Пески Виды

Резкий гудок разрезал тишину безлюдного места.

Зверёк не пошевелился – только смотрел на приближающуюся смерть.

Дядя Гриша завернул трёхэтажный мат и крутанул руль в самый последний момент. Аню бросило вправо, потом вжало в сиденье. Резкая волна страха прокатилась по пищеводу вверх. Девочка взвизгнула и зажмурилась. Машину несло. Ещё чуть-чуть – и она полетит кубарем. Жалобно скрипнули тормоза, в салоне запахло какой-то мерзкой гарью.

Егор, схватившийся за верхнюю ручку, коротко выругался. Машина замерла на обочине, почти в придорожных кустах. Не переставая ругаться, дядя Гриша вылез наружу. Из его длинной реплики цензурными были только слова «лиса» и «сдохнуть». Внезапно Аня почувствовала знакомый, тянущий жилы страх. Будто снова луна заливала мёртвым светом сквозь высокие стрельчатые окна ставший бесконечным коридор. Эффи? Но как?! Её не может быть в мире без магии! Её вообще нигде не может быть!

Дядя Гриша между тем встал у открытой дверцы, так никуда и не дойдя.

– Что-то сердце пошаливает, – и он кулём рухнул обратно на водительское место.

Дверь уютно хлопнула, отсекая пассажиров от прохладного вечера и неизвестности. На минуту стало темно, и Аня различила на дороге, откуда только что вылетела машина, лисий силуэт. В сумраке сверкнули гнилушками глаза, глядящие прямо на девочку. Во рту пересохло, а вот ладони стали неприятно влажными.

– Да чё там такое? – Егор включил фонарик. Отцовский подарок он всегда носил при себе. Жёлтый круг выхватил из окружающего мрака странное животное. Половина лисы была чёрной, и Аня бы не поручилась, что это шерсть. Другая отливала обычной рыжиной. Зверёк сощурил глаза, постоял ещё несколько секунд и, будто спохватившись, побежал к лесу на другую сторону дороги.

– Вашу Машу… – хрипло выдохнул дядя Гриша. – Это ж та тварь, которая у Афанасьевны кур пожрала! А я, дурак, посмеялся тогда с Пашкой, когда она сказала, что испугалась до чертей. А щас у самого сердце чуть не того… Вы как, целы? – Он оглядел своих пассажиров. Аня почувствовала, как страх утекает, словно просачиваясь через трещины в обивке салона, немного вымученно улыбнулась и кивнула.

Егор убрал фонарик и хмуро бросил:

– Давить надо было…

Аня промолчала. В иной ситуации она бы вступилась за животное, но сейчас опыт подсказывал, что причинить вред существу на дороге куда сложнее, чем думает Егор.

– Надо было, – помолчав, согласился дядя Гриша. – Тока я не обучен тварей бессловесных за здорово живёшь убивать.

Брат фыркнул и снова надел наушники.

Через десять минут и одну сигарету дядя Гриша выяснил, что в машине что-то накрылось. Поэтому пришлось вызывать подкрепление из деревни.

Затянувшееся ожидание ребята скрашивали музыкой, каждый своей. Водитель, скрытый поднятым капотом, копался с фонариком Егора во внутренностях машины. Наконец на дороге вновь появился свет небольших фар. Порыкивая и коптя, к обочине подкатил мотоцикл с коляской.

В деревню Егор и Аня въезжали уже в плотной, обволакивающей темноте. Лицо горело от встречного ветра. Усталость буквально валила с ног. И девочка с радостью обняла встревоженную бабушку, ждущую их у калитки. Брат буркнул только: «Привет, ба» и, перекинув сумку через плечо, просочился в дом.

– Ох, да что же делается-то?! – слёзно вздыхала большой грудью баба Катя. – Совсем Гриня совесть потерял! Неужто машину загодя проверить не мог? Я тут чуть умом не рехнулась! Деточка моя! – И она поцеловала Аню в макушку.

Она и раньше так делала. Теперь же Аня обогнала бабушку в росте, и та могла чмокнуть её в голову, лишь когда внучка наклонялась и обнимала её.

Говорить о странной лисе Аня не стала. Она было заикнулась, но вовремя спохватилась: незачем беспокоить бабушку ещё и аварией.

В доме всё так же вкусно пахло старой бумагой и пирогами. Аня вспомнила избушку Руты. Там царил травяной дух, но наверняка они нашли бы о чём поговорить с бабушкой Катей. Папа предлагал как-то забрать пожилую женщину в город, в более цивилизованные условия. Тем более что Святые планировали купить отдельную квартиру бабушке Томе – родители даже присмотрели подходящую в соседнем доме. Но баба Катя наотрез отказалась покидать родную деревню и оставлять могилы предков. Аня подозревала, что дело не только в этом – такая красота царила летом в Строжнах.

Окружённые лесом, сбегающие к реке поля пахли мёдом и сеном. Сиреневое небо над ними после грозы прочерчивала яркая смелая радуга. А сама Строжинка, окаймлённая кое-где песчаными отмелями, широко и спокойно разливалась в пойме. Да и знакома тут баба Катя с каждой собакой, не говоря уж о соседях.

Во время сытного ужина Егор, надувшись как сыч, сидел в телефоне, отвергая все попытки бабушки впихнуть в него ещё что-то, кроме куска пирога. После вкусной еды, умывшись на скорую руку, Аня упала на свежие простыни. Они в деревне почему-то пахли по-особому, а подушка и матрас грозили утопить в своих объятиях. К счастью, брату постелили на диване в соседней комнате, а баба Катя спала в третьей.

Сон накрыл, как дождь в летнюю грозу, – неожиданно и быстро, затопив сознание образами.

2

Дверь в другой мир

Утро пробивалось в комнату ласковым утренним солнцем сквозь ситцевые занавески. Запах пирожков с капустой наполнял рот слюной, и Аня побыстрее оделась.

Егор ещё дрых на диване, выставив из-под тонкого одеяла тощие лопатки. Ну и пусть спит, ей больше достанется. На кухне в эмалированной миске, прикрытой вафельным полотенцем, истекали тёплым ароматом пирожки. Не утерпев, Аня взяла один и съела целиком, без молока или чая. Баба Катя вышла куда-то, и делать было нечего. Подумав, девочка сгребла на тарелку ещё пирожков и пошла к себе в комнату. Забравшись с ногами на кровать, выудила зеркало из сумки, брошенной вчера у изголовья.

– Блин, ну и растрёпа! – Аня наскоро пригладила волосы, прежде чем позвать друга.

Маме вчера позвонила бабушка, Машке звонить совсем не хотелось, а с Никоновым Аня уже как-то привыкла общаться хотя бы раз в неделю. Её живо интересовало всё происходящее в мире Твилингаров, а он получал в ответ вести из дома. Хотя после весеннего разговора с Красновым бывшие одноклассники даже поссорились. Сашка считал, что Аня просто ищет себе приключений, а она праведно негодовала.

Но с тех пор они успели помириться.

– Сандер, Сандер, Сандер.

Стекло потемнело, пошло трещинками, и Аня не сразу поняла, что отражает оно потолок.

А Сашка-то где?

– Ой! – послышался вдруг звонкий девчачий голос с той стороны. – Сандер, твоё зеркало!

Аню бросило в жар, сердце зашлось в бешеном ритме. Это он там… это что у них?! Захотелось отбросить зеркало, как ядовитого паука.

Но вдруг изображение прыгнуло и показало Никонова в чёрно-фиолетовом камзоле ученика Магистериума. Бывший одноклассник держал зеркало в вытянутой руке. Чуть поодаль радостно махала рукой Тофа, тонкая и красивая, в платье цвета весеннего неба. Аня даже залюбовалась. Господи, как же хотелось уйти сейчас к ним! Смогла же она притащить сюда Вит через это малюсенькое зеркальце! Если, конечно, это был не сон.

– Привет! – криво улыбнулся Сашка. – Эт где это ты?

– Я?.. Ой! Я у бабушки в деревне.

Стало немного неловко. Где волшебный Фор с его гаванью, легендами и магией – и где бабушкина деревня. Да и ночнушка явно проигрывала нарядам друзей. Но Тофа искренне заулыбалась:

– Ой, как же интересно! Ты покажешь мне вашу деревню? Твилингары, как волнительно видеть другой мир!

– Да что там интересного-то? – буркнул, обернувшись через плечо, Сашка.

– Это тебе, может, неинтересно! – нахмурилась Тофа. – Ты оттуда родом. А я с Аней всего пару раз общалась, и мир ваш только по её комнате знаю. Аня, ведь покажешь, правда?

– Конечно, – расплылась в улыбке та. – Ой. Только не отсюда. Бабушка здесь и Егор.

Будто в подтверждение её слов, хлопнула входная дверь. Аня быстро спрятала зеркало за книгой и схватила телефон – давно придуманная хитрость для родных. Сашка хохотнул. Его, видимо, веселила вся эта игра в шпионов. Хотя уж он-то мог бы и понять.

Впрочем, предосторожности себя оправдали. В комнату заглянула баба Катя:

– Встала, детонька? А чего ж пирожки-то всухомятку?

Аня улыбнулась и жестом показала на трубку.

– А, ну говори-говори! Я тебе молочка принесу. Свежее – у Нин Афанасьевны взяла.

Девочка замотала головой:

– Спасибо, бабуль, я потом сама возьму!

– Ну смотри-смотри. – Бабушка развернулась и зашуршала подошвами мягких тапочек.

– Вот! – Аня повернулась к друзьям. – Тут не могу. Увидят.

– Я иногда вот думаю, – не слишком уверенно сказала Тофа, – у нас в мире знают про существование Перекрёстка и Привратников. Почему же у вас это в таком секрете?

Сашка фыркнул:

– Ты прям как не в курсе! Там же магии ни фига нет!

– Ну, во‐первых, она всё же есть, раз Аня может с нами общаться, – возразила форситка. – А во‐вторых, всё равно не понимаю, как это мешает.

– Ну-у, Краснов мне говорил… – Увидев непонимающие глаза подруги, Аня поправилась: – Он тоже как бы Привратник. Но он за то, чтобы магия на Земле появилась, и такие люди называются… этими… ианитами! Ну вот, он говорит, что те, кто вернулся с подарком Сердца из другого мира, приносят магию в себе. А так её и правда нет. Ну и потом: если об этом узнают Привратники здесь, на Перекрёстке, они эту силу у меня отберут. Поэтому лучше, чтобы никто не знал.

– Не все подробности поняла, – кивнула Тофа, – но в целом ясно. А когда ты сможешь показать свою деревню? Может, вечером? Я как раз прослежу за работами в старом корпусе Университета. Ну а Сандер сходит на занятия.

– Давай уж я как-нибудь сам решу, – насупился Никонов.

Аня поймала себя на том, что ищет в словах друзей двойное дно и пытается расшифровать интонации. Да ну! Совсем, что ли, ку-ку? Чтобы как-то отвлечься от навязчивых ощущений, она сказала:

– Тофа, конечно, можно. Только не очень поздно. У нас тут фонарей мало – чем позже, тем меньше видно. – Вспомнилась вдруг вчерашняя ночная дорога и «гнилушки» лисьих глаз. – Ой! Ребят… у нас же вчера происшествие было… странное.

Кажется, Сашка неподдельно заинтересовался, а вот Тофа вежливо, но дежурно улыбнулась. Похоже было, что она куда-то торопится.

Впрочем, в процессе рассказа о странной лисе форситка навострила уши и даже подалась вперёд.

– Вот… Как думаете, что это могло быть? Может, эта лиса и не из вашего мира, но уж больно по ощущениям напоминало Эффи. То есть тёмную её часть.

– Аня… – Хриплый голос Тофы не дал Сашке вставить слово. – Это, похоже, отец! Не знаю, почему он не в своей форме. Ещё неделю назад мои строители рассказывали о необычном лисе! Его видели то тут, то там в старой части Университета. Больше никаких следов папы я не нашла, но всё сходится: ощущение жути от его тёмной части, присутствие в развалинах, звериная форма. Ведь в нашем роду Слитые объединились именно с лисами.

Аня сидела, ошарашенная новостью. Но ведь и правда, слишком уж схожая информация.

– А как он туда вообще попал? – скептически скривил губы Сашка.

– Не знаю, – отмахнулась форситка. – В конце концов, Эффи ведь ходила именно через зеркала. Кто мешает её сущности провести отца между мирами? Аня, – глаза Тофы заблестели от непролившихся слёз, – прошу тебя, найди его! Я знаю, что это может быть опасным, но там, на дороге, он вас не тронул. Значит, отцовская воля ещё сильна! Прошу!

– Конечно! – ляпнула девочка и только потом сообразила, что собирается на войну с рогаткой. – Только… что я могу? Как ему помочь?

Тофа нахмурилась:

– Я поговорю с Рутой и Торусом, он сейчас заменяет главу Магистериума и должен много чего знать…

– Кто это тут собрался со мной говорить? – За спиной форситки открылась простая деревянная дверь, и показалась Рута.

Радостное приветствие застыло у Ани на губах, потому что целительница нахмурилась и спросила:

– Это что тут за свидания? Сандер, тебе ковровую дорожку до Магистериума постелить?

– Да иду я, иду! – буркнул Сашка. – До вечера! – махнул Ане и, поставив зеркало на стол, вышел торопливым шагом.

– Нет, что вы… – попыталась слабо возразить Тофа. – Мы просто говорили. Вот и Аня с нами тоже была!

– О! Гостья, будь здорова! – радушно улыбнулась Рута.

– Здравствуй, Рута, – слабо улыбнулась Аня. Настроение почему-то резко испортилось.

– Ну, мне тоже пора, – засобиралась юная форситка. – Увидимся вечером, Аня!

– Да, пока…

Последнее, что она услышала из темнеющего зеркала, была просьба Тофы о разговоре, обращённая к Руте. Что ей ответила целительница, Аня уже не разобрала.

– Вы «совсем», что ли, по громкой базарить? – На пороге комнаты стоял полуголый Егор, сонно потирая глаза. – Хорошо, что я ваш бубнёж не различаю, а то пришлось бы просыпаться ещё и под бабскую ерунду.

– Оденься, скелетина, – буркнула в ответ раздражённая Аня. – Рёбра просвечивают.

– Смешно, капец, – с показным безразличием отозвался брат и отправился на кухню за порцией пирожков.

Аня с остервенением откусила от одного из своих, которые так и не доела во время разговора. Она тут опасности подвергается, загадки распутывает, решает его проблему… а этому придурку Никонову и так нормально! Учится там магии, титул принца отхапал, с Тофой без всяких зеркал болтает! Что она вообще там делала?! Они же не дружили особо!

Аня чувствовала, ещё чуть-чуть, и злость, окрашенная в болотные цвета зависти, с чавканьем поглотит всё её существо. Чтобы этого не случилось, она вскочила и принялась одеваться. Натянув джинсы и любимую футболку, ощутила, что стало немного легче, будто в броню оделась.

Что дальше? Ни полуголого Егора, ни хлопочущую бабу Катю сейчас видеть не хотелось. Крикнув: «Я к Лере», Аня выскользнула за дверь. Уже на крыльце она услышала горестное бабушкино:

– Молочка-то!

Отмахнулась:

– Потом! – И нырнула в летнее утро, напоённое запахами сырой травы и пекущихся где-то пирогов: не только баба Катя решила сегодня побаловать внуков.

Небольшие Строжны когда-то стремились к гордому званию посёлка. Даже дома с удобствами для работников лесокомбината поставили. В одном из таких и жило семейство Святых до переезда папы в город. Теперь тут осталась одна бабушка. Деда застал только Егор, да и то в совсем детском возрасте.

Хотя проживанием в таких двухсемейках, где имелась даже ванная комната, могли похвастаться не многие строжнинцы. Большая часть домишек здесь стояла по старинке – с банями и туалетами на улице. В одном из таких домов жил и Лерин дед, к которому летом приезжала внучка с кем-то из родителей.

Аня подошла к синему домику, прячущемуся в зарослях крыжовника и смородины. Скрипнула реечная калитка. По утоптанной дорожке она дошла до высокого крыльца и, заметив, что кто-то выглянул в окно, крикнула:

– Здрасте! А Лера дома?

Какое-то время ничего не происходило. Аня даже засомневалась, услышали ли её. Наконец с тонким визгом приоткрылась обитая дерматином дверь, и появилось худое, заросшее седой щетиной лицо с бельмастыми глазами.

– А? Кто это? – прохрипел Константин Ильич, который никак не менялся с тех пор, как Аня увидела его впервые.

– Здравствуйте! Это Аня… Святая! А Лера приехала?

– А, здравствуй. – Возможно, ей только показалось, но седые брови разошлись и в голосе появились более приветливые нотки. – В среду они приедут. Утром. В среду заходи.

– А, спасибо!

Послезавтра. Да что ж за невезуха! Одни друзья далеко, и, похоже, им без неё хорошо, другие… Нет их, других! Настроение окончательно рухнуло в погреб, выкопанный в глубине души специально для таких случаев. Оттуда бессовестно синее небо казалось чересчур ярким, грунтовка под ногами слишком сильно пылила, а ощущение одиночества вырастало до чудовищных размеров. Даже навозом откуда-то потянуло – видимо, чтобы довершить печальную картину.