Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: «Чужие среди своих». Польское население в советском партизанском движении на территории Белорусской ССР. 1941—1944 - Сергей Викторович Благов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Среди советских поляков показателен пример Виктора Сикорского. Работая на аэродроме в Бобруйске, он установил связь с подпольщиками, а зимой 1941 г. вывел из строя два самолета и угнал у немцев автомобиль, на котором доставил партизанам радиоприемник[152]. Советские поляки переходили на сторону партизан целыми трудовыми коллективами. Так, практически с самого начала оккупации на Елизовском стеклозаводе «Октябрь» в Могилевской области была образована подпольная антифашистская организация. На этом предприятии с самого основания в начале XX века трудились польские специалисты. В годы Великой Отечественной войны их потомки выступили против немецких захватчиков с оружием в руках, отказавшись работать на врага. В партизаны ушли три подпольные группы, на базе которых был образован отдельный отряд. 25 января 1942 г. они напали на гарнизон стеклозавода и уничтожили оборудование родного предприятия[153]. Только в списке партизан польской национальности БШПД значатся минимум полтора десятка фамилий из числа заводчан и членов их семей, включая организаторов подполья Станислава Мазуру, Сигизмунда Лешковича и Владимира Шиллера[154]. С учетом данных проекта «Партизаны Беларуси» можно подтвердить участие в партизанах минимум 26 заводчан польской национальности и членов их семей.

Большая часть подпольщиков стеклозавода «Октябрь» перешла в партизаны после того, как оккупационные власти начали проводить аресты[155]. Во многих случаях фактор возникшей угрозы для жизни подпольщиков-антифашистов становился решающим. Одной из первых по этому пути пошла полька Ядвига Глушковская, состоявшая в подпольной антифашистской организации в Минске. 24 декабря 1941 г. она вступила в ряды партизан 208-го отдельного полка им. И.В. Сталина, где самоотверженно служила военным фельдшером[156]. Один из главных исследователей Польши по теме участия поляков в советском партизанском движении Мечислав Юхневич в январе 1943 г. сам с супругой и грудным ребенком по такой же причине ушел из подполья в лес. Он значился в списке 30 польских заложников г. Пинска, но, по счастливой случайности, не оказался дома, когда немцы проводили арест, чтобы забрать его на расстрел. Семья Юхневич стала частью партизанского отряда им. С. Лазо, действовавшего в Пинской области[157].

Конечно, многие жители БССР польской национальности шли в партизаны по зову сердца. В документах, к примеру, описан необычный путь, который проделал партизан отряда «Разгром» Минской области Эдмунд Эрнст: «Живя на территории Германии, т. Эрнст свое желание исполнил: он добрался в партизанский р-н и за время пребывания в отряде проявлял себя как настоящий патриот Советского Союза»[158]. Что уж говорить о советских поляках. Многие переходили в отряды целыми семьями, как, например, Мария Гущо. Ее семья ушла в лес одной из первых в Могилевской области. В отместку за это их дом и все имущество были полностью уничтожены врагом. В борьбе с оккупантами в составе 277-го партизанского полка погибли два сына Марии Гущо[159]. Значительная часть бывших связных, проводников, тех, кто оказывал помощь в сборе оружия, продуктов, одежды, впоследствии переходили в партизаны. В случае отсутствия непосредственной угрозы со стороны оккупанта они могли быть оставлены по решению партизанского командования в качестве партизанских агентов в оккупированных городах и селениях. Чаще всего для этих задач использовали людей старшего возраста, женщин или подростков.

Выпускники спецшкол

Поляки по национальности в числе других советских граждан проходили подготовку в Белорусском особом сборе. В источниках значатся полтора десятка фамилий участников Великой Отечественной войны в тылу врага польской национальности, прибывших на территорию Белорусской ССР в 1942 – середине 1943 г. после такой спецподготовки. Все они либо самостоятельно пересекали линию фронта, либо были десантированы в составе группы.

Первых «выпускников» спецшкол польской национальности отправляли в ближайшие к линии фронта восточные регионы БССР, с которыми ранее других была налажена связь. Так, весной 1942 г. в Витебскую область в бригаду Д.Ф. Райцева был отправлен разведчик-подрывник Виктор Дамбровский, молодой советский поляк из Калининской области РСФСР. В отряд «Моряк» бригады А.Ф. Данукалова в июле 1942 г. прибыл подрывник Антон Янчук, также прошедший подготовку в спецшколе[160]. Внушительный переход совершил отряд московских комсомольцев-автоматчиков под командованием поляка по национальности Казимира Пущина. По заданию ЦК ВКП(б) это подразделение прошло с боями от советской столицы по тылам врага путь длиной до 1500 км. На всем его протяжении, направляясь в Минскую область, отряд устраивал диверсии на железнодорожных коммуникациях. В дальнейшем на его базе была создана 121-я бригада им. А.Ф. Брагина, которую возглавил Казимир Пущин[161]. В Белорусской школе подготовки партизанских кадров среди слушателей курсов была не только молодежь, но и люди зрелого возраста. Как правило, они специализировались не на диверсионной, а на организаторской деятельности и политической работе. Среди таких «спецназовцев» значатся два заброшенных в тыл врага «выпускника» польской национальности 1887 и 1890 гг. рождения. Первый – Роман Маковский – до войны руководил кирпично-черепичным и торфяным заводами в Полоцке. После эвакуации и обучения в спецшколе летом 1942 г. был десантирован в Витебскую область старшим группы, прибыл в бригаду им. А.Ф. Данукалова[162]. Второй – Вячеслав Боровских – шахтер Кузбасса, который прошел подготовку в той же партизанской спецшколе. В конце 1942 г. он оказался в отряде «Большевик», действовавшего в Барановичской области, в должности руководителя партийной организации[163].

В это же самое время начали отправлять организаторские группы, прошедшие специальную подготовку, и в удаленные регионы БССР – Брестскую и Белостокскую области. И в эти подразделения попадали граждане польской национальности. О том, что в партизанской группе спецназначения, десантированной летом 1942 г. в районе Бреста, были поляки, в своих воспоминаниях указывал возглавлявший ее Василий Цветков[164]. Как уже указывалось выше, историк М. Юхневич разглядел поляков в маленькой разведывательно-диверсионной группе еще одного партизанского героя Брестчины – Иосифа Топкина, – заброшенной в сентябре 1942 г.[165] После подготовки в спецшколе в марте 1943 г. был создан целый партизанский отряд «Комсомол Белоруссии» под командованием подполковника Н.К. Войцеховского. 22 апреля того же года он был десантирован в глубокий тыл противника – в Белостокскую область. На базе этого подразделения в дальнейшем будет создана бригада им. Кастуся Калиновского. А должность заместителя комбрига в ней займет один из поляков-«спецназовцев» Анатолий Дзевалтовский[166]. Вторым подразделением, также ставшим ядром для будущей бригады им. Кастуся Калиновского, был отряд «Звезда». В его составе была москвичка с польско-еврейскими корнями Янина Брун, которая одной из первых прошла обучение на подрывника в Белорусском особом сборе и в мае 1942 г. была переправлена к белорусским партизанам[167].

Происхождение польских партизан

Благодаря источникам удалось установить, в каких регионах действовала большая часть партизан польской национальности до середины 1943 г. В документах абсолютного большинства из них (387 из 413 человек) значатся подразделения, к которым они относились. Анализ показал, что на первом этапе участия поляков в советском партизанском движении почти три четверти (72,9 %) из них действовали на территории центральных и восточных областей БССР. Это обусловлено тем, что именно в этих частях республики в 1941 – середине 1943 г. самым активным образом развивалось партизанское движение. Лидером в данном случае выступала Минская область, где вела борьбу практически треть (32,5 %) от общего числа поляков-партизан. В западных регионах Белорусской ССР оставшаяся часть партизан польской национальности была распределена неравномерно. Больше половины из них были сконцентрированы в соседней с Минской Барановичской области, что составляло 15,7 % от общей численности. Наименее развитым с точки зрения вовлечения поляков в партизанскую борьбу оказался наиболее удаленный от линии фронта регион – Белостокская область. Там к июню 1943 г. удалось установить деятельность всего трех партизан польской национальности. И это несмотря на то, что там проживало больше всего этнических поляков СССР. Неудивительно, что в постановлении ЦК КП(б)Б от 22 июня 1943 г. на Белостокскую область, равно как и на Брестскую, обратили особое внимание в вопросе об активизации партизанского движения в Белорусской ССР[168].

Еще один из пунктов с территориальным маркером, характеризующий польских партизан в рассматриваемый период (июнь 1941 – июнь 1943 г.), является регион их происхождения – место рождения или место постоянного проживания. Зачастую в партизанских документах эти данные совпадали, особенно когда речь шла о сельском населении. С другой стороны, в некоторых случаях эти показатели отсутствовали вовсе. По критерию регионального происхождения были проанализированы 360 персоналий. В результате оказалось, что почти половина (46,3 %) этих партизан являются выходцами из центральных и восточных областей Белорусской ССР. Советские граждане на этих территориях уходили в леса, невзирая на национальность. В общей численности значительным был и процент выходцев из западных областей БССР – более трети (35,3 %). Главным образом это были представители Барановичской, Вилейской и Пинской областей, особенно районов, которые до сентября 1939 г. находились в советско-польском приграничье. Участие местного польского населения этих территорий в советском партизанском движении можно объяснить деятельностью некоторых партизанских бригад, чьи отряды распространяли свое влияние на несколько областей. К примеру, подразделения 27-й бригады им. В.И. Чапаева действовали как в Копыльском и Гресском районах Минской области, так и в соседних Несвижском и Клерком районах Барановичской области[169]. Как результат, 20 из 24 поляков, отмеченных в базе данных проекта «Партизаны Беларуси» как состоявшие на 22 июня 1943 г. в рядах 27-й бригады им. В.И. Чапаева, были выходцами именно из Барановичской области. Такая же ситуация была в отрядах соседней 300-й бригады им. К.Е. Ворошилова, где 14 из 19 польских партизан также представляли Барановичскую область.

Хотелось бы отдельное внимание уделить деятельности партизан польской национальности 27-й бригады им. В.И. Чапаева на территории оккупированной Барановичской области и тому эффекту, который они производили на местные оккупационные власти. В фондах НАРБ есть документы, которые для гитлеровцев подготовил «бургомистр» Качановской волости Несвижского района Савелий Харитончик. В одном из них сообщается, что в мае 1943 г. в районе Минской и Барановичской областей «высадились в большом количестве десанты польских офицеров и советских комиссаров». Напуганный нападениями на гарнизоны полицейских в окрестных деревнях, автор записки насчитал 800 польских партизан, представляющих некую бригаду под командованием офицера Зантовича. Пополнялось это соединение, если верить документу, в том числе за счет «польских партизан Сикорского». Прилагается даже список из 23 поляков Несвижского района, перешедших в эту «бригаду»[170]. Действительно, рейды в Несвижский район совершало подразделение Владимира Зантовича, который в свое время был офицером польской армии. Правда, командовал он не бригадой, а всего лишь взводом, а затем отделением в партизанском отряде им. Щорса 27-й бригады им. В.И. Чапаева[171]. Остается только поражаться партизанской смекалке, которая позволяла, нанося концентрированные удары и применяя тактику дезинформации, сеять настоящую панику в стане врага. Понять неуверенность гитлеровских приспешников можно. Судя по приведенной записке, симпатии жителей Несвижского района, среди которых преобладали поляки, оставались на стороне советских партизан, а не оккупационных властей[172].

Что касается происхождения оставшихся партизан, то 8,3 % от общего числа приходится на представителей Польши. О путях их попадания в ряды советских партизан уже говорилось выше. Чуть меньше (7,7 %) поляков представляли другие регионы СССР, главным образом РСФСР. Чаще всего это были кадры, прошедшие специальную подготовку и заброшенные впоследствии в тыл врага. Отдельно из числа советских граждан польской национальности в данном исследовании были выделены поляки западных областей УССР. К середине 1943 г. в рядах советских партизан, сражавшихся на территории Белорусской ССР, таковых было всего 1,9 %. Эта незначительная цифра, даже погрешность, в исследование была введена специально, поскольку с весны 1943 г. в соседних с БССР регионах Украинской ССР получила реализацию кровавая антипольская программа местных националистов, в результате чего поляки, в первую очередь из Волынской области, активно будут пополнять ряды партизанских подразделений, в том числе и на территории соседней Белорусской ССР.

Возраст, пол, профессия, партийность

Ни солидный, ни ранний возраст не останавливали поляков на пути к антифашистской борьбе. В партизанских отрядах числились и подростки, и бойцы польской национальности пенсионного возраста. Самый возрастной польский партизан, согласно источникам, – Иосиф Сиротка, 1881 г. рождения. В бригаде «Дяди Васи» он оказался благодаря знанию местности родной Вилейской области: с января 1942 г. выполнял функции связного. По подозрению в сотрудничестве с партизанами был арестован, в застенках гестапо на допросе ему сломали два ребра и руку. Даже под пытками он не назвал, где жили другие связные. Вместо этого указал адреса семей полицейских, которые немцами по его ложной наводке были расстреляны. Бежал в партизаны из эшелона с заключенными[173]. Самым молодым из польских партизан, отмеченных в документах, значится Галина Дамарацкая, 1931 г. рождения. Вместе с сестрой Крисей и, по всей видимости, матерью Владиславой они с ноября 1942 г. числились партизанами отряда № 5 бригады им. К.Е. Ворошилова. К сожалению, должности и функции, которые они выполняли в подразделении, не расписаны детально, есть лишь указание на звание «рядовой»[174]. Конечно, в возрасте 10–11 лет Галина Дамарацкая не являлась бойцом. Однако она вполне могла помогать с хозяйственными работами либо могла также выступать в роли связной.

Подростков и людей старшего возраста польской национальности в рядах советских партизан к 1943 г. находилось немного. Из расчета от общей численности партизан-поляков в возрасте до 18 и старше 45 лет в советских подразделениях их было немногим более 12 %. Самый распространенный год рождения среди партизан – 1923. То есть это те партизаны, которые в год начала войны отметили свое совершеннолетие. Таких было более 9 % от общей численности польских партизан. Примерно половина (47,4 %) всех поляков в советских партизанских подразделениях к 1943 г. была в возрасте 18–25 лет. С учетом несовершеннолетних можно смело сказать, что большинство польских партизан составляла молодежь в возрасте до 25 лет.

По половому признаку абсолютное большинство партизан-поляков представляли мужчины. Тем не менее и женщин было достаточно много. По имеющимся источникам и исследованиям, к середине 1943 г. упоминается участие в антифашистской борьбе в рядах советских партизанских подразделений 68 партизанок польской национальности, что составляет более 16 % от общей численности. Большинство из них трудились по хозяйственной части, в медицинской службе, выступали в качестве связных, занимались партийной или комсомольской работой в отрядах. Хотя были и примеры, где женщины совмещали эту работу с участием в боевых операциях наравне с мужчинами либо и вовсе специализировались на них. Например, партизанка 752-го отряда 1-й Бобруйской бригады Елена Барташевич была представлена к медали «Партизану Отечественной войны II степени» как «смелая и отчаянная диверсантка». Она принимала участие в подрывах 9 вражеских эшелонов, 8 автомашин, 2 маслозаводов, а также в нападении на полицейский гарнизон[175].

В источниках не часто можно встретить информацию об образовании и довоенных профессиях. Эти данные можно установить приблизительно у трети польских партизан. Основным источником здесь выступает «Список партизан польской национальности, находящихся в партизанских отрядах Белоруссии по состоянию на 22 мая 1943 г.». Проанализировав данные 140 партизан, удалось установить, что большая их часть имела образование начальное, или «низшее», что равно четырем классам школы и ниже. Эта группа представляла более 45 % от общего числа. Чуть меньше партизан (39 %) имели за плечами 7 классов и выше школьного обучения, а также среднее специальное образование. 6 человек имели высшее или неполное высшее образование. В Минской области в партизанском отряде «Разгром» сражался и геройски погиб ученый-геолог из Академии наук УССР Викентий Завистовский[176].

В рамках данного исследования удалось также установить данные о профессиональной деятельности 134 партизан польской национальности. Более половины от общей их численности приходилось на тружеников рабочих специальностей (22,4 %) и сельского хозяйства (28,4 %). В оставшейся половине обращает на себя внимание крупная категория учащихся школ и студентов, составлявшая 14,2 %. Вместе с учителями и работниками сферы образования (7,5 %) они представляли пятую часть от общего числа польских партизан. Менее десятой части (8,2 %) приходилось на военнослужащих, как рядовых красноармейцев, так и кадровых офицеров. Примерно 6,7 % составляли руководители ведомств и предприятий, а также партийные и комсомольские работники, как раз те, кто в первую очередь был оставлен во вражеском тылу либо был направлен туда по суше или по воздуху на организаторскую работу. Оставшаяся часть приходилась на служащих, среди которых особенно выделяются работники финансовой сферы (5,2 %), штучных представителей творческих профессий, а также безработных.

В источниках практически у всех польских партизан можно проследить данные о партийности. Эту графу в документах заполняли в обязательном порядке. В рамках исследования были проанализированы данные 394 партизан польской национальности. Итоговая цифра показала, что к середине 1943 г. более трети из них (33,8 %) являлись членами ВЛКСМ, членами или кандидатами в члены ВКП(б) и Коммунистической партии Польши (КПП). Безусловно, большинство в данном случае составляли комсомольцы – 21,3 % от общей численности всех польских партизан. Если же брать в расчет только партизан с предельным возрастом для вступления в ВЛКСМ 14–28 лет, то этот процент вырастет до 35,4 %. С одной стороны, это показывает, что нашло отклик постановление ЦК комсомола БССР от 27 июня 1941 г., которое гласило: «Считать комсомол Белоруссии мобилизованным на Отечественную войну»[177]. С другой – подтверждается тезис о том, что большая часть польских партизан приходилась на советских граждан из восточных и центральных областей БССР. В Западной Белоруссии движение ВЛКСМ не успело так широко распространиться за полтора с небольшим предвоенных года. До осени 1940 г. поляков там вообще старались не принимать в комсомол как потенциальных врагов Советского государства[178].

Кандидатов в члены и членов ВКП(б) среди партизан польской национальности удалось насчитать 48 человек, что составило 12,2 % от общей численности. С учетом бывших членов КПП окончательную цифру по партийцам можно довести до 12,7 %. Это были проверенные кадры, некоторые с солидным партийным стажем. К примеру, Вячеслав Боровских из партизанского отряда «Большевик» был коммунистом с 1920 г.[179] В отряде он выполнял функции секретаря партийной организации[180]. Этот частный пример очень показателен. Именно на плечи коммунистов в первую очередь ложилась организаторская работа по созданию подпольных партийных ячеек и партизанских отрядов. Абсолютное их большинство также не представляли Западную Белоруссию или Польшу. Тот же Вячеслав Боровских прибыл в БССР, как отмечалось выше, оставив семью и работу на шахте в Кемеровской области. На момент переброски за линию фронта ему было полных 52 года[181]. Партийцев польской национальности в столь зрелом возрасте в отрядах было немного, большей их части было слегка за 30. Повышенный уровень ответственности, лежавший на их плечах, требовал соответствующего жизненного опыта и навыков организаторской работы. В своих подразделениях такие люди занимали, как правило, важные должности. Например, комиссаром отряда прославленного партизанского командира Константина Заслонова был советский поляк Людвиг Селицкий. После гибели легендарного «Дяди Кости» (К.С. Заслонова) в ноябре 1942 г. он возглавил партизанскую бригаду, названную в честь Заслонова, а с июня 1943 г. он стал первым секретарем Оршанского подпольного райкома КП(б)Б[182]. В отряде им. Щорса бригады «За Советскую Беларусь», которой командовал еще один герой витебского подполья П.М. Романов, комиссаром также был советский поляк Сергей Петровский[183].

Социальный портрет польского партизана

Проведенный анализ личных данных партизан польской национальности позволяет составить некий собирательный образ или социальный портрет. Одна из важнейших характеристик в нем связана с территориальной привязкой. По ней можно сделать однозначный вывод, что большая часть советских партизан-поляков в первые два года Великой Отечественной войны происходила из центральных и восточных областей Белорусской ССР и действовала в партизанских подразделениях этих регионов. Неудивительно, что в исследованиях польских историков трудно встретить информацию об этих людях как о поляках. Их скорее можно назвать советскими гражданами с польскими корнями, которые практически никоим образом к 1940-м гг. не были связаны с исторической родиной своих предков, кроме как фамилией, именами или соответствующей пометкой из паспорта в графе «национальность». Именно поэтому нередко они и числились в партизанских документах как белорусы, украинцы, русские или евреи. В качестве подтверждения этого тезиса можно использовать и данные о партийности. Может показаться, что 33–34 % – это не высокий показатель, все-таки большинство партизан польской национальности были беспартийными. Однако необходимо учитывать тот факт, что в Западной Белоруссии путь в комсомол или партию полякам перед войной был практически закрыт.

Исследование, проведенное в данном параграфе, подтвердило, что война, в том числе партизанская, невзирая на национальность, в первую очередь удел молодых людей. Это подтверждают документальные данные. По ним средний возраст партизан польской национальности к середине 1943 г. – 26–27 лет, большинство все же к этому времени пребывали в возрасте не старше 25 лет. Партизанами становились прежде всего мужчины, и большая их часть имела образование на уровне начальной и средней школы. Более развитые с точки зрения промышленности центральные и восточные регионы БССР, которые стали главными «донорами» партизанских кадров польской национальности в указанный период, обусловили присутствие в партизанской среде значительной доли рабочих, имевших в том числе среднее специальное образование.

Исходя из получившегося социального портрета польского партизана, можно сделать вывод, что многих действительно привели в «красное» боевое подполье патриотические чувства долга перед Родиной, как остальных советских граждан. Костяк первых партизанских отрядов, представленный комсомольцами и партийцами, среди которых были поляки, отправился на борьбу раньше других. Были и те, кто до определенного времени предварительно вели подпольную антифашистскую работу и переходили к вооруженной борьбе в отряды в случае опасности. В партизаны шли бывшие красноармейцы, беглые военнопленные польской национальности. Пополнялись ряды советских партизан за счет поляков, бежавших из вспомогательных частей вермахта и трудовых групп, привезенных на территорию Белорусской ССР. Присутствовали в отрядах и поляки из числа групп, прошедших специальную подготовку в особых школах и направленных на оккупированную территорию БССР.

* * *

На первом этапе вовлечения поляков в советское партизанское движение советское руководство имело представление о настроениях среди поляков западных областей Белорусской ССР. С одной стороны, они слабо были представлены в партизанских отрядах, о чем свидетельствовал специально составленный в качестве мониторинга список партизан. С другой стороны, до Москвы доходили отчеты о том, что местное польское население ждет прихода вооруженных сил, подконтрольных эмиграционному правительству Польши. В этой связи республиканским руководством был взят своевременный курс на активизацию партизанской деятельности в западных областях Белоруссии, который должен был склонить чашу весов в пользу вовлечения в антифашистскую борьбу широких кругов сельского населения, в том числе польского. В этой связи в перспективе должен был поменяться и социальный портрет партизана польской национальности. Предполагалось, что в ряды советских партизан более активно начнут вступать бывшие граждане Польши с территории западных областей БССР. Помимо рассеянных по самым разным партизанским подразделениям Белорусской ССР партизан польской национальности ожидаемо летом 1943 г. должны были появиться на свет советские польские отряды, которые и окажутся в центре дальнейшего внимания данного исследования.

Глава 2

Первые попытки создания польских партизанских отрядов на территории Белорусской ССР

С появлением официального разрешения создавать на территории Белорусской ССР польские партизанские отряды начался новый этап в процессе вовлечения поляков в антифашистскую борьбу. До конца 1943 г. в БССР возникло несколько польских национальных формирований, созданных по инициативе местных партийных или партизанских руководителей. Однако не все они находились долгосрочно в рамках советского партизанского движения. В данной главе рассматриваются все попытки создания подобных отрядов единым комплексом. Речь пойдет о процессе появления польских партизанских подразделений в Барановичской, Вилейской и Пинской областях БССР и их деятельности до конца 1943 г.

Советские партизаны и Армия крайова

К середине 1943 г. на территории Белорусской ССР стали отчетливо прослеживаться следы раскола польского антифашистского подполья. По мере развития советского партизанского движения в западных областях СССР правительство Польши осознало необходимость отказа от выжидательной тактики для своих подпольных боевых подразделений на оккупированной немцами территории. Их пассивность в данном случае играла на руку «красному» партизанскому подполью. К примеру, в огромной Налибокской пуще, раскинувшейся по территории Барановичской области, в феврале 1943 г. дислоцировалось, по данным руководителя Центрального штаба партизанского движения, около 4 тыс. партизан[184], и их численность продолжала расти. Для сравнения: состав «аковских» подразделений во всем Новогрудском округе к концу 1943 г. был в 4 раза меньше[185]. Места для деятельности Армии крайовой в лесных массивах Белоруссии становилось уже не так много. Было очевидно, что боевые пути двух антифашистских лагерей рано или поздно должны были пересечься. Командиры первых польских отрядов АК, решивших перейти к активной борьбе против оккупантов и заодно обозначить свое присутствие на территориях, которые они воспринимали как польские, вынуждены были вести свою деятельность, договариваясь с командованием соседних советских партизанских отрядов. Поскольку никаких конкретных рекомендаций от руководства ЦШПД до конца июня 1943 г. не поступало, диалог между партизанами строился в режиме союзнических отношений, даже после официального разрыва дипломатических отношений между СССР и Польшей. На первых порах отношения с соседями выстраивались на уровне рядового состава, затем – на уровне командования отрядов. Они разграничивали зоны своей активности и обменивались разведывательными данными[186]. Но все же решающую роль в этих отношениях сыграло политическое соперничество СССР и Польши за довоенные польские территории. Закрытое письмо ЦК КП(б)Б о военно-политических задачах работы в западных областях БССР действительно предоставляло местным подпольным партийным руководителям возможность создавать свои польские национальные отряды, но очень осторожно, на свой страх и риск. На первых порах далеко не все командиры поняли суть этих предостережений.

Разоружение отряда «Кмитица»

Весной 1943 г.[187] на территории Поставского района Вилейской области БССР обозначил свое присутствие первый вооруженный отряд Армии крайовой под командованием Антония Бужиньского (псевдоним «Кмитиц»). Местное руководство советских партизан сразу же попыталось наладить контакт с новыми соседями. 3 июня 1943 г. в районе озера Нарочь состоялась первая встреча. На ней Ф.Г. Марков, который помимо командования крупнейшей партизанской бригадой представлял и военно-оперативный отдел подпольного обкома ЦК КП(б)Б Вилейской области, и А. Бужиньский договорились о совместной координации действий против немцев и установлении постоянной связи, оставив обсуждение политических вопросов для дипломатов[188].

Отряд «Кмитица», воспринимавшийся местным, преимущественно польским населением как альтернатива советским партизанским подразделениям, начал стремительно расти и вскоре достиг численности 300 человек. Видя это, Ф.Г. Марков предпринял попытки по разложению польского отряда путем внедрения в его ряды своих агентов, но это не дало плодов. Тогда командир бригады им. К.Е. Ворошилова решил в своем подразделении объединить в противовес «польским националистам» местных «советских поляков». В данном случае он действовал в соответствии с инструкцией, предложенной в закрытом письме ЦК КП(б)Б. В переписке с начальником Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко от 4 августа этого же года он предлагал создать целый «Польский союз борьбы с оккупантами» и собственный просоветский польский отряд[189]. Польский союз в итоге так и не появился, а вот идея с отрядом нашла продолжение. Достаточно подробно об этом Ф.Г. Марков рассказал в своем отчете: «Около Браслава был поляк Мрачковский, связан с 1941 г. с советскими партизанами, имел организованных 30 чел. белорусов. Мрачковский просил меня выслать телеграмму Ванде Василевской, что и было сделано через Центральный штаб. Одновременно Мрачковского с его людьми я противопоставил против легиона „Кмитица“ для его разложения и перевода на свою сторону»[190].

Свет на биографию Винцентия Мрачковского проливают данные, полученные от военврача Т.Н. Смолиной, которая в ноябре-декабре 1943 г. тесно с ним общалась. По ее данным, Мрачковский родился в 1903 г., во время Гражданской войны переехал в Польшу, где проходил военную службу и имел награды. С 1937 г. работал техником на водопроводном канале в Вильно. После включения восточных областей Польши в состав СССР трудился на МТС. При немцах работал в автомастерской. Боясь быть отправленным в прифронтовую зону, ушел с семьей в леса, организовал собственное боевое подразделение, установил связь и сотрудничал с советскими партизанами[191]. Формирование, которым командовал Мрачковский, по всей видимости, действовало автономно, координируя свои действия с советским партизанским командованием. Подробностей о его деятельности и даже информации с точным названием данной партизанской группы нет.

Тем не менее безымянная группа Мрачковского в итоге превратилась в советский отряд. Это произошло при трагическом стечении обстоятельств. В августе 1943 г. в Ошмянском районе Вилейской области стали появляться новые «аковские» вооруженные формирования[192]. Возможно, это подтолкнуло Ф.Г. Маркова к решительным действиям в отношении самого крупного соседнего отряда Армии крайовой. Из отчета командира партизанской бригады им. Ворошилова следует: 20 августа 1943 г. разведка донесла ему, что комсостав «подпольных организаций польского легиона» провел тайное совещание, на котором было принято решение активизировать антисоветскую работу, вплоть до разоружения советских партизан. Поэтому он решил действовать на опережение. С разрешения начальника ЦШПД 26 августа 1943 г. Ф.Г. Марков провел операцию по разоружению отряда «Кмитица»[193]. Он использовал для этих целей добрососедские отношения. Ничего не подозревавший Антоний Бужиньский вместе со своим штабом по приглашению соседей прибыл в расположение бригады им. Ворошилова, где поляки были арестованы. Следом был разоружен лагерь отряда Армии крайовой. Из 300 человек личного состава 200 оказались арестованными, остальные на базе отсутствовали. В результате следствия 80 человек отпустили по домам, 70 передали в распоряжение Винцентия Мрачковского[194], а оставшихся 50, включая весь командный состав, расстреляли[195].

Советский польский отряд в Вилейской области

Фактически первый советский польский национальный отряд оформился сразу после разоружения подразделения Бужиньского и передачи его «легионеров» Мрачковскому, о чем командир бригады им. Ворошилова докладывал в БШПД 30 августа 1943 г.[196] В переписке с партизанским руководством Ф.Г. Марков предлагал также подчинить новое подразделение Союзу польских патриотов. Начальник ЦШПД выступил категорически против этой инициативы. 11 сентября 1943 г. П.К. Пономаренко подготовил письмо на имя командиров бригад им. Ворошилова и Рокоссовского, в котором и вовсе написал, что никакого подразделения из разоруженных поляков создавать не следует, правильней – распределить их по своим соединениям[197].

Несмотря на предупреждение руководства, 16 сентября 1943 г. по бригаде им. Ворошилова прошел приказ № 6. В нем говорилось: «Бывший польский отряд подчиняется и вводится в состав партизанской бригады Маркова, как польский советский отряд на равных правах с остальными отрядами бригады»[198]. Видимо, молодому партизанскому комбригу очень хотелось исполнить задуманное ранее – обзавестись собственным польским национальным подразделением, поэтому ради достижения этой цели он пошел даже на нарушение предписаний своего начальства. Название созданного подразделения в приказе не указано, что вызывает разногласия среди исследователей. Польские и белорусские авторы пишут, что подразделение было названо в честь польского национального героя Бартоша Гловацкого[199]. Другая версия, которая находит подтверждение в источниках, указывает на то, что отряд был назван в честь Ванды Василевской. Во-первых, так его в своей докладной записке от 19 августа 1944 г. упомянул командир соседней партизанской бригады им. Гастелло В.А. Манохин[200]. Во-вторых, после того, как это подразделение было ликвидировано, местные «аковцы» в качестве прикрытия представлялись отрядом им. Ванды Василевской[201]. Да и самого Мрачковского они пренебрежительно называли не иначе как «Васильком»[202].

Численность отряда составляла ориентировочно 100 человек. Точную цифру назвать сложно, поскольку «польские легионеры», прибывшие из отряда «Кмитица», с первых же дней начали бежать из расположения советской бригады[203]. Даже если считать, что Мрачковскому было передано минимум 70 человек, как указывал Марков, к моменту исчезновения подразделения в нем будет числиться на 10 партизан меньше. При этом боевых потерь у отряда не было. Судить о национальном составе подразделения также сложно. В группе Мрачковского Ф.Г. Марков усмотрел 30 белорусов. Описывая национальный состав отряда «Кмитица», командир бригады им. Гастелло В.А. Манохин также отметил, что вначале его основу составляли белорусы-католики[204]. После разоружения отряда «Кмитица» бывшие «аковцы» составляли 70 % партизан нового подразделения Мрачковского. Его сомнительный социальный состав, видимо, не смутил местное партизанское командование. Вот как характеризовал отряд «Кмитица» Ф.Г. Марков: «Бригада росла за счет скомпрометированных чиновников немецкой администрации, переходящей полиции с гарнизонов и направляемых людей из Виленского польского центра»[205]. Эти люди теперь составляли по инициативе того же Маркова большинство нового советского партизанского отряда. Вряд ли таких партизан имели в виду представители ЦК КП(б)Б, когда писали закрытое письмо «О военно-политических задачах в западных областях Белоруссии» в июне 1943 г.

Установить информацию о непродолжительной деятельности данного подразделения можно исключительно по воспоминаниям членов «аковского» подполья, оказавшихся в его рядах после разоружения отряда «Кмитица». Польский исследователь Я.С. Смалевский в своих трудах использует воспоминания бывшего партизана «Кмитица» Антония Рымшы (псевдоним «Макс»). По его словам, советское командование относилось к полякам из нового подразделения с недоверием. Выразилось оно и в том, что хорошее оружие у бывших «легионеров» забрали в другие отряды бригады Ворошилова, взамен партизанам Мрачковского достались неисправные карабины с боезапасом по пять патронов на человека. Для политической работы к подразделению был приставлен комиссар по фамилии Марецкий. Однако его деятельность не успела дать результатов. Дабы скрепить боевое братство, считает Рымша, польский отряд взяли в составе всей бригады им. Ворошилова на операцию против немецкого гарнизона города Мядель. Однако полякам доверили лишь охрану пекарни и доставку масла с молокозавода. Это была первая и последняя акция, в которой новый отряд принял участие вместе с советскими партизанами[206].

Побег Винцентия Мрачковского

Дату и обстоятельства распада этого польского отряда также достаточно трудно установить. Самое раннее упоминание об этом событии содержится в сообщении от 13 октября 1943 г., в котором старший помощник начальника 2-го отдела БШПД передавал следующую информацию от подпольного обкома КП(б)Б Вилейской области: «Мрачковский распустил свой отряд группами на задание, ушел и не вернулся»[207]. Если сопоставить данные источников, получается, что польский национальный отряд, созданный Ф.Г. Марковым, фактически перестал существовать едва ли не в тот же момент, что и появился. Сам Марков, не называя сроков, 15 октября указал, что в его отсутствие Винцентий Мрачковский узнал о расстреле командования отряда «Кмитица», «под впечатлением этого был завербован польскими националистами», а по факту попросту сбежал из расположения бригады им. Ворошилова с 60 бойцами. В советском лагере он оставил 30 своих людей для того, чтобы они собрали оружие и позже присоединились к своему командиру. После ухода Мрачковского их расстреляли[208].

Почему же Мрачковский вдруг решил уйти из расположения советских партизан? Мнение о том, что польский командир решился на такой поступок после новости о подчинении его подразделения бригаде им. Ворошилова, высказанной представителями Вилейского обкома[209], кажется сомнительной. Данная точка зрения разбивается о тезис Ф.Г. Маркова о том, что Винцентий Мрачковский сам просил связать его с Вандой Василевской. Еще один аргумент – польский командир уже продолжительное время успешно сотрудничал с советскими партизанами ранее. Версия Маркова, что под впечатлением от расстрела Мрачковский разочаровался в советском партизанском движении и перешел на сторону Армии крайовой, выглядит более правдоподобной.

Наверняка командира польского отряда шокировала трагическая история «Кмитица» и его штаба, ставшая лишь первым эпизодом открытой борьбы за право господства в Нарочанской пуще в Вилейской области. Это стало шоком для всего местного населения и подполья Армии крайовой. Об этом руководству ЦШПД писал командир бригады им. Гастелло В.А. Манохин: «Почти демонстративный расстрел 80 поляков под Нарочем и возмутительное мародерство и грабежи, сопровождавшие процедуру разоружения, насторожили часть белорусов-католиков, отпугнули от нас». Саму операцию по разоружению он считал преждевременной и непродуманной. По мнению Манохина, санкцию на нее Марков получил в результате дезинформации ЦШПД[210]. Так или иначе, положение советского подполья после расстрела «аковцев» в регионе значительно ухудшилось. Особенно тяжело приходилось именно партизанам В.А. Манохина, базировавшимся в Ошмянском районе. Лишившись поддержки местного населения и получив помимо немцев еще и открытых врагов в лице подразделений Армии крайовой, бригада им. Гастелло вынуждена была покинуть контролируемые ранее территории[211]. Освобождены от сил АК они были только в ходе операции «Багратион» Красной армии летом 1944 г.

Был еще один инцидент, который мог стать последней каплей для колебавшегося Мрачковского. Этот эпизод, описанный в докладной записке тем же комбригом В.А. Манохиным, иллюстрирует ошибки, которые также могли допустить при создании национальных отрядов местные советские начальники. Командир бригады им. Гастелло пишет, что сразу после разоружения отряда «Кмитица» из-за фронта прибыл один из партийных руководителей Вилейской области[212], который собрал совещание партизанских командиров по польскому вопросу. На него пригласили Мрачковского вместе со штабом. Новоприбывший партийный руководитель вначале просто позволил себе резкие высказывания: «Мы полячков били и будем бить». В завершение же совещания «употребление слова „польские партизаны" было осуждено, а Мрачковскому было приказано – национальные гербы с головных уборов личного состава снять». Именно после этого, по словам капитана Манохина, польский командир вместе со своим отрядом из расположения бригады ушел и около месяца не присоединялся ни к советским партизанам, ни к «аковцам»[213]. Когда он определился, то оказался в расположении 5-й Виленской бригады АК, созданной из уцелевших бойцов отряда «Кмитица», а также не оформившегося советского отряда. Там же был убит, не то своими, не то чужими поляками[214].

«Партизанская мимикрия» Столбцовского батальона АК

Похожая история одновременно развивалась в Барановичской области БССР. Там местное подпольное партийное руководство также решило интегрировать в советское партизанское движение уже сформировавшийся польский национальный отряд. Одним из первых организаторов польских вооруженных подразделений в этом регионе стал подпоручик Каспер Милашевский (псевдоним в АК – «Левальд»). Еще в марте 1943 г. с ним вели переговоры представители советских партизанских отрядов. Разговор шел о совместной борьбе против немцев, однако положительный результат достигнут не был[215]. После расширения сферы влияния советских партизан в зоне Ивенецко-Налибокской пущи командование Новогрудского округа Армии крайовой решилось на создание под командованием Каспера Милашевского вооруженного отряда. Его формирование началось в июне 1943 г. К этому времени без согласования с советскими партизанами незаметно действовать неопределенному польскому формированию в Налибокской пуще было уже невозможно. Примечательно, что Милашевский позиционировал свой отряд как объединение польских патриотов, вставших по зову сердца на борьбу с немцами. Руководство советского подполья сумело установить, что Каспер Милашевский имеет связь с Лондоном[216], поэтому дальновидно подстраховалось и предложило командиру польского отряда ряд условий, которые он должен был соблюдать. Их перечень приводят польские историки. Среди этих требований:

1. Партизан можно набирать только из местных жителей.

2. Не принимать в отряд никаких чужаков и не вести самостоятельную деятельность без ведома советских партизан.

3. Запрет держать связь с Лондоном, Варшавой или конспиративной сетью.

4. Право надзора и распоряжения отрядом – за советскими партизанами.

5. Все военные трофеи подлежат разделу по решению советских партизан.

7. Ограничение размера отряда.

8. Свобода расширения советской пропаганды без противодействия со стороны поляков и т. д.[217]

Выполнение всех этих требований обозначало подчинение советскому партизанскому командованию. Милашевский условия сотрудничества принял, и поэтому вполне могло сложиться впечатление, что еще до официального разрешения создавать советские польские партизанские отряды первый из них уже появился в Барановичской области. Однако на деле это оказалось фарсом. Для того чтобы охарактеризовать эту двойную игру подпоручика Каспера Милашевского, автором исследования было введено в научный оборот понятие «партизанская мимикрия»[218]. Оно включает в себя деятельность партизанского подразделения, целенаправленно имитирующего лояльность в отношении формирований из вражеского лагеря для выполнения своих собственных задач. Чаще в партизанской среде встречался другой вариант партизанской мимикрии – умышленное подражание деятельности вражеских подразделений. В условиях партизанской борьбы схожая тактика применялась разными противоборствующими сторонами. К примеру, чтобы подорвать доверие к советским партизанам, свои лжепартизанские отряды и группы на территории Белоруссии создавали в том числе немцы. Белорусский историк С.В. Кулинок установил не менее 25 таких лжепартизанских подразделений, сформированных, главным образом, из советских граждан[219]. В случае с отрядом Каспера Милашевского речь идет практически о попытке внедрения целого польского национального подразделения. С уверенностью можно говорить, что к подобным провокациям к середине 1943 г. советское партизанское командование было готово. О том, что поляки будут внедрять в ряды советских партизан своих агентов, первый секретарь ЦК КП(б)Б и шеф ЦШПД П.К. Пономаренко говорил еще на V пленуме ЦК компартии Белоруссии в конце февраля 1943 г. В этой связи он обращал внимание на то, что поляков в отряды необходимо принимать только после тщательной проверки[220]. Были подозрения и в отношении Милашевского, но установить его связь с «аковским» подпольем удалось далеко не сразу.

Отряд Милашевского

Итак, в Барановичской области среди советских партизанских бригад появился первый польский национальный отряд, правда, как мы уже выяснили, лояльный только для видимости. По предложению советского командования он получил имя Тадеуша Костюшко, хотя сами поляки хотели выбрать в качестве патрона Ярослава Домбровского[221]. 3–4 июня 1943 г.[222] из городков Ивенец и Столбцы прибыли первые 40–45 бойцов[223], которые составили основу этого отряда. Партизаны соседних советских подразделений были проинформированы отдельным приказом от 7 июня 1943 г. о том, что на территории Ивенецкого, Столбцовского и Мирского районов образован польский национальный отряд. Командование в лице уполномоченного ЦК КП(б)Б по Ивенецкому межрайцентру и его заместителя предупредило и о мерах предосторожности: «При встрече… соблюдать дружественные отношения, но при этом строго сохранять военную тайну». В этом же документе также указаны отличительные знаки польских партизан: «На головном уборе орел – польский, ниже орла красно-белая ленточка. На обмундировании на плечах погоны. На левом рукаве красно-белая повязка»[224]. В архивном деле в фондах РГАСПИ, содержащем перечень отрядов Белорусского штаба партизанского движения на 15 июня 1943 г., упоминается о том, что в Столбцовском районе Барановичской области находится польский партизанский отряд. Среди данных о нем указывается, что «в отряде 300 человек[225]. Командир – Милашевский, поручик». Более всего обращает на себя внимание запись: «Отношение отряда к партизанам Белоруссии не выяснено»[226]. Из приведенных фактов видно, что местное партизанское командование старалось не терять бдительности в отношении нового подразделения.

Присматривал за деятельностью отряда Милашевского бывший «аковец», разведчик партизанской бригады имени Чкалова Адам Свенторжецкий. Он одним из первых попытался выяснить отношение польского отряда к советским партизанам и сразу отметил сомнительные перспективы этого сотрудничества: «Такие отряды могут в будущем создать ядро новой армии Андерса», то есть, получив поддержку от СССР, потом быть использованными не в тех целях[227]. Отряд им. Тадеуша Костюшко решено было предусмотрительно держать на расстоянии: он действовал автономно, в качестве приоритета для него было выбрано боевое направление[228].

Буквально две с небольшим недели спустя после создания отряд Милашевского показал свою боеспособность. Его командир разработал амбициозную операцию по спасению арестованных членов подпольной польской организации, проживавших в городке Ивенец. Сложность операции заключалась в том, что в городе дислоцировался значительный немецкий гарнизон, усиленный белорусской полицией в 300 бойцов. Накануне операции Милашевский отправил в город под видом гражданских 60 вооруженных людей, их поддержали уцелевшие члены ивенецкого подполья АК, в том числе брат Ф.Э. Дзержинского – Казимир. В польской историографии эти события принято называть «Ивенецким восстанием», которое считается одной из самых успешных операций, проведенных Армией крайовой против немцев за годы Второй мировой войны[229].

Операция началась 19 июня 1943 г.[230] в полдень, бой длился до 6 утра. Его итог – около 50 немцев убитыми, 106 белорусских полицейских перешли в отряд Милашевского, также ряды польского формирования пополнила местная молодежь. Польское подразделение получило большое количество единиц вооружения, включая два противотанковых орудия, медицинские препараты, продовольствие, автомобили и лошадей[231]. В операции, хоть и опосредованно, приняли участие советские партизаны. Э.Ф. Языкович в своей работе указала, что вместе с отрядом Милашевского в атаке на Ивенец принимали участие партизаны Адама Свенторжецкого[232]. Однако не понятно, на чем основано это утверждение. Сам Свенторжецкий в своем донесении сообщил, что его подразделение прибыло в Ивенец после завершения штурма[233]. Известно также, что бойцы бригады им. Чкалова во время боя перекрыли возможные пути подхода немецких сил на подмогу гарнизону Ивенца[234].

Забегая вперед, можно отметить, что данные о военных операциях польских партизан, воевавших в рядах советских подразделений, не часто доходили до высших эшелонов власти СССР. Операция в Ивенце – редкое исключение. О ней руководитель ЦШПД П.К. Пономаренко доложил лично И.В. Сталину. В частности, из докладной следует, что о появлении этого подразделения глава СССР был оповещен еще 10 июня. Начальник Центрального штаба партизанского движения отрапортовал, что отряд Милашевского «ворвался в райцентр Ивенец Барановичской области, перебил 40 немцев, 106 полицейских, и вся молодежь перешла на сторону отряда, сожжены три здания жандармерии, склад боеприпасов». Дальше шел перечень трофеев[235]. Очевидно, что П.К. Пономаренко хотел показать, как плодотворно продвигается работа по вовлечению местного польского населения в партизанское движение.

Попало сообщение об этом успехе поляков и в оперативную сводку ЦШПД за 10 июля 1943 г., с которой ознакомились все члены Политбюро. В ней – схожий текст, лишь данные о трофеях слегка расходятся с информацией, приведенной в письме Сталину. Из этого документа становится известно, к какому подразделению был условно приписан польский отряд. Если верить источнику, номинально он находился в составе бригады «Первомайская»[236]. Справедливости ради стоит отметить, что это единственное упоминание о пребывании отряда Милашевского в составе указанной бригады. В дальнейшем ни в оперативных сводках, ни в перечне партизанских отрядов по Белорусскому штабу партизанского движения он не фигурировал. По всей видимости, в Центральном штабе партизанского движения, таким образом, хотели показать, что поляки находятся под контролем и процесс вовлечения местного населения в советское подполье идет полным ходом. К тому же успешная операция – лишняя возможность записать на свой счет крупную локальную победу.

Спустя несколько дней после штурма польским отрядом Ивенца в адрес местных партийных ячеек было разослано закрытое письмо ЦК КП(б)Б «О военно-политических задачах работы в западных областях БССР». После его прочтения в лесах Западной Белоруссии в отношении польских вооруженных формирований начало официально действовать правило «кто не с нами, тот против нас». Очевидно, что после успешной операции в Ивенце отряд Милашевского советское руководство считало «своим» и дало возможность польскому отряду интегрироваться в ряды советских партизан. Поэтому в соответствии с совместными договоренностями отряду Милашевского было определено место дислокации, была установлена постоянная связь со штабом советского командования и базы снабжения продовольствием. Отряд начал создавать военный лагерь, в котором была своя пекарня, скотобойня, сапожная, шорная, кузнечная и другие мастерские[237]. Бойцы отряда Милашевского принимали участие в небольших операциях, в том числе совместных с советскими партизанами[238]. В конце июня – начале июля 1943 г. могло сложиться впечатление, что поляки целиком и полностью интегрированы в советское подполье.

Однако причины сомневаться в лояльности поляков оставались. Партизанское командование, к примеру, смущала маленькая активность отряда им. Т. Костюшко после штурма Ивенца[239]. Уполномоченный ЦК КП(б)Б по Ивенецкому межрайцентру Г.А. Сидорок («полковник Дубов») вынужден был слать письма командиру отряда им. Т. Костюшко, чтобы поляки включились в работу по разведке: «От Вас никаких сведений до сего времени не поступило. Прошу немедленно прислать разведданные. По имеющимся у нас данным, Вами взяты пленные, которые могут дать ценные сведения. Просьба также доставить мне»[240]. В то же время отряд Милашевского значительно прибавлял в численности, достигнув за короткий промежуток времени размеров партизанской бригады, притом хорошо вооруженной. Вот что в своем донесении от 2 июля 1943 г. докладывал Адам Свенторжецкий: «По полученным сведениям, силы Милашевского достигают 1000 человек, может быть и несколько больше. Они сами называют свой отряд полком. Людей, не имеющих оружия, они не берут…» При этом польская разведка также обращала внимание на то, что у этого отряда оставалось большое количество резервистов[241].

Летом 1943 г. советские партизаны отметили и попытки антибольшевистской агитации со стороны подразделения Милашевского. Так, уполномоченный ЦК КП(б)Б по Ивенецкому межрайцентру Г.А. Сидорок сообщал в БШПД о том, что отряд пополняется за счет бывших полицейских, бойцов самооборон, репрессированных советской властью людей. Бойцы отряда Милашевского в ряде деревень мешали советским партизанам проводить продовольственные операции. Дело доходило до обстрелов и единичных разоружений. «Все эти факты недружелюбного отношения польских партизан к советским поручик Милашевский пытается объяснить большой засоренностью отряда и наличием людей с различными политическими взглядами»[242] – такие аргументы были представлены местному партийному руководству. Разведчик Свенторжецкий предложил свой рецепт оздоровления отношений между советскими партизанами и бойцами Милашевского: нужна совместная операция, которая сплотит и тех и других, иначе «если не сегодня, то завтра группа Милашевского может повернуть оружие уже не против немцев»[243]. Вскоре такая возможность скрепить братство по оружию общей кровью представилась.

Разгром гарнизона в Ивенце показал немцам, насколько усилилось партизанское движение в Налибокской пуще. Для ликвидации этой угрозы была разработана операция «Герман». По данным, попавшим в оперативные сводки БШПД, против партизан были брошены войска общей численностью до 52 тыс. человек, но противнику был нанесен серьезный урон: до 3 тыс. убитых и раненых, уничтожены техника и поезда. Потери партизан, по советским официальным данным, составили: 129 убитых, 52 раненых, 24 перешли на сторону противника. Также сообщалось, что все бригады и отряды целы, а враг отступил[244]. В современной польской историографии популярны немецкие данные о результатах операции «Герман». Они разительно отличаются от советских цифр. В них потери немцев – 52 убитых, 155 раненых, 4 пропавших, а советские – 4280 убитыми и 654 пленными[245]. Если принимать эти данные на веру, то получится, что партизан в Налибокской пуще практически не должно было остаться вообще. Не исключено, что в счет уничтоженных партизан записали жителей окрестных деревень, которые были спалены в ходе операции «Герман». Однозначно можно утверждать, что главную задачу полной ликвидации партизан в Налибокской пуще немцы не выполнили.

Для большинства подразделений партизан операция «Герман» имела тяжелые последствия, в том числе и для польского отряда. По данным историка Мариана Подгуречного, 13 июля 1943 г. разведка Милашевского доложила командованию Ивенецкого партизанского соединения о перемещении в направлении пущи колонны немецких войск. В расположении польского отряда состоялся совместный оперативный совет, по итогам которого было принято решение, что отряд им. Тадеуша Костюшко будет перекрывать дорогу через пущу, связывающую Минск и Новогрудок. Полякам необходимо было оборонять участок шириной 10 км. С севера и с юга их должны были прикрывать советские отряды. Но во второй день обороны противник неожиданно ударил с тех флангов, где должны были находиться соседи. В результате поляки оказались в окружении и вынуждены были с боями прорываться вглубь пущи. Выбираться предстояло через болотные топи, которые были открыты для немецкой пехоты и авиации.

Не понятно, учитывала ли оперативная сводка БШПД отряд им. Т. Костюшко как «свой» по итогам немецкой операции «Герман» или уже нет. Его потери были существенными: 25 убитых или утонувших в болотах, около 40 раненых и сотня пропавших без вести, что уже не совпадает с советским отчетом[246]. В РГАСПИ в деле из фонда П.К. Пономаренко, посвященном Армии крайовой, содержится отрывок из документа неизвестного происхождения, в котором говорится, что потери отряда Милашевского состояли из бойцов, которые, «главным образом, перешли на сторону немцев»[247]. Дезертирство вполне могло иметь место, учитывая, каким разношерстным был личный состав отряда. Под постоянным подозрением была вся 3-я рота, сформированная из представителей белорусской самообороны Ивенца. Двое таких подозреваемых еще до операции «Герман» были расстреляны за связь с немцами[248].

Почему соседние советские партизанские отряды, не предупредив, покинули свои позиции, оголив фланги подразделения Милашевского? Возможно, они отступали в панике, позабыв о соседях. Одним из первых в Польше историк Зигмунт Борадин разглядел в этих действиях четкое намерение[249]. Аргументы в защиту этой точки зрения не лишены смысла, поскольку руководитель Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко рассматривал и такое решение проблемы появляющихся на территории Белорусской ССР «польских националистических банд». 24 июня 1943 г., то есть когда польский отряд им. Т. Костюшко уже оформился и успел проявить себя в Ивенце, на заседании бюро ЦК КП(б)Б Пономаренко предложил: «Нам нужно ориентировать наши партизанские отряды и партийные организации на то, чтобы все эти польские организации, польские соединения, которые создаются, их выявлять и всячески ставить под удар немецких оккупантов»[250].

Было время подумать над этой ситуацией и у Каспера Милашевского, который после операции «Герман» занялся сбором рассеянных по окрестностям бойцов. Вот как выглядел отряд после немецкой операции: «Было утрачено, по меньшей мере, 60 % оружия, остальное спрятали в разных уголках пущи. Обмундирование было изношено почти на 100 %. Люди выходили из болот в одном нижнем белье, от ботинок оставались только голенища»[251]. Польские партизаны выбрали новое место дислокации, а личный состав вновь начал пополняться за счет местного населения[252].

В это время в расположение отряда прибыли так называемые «тихотемные», диверсанты, военные специалисты Армии крайовой, прошедшие подготовку в Англии. По настоянию коменданта области АК «Столбцы» Александра Варакомского («Свир») в начале сентября 1943 г. командование над отрядом взял в свои руки один из таких «тихотемных», подпоручик Адольф Пильх («Гура», «Долина»). Знали об этом только представители Армии крайовой, для советского руководства командиром оставался Милашевский.

В октябре 1943 г. была сделана последняя попытка интегрировать отряд им. Т. Костюшко в советское партизанское движение мирным путем. 10 октября в расположение польских партизан прибыла делегация во главе с командиром соединения партизанских бригад и отрядов, дислоцирующихся в Налибокской пуще, Г.А. Сидорком. Он выставил им обновленный список требований, которые должен был выполнить польский отряд, подконтрольный советскому командованию. Среди пунктов значилось ведение разведки в немецких гарнизонах и регулярное информирование о результатах этой работы, проведение диверсий на железных дорогах и шоссе, а также работа по разложению вражеских гарнизонов[253]. Настоящий командир польского отряда Адольф Пильх так описывал этот вечер в донесении своему командованию из Армии крайовой: «После их хамского и настойчивого поведения наши ребята не удержали язык за зубами и высказали всю чистую правду. Митинг кончили почетно для советских представителей; в конце он превратился в самый лучший вечер юмора, который мы имели за все время пребывания в пуще». При этом автор документа признался, что для видимости пришлось принять на все условия Советов: «Мы согласились вместе работать и этим же маскируемся дальше»[254].

По возвращении из расположения поляков, 12 октября 1943 г., уполномоченный ЦК КП(б)Б и БШПД по Ивенецкому межрайцентру Г.А. Сидорок издал приказ № 038: «Сего числа польский национальный отряд им. Т. Костюшко в боевом и организационном отношении подчиняю командованию соединения и ввожу в состав соединения как боевую единицу». В приказе были расписаны задачи отряда и определено место для его активности – Столбцовский район Барановичской области[255]. Плодом деятельности польского отряда после этого формального октябрьского подчинения стал небольшой отчет по линии разведки. В остальном даже список личного состава «костюшковцев», который очень хотело увидеть советское командование, прислан так и не был[256]. При этом даже в переписке с соседними партизанскими подразделениями польское командование отряда, не стесняясь, использовало печать с надписью «331-й батальон Войска польского», в данном случае Армии крайовой[257].

Дистанцированность, даже скрытность во взаимоотношениях, а также невысокая активность и попытки антисоветской агитации привели местное партийное руководство к мнению, что польский партизанский отряд необходимо ликвидировать. На связь Милашевского с «аковским» подпольем еще в начале октября 1943 г. указал задержанный партизанами член комендатуры Виленского округа Армии крайовой Тадеуш Корсак[258]. Поэтому 4 ноября 1943 г. секретарь Барановичского подпольного обкома В.Е. Чернышев (генерал «Платон») обратился к начальнику ЦШПД с просьбой разрешить разоружение польского отряда[259]. 14 ноября 1943 г. командованию партизанских соединений Барановичской области пришел ответ от П.К. Пономаренко по поводу «польских националистов»: «Разоружить отряд разрешаю, но осторожно». Пономаренко попросил принять во внимание настроение польских масс, чтобы разоруженных после не воспринимали как борцов за свободу Польши и мучеников[260]. Ко времени прихода этого письма В.Е. Чернышев получил неопровержимые доказательства двойной игры Милашевского – в руки советских партизан попал перехваченный рапорт за подписью «офицера по кличке „Гура“», то есть А. Пильха, настоящего командира. Из него, в частности, стало известно, что в отряде скрываются новоприбывшие диверсанты – «тихо-темные»[261]. В просчете, судя по тону письма, секретарь подпольного обкома Барановичской области обвинил Г.А. Сидорка, отвечавшего за все партизанские подразделения, дислоцирующиеся в Налибокской пуще: «В настоящее время польский отряд Милашевского… легально существующий и прикрывающийся Вашим приказом о вхождении Милашевского в Ваше „партизанское движение“, на самом деле не руководствуется интересами СССР.»[262] Удивительно, но даже после этого Чернышев не стал незамедлительно готовиться к операции по разоружению польского отряда, а предложил Г.А. Сидорку внедрить в лагерь Милашевского свое подразделение из 30 человек, для того чтобы разведать обстановку и перехватить командование отрядом в свои руки[263].

Уполномоченный ЦК КП(б)Б и ЦШПД по Ивенецкому району отправился в польский отряд в тот же день, когда было датировано письмо. На следующий день подготовил В.Е. Чернышеву свой отчет, из которого следовало, что в расположении отряда действительно находятся «польские легионеры», которые нашли укрытие в лагере Милашевского после тяжелых боев с немцами. Познакомился Сидорок и с еще одним новым командиром отряда – майором Вацлавом Пелкой, прибывшим из Варшавы. Правда, советскому командиру его представили как начальника штаба. Также уполномоченный ЦК КП(б)Б и ЦШПД внедрил в отряд несколько доверенных лиц, которые обещали выдавать «ценные сведения обо всех замыслах отряда»[264]. Показалось, что и в этот раз доводы поляков вполне устроили Г.А. Сидорка.

Не прошло и двух суток, как ситуация между польскими и советскими партизанами обострилась до предела. Отношения резко ухудшились на почве продовольственных вопросов. Советские партизаны регулярно проводили хозяйственные операции в польских селах. После проведения немецких карательных операций и продовольственного обременения со стороны партизан домашнего скота у местных крестьян практически не осталось. Прежний командир польского отряда даже пришел к выводу, что всех свиней и коров «красные» партизаны пускают на колбасу и прочие мясные деликатесы, а потом самолетами отправляют в Москву[265]. В ночь с 17 на 18 ноября 1943 г. в деревне Дубники кавалерия польского отряда разоружила партизан Чкаловской бригады, которые, со слов «легионеров» Милашевского, грабили местное население. Преступников должны были доставить в штаб для разбирательств. Однако во время конвоирования один из польских уланов, Петр Карпович, учинил самосуд и расстрелял партизан якобы при попытке к бегству[266]. В общей сложности «антисоветскими элементами из отряда Милашевского» было убито 10 советских партизан. Такую цифру в своей записке, адресованной руководителям райкомов, привел секретарь Барановичского подпольного обкома В.Е. Чернышев[267]. Советское командование затребовало виновных для суда, но они не были выданы поляками[268].

Этот инцидент белорусские историки С.В. Жумарь и В.И. Ермолович рассматривали как основную причину разоружения польского отряда[269]. Полемизируя с ними, историк Зигмунт Борадин отметил, что убийство советских партизан под Дубниками можно рассматривать как предлог для дальнейшего разоружения[270]. Учитывая, что санкция на проведение операции по роспуску польского отряда уже была на руках у секретаря Барановичского обкома, но не была исполнена, можно сказать, что трагический инцидент стал точкой невозврата для проекта «польский отряд им. Т. Костюшко». По всей видимости, дальнейшее сосуществование с подразделением Армии крайовой в Налибокской пуще местное партизанское командование сочло просто небезопасным.

23 ноября 1943 г. начальником ЦШПД на имя И.В. Сталина была подготовлена записка «О попытках поляков создавать краевую армию в Западной Белоруссии»[271]. В ней П.К. Пономаренко рассказывал о двух тысячах бойцов Армии крайовой в Барановичской области, трех тысячах резервистов. В том числе, ссылаясь на данные советской разведки, он упомянул, что в «отряде Милашевского» числилось до 800 человек. К слову, эта цифра была завышена в два с лишним раза, что подтвердится в ходе разоружения[272]. Также начальник ЦШПД говорил об открытой враждебности «польских легионеров». Он упомянул, например, что командиру партизанского отряда им. Кирова поляки предъявили следующий ультиматум: «Советские партизаны считаются оккупационными отрядами и должны покинуть Западную Белоруссию. Иначе вас ждет плохая судьба». В этой связи Центральный штаб партизанского движения предложил среди прочих мер «все польские партизанские отряды и группы, которые воюют против, – уничтожать, а тех, кто колеблется, – разоружать»[273]. Столбцовский батальон Армии крайовой отнесли к колеблющимся.

Разоружение проходило по сценарию отряда «Кмитица» в Вилейской области. Удивительно, что, зная об этом прецеденте, «аковцы» из Барановичской области позволили повторить с собой такой же прием. 27 ноября 1943 г. заместитель командира партизанского соединения Барановичской области майор Рафал Василевич лично передал командиру польского отряда майору Вацлаву Пелке приглашение прибыть с офицерами в расположение штаба советских партизан на совместное совещание, посвященное якобы новому наступлению немцев на пущу. В районе шести утра 1 декабря 1943 г. польские офицеры во главе с командиром майором Вацлавом Пелкой – всего два с половиной десятка человек – верхом отправились на военный совет в советский штаб. Не пройдя и двух километров, они оказались в засаде, были разоружены и взяты под арест[274].

Буквально пару часов спустя советские партизаны из бригад им. Сталина и им. Фрунзе отправились на вторую часть операции в расположение польского отряда. По команде они вторглись в расположение ничего не подозревавших поляков. Операция была столь неожиданной, что проведена была без большого кровопролития. Потери со стороны группы оказавших сопротивление поляков составили 10 убитых и 8 раненых[275]. Избежали разоружения всего два подразделения. Первое – отряд Армии крайовой, который планировал перезимовать по соседству, а также кавалеристы под командованием Здислава Нуркевича, которые не вернулись к 1 декабря из разведки.

Эти события стали концом существования для польского отряда им. Т. Костюшко, но не для подразделения Столбцовского батальона Армии крайовой. После описанной выше операции остатки подразделения вступили в открытое вооруженное противостояние с советскими партизанами. В том числе они прибегли к помощи немецких войск, снабжавших их в дальнейшем обмундированием, оружием и патронами[276]. Советские послевоенные историки считали, что разоружение отряда «все трудящиеся поляки горячо одобрили»[277]. Такая точка зрения появилась благодаря ликующим реляциям по случаю успеха операции, поступившим от Г.А. Сидорка в адрес В.Е. Чернышева, где он писал, что польские партизаны в момент разоружения кричали «правильно» и сразу начали проситься в советские отряды[278]. По итогам следствия допрошенных распределили по окрестным бригадам. За счет поляков, кстати, пополнилась и Первомайская партизанская бригада, в состав которой в свое время записали весь отряд им. Т. Костюшко[279]. Справедливости ради надо сказать, что большая часть этих партизан также дезертировала из расположения советских бригад[280].

Неудачные замыслы

Обе попытки создания в Вилейской и Барановичской областях БССР в 1943 г. просоветских польских национальных отрядов закончились неудачно. С одной стороны, это можно объяснить большой активностью в указанных регионах подполья, подконтрольного правительству Польши в изгнании. Польские национальные отряды достаточно быстро пополнялись за счет местного населения, особенно той его части, которая пострадала в ходе советских репрессий 1939–1941 гг. Для них эта альтернатива участия в антифашистском движении была более приемлемой, поскольку будущее своей страны они по-прежнему видели в составе Польши. С другой стороны, отсутствие конкретики в закрытом письме ЦК КП(б)П «О военно-политических задачах в западных областях БССР» давало возможность местным партийным и партизанским командирам развивать свою самодеятельность в этом вопросе. Руководство Белорусской ССР и ЦШПД в лице П.К. Пономаренко попыталось в ручном режиме корректировать вопрос создания польских отрядов. Однако на расстоянии проследить за работой подчиненных не всегда было возможным, как это получилось в случае с комбригом Марковым. Создание польского отряда за счет насильно разоруженных «аковцев» было очевидным просчетом, от которого пытался оградить подчиненного Пономаренко. Тем не менее Ф.Г. Марков не только не получил взыскание за то, что не прислушался к рекомендациям руководства, но и оказался под защитой начальника ЦШПД от нападок других командиров[281]. А за работу по организации партизанского движения командир партизанской бригады им. К.Е. Ворошилова 1 января 1944 г. удостоится звания Героя Советского Союза.

Подобную неосмотрительность продемонстрировало и партийное руководство Барановичской области, позволив интегрировать в расположение своих партизан целый батальон Армии крайовой. Как водится, вину за этот просчет возложили на начальство низового уровня – Г.А. Сидорка, уполномоченного ЦК КП(б)Б по Ивенецкому межрайцентру, отвечавшему за партизанские подразделения Налибокской пущи. Хотя очевидно, что В.Е. Чернышев как секретарь подпольного Барановичского обкома был в курсе ситуации с польским отрядом Каспера Милашевского, поскольку это был первый прецедент по созданию такого рода подразделений во всей Белорусской ССР. В данном случае просчет был исправлен более успешно, с точки зрения боевой операции по разоружению поляков. Были сделаны выводы после жестокой расправы над командным составом отряда «Кмитица». Возможно, поэтому большинству офицеров Милашевского удалось избежать массовой казни[282]. Однако в целом результаты операции были не столь хороши. Так, уцелевшей части Столбцовского батальона АК удалось заполучить в свои руки при разоружении одного из советских партизан – взводного Д. Феоктистова из партизанского отряда им. Чапаева бригады им. Сталина – текст секретного приказа от 30 ноября 1943 г. об операции против «польского легиона». Из него, в частности, следовало, что санкцию на разоружение «отряда Милашевского» выдал руководитель ЦШПД при Главном командовании Красной армии генерал-лейтенант Пономаренко[283]. Секретные документы переслали в штаб Новогрудского военного округа АК, оттуда Главному командованию Армии крайовой в Варшаве, затем – эмигрантскому правительству Польши в Лондон[284]. Оплошность партизана могла обернуться международным скандалом, совершенно не нужным сразу после конференции в Тегеране, где И.В. Сталин договорился с главами США и Великобритании о присоединении к Советскому Союзу территорий Польши восточнее линии Керзона[285]. Советское руководство объявило, что текст секретного приказа, попавшего в руки поляков, является немецкой подделкой[286].

Итак, мы рассмотрели, насколько напряженной была борьба за влияние на местное население на территории западных областей Белорусской ССР в 1943 г. со стороны СССР и Польши. Ситуация усугублялась разрывом дипломатических отношений между двумя государствами. Однако, по всей видимости, желание опережающими темпами развивать вооруженную борьбу на территории западных областей БССР усыпило бдительность местных партизанских органов, на ответственность которых Верховное командование оставило решение вопроса о формировании польских партизанских отрядов. В этой связи имеет смысл напомнить, что одной из важнейших характеристик для самого понятия «партизан» является добровольность, которая скорее отсутствовала в обоих рассмотренных случаях. Более очевидной данная ситуация выглядела в отряде Винцентия Мрачковского, собранного наспех из разоруженного подразделения Армии крайовой. Отряд Каспера Милашевского пошел на хитрость и целенаправленно внедрился в советское партизанское движение, однако добровольно выполнять задания советского руководства также отказывался. Участие в партизанской борьбе обоих подразделений на стороне «красных» партизан могло иметь место только в случае, если их задачи совпадали с «аковскими», как это было в случае со штурмом Ивенца. Однако именно отсутствие общего вектора, а в большинстве случаев скорее существование двух разнонаправленных векторов развития польского и советского партизанского движения, и привело к столкновению. В результате неудачные попытки вовлечь поляков в советское партизанское движение в рамках национальных отрядов в Барановичской и Вилейской областях в 1943 г. завершились обострением взаимоотношений «аковского» и «красного» партизанского подполья. Фактически началась открытая фаза сопротивления, вылившаяся в партизанскую войну, продолжавшуюся вплоть до прихода Красной армии.

Рожденные «Волынской резней»

Пожалуй, самый известный польский партизанский отряд, действовавший на территории Белорусской ССР – отряд им. Тадеуша Костюшко, – появился летом 1943 г. в подчинении Пинского областного партизанского соединения. Тезис о большой популярности этого подразделения обусловлен тем, что о его деятельности партизаны оставили больше всего информации. Причем речь идет не только о воспоминаниях первого командира отряда Чеслава Вархоцкого[287] или комиссара Вацлава Климашевского[288], но и о попытках проведения бывшими партизанами самостоятельной исследовательской работы по истории подразделения[289]. Конечно, ввиду личной связи авторов этих материалов с подразделением, о котором они писали, нередко можно уличить их в необъективности. Перепроверить факты из деятельности отряда им. Т. Костюшко можно благодаря большому количеству источников из фондов Национального архива Республики Беларусь. Вооружившись этими данными, рассмотрим предпосылки и причины возникновения первого польского партизанского отряда, направления его деятельности, а также социальный состав подразделения в 1943 г.

Первый польский отряд в советском партизанском движении Белорусской ССР зародился, как это ни парадоксально, в соседних Камень-Каширском и Любешовском районах Волынской области УССР. Весной-летом 1943 г. на территории этого региона и соседней Ровенской области разыгралась трагедия, известная как «Волынская резня». Исследователи разных стран справедливо сходятся во мнении, что фактор угрозы со стороны националистов сыграл ключевую роль в активном включении поляков в советское партизанское движение на территории Украинской ССР[290]. В действительности этот «украинский фактор» был столь мощным, что значительный поток поляков влился и в ряды «красного» партизанского подполья юго-западных областей БССР. Историк Э.Ф. Языкович в советское время в угоду идеологии отмечала, что «юг Белоруссии в годы Великой Отечественной войны был одним из районов, где ковалась и крепла солидарность и дружба братских белорусского, украинского и польского народов»[291]. В действительности на этой территории находили пристанище люди, бежавшие от террора украинских националистов. К лету 1943 г. только в Камень-Каширском районе Волынской области в результате кровавого террора были жестоко убиты по меньшей мере 500 гражданских поляков[292]. Местные жители польской национальности, искавшие защиту, и стали партизанами первого настоящего советского польского отряда Белорусской ССР.

Инициаторами создания отряда были преимущественно поляки по национальности из деревень Невир, Горки, Великая и Малая Глуши, Велты, Подборочье, Залухов и др. Большинство из них состояли в антифашистских группах и с 1942 г. контактировали с партизанами: в частности, известно, что местные поляки собрали в окрестностях своих деревень оружие, оставшееся после боев 1941 г., и передали его в «красное» партизанское подполье[293]. В лесах украинско-белорусского приграничья действовали партизанские соединения, подчинявшиеся Украинскому и Белорусскому штабам партизанского движения. Более тесную связь польским подпольщикам удалось установить с отрядом им. Орджоникидзе бригады им. Молотова, принадлежавшим к партизанскому соединению Пинской области БССР. По согласованию с командованием советского отряда поляки решили создать в крупных сельских колониях вооруженные отряды самообороны для защиты своих семей и местного населения от действий украинских националистов. Поскольку оружия у крестьян не было, они обратились за помощью к оккупационным властям. Немцы дали разрешение на создание самооборон и выдали оружие – в общей сложности 52 винтовки с боекомплектом и гранаты – при условии, что поляки будут вести активную борьбу против советских партизан[294]. Однако польские антифашисты, наоборот, лишь активизировали сотрудничество с ними. К примеру, самообороны из местечек Крымно и Малая Глуша вместе с советскими партизанами участвовали в операциях против украинских националистов.

По мнению Болеслава Раевича, советское руководство до лета 1943 г. не решалось на создание национальных отрядов, состоявших исключительно из поляков, из-за возможных негативных дипломатических последствий[295]. Это суждение опровергается тем фактом, что на территории УССР с февраля 1943 г. уже действовал советский польский партизанский отряд точно с таким же названием – им. Т. Костюшко под командованием Роберта Сатановского[296]. Будущий командир первого польского партизанского отряда в БССР Чеслав Клим назвал основной причиной неприсоединения поляков полное отсутствие оружия[297]. Однако не стоит забывать, что и официальная санкция на создание польских отрядов в БССР появилась только в конце июня 1943 г., чего польские партизаны знать не могли. Совпадение или нет, но хронологически переговоры с самооборонами о переформировании их в советский партизанский отряд начались именно после появления этого официального разрешения.

Для крестьян формат борьбы в режиме вооруженной самообороны был более приемлемым. В этом случае они не покидали своих домов, сохраняли имущество и оставались на земле, тем более в летний период сельскохозяйственных работ. По воспоминаниям партизана Теофила Кота, поляков на уход в лес подтолкнула информация о том, что немцы узнали об их связи с советскими партизанами[298]. Ссылаясь на воспоминания своего отца, связного отряда им. Орджоникидзе, Болеслав Раевич обратил внимание, что командование бригады им. Молотова вело жаркие споры по вопросу дальнейшей судьбы польских самооборон. Звучало даже предложение разоружить и уничтожить поляков, но победила точка зрения рискнуть и создать из их числа свой польский партизанский отряд[299].

Во всех отчетах и донесениях появление польского партизанского отряда объяснялось попыткой спасти поляков от уничтожения со стороны украинских националистов. Этот гуманный аргумент должен был подстраховать руководство советской бригады перед возможными негативными последствиями создания такого национального подразделения. В отчете заместителя командира отряда им. А.В. Суворова бригады им. В.М. Молотова Лавриновича читаем: «В ответ на националистическую резню против польского населения мы сделали призыв польского населения в партизанскую борьбу. На наш призыв к полякам о совместной борьбе против немцев и украинских националистов и был организован польский партизанский отряд.»[300]

Для того чтобы не пострадали сельские жители крупной самообороны в деревне Крымно от рук немецких карателей, решено было устроить для перехода поляков в лес инсценировку нападения на них партизан. 25 июля 1943 г. этот «спектакль» был разыгран, и группа поляков с немецким вооружением присоединилась к советскому партизанскому движению. Они передислоцировались в район местечка Невир, куда частично перебралось и население Крымно, находившееся под защитой самообороны. 28 июля 1943 г. в составе бригады им. Молотова Пинского областного соединения был официально образован первый польский партизанский отряд, находившийся в подчинении Белорусского штаба партизанского движения, – отряд им. Тадеуша Костюшко. По официальной версии, озвученной первым командиром отряда Чеславом Вархоцким, имя патрона было выбрано в честь созданной ранее на территории СССР 1-й Польской пехотной дивизии. Другая версия гласит, что, поскольку Тадеуш Костюшко учился в Любешове, недалеко от места создания отряда, партизаны решили выбрать именно его имя[301]. И.Г. Шубитидзе, бывший в то время командиром отряда им. Орджоникидзе, вспоминал, что в местечке Невир по случаю создания национального подразделения собрались представители партизанского межрайштаба, командование соседних отрядов и бригад. Присутствовал на этой встрече и легендарный командир Черниговского-Волынского партизанского соединения Герой Советского Союза А.Ф. Федоров[302].

Отряд им. Тадеуша Костюшко

В первые дни существования перед партизанским отрядом им. Т. Костюшко командованием бригады были поставлены следующие задачи: охрана местного польского населения от посягательств украинских националистов и создание условий крестьянам для сбора урожая, вовлечение поляков в антифашистскую борьбу, военная подготовка личного состава, обустройство лагеря, сбор оружия, а также продовольствия для партизан и семей, находившихся под их защитой[303]. К началу создания, по данным Чеслава Клима, личный состав насчитывал 101 человека[304], однако только 62 партизана имели вооружение, причем не очень хорошее. Арсенал отряда был представлен в основном однозарядными винтовками, часть из них была в неисправном состоянии. Также в отряде имелись 6 пистолетов и 23 гранаты[305].

Первый польский партизанский отряд имел схожую внутреннюю организацию с остальными советскими подразделениями. В руководящем составе были командир, начальник штаба и комиссар, он же заместитель командира по просветительско-политической работе. Последний отвечал за боеготовность, политическое воспитание и материально-медицинское обеспечение личного состава. Вместе с командиром и начальником штаба он имел право подписывать исходящие документы. Политическим воспитанием в отряде занимался еще один человек – заместитель начальника штаба. Но к его полномочиям относилась работа за пределами отряда, например агитация среди местного населения. Болеслав Раевич отметил, что в отряде им. Т. Костюшко по предложению командования Пинской партизанской бригады появились секретари комсомольской и партийной организации[306].

В основе структуры отряда лежала система взводов, делившихся на отделения, в качестве маневренной части использовалась группа конной разведки. На момент основания отряда в нем были созданы два взвода по 25 человек, кавалерийский разведвзвод из 12 человек, а также обучающий и хозяйственный взводы[307]. Были у польских партизан и свои организационные особенности. Например, наличие в окрестных населенных пунктах системы застав, или пляцувок, в которых постоянно несли службу партизаны отряда числом от 3 до 30 человек, а также действовала разветвленная сеть связных. До сентября 1943 г. в лагере партизанского отряда им. Т. Костюшко отсутствовали такие вспомогательные подразделения, как лазарет, прачечная, сапожная или швейная мастерская. Даже полевая кухня не была толком организована. Это было связано с тем, что отряд постоянно дислоцировался в окрестностях родных для его партизан селений, поэтому они часто находились на постое у своих семей или родственников в местных деревнях[308].

Учитывая в целом настороженное отношение к польским партизанам со стороны советских командиров, большое внимание в отряде уделялось вопросам идейнополитического воспитания. Командование бригады, естественно, отдавало себе отчет в том, что в польском отряде окажутся и не очень тепло настроенные к советской власти элементы. Мечислав Юхневич охарактеризовал таких «костюшковцев» максимально сдержанно, насколько это было возможным для Польши 1970-х: «В отряде находились люди, обремененные разными комплексами и предубеждениями, разочарованные, часто тяжело испытанные судьбой»[309]. Биографии некоторых бойцов не могли не наводить на неприятные ожидания. Так, будущий командир первого взвода Леон Малицкий перед войной сидел в СССР в тюрьме, после чего в рядах «банды зеленых» уничтожал активистов-коммунистов. Бойца Станислава Радзю должны были перед войной выслать в Сибирь, но он сбежал и оказался в той же «банде зеленых», где и Малицкий[310]. Впрочем, и будущий командир отряда Чеслав Клим в 1940–1941 гг. побывал в застенках НКВД[311].

Для надзора за деятельностью польских партизан и в помощь по организационным вопросам руководство отряда усилили кадрами с русскими фамилиями. Со времени возникновения штаб подразделения возглавил лейтенант-красноармеец Дмитрий Караваев. После переподчинения поляков Пинской партизанской бригаде заместителем начальника штаба будет назначен Петр Пестриков, а комиссаром – Николай Русаков[312]. Особо примечательно в контексте политической работы назначение комиссара. Первого помощника командира отряда Николая Разина[313] сняли с должности «за расхлябанность, халатное отношение к порученной работе», за то, что занимался обманом командования, «несмотря на целый ряд указаний и предупреждений со стороны старших товарищей по усилению работы в отряде»[314]. К сожалению, источников, которые пролили бы свет на подробности политической работы в отряде до октября 1943 г., не найти[315]. Смена комиссара с негативной формулировкой дает основания полагать, что дела в вопросах политического просвещения шли не очень продуктивно.

За политическую работу в польских партизанских отрядах должен был взяться Союз польских патриотов. Однако в первые недели существования подразделения постоянной связи с этой организацией у «костюшковцев» не было. В условиях отсутствия четких инструкций приходилось на первых порах действовать по обстоятельствам и просвещать партизан отряда им. Т. Костюшко теми знаниями, которые были. Выбор был сделан в пользу примеров героической революционной борьбы польского народа. Партизанам рассказывали о выступлениях поляков за независимость в XIX в., особое внимание уделяли патрону отряда – Тадеушу Костюшко. По сути, все исторические примеры строились на противостоянии поляков пусть и царской, но России. К примеру, в районе действия польских партизан в деревне Горки в мае 1863 г. проходили бои повстанцев «январского восстания» под командованием Ромуальда Траугутта с регулярными частями царской армии. По словам Болеслава Раевича, этот уголок стал местом поклонения партизан. Также он упомянул, что во время перегруппировки отряда на взгорье, где 80 лет до этого держал оборону отряд польских повстанцев, состоялось торжественное мероприятие, где партизаны поклялись биться с фашизмом «до последней капли крови»[316].



Поделиться книгой:

На главную
Назад