Князь Алтайский

— На живом огне чай вкуснее, — машинально ответил я, даже не успев сообразить, что он спрашивает, зато отчетливо уловив попытку, скорее всего, невольную, чуточку меня принизить, намекнув, что у меня среди слуг нет нужного специалиста, который будет подогревать мне чай. Надо же, все больше и больше боярином становишься, "князь Алтайский', уже на автомате такие попытки отбиваешь.

Кстати, я вспомнил, что такое Горячее Слово. Специальное Слово, чтобы еду подогревать, типа микроволновки. И такой слуга у меня в поезде действительно есть. И да — разогретая Словом еда и впрямь не такая вкусная.

В общем — душевно посидели. От разговора о цели своей экспедиции думный изящно увиливал, мол, царь-государь послал, а зачем да почему — это его, царское, дело. Может, он хочет новый острог основать, а может — свиноферму открыть, чтоб колбасу на продажу крутить. Он царь, ему виднее. Я, в свою очередь, не стал даже намекать, что цель их секретной экспедиции мне прекрасно известна, а о своем походе ничего скрывать не стал. Как есть, так и сказал, мол, отправил меня царь-батюшка на Алтай, потому как нет там, на Алтае ни одного боярина. А тут под рукой — я, такой весь незанятый. Вот меня и отправили.

Не знаю, поверил Яков или нет, но, по-моему, у него осталось впечатление, что меня, после всех моих выкрутасов, отправили в ссылку. Оно и правильно, пусть так и думает. У него свои секреты — у меня свои.

После этого чаепития, закончившегося ближе к обеду — а куда торопиться, полдня нам роли не сыграют — мне захотелось пройтись. Погода хорошая, солнышко светит, морозец чувствуется, но не такой, чтоб прям птицы на лету замерзали — хорошо! День чудесный, как скажет лет через двести поэт. Если родится здесь такой, и если он будет любить зиму, конечно.

Конечно, боярину своими ногами ходит как бы и не по чину, но будем считать, что мы в походе, когда всякие условности можно чуть подвинуть. Тем более, что мы и впрямь в походе.

Гуляю я, значит, по городку, между шатрами и повозками, вокруг кипит жизнь, там мои стрельцы тренируются, здесь — мясо на костре жарят, тут — в свайки играют, дальше — кого-то кнутом бьют…

На «бьют кнутом» я и остановился.

Не то, чтобы меня это как-то трогало, меня и самого кнутом били и мне в Приказе приходилось, да и видно же, что мужик лупцует не с остервенением, а так, для порядка. Я просто не понял, кого это он там охаживает.

А когда понял — удивился.

Мужик, судя по одежде, кто-то из обозников экспедиции на Иртяш-гору, лупил кнутом икону.

Глава 3

1

К иконам на Руси в 17 веке — ну, по крайней мере, в здешней Руси — отношение было… для меня непонятное. С одной стороны, для среднестатистического жителя Руси икона была не просто картинка на доске, изображавшая какого-то дядьку, который живет на небе и может помочь, если хорошо попросить. С другой — и святыней икона для этого самого среднестатистического не была. К иконам относились… тут даже немного сложнее — к иконам относились по-разному, в зависимости от того, кому эти самые иконы принадлежали. Иконы в церкви — вот те да, вещи серьезные и просто так их и пальцем не тронь, но не как святыню, а, скорее, как священника в той же самой церкви. Домашние иконы — это вроде таких родственников, типа дедушек или бабушек, к ним со всем уважением, но, если святой Власий на молитву не откликнулся и корова таки сдохла, то не грех его и к стене перевернуть, мол, пусть над своим поведением подумает. Ну а икона в чужом доме — типа чужого родственника. Как к семье относишься, так и к их иконам отношение будет. Возможно, все перечисленное — пережиток времен язычества и идолопоклонничества. Вроде бы даже некоторые особо религиозные граждане в церковь со своими иконами ходят и только на них молятся. Мол, наш-то святой Никандр — образ старый, намоленный, всегда на просьбы откликается, а ваши образа неизвестно какие богомазы малевали. Священники с такими практиками боролись, но без особого успеха.

Так что в том, что кто-то решил наказать икону — ничего такого сверхъестественного не было. И, тем не менее, я поморщился и двинулся в ту сторону. Ну не привык я к такому обращению с иконами, коробит меня.

— Зачем образ тиранишь? — спросил я, подойдя поближе и пристукнув посохом. Эффект несколько смазался от того, что по снегу, даже утоптанному, как следует не стукнешь, звук не тот.

— А тебе-то что… — мужик с кнутом развернулся, так что я еле удержался от того, чтобы не сдать назад. Уж больно крупный тип попался, прям таки прадедушка Валуева. А я, хотя и начал постепенно раздаваться в плечах и даже немного прибавлять в росте — говорят, что так на бояр Источник влияет — но все равно по массе до этого гиганта не дотягивал. С другой стороны — боярин я или хрен собачий?

Мужик окинул меня сверху вниз, от высокой шапки цилиндром — ее верх возвышался над макушкой громилы, но лишь чуть-чуть — до расшитой шубы и узорчатых сапог, после чего скинул шапку с головы и низко поклонился:

— Прости, боярин, со спины не признал.

Мы оба на секунду зависли, пытаясь осмыслить эти слова, после чего я мысленно плюнул и повторил:

— Зачем икону лупишь, говорю?

— Так деньги требую.

— А у тебя святой что, денег в долг брал? — пошутил я.

— Да не он сам, он поручителем был.

Пошутил, говоришь?

— Это как? Давай, рассказывай.

В общем, история с иконном была прямо-таки иллюстрацией к моему предыдущему рассказу о здешнем отношении к иконам. К моему собеседнику, конюху Никандришке, пришел как-то сосед, торговец Егорка, еще на Москве, и попросил денег в долг. Рекомый Егорка слыл человеком ненадежным, поэтому Никандр логично потребовал либо залог, либо поручителя. Залога у Егорки ожидаемо не оказалось, зато он вытащил из дома икону святого Николая. Не в залог, что характерно, а предложил святого в поручители. Никандр, нимало не сомневаясь, спросил, не возражает ли святой быть поручителем. Тот ожидаемо промолчал, конюх принял молчание за знак согласия и забрал икону, пообещав пороть ее кнутом, если деньги в назначенный срок не будут возвращены. Как вы сами понимаете, в назначенный срок Никандр не увидал ни денег ни самого Егорки, вот теперь каждый день, после полудня, святой Николай отдувается за пройдошливого соседа.

Мда. Что тут можно сказать? Лох не мамонт, лох не вымрет. Вот поэтому, кстати, не стоит становиться поручителем, когда хороший приятель просит: «Я там кредит беру в банке, без поручителя не выдают, чирни подпись». Нет, может, он и не собирается кидать вас с банком, но жизненные обстоятельства бывают всякие, и может оказаться неприятным сюрпризом — узнать, что теперь кредит приятеля висит на тебе как на поручителе.

Я глянул на икону. Ее создатель, может и не обладал особыми художественным талантами, но как мешать краски — знал твердо. После всех этих упражнений с кнутом краска даже не облупилась, хотя следы и виднелись, вон, даже лицо святого местами пострадало.

Я поморщился. Лик Николая на иконе выражал присущее любому образу святого долготерпение и смирение, но… Как-то не мог я эту ситуацию просто так бросить. Глупо, да, но не мог.

— Сколько тебе задолжали Егорка с Николаем?

— Полтину серебром, боярин.

— Проценты набежали?

— Что ж ты говоришь, боярин, деньги в рост давать — это грех!

А иконы тиранить — не грех, значит…

Я полез в карман и достал оттуда горсть монеток. Отсчитал пятьдесят копеек:

— Держи и хватит уже Николая наказывать.

— Спаси тебя бог, боярин. А…?

— Что еще?

— С иконой-то что теперь делать?

Ох-хо-хо… Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

— Давай уж сюда.

У меня, кстати, в церкви своих родовых икон и не было. Те, что прям родовые — в Мангазее остались, а новых я как-то и не завел. Так что — с почином тебя, боярин Осетровский, «князь, блин, Алтайский».

2

Отец Савватий, мой личный священник, с некоторым подозрением осмотрел икону — ну да, видок у святого был несколько криминальный — но, услышав мой рассказ о ее обретении, согласился, что поступок был правильный и даже богоугодный, после чего пообещал поговорить со священниками экспедиции, чтобы они провели разъяснительную работу среди несознательных граждан. Опять-таки, как и говорил — священники с такими проявлениями рудиментов идолопоколнничеста борются, но без особого успеха.

Ну а наш кочевой городок, благополучно переночевав, снял и двинулся дальше.

Особых приключений на дальнейшем пути не было. Разбойники не нападали, хотя и ходили слухи о немирных башкирах, кои злодействуют на здешней дороге. К слухам я поначалу отнесся с сильным сомнением, мол, откуда бы здесь взяться разбойникам, кого им здесь грабить? Разбойники, они, знаете ли, не неписи в компьютерных играх и не станут бродить там, где годами не появлялось ни одного живого человека, у них работа состоит не в том, чтобы приключенцам было чем заняться, а чтобы грабить проезжающих, желательно — богатых. С бедных-то что возьмешь? В общем, разбойников в степи я увидеть не ожидал, пока не узнал, что купцы — они тоже народ неглупый и не станут переться неудобями и буераками, если есть проложенная трасса. Откуда здесь купцы? А оттуда. С Руси в Сибирь, Монголию, Китай, и на Русь — оттуда же. Конечно, основные торговые пути проходили несколько южнее, но и по той дороге, по которой мы сейчас движемся, проходило в свое время одно из ответвлений Великого Шелкового пути, которым по старой памяти продолжают пользоваться купцы. Так что, построив эту дорогу, царь-государь явно не прогадал. Правда, как это часто бывает на Руси — не только в 17 веке — государство считает, что достаточно построить что-то этакое, масштабное, а сопутствующая инфраструктура сама собой нарастет, как грибы на пне. Поэтому что в России 21 века мотелей вдоль трассы федерального значения днем с огнем не найдешь, что здесь, в этой степи, ни одного трактира не встретишь. Вот в Сибири, когда я в Мангазею ехал — были, а здесь — шиш. Нет, понятно, конечно, что разбойники и все такое, но можно ж было об этом подумать? За все время пути по башкирской степи встретился один-единственный трактир, мрачно торчащий посреди снежного ничего, но мы в нем селиться не стали. Во первых, почти полторы тысячи человек в него просто-напросто не поместятся, во-вторых сей трактир крайне напоминал стереотипное разбойничье гнездо из фэнтези — не удивлюсь, если он им и был, почему-то ж разбойники его не трогали — ну и третья причина выползла на стойку, когда я, чисто из любопытства заглянул в этот самый трактир.

3

Не то, чтобы я имел что-то против клопов — хотя до сих пор сталкивался с ними только в исторических романах и новостных репортажах из Парижа — но я как-то против, чтобы клопы пили кровь конкретно из меня. И тем более — выползали посмотреть, кто это там к ним заселяется.

— Вот гад, — трактирщик, тоже похожий на стереотипного фэнтезийного злодея-трактирщика, шлепнул по стойке ладонью, и клоповое население трактира сократилось на 0,000001%.

— Клоповое Слово не пробовали? — поинтересовался я, вспомнив, что нечто подобное должно существовать. Иначе клопы попадались бы мне на глаза почаще, а так я их на Руси пока что и не встречал.

— Так не берет оно их, боярин! Раньше выводились, а сейчас — ну никак! Привыкли, что ли…

— Мутанты.

— Вот-вот, точно, боярин, живучие, мотать их за ногу.

В этом один из недостатков всех этих Слов. До сих пор я не выяснил, как их придумывают — поэтому Алтайская Академия Магии временно откладывается — но точно знаю, что, когда ты их придумываешь, результат может оказаться несколько далек от задуманного или хотя б полезного. Вон, один из кухонным мальчишек, которых мы нанимали в особняке Сисеевых, знал Тараканье Слово, которое совершенно с гарантией убивало тараканов. Один недостаток — чтобы оно сработало, таракана нужно держать в руке. А если ты уже изловчился и поймал таракана — нафига тебе какое-то Слово, ты его и так задавишь!

В общем, я трактире я селиться не стал, отчего не расстроился ни трактирщик — точно разбойничий пособник — ни я сам. Нет, будь со мной Аглашенька, то мы бы все же захотели снять номер, чтобы… чтобы… Ну, вы и сами поняли, чтобы что, что я вам тут буду рассказывать. Ну а так как она была еще в Уфе — мы регулярно общались через наши волшебные зеркальца — то и Бог с ним, с этим трактиром? С кем мне тут прочность кроватей проверять? В нашем поезде и экспедиции дьяка Якова женщин-то немного. И те, что есть — все замужние. Правда, у думного дьяка есть какая-то помощница, которая вроде как не его жена, но, я подозреваю, она ему постель все же по ночам греет. Не зря эта помощница вечно ходит замотанная так, что и не разберешь, как она выглядит, да и вообще на людях старается не показываться. Может, конечно, это какая-то секретная помощница, которую посторонним видеть не положено, типа Железной маски, но мне в эти секреты вдаваться смысла нет — с думным и его экспедицией мы скоро расстанемся.

Был еще случай, когда доблестные пушкари ухитрились потерять одну пушку из трех, а потом, пока искали — нашли одну лишнюю. Но это неинтересно — они просто обсчитались. Нет, я не знаю, как это возможно, но вот сумели же.

Потом мы таки расстались с экспедицией — мы пошли дальше, через реку Тобол, по льду, а дьяк Яков пошел вверх по реке, к своей Иртяш-горе. Ну, удачи ему в поисках золота…

Мы же двинулись дальше, к Омскому острогу, где меня ждал Ржевский, чтобы затем, если мы сумеем покинуть, хе-хе, этот острог, двинуть дальше, на Алтай.

Потом мы оказались в каком-то озерном краю — куда ни плюнь, везде озеро — и будь здесь лес я бы, пожалуй, плюнул бы у ближайшего озера покрупнее и основал бы вотчину прямо здесь.

А потом оказалось, что разбойники здесь тоже очень даже есть. И плевать вовсе не надо.

Глава 4

1

Банда башкирских разбойников в моем представлении должна была выглядеть… ну… как отряд кочевников. Такое татаро-монгольское иго в миниатюре: лохматые, как мамонты, лошади, темнолицые и узкоглазые всадники, закутанные в какие-то драные меха, с развевающимися лентами, веревками, лоскутами, отчаянно визжащие и размахивающие кривыми саблями.

Я еще с некоторым сомнением относился к сообщениям о разбойниках. Все ж таки — зима, снег, лошадям неудобно… Ага, со мной разбойники, к сожалению, не посоветовались. В конце концов — они в этой степи всю жизнь живут, что им мнение какого-то типичного горожанина. Который, к примеру, не в курсе, что в степи, внезапно, бывает ветер. Который кое-где, конечно, наметает снежные гребни высотой выше головы всадника, стоящего на лошади, но с другой сторону — в некоторых местах ветер этот самый снег сдувает почти до самой земли. Вот нападающие это самое некоторое место и выбрали. Вылетели из-за холма и рванули на нас, взрывая лошадиными копытами тонкий слой снега.

Похожа эта шайка была не столько на отряд кочевников, сколько — ну, мне так показалось — банду грабителей поездов с Дикого Запада. Темные одежды, развевающиеся полы плащей или чего-то подобного, меховые малахаи, издалека напоминающие широкополые шляпы-стетсоны, молчаливое приближение. Разве что не стреляли во все стороны из револьверов и то, я думаю, только потому, что револьверы еще не изобрели, а выстрелив в воздух из нынешнего пистолета — просто останешься безоружным.

Надо признать — и я определенно этим горжусь — я не испугался. Вот вообще. Не потому, что бы уверен, что мне ничего не грозит — просто не испугался.

Мои стрельцы сноровисто спрыгивали с коней и отводили их за повозки. Оно и верно — попадет в коня какая-нибудь шальная стрела или пуля и пойдешь дальше пешком. А если попадут в тебя — то тебе тем более будет все равно.

Я нашарил взглядом Нафаню, но тот уже и сам шагал ко мне.

— Викентий Георгиевич, — спокойно спросил он, — у тебя опыт таких боев есть?

Эм… Ну…

— Нет.

— Разреши, я тогда управлением нашими ребятами возьму на себя? Приходилось сталкиваться, так что не оплошаем. И, Викентий Георгиевич…

Тут Нафаня запнулся.

— … в общем, обычно, когда на боярский поезд нападают или там на боярина в поездке, то он первым делом Повелением разбойников накрывает.

А, вон оно что, чего Нафаня мнется. Получается, что он боярину указывает, что делает, а они этого край как не любят. Нет, мой командир стрельцов, конечно, знает, что я не стану приказывать пороть его на конюшне за непочтительность, но привычки так сразу не вытравишь…

И вообще, ты собираешься Повелением-то работать, боярин ты скороспелый?

Я мысленно хлопнул себя ладонью по лбу — никак мне не привыкнуть, что я теперь боярин и Повеление имею. А потом, также мысленно — по лбу себя другой ладонью. Никак ты, блин, не научишься! Забыл? Источник твой свернут и в тайник спрятан, а в таком режиме — и Повеление твое работать не будет. Значит, что? Значит, нужно бежать в возок и разворачивать его. Или… не нужно?

В конце концов, если кто-то узнает, что у меня в возке едет Источник — этот кто-то может не остановиться перед тем, чтобы возок мой угнать или каким-другим способом раздобыть, а затем хоть на части его разломать, но Источник мой добыть. Так, может, не стоит палить контору?

Так думал я, пока бежал к возку. Риск спалить Источник — есть, но риск, он, знаете ли, всегда есть. Утром зубы чистишь — и то рискуешь, вдруг пастой подавишься. А если есть возможность разрешить ситуацию без боя и жертв — эту возможность надо использовать.

Не привык я еще, так запросто своих людей на смерть отправлять. Надеюсь — и не привыкну.

Захлопнув дверцу, я бросился к закрепленному в уголку бочонку на подставке. Мол, ну стоит бочоночек и стоит, вон кран, захочет боярин Осетровский попить — да и попьет.

Развернув бочонок, я раскрыл потайную дверцу на задней стенке и выдернул золотую статуэтку Источника. Развернул его.

Возок чуть качнулся, когда внутри него появилась золотая статуя обнаженной девушки в полный рост. Теперь, когда я знал, откуда Источники берутся — смотреть на нее было немного… Нет, не неловко.

Жутко.

Итак, где ты, сила моя боярская…

Раскрыв дверь — осторожно, чтоб никто не заметил сияющий внутри возка Источник — я выскочил наружу…

И время замерло.

2

Со стороны башкиров раздалось несколько выстрелов — продвинутые оказались разбойники, технологически подкованные — а потом…

Знаете, есть такой прием в фильмах, чтобы показать, как главный герой вдруг видит вдалеке что-то очень важное. Тогда камера сначала показывает в отдалении какую-то крошечную фигурку, а потом на огромной скорости летит вперед, чтобы ту же самую фигурку показать уже крупным планом.

Вот так получилось и у меня: сначала я увидел остановившихся в отдалении разбойников — не буквально остановившихся, просто не приближающихся, а так они крутились на своих конях, перемещались туда-сюда — а потом, как будто кто-то приблизил мой взгляд и я отчетливо увидел одного из башкир, в рыжем лисьем малахае, со спокойным взглядом прищуренных глаз, уставившихся прямо в меня.