Рожденные в СССР. Пропагандист

— Всегда готов! — сделал подобие пионерского жеста Анатолий. Пахом хохотнул и подмигнул.

— Тогда давай за мной.

Они прошли немного обратно и нырнули в большую комнату, похожую на уголок отдыха. На окнах занавески, в углу большой телевизор, рядом стоит радиоприёмник кондового ретростиля, поражает своей монументальностью. Противоположная стена полностью отдана под книжные стеллажи. На столике лежат пачки прошитых газет и журналы. Из тумбочки вылезла краешком шахматная доска. То есть местные хорошо подготовились, чтобы обеспечить досуг «вновь прибывших».

— Если нет текущих занятий, то можно находиться в библиотеке. Вечером после ужина, а он у нас в восемнадцать тридцать, свободное время. Программа передач около телевизора. Извини, но он у нас лишь черно-белый.

Пахом осклабился. Мол, привыкай к реалиям семидесятых. Мерзликин внезапно вспомнил о телефоне. Его везли вместе с ним в той самой шкатулке, больше похожей на экранированный ящик для переноски.

«Странно, чего они опасаются?»

Еще один элемент в цепь сомнений. Но так или эдак Анатолий в настоящий момент не властен над ситуацией. Так что стоит расслабить булки и плыть по течению.

— Пахом, а сейчас мне что делать?

— Сидеть у себя в комнате. Воду я принес, на обед позову.

— И чего ждать?

— Собеседования. Дальше не спрашивай. Не мое дело.

— Можно, я те журналы с собой возьму.

— Да хоть все. Читать не запрещается. Наоборот, полезно.

До обеда Мерзликин тщательно изучал подшивку газеты «Правда» за первый квартал 1973 года. Главный политический печатный орган страны на деле оказался довольно бестолковым и полным «воды». Похоже, редакции требовалось постоянное заполнение шести страниц хоть чем-то. Но под опытным журналистским взглядом среди сухого газетного текста открывалось многое. Программные статьи, по всей видимости, готовили в ЦК КПСС. Они резко отличались от написанных на нормальном русском языке заметок настоящих журналистов. Кто, вообще, это читал? Разве что начальство с карандашом, ища скрытый подвох и наметки новых веяний.

Статьи и новости о международном положении по факту попахивали полной дезинформацией и блефом. Для думающего человека они не давали практически ничего. Тупое перечисление событий, подача неинформативного материала и анализ в стиле лозунгов тридцатых. Эти ребята крепко застряли в прошлом. Впрочем, и в будущем ораторы первых каналов ничем не лучше, транслируя на страну туповатую пропаганду, созданную непрофессионалами. Мерзликин отлично знал, кто рулит кнопками. Хорошо, если нанятый по знакомству щелкопер обладал хоть какими-то талантами. Чаще всего туда попадали полные бестолочи или грантоеды. Последних в официозных зданиях отчего-то всегда любили.

Но для общего понимания духа эпохи «Правда» все-таки бесценна. Анатолий уже перешел к более либеральной «Комсомольской правде», откровенно радуясь энергичности и жизненности внутреннего материала, когда в дверь постучались.

— Да-да.

Вошел молодой военный, в той же непонятной маскировочной форме без погон.

— Доброго дня. Я ваш куратор Михаил Ильич Вяземский.

Анатолий тут же подскочил к гостю и протянул руку.

— Рад. Мое имя вам уже известно?

— Конечно!

Улыбка куратора Мерзликину понравилась. Совсем не натужная, как у его коллег в будущем. И в глазах искренний интерес. Анатолий уже и забыл, когда видел подобное в людях. Хотя он и общался в последние годы со всяческим отребьем в дорогих костюмах.

— Надолго вас не задержу, — Вяземский проводил его в просто обставленный кабинет. Из всего дорогого здесь был лишь портативный магнитофон. — Сейчас у вас обед по расписанию Там и познакомитесь с другими обитателями нашего «санатория».

Мерзликин всколыхнулся:

— А что, и на самом деле есть еще люди из будущего?

— Немного, но попадают. И все они находятся у нас. Кого нашли. Только сразу предупреждаю — днем мы не приветствуем хождение по корпусу. Или сидите в библиотеке, или по комнатам. Выход за территорию категорически запрещен во избежание.

Что-то такое мелькнуло в интонации куратора, что Анатолий сразу встрепенулся:

— Нам кто-то угрожает?

Вяземский вздохнул:

— Ну а вы как себе представляете хождение по улицам столицы в таком виде, да еще без документов?

— И слухи поползут разные нехорошие.

Михаил улыбнулся:

— Вот видите, вы и так все понимаете. Недаром в прессе работали.

Журналист из будущего тут же поймал «крючок» куратора:

— Хотите использовать меня по профилю?

Вяземский ответил не сразу:

— Сначала посмотрим, что вы за человек. И если будете не против нашего сотрудничества, то вполне возможно. Пока рано об этом говорить.

Но Мерзликин взял след' и его было не остановить:

— Так-так, кто-то уже работает на вас из наших?

Вот сейчас взгляд куратора стал вовсе не ласковым:

— Анатолий Иванович, я попрошу вас не бежать впереди паровоза.

— Понимаю. Всякому овощу свое время.

— Приятно иметь дело с умным человеком.

— Спасибо.

— Тогда пока с вами прощаюсь. Столовая знаете, где находится. После обеда вами займется наш специалист. До свидания.

Мерзликин вышел и кабинета в некотором смятении. Кругом одни тайны и непонятки.

«Так чего ты хочешь? Мы и есть самая большая тайна на планете. Но что там будет дальше?»

Развивать тему он не стал и потопал в конец коридора. В столовой уже сидели люди. На него обернулись.

— О, нашего полка прибыло!

Огромный с косматыми светлыми волосами мужчина тут же вылез из-за стола и протянул руку, больше напоминающую лопату.

— Анатолий Мерзликин.

— Ярослав Евдокимов. Проходи, садись. Суп уже принесли.

Не успел Мерзликин присесть, как ему подали глубокую тарелку со щами. Тут же на столе стояла в банке густая сметана, а в блюдечке лежала мелко порезанная зелень.

Ярослав уже покончил с супом, и, указывая на двух присутствующих молодых людей, пояснял:

— Этот рыжий Димка Серебров. Перед тобой сюда свалился. Моисейка, — он указал на субтильного парня я очках. — Тот у нас старожил. Вот ведь и здесь они первые!

— Вообще-то, Илья Карлович Моисеев.

— Да нам-то рассказывай!

Евдокимов жизнерадостно рассмеялся, затем обрадованно воскликнул:

— Абармит! Что у нас сегодня?

Вошедший в столовую военный с начисто монголоидным типажом внешности также залыбился:

— Говядина тушеная с подливой и рисом.

— Ты немного нам риса готовишь? А то у меня уже глаза начали суживаться.

Они рассмеялись, и повар ловко начислил всем одинаковые порции. Хлеб лежал на столах без меры. Как присутствовала горчица, перец и соль. Типичный столовский комплект.

Анатолий забелил щи сметаной и решил намазать на щедрый ломоть горчицы. В той уже прошлой жизни жгучие специи уже были не по желудку. Ярослав ухмыльнулся:

— Ты уверен?

— Угу…

Только и успел сказать Мерзликин, тут же начав жадно хлебать щи. Горчица оказалась ядреной, в лучших традициях советского общепита. Это вам не сладкое Дижонское подобие. И щи, и мясо оказались выше всех похвал. Мишленовские рестораны нервно курят в сторонке. Даже душистый пшеничный хлебушек радовал вкус. Уже доливаясь компотом из алычи Анатолий блаженно заметил:

— Значит, не врут старики, советские продукты самые вкусные.

Моисеев скривился:

— Не факт. С возрастом вкус у людей меняется и далеко не всегда в лучшую сторону. Так что на данный момент в вас больше говорят омолодившиеся рецепторы. Мы получили взамен старых тел наши же, только на тридцать лет моложе.

— Моисей, не нуди. Все полезно, что в рот полезло!

Анатолий захохотал. Ему нравилась жизненная позиция этого здоровяка. Он буквально весь светился оптимизмом. Не отставал и рыжий, постоянно улыбался.

Ярослав кивнул в его сторону и пояснил:

— Дима у нас молчун, но пацан свой, в отличие от разных эмигрантов.

Моисеев резко поставил стакан на стол:

— Я бы попросил! Даже после смерти не дадут покоя!

Мерзликин кинул в его сторону любопытствующий взгляд:

— А что случилось?

Евдокимов придвинулся и начал доверительно:

— Представляешь, этот хитрый шнобель еще в нулевые свалил в землю обетованную. Хотя я к такому отношусь нормально. Ну, хотят люди уехать к своим. Пущай их! Но самый цимес в том, что правоверный иудей внезапно заскучал по Росиюшке мамке и решил немного у нас поразвлечься.

— Ярик!

— Да ладно тебе, Илюха! Толик свой пацан. Ну ты же в курсе, что мы все сначала умерли, а потом уже сюда в преисподнюю, — Евдокимов громко захохотал. — Я, например, утоп на рыбалке. Ветер поднялся и лодку перевернул. Мне же, дураку влом надевать спасжилет, вот и утянули сапоги вниз. Только булькнуть успел. Даже русалок не увидел. Вот обида!

— Ого!

— Да что я! Вот Илюха, тот дал жару. Приехал в Московию, навестил могилы предков и подался во все тяжкие.

— Яра…- Моисеев поднял глаза вверх. Видимо, уже и сам был не рад, что все сам рассказал по прибытии. Но ему было так в тот момент одиноко, а водка шла на ура.

— Ресторан, клуб, девочки. Вот на одной шкуре и окочурился. Настоящая смерть для мужика!

— Ничего себе! Ну в принципе лучше, чем я. Инфаркт по дороге с загородного клуба. Не смотри так, Ярик. Не пил и с девочками в баню в этот раз не ходил.

— Это и обидно!