там вроде предупреждает врагов Игоря о нашествии.
Дивъ кличетъ връху древа,
велить послушати земли незнаеме -Влъзе и Поморiю, и Посулiю и Сурожу, и
Корсуню и тебе, Тьмутораканьскын блъванъ.
И вдруг здесь Дивъ выступает уже в явно положительной роли: его свержение расценивается как беда русского народа.
Можно понять смятение П–16. Он вспоминает производные «диво–дивное», несущие вполне добрые значения и решается пояснить этот термин. Подписывает его помельче — «
Красный девы въспеша на брезе
синему морю…
Переписчик XVIII века (Мусин–Пушкин) не узнает дописку П–16, вставляет ее в текст и разбивает по–своему:
Се бо Готскiя красный девы въспеша на брезе
синему морю…
Так появились знаменитые готские девы.
П–16 едва ли мог сам придумать «готских дев»: он этнонима такого попросту знать не мог. Но просвещенному переписчику Мусину–Пушкину готы были знакомы.
Итак, П–16 продолжает:
…Красный девы
въспеша на брезе синему морю,
звоня рускымъ златомъ - поютъ босоврамне,
лелеютъ месть Шароканю…
Наткнувшись снова на «босовран», П–16 отчаивается совершенно. Если выше они глаголили, то здесь они уже «поют» открытым текстом, как соловьи какие–то. Причем прямо указывается, что под босовранами надо понимать красных дев. А может быть, в этом слове и не вороны вовсе кроются? Он делает вторую попытку освоить термин и превращает его в сочетание — «босуви время», что довольно приятно согласуется с текстом. Возвращаться и переосмысливать предыдущий пример употребления этого, наконец, понятого выражения уже невозможно, П–16 примиряется и идет на подлог: чтобы не возникло ненужных параллелей «босуво время» и «босуви врани», он инверсирует последнее свое «открытие» и видоизменяет огласовку — «время бусово».
Так появляется знаменитое «время Бусово» в сочетании с «готскими девами», произведшее много шуму в славянской историографии. Отголоски этого «шума из ничего» слышны до сих пор.
…Бусурманские красные девы, которые радостно поют, звоня русским золотом, радуясь отмщению за Шарукана, деда Кончака, некогда потерпевшего сокрушительное поражение от русских (князя Святополка) — это отражение тощих вдов бусурманских, которые льют слезы (жемчуг) и нежат Святослава.
Отрицательная параллель очевидна: вдовы — девы, жемчуг — злато, нежность — злорадство, добрый врачующий совет вдов — жажда мести красных дев.
Таким образом, все символические образы мутного сна Святослава разъяснены боярами.
1. Слово о полку Игореве. Комментарий О. В. Творогова. М- Л., 1967, стр. 61.
2. См. подробнее: О. Сулейменов. Синие молнии и синяя мгла. «Простор». 1968, № 5.
3. Алексеев М. П. К «Сну Святослава» в «Слове о полку Игореве». В кн.: «Слово о полку Игоревен, М. — Л., 1850, стр.247–248.
4. Слово о полку Игореве. Комментарий О. В. Творогова, М. — Л., 1967, стр. 499.
5. Слово о полку Игореве. М., 1967, стр. 157.
6. Там же, стр. 70.
7. Там же, стр. 158.
8. См. подробнее: Ю. Немет. Два кипчакских географических названия в Венгрии в сб. «Исследования по тюркологии». Алма. Ата. 1969, стр. 26–33. Перевод с венгерского.
9. Слово о полку Игореве. М., 1967, стр. 160.
10. Xинови — люди востока.
11. «Отский» древнерусская форма прилагательного «отеческий», равная форме «отинь» от основы «от» — отец.
Царь Додон и Геродот
Теперь мне хочется показать на живом примере, какое эхо может вызвать в науке неверная нота, взятая Переписчиком. Неразоблаченная ошибка писца, размножаясь в современных толкованиях, приобретает силу неопровержимого исторического факта, на котором воздвигаются порой крепости невероятные.
В. И. Стеллецким кратко описана история толкований строки «поют время Бусово, лелеют месть Шароканю», в которой удалось поучаствовать и мне.
В. И. Стеллецкий: «Первая часть предложения представляет собой неясное место в «Слове». Высказывались различные предложения. Н. Грамотин в 1823 году предполагал, что Бус — имя половецкого хана. С 30–х годов в советской науке утвердилось мнение, высказанное Е. Огоновским в 1876 году, что под Бусом следует понимать Божа, одного из князей предков восточных славян, именуемых в науке условно «антами». В 375 году Бож был побежден готским королем Вннитаром. Он, его сыновья и семьдесят знатных антов были взяты в плен и казнены.
Особую точку зрения занимал Н. К. Гудзий. Он писал: «Бус, очевидно, один из прославившихся победами половецких ханов». («Слово о плъку Игореве», 1938). В своей «Хрестоматии по древней русской литературе», однако, он уже пишет: «Бус — антский князь Бос или Боус».
В 1962 году О. Сулейменов высказал мнение, что оба рассматриваемых предложения относятся к одной и той же битве 1107 года, в которой половецкие ханы Боня и Шарухан «старый» были разгромлены объединившимися русскими князьями… С поражением Игоря перед Кончаком, сыном Артыка и внуком Шарухана, открылась возможность отомстить за злоключения своего отца и деда, потому–то «готские девы» и вспоминают о недавнем поражении, позорном бегстве кипчаков и радуются победе Кончака. И в казахском языке сохранилось точное определение такого массового бегства целого племени или народа, какое пришлось испытать кипчакам после разгрома. Оно называется «босу». «Время босу», или если взять конструкцию «Слова» «время босуво–бусово»1.
В. И. Стеллецкий принимает это объяснение и переводит: «поют про время (давних) напастей, лелеют месть за (поражение) Шарухана»2.
О. В. Творогов также согласился с доводами моей статьи и отказал Божу в доверии3.
Победу эту я могу считать тем более значительной, что Бож олицетворяет все то худшее, что несла в науку «патриотическая» историография. Почему в XIX веке изобретение Е. Огоновского не было принято ни одним из ученых? Почему в 30–х годах нашего века все советские исследователи единогласно признали изобретенье за великое открытие? Один Н. К. Гудзий ещё сопротивлялся в 1938 году, но и он, в конце концов, был вынужден принять эту версию, успевшую превратиться в аксиому.
На примере Божа можно убедиться, как просто делается история.
…Е. Огоновский4, увлеченный соседством «готских дев» с «временем Бусовым» (в написании Мусина–Пушкина) обратился к сочинению римского историка Иордана (VI век) «О происхождении и деяниях готов», где в одном из рассказов обнаружил имя «Бооз». Этого оказалось достаточным для рождения гипотезы, которую он высказал весьма неубежденно.
Через полвека мысль его была подхвачена и получила неожиданное направление. Бооз — превратился в «Божа» (хотя в латинском алфавите нет буквы «ж», и Иордан никак не мог бы написать эту форму); анты объявлены восточными славянами только на том основании, что автор «Слова» якобы помнил о существовании Бооза.
За четыре истекших десятилетия уравнение анты = восточные славяне вошло в сознание историков без всяких доказательств, и в солидных научных работах по истории восточных славян этот тезис приводится походя, как само собой разумеющийся.
А. К. Югов и вовсе превратил Божа в русского: «поминают смерть князя русского Божа — славят и отмщение за Шарухана».
Так ошибка переписчика XVI века породила целое направление в исторической науке.
В 1962 году в статье «Босый волк и напевы готских дев»5 я усомнился: «Почему злополучные девы — в связи с незначительным, в сущности, поражением Игоревых ратей вспоминают так легко и привычно тоже незначительное в общем событие тысячелетней давности?
И автор «Слова», каким бы просвещенным он ни был, едва ли он, сын своего века, мог знать факты столь отдаленные, тем более, что в этом, по–видимому, не было никакой надобности. Вероятно, речь идет о чем угодно, только не о мифическом анте Бозе».
Сегодня, перечитывая ту свою работу, я отказываюсь от нее. Кроме приведенного отрывка. И добавляю: для автора даже времена Ярослава Мудрого — давние. Историческое прошлое, в его представлении, ограничивается пределом XI века. У интеллигента XVIII века прошлое включает, по крайней мере, два тысячелетия. Приписывая Автору столь глубокий взгляд в древность, мы невольно искажаем картину диалектического развития исторического сознания.
И действительно, чтобы так запросто упоминать историческое имя. Автор должен быть уверен, что читатели поймут даже такой намек. Мы должны признать, что история антов была широко известна в Киевской Руси XII века. Каждый грамотный русич знал ее. Но что тогда поделать с тем фактом, что ни один из многочисленных источников славянской письменности не углубляется в своем знании истории ниже IX–Х веков? И нет никаких доказательств того, что произведение Иордана читалось в Руси. Но даже если бы его переводили и любили, почему именно антов автор избрал в качестве предков славян? Ни о языке их, ни о культуре, даже о месте обретания их в 375 году нет у Иордана никаких известии кроме того, что он их называет гуннским племенем. Но и сейчас вряд ли какой историк назовет гуннов славяноязычным народом.
Автор «Слова», мне кажется, вовсе не знал о существовании гуннов, готов и тем более антов (ант скорее всего связано с латиногреческим анти — противоположное; древнее; чужое. Так могли обобщенно называть латиняне любого противника).
«Амал Винитарий… с горечью переносил подчинение гуннам. Понемногу освобождаясь из–под их власти и пробуя проявить свою силу, он двинул войска в пределы антов»6. Здесь «ант», возможно, синонимично термину «гунн». Но даже если поверить всему, что нагородили историки, вызывает возражение и то, что «готские девы», враждебные анту — Игорю, поют радостно о поражении его предка Боза и лелеют месть за половецкого хана Шарухана. Так близко к сердцу могли принимать поражение половцев в начале XII века, наверное, половецкие девы, а вовсе не древнегерманские.
Поделиться книгой: