Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну, тысяч пять еще есть, – соврал я перед всем братством, оставив в карманах пятнадцать.
Многие приезжали просто без денег. В никуда. Словно обратно не собирались. На мои пять тысяч мы ели два дня. Потом Рамзай раскулачил кого-то еще. Главный начальник базы, он был главным ее горюшком. Провозгласив борьбу с пьянством, старшина на ночь замыкался в каморке под лестницей, где заливался спиртом под самую пробку, но не прощал подобного остальным, постоянно заглядывая в чужой карман.
– Кто там последний раз день рождения Перми справлял по саунам? – скрипел он зубами на участников недавней гульбы, что все еще были здесь. – Шестьдесят блюд на стол, шестьдесят под стол… Тут жрать нечего, а они пьют до зеленых чертей!
Когда нужно было и самому выйти в город, Рамзай напяливал поношенный свой камуфляж и черные лисьи очки.
– Главный конспиратор пошел, – показывал на него пальцем Орда. – Главное в конспирации – черные эти очки… Главное, туману побольше вокруг себя напустить…
В один из походов на рынок за провиантом к нам троим подходит женщина средних лет.
– Вы ополченцы?
Мы в форме. Горец с медалью под бородой, Док с георгиевскими ленточками над сердцем, я еще дома оторвал с камуфляжа нашивки Российской армии.
– Вам зачем?
– У меня муж ополченец. Я хотела узнать, можно ему туда-сюда кататься через границу с оружием?
– Мы в охране работаем, – обрывает вопросы Док.
На следующий день она же на рынке. Сразу к нам.
– Вы передайте своим!.. Вы передайте своим… – Подходит вплотную, и у нее истерика. Мы молча стоим. – Вы передайте своим, чтобы сдавали оружие! Чтобы разоружались! Нам нужно мирно с Америкой жить… Нам нужен с ней договор…
Но мы уже уходим. Она еще кричит что-то вслед.
– Мы твою Америку на дрова разнесем, – оборачиваюсь я к ней.
Беркут
Несколько дней мы собирались зайти. По-черному – ночью через границу с проводником, или по-белому – днем через погранпосты. Но с той стороны были проблемы с приемом: некому было брать группу. А идти наудачу, как в мертвое царство, никто не решался. «Там – батько Махно! – помнили мы слово Орды. – Арестуют всех на хрен и посадят в подвал. Вот тебе и помог Новороссии!»
А еще нужно было определиться, куда заходить – в Луганск или Донецк. Сошлись на едином мнении. В Луганске много центральной власти и более-менее относительного порядка, а потому – трясина. В Донецке нет никакой власти, а при хаосе проще плавать в мутной воде. К тому же в Донецке тянутся бои за аэропорт. Его не взял Моторола, по слухам, положив за три дня около семидесяти бойцов. И нам хоть прямо в аэропорт, лишь бы не в поле в окопы, воспитывать вшей.
А еще оказалось, нет ее, никакой 1-й Интернациональной бригады юго-востока. Это всего лишь красивая военная сказка, написанная для тех, что, прожив жизнь, до сих пор еще верит в справедливость и доброту. Верит настолько, чтоб идти за ними на смерть.
Хочешь стать воином-интернационалистом? Хочешь продолжить подвиг испанцев, монголов, египтян, афганцев? Вступай в ряды 1-й Интернациональной! Иди, сражайся за счастье других и будь счастлив, оставшись без своего. И знай, что, попав в эту сказку, ты тоже станешь сказочным принцем, царевичем и королевичем, в чью жизнь не поверит никто.
Нет ее, 1-й Интербригады. Она начинается здесь, в этом доме, но кончается сразу за выходом из дверей. Бригада не посылает своих бойцов в какую-то часть, батальон или город. Пройдя границу, они разбредаются сами, кто куда хочет, кому и как повезет, по всем рубежам Новороссии. И если где сбилась группа, они еще продолжают называть себя интернационалистами, а чаще забывают себя в бесчисленных местных армиях.
На связь с базой выходят бывшие командиры временных групп, освоившиеся на месте. Ни – где нас не ждут. Одним самим не хватает оружия, другие застряли в глубоких тылах, третьи ушли в запой по общей анархии, четвертые тупо сидят в окопах и не сделали ни одного выстрела, пятые едва собирают себе на хлеб, шестые сами с усами… Единственный, кто зовет в свою группу, в спецназ Новороссии «Беркут», Находка. Ушел с базы чуть раньше нас и где-то крепко схватился.
– У меня люди круглые сутки не спят! – нагнетает он обстановку. – Мы замотались на боевые ездить!.. Каждый день в бой… Дайте людей! Оружие есть! Кормежка есть! Казарма под крышей!
Раз не приглашают в Аэропорт, то лучше Находки выбора нет.
Мы уезжаем из города рано утром командой в девять бойцов в закрытом салоне «газели». На кочках подпрыгивают набитые вещмешки, спальники, а мы летаем вперед до дверей на каждом повороте дороге.
– Куда летишь-то?! Не чурки везешь! – отряхивается в углу Сапог.
– Америке невыгодно, с точки зрения долларовой политики, данное перемирие. У нее вся экономика завязана на поставке вооружений, – присев на полу, поднимает геополитические вопросы Хант.
Вставляют свои пять копеек Замполит и Связист:
– Временный стратегический расчет для наращивания военного перевеса…
– Необходимый, кроме того, для установления экономической блокады…
– Если такие умные, что вы, делаете среди пушечного мяса в этой «газели»? – ломаю я тему.
Речка в лесу у самой границы. Еще не вышел на связь Находка, и мы здесь открыли привал. На земле – хлеб и тушенка, минералка и вареная колбаса.
– Напиши про меня в книге! – упав на походном коврике, протянув до стола длинные тонкие ноги, пристал ко мне Замполит.
– О том, как тебя не научили хорошим манерам, свинья? – обходит кто-то его башмаки.
– Про это уже писали… Напиши о том, какой я талантливый замполит. Какой умный из себя офицер… – собирает он всё, что имеет.
Над лесом восхитительно плывет небо, теплое и голубое, словно сбежало из лета. Криво-накриво – всю жизнь на ветру, да так и не научился летать, – долго падает в зеленую воду золотой лист. Медленно движется время реки. Заросли кашкой и ряской ее берега, и забрала скользкая тина холодное дно. Сев у самой воды, неторопливо перебирает спички для большого пожара желтушная осень. Горят ржаво-красным зажженные ей вчера верха ясеней и осин. Катится гибель на сонный лес, а он, встав по краям берегов, околдованно смотрит желтыми глазами в зеленые струи воды.
Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть…
Погранзастава российской границы. Мы в камуфляжах, разгрузках, с полными ранцами за спиной. Остановлены как невыездные Лоренц и Замполит. Ничего серьезного для препятствий, один пустячок: нужно оплачивать штрафы ГАИ. Оба стоят в десяти метрах до места, где кончается Россия, оглушенные поражением. Остальные сидят в десяти метрах за постом в сторону Украины и тоже не знают, что делать: контроль позади – когда так удачно зайдешь?!
Через пост пролетает мужик. В модных очках, с охраной и гонором – в два мешка не влезет.
– Кто старший группы? – ревет, словно маршал, а палец в перстнях и в наколках вперед себя вытянул: лети, мол, ко мне.
– Ты еще кто такой? – гавкает на него Орда.
Мужика как мухи уволокли.
– Кто это? – не понял Орда, куда он исчез.
– Блатовка по возможности. Есть возможность – блатует. Нет возможности – даже не дышит, – объясняю, лежа на ранце, я, единственный сидящий в тюрьме.
Блатной появился через десять минут. Подошел первым:
– Я замминистра обороны Хмурый. Какие проблемы, ребята?
– Помоги двоих провести.
– Сейчас уладим.
Больше мы его не видели. А Лоренц с Замполитом остались в России, оплачивать штрафы дорожной инспекции. Не знаю, заплатили они или нет.
Идем по ничейной полосе между двумя государствами. Оборачивается назад и размашисто крестит себя Орда:
– Ну, бывай, матушка-Россия!
«Гляди-ка, татарин, – думаю я, – а сам православный…»
Изрешеченный металлом погранпост Украины. Превращена в сито железная крыша, на бетоне борозды от осколков разной величины. В небе флаг Донецкой Народной Республики, черно-сине-красное полотно, на пропуске людей и машин – военные в «горках» с георгиевскими лентами на груди. На дороге колонна, которой не видно конца. Беженцы, беженцы, беженцы… Груженые под завязку авто, из открытых окон и с крыш свисают тряпочные, перехваченные веревкой тюки. Отрешенные, безразличные лица людей. Прошла война, а они всё бегут – от безысходности, от хаоса, от грядущей верной нужды…
Они идут и идут навстречу тебе. Их сотни, за ними тысячи, а с тобой только шесть товарищей. У тебя еще нет оружия, и ты не знаешь, от чего бежали они. Но чем больше этих людей, тем упрямей и тверже ты идешь навстречу потоку, в тот кошмар, который гонит их сюда. И ты больше не можешь, не имеешь права остановиться. А хочешь лишь одного – бежать изо всех сил через эту колонну против судьбы!
Бежать против судьбы!!! Не существует короткого пути к счастью. Когда ты не можешь мириться с несправедливостью, ты должен ее уничтожить!
Находка встретил нас на границе, помог погрузиться в «газель». К Макеевке – пригороду Донецка – мы подъезжаем уже в темноте. Черные глухие ворота, одноэтажная казарма «Беркута», фонари по периметру бетонного забора, еще не облетевшие деревья, два ЗИЛа и БМП во дворе, часовые под колючей проволокой ограждения.
– …Укры идут в атаку. Одному отрывает голову, он даже не останавливается, бежит со всеми. Расстреливаем их в упор. Другому отрезало ноги, не падает, бежит на костях и смеется… – говорит с местным говором кому-то во тьме заместитель командира Спец.
Мы подходим ближе, молча стоим, докуривая до окурков сигареты.
– А их наркотой накачали. Мы после поняли, когда их окопы заняли: нашли обертки от американских пайков и сами пайки. Боевые пайки, наркотою напичканные. Трое суток действуют. А потом отходняк страшный… Я бы Яценюка с Ляшко в шахту на пару дней спустил – по-другому бы запели, голуби ясные… Я к ним в гости не приходил, мне Ивано-Франковск не нужен. У меня тут родина. Я сам в шахту лазил…
На кухне еще не остывший ужин, оставлен для нас. Газированная вода нескольких видов, шоколадные конфеты, печенье. В комнатах двухэтажные железные стеллажи, на них доски, матрасы и белые шелковые обрезы взамен простыней.
Здесь всё символично. Как всегда бывает после победы.
Про врага не говорят «украинцы», заявляют – «укры» или, презирая, «укропы».
– Не «великие укры», как себя объявили. Укропы вонючие! – плюет кто-то из местных.
Над входом в казарму веет зелено-голубой флаг российского ВДВ. «Десант непобедим!» приписано ниже. На рукавах у бойцов вышитые цветным шевроны отряда: российский флаг, в середине белая птица, поверху большими буквами «Беркут» и полукругом – «Русские своих не бросают!»
– Разогнали у себя «Беркут»! А он их здесь раздолбал!
У бойца на ремне автомата надпись: «И воздам вам за грехи ваши!»
В общем туалете казармы надпись на сливном бачке унитаза со стрелкой вниз: «Окно в Украину».
Россиян здесь чуть больше десятка. Остальные, человек семьдесят, все местные ополченцы. Рабоче-крестьянская народная армия, от шестнадцати до шестидесяти пяти лет. Так, видно, набиралась когда-то в семнадцатом Красная гвардия. Пришли добровольно бесплатно служить. Некоторые прошли еще Советскую армию, другие не служили совсем.
Кормятся за счет отряда и живут, по сути, в неволе. Дома нищие семьи. Сюда пришли в большинстве от отчаяния, в надежде, что когда-нибудь будет армия и что-нибудь будут платить. Стреляных, кто участвовал в последних боях, можно считать по пальцам. Оружия никакого, лишь несколько автоматов, с которыми ходят в караул. Формы у многих нет, ходят в джинсах и свитерах, с повязанной георгиевской ленточкой. Могут сходить в увольнение, но это по обстоятельствам. Живут здесь черт пойми как, и впереди у них черт пойми что.
А ставку на них никто и не делает. Нужны для количества. У командира Сочи россияне – ударная группа, имеют какой-нибудь опыт, хотя бы армейскую службу или ту же Чечню. Нас он вооружил первым делом. Выдал всем автоматы, досталась пара подствольников.
– Это оружие – мое личное! Кто потеряет или у кого отберут – сам к стенке поставлю и сам расстреляю! – хрипит Сочи сорванным голосом.
Здесь на каждом шагу прям как у Бунина в его «Окаянных днях»: «…а слово „расстрелять“ с языка не сходит».
Находка не слишком высокого мнения о местных вояках. Поставил ему Сочи задачу – взять под контроль двадцать километров донецкой трассы.
– У меня столько бойцов[2] не будет. Да даже если всех «чиполлин»[3] поставить, все равно надорвемся! – возмутила его нереальность задачи.
Ара-Артур – армянин из России, воюет здесь с мая месяца. Легенда нашего «Беркута». Прошел сто дорог, потерял столько друзей. Свои по ошибке расстреляли КамАЗ с ополчением. Этот и с ним еще кто-то выжили, остальные, десятка три – намертво. Толстый, спокойный, сидит во дворе у ворот, держит во рту стебель осоки.
– Я жду, когда ордена на мертвых придут. Заберу их и поеду отсюда домой. Мне этот бардак на черта? Я честно воевал. А умирать за отжатый у кого-то джип не хочу.
Этой же ночью первый боевой выезд – в городе атаковали блокпост «Беркута», ранили командира. По коридору бежит с пулеметом Сапог, в дверях подгоняет неповоротливого Связиста Орда:
– Слышь, лейтенант, я в твои годы от пинка прикуривал!
На блокпосту стоит скорая помощь – «швидка допомога», – в ней сидит с бело-красными бинтами на голове ополченец. Никакого нападения не было, и командир даже не наш, не беркутовский – привезли медики с соседнего блокпоста. Там приехала к нему на пост контрразведка, вышел из нее один малый и говорит: «Ты, конечно, парень здоровый, но я здоровее. Давай-ка с тобой врукопашную разомнемся!» И для удовольствия нахлобучил командиру по тыкве.
– Здесь сто атаманов на один город, я говорил, – стоит в стороне Орда.
Вторая за ночь тревога. В машине Сочи несемся как на пожар. Что там стряслось?…
А ничего особого. Сидим в дорогущем кафе «Шоколадка»: бильярд, боулинг, караоке. За накрытым столом весь боевой цвет Макеевки – ханы и атаманы. Картина из 90-х – сходка местного блатняка. Суетится официант, на столе – шашлык, коньяк, водка; на пальцах и шеях гостей – золото вперемешку с наколками; на коленях – малявки лет по восемнадцать; за ремнями – огромные пистолеты, у кого сразу по два. Все воевавшие, все повидавшие…
Разговоры о взятии Киева – не меньше! Как будут делить!.. Мигает светомузыка, плывет сигаретный дым. Из своих – только Сочи да еще один, кого мы не знаем. Остальные – гости с Кавказа, некрещеные души.
Мы в полной боевой амуниции, с автоматами и гранатами, сидим на соседних столах – почетный караул русского спецназа. Во все углы нацелены заряженные стволы. Всё серьезно. Но здесь никого нет!
– Здесь нет фашистов! – озлобленно повторяю я Доку.
Через зал спешит опоздавший на сход «ветеран» – молодой кавказец лет двадцати пяти, накачанный, с модным пистолетом под мышкой.
– Добрый вечер, – поворачиваю я на него автомат.
– Я – вежливый лось… – негромко добавляет позади Док.
Тот аж побелел. Сует нам какой-то пропуск, подписанный ста атаманами, что-то лепечет.
Из-за занавески улыбается Сочи:
– Пропускай.
А как пропустили, за столом хохот:
– Ты что опоздал? Русские, что ли, арестовали?
Главный босс – Алик, воротила местного бизнеса, настоящий хозяин «Беркута» – отправляет Сочи с разведкой на «Синюю базу», проверить службу. Уходим вдвоем.
А на парадном выходе заклинили, не открываются двери.
– Сейчас прострелим! – примеривает Сочи к замку автомат.
Поделиться книгой: