Осенний кошмар

– Теперь мы можем приступить к делу, – Саммерс снова сел прямо. – Сначала я хочу поблагодарить вас, джентльмены, что вы приехали сюда. Право я очень горд от мысли, что четыре лучших человека, по крайней мере, не имеющих равных в своей профессии, настолько в меня верят, что из одного доверия проделали такой путь. Я не думаю, что кто-нибудь из вас об этом пожалеет.

– Прекрасно! – воскликнул "моряк", сидевший рядом со мной. – Но это нам мало о чем говорит. Я провел три дня на этой мусорной свалке, и они показались мне как три недели.

– Я понял, о чем вы, – кивнул Саммерс. – Сейчас я перейду к сути, а пока хочу, чтобы вы познакомились и узнали друг друга получше в течение следующих двух недель. Мы собираемся работать в одной команде, и важно создать обстановку взаимного доверия и уважения. Так позвольте мне представить вас, джентльмены, конечно, с соблюдением предосторожностей. – Он посмотрел на "моряка" рядом со мной. – Как вы знаете, я предложил каждому из вас воспользоваться вымышленной фамилией, я думаю, для всех нас будет разумнее обращаться друг к другу только по имени. Все вы тщательно отобраны в различных уголках страны. Вы никогда раньше не встречались и, согласитесь, что ни у кого из вас нет желания встретиться снова, когда работа будет закончена. Итак, – он указал в сторону "моряка", – это Дюк.

– Привет, – сухо ответил "моряк".

– Дюк – мастер по открыванию жестяных банок, – сказал Саммерс с важностью в голосе. – Если память мне не изменяет, он, возможно, единственный человек во всем мире, который на спор открыл банку персиков с помощью нитроглицерина. Так, Дюк?

– Я проиграл, – Дюк, широко ухмыляясь, поднял вверх свою левую руку так, чтобы все увидели, что третий и четвертый пальцы отсутствуют.

– А это – Джонни, – палец Саммерса указал на меня. – Он художник в своей сфере. Как-то среди белого дня на шумной городской улице, находясь рядом с полицейским, он выстрелил точно в цель, а потом убедил полицейского, что выстрелили либо священник, либо старушка, которые находились в десяти ярдах от них.

– И кого же выбрал полицейский? – спросил Дюк.

– Я никогда не задерживаюсь для выяснения, – ответил я.

Движущийся палец, передохнув, продолжал свой путь.

– Это – Сэм, – сказал Саммерс.

Сэм был немного старше остальных, ему было уже за сорок. Обладатель сверкающей лысины и выпуклых синих глаз, он, должно быть, постепенно усыхал изнутри под кожей, потому что теперь она складками лежала на его лице и руках. Это придавало ему сходство с пресмыкающимся, от чего его совсем не спасали дряблый вялый рот и влажные тугие губы.

– У Сэма тот же талант, что и у Джонни, – Саммерс улыбнулся благожелательно нам обоим. – Но Сэм специализируется в более необычной сфере.

Сэм заговорил приподнятым голосом, в котором было что-то кудахтающее, как будто каждый раз, когда он начинал говорить, над птичьим двором занимался рассвет:

– Наверное, лучшее в моей практике – это случай с одним мурашом, который всю свою никчемную жизнь старался все делать вовремя и аккуратно. Будильник у него звонил без одной минуты семь, и он поднимался с постели ровно в семь, ни разу не проспав за пятьдесят лет! По утрам он ел одно и то же в течение пятидесяти лет. У него был свой хронометр для варки яиц, и он варил их ровно три минуты, ни больше, ни меньше. На работу он ходил по одной и той же дороге каждое утро. Если путь отнимал у него на три шага больше обычного, он обращался к врачу.

– Ну так что? – холодно спросил Дюк.

– Я решил, что такой парень, как он, который всю жизнь все делал правильно, должен также и умереть правильно. Я подсоединил к его кухонной плите бомбу с часовым механизмом, так как был уверен, что старый муравей будет на кухне, когда она взорвется. В то утро он приготовил воистину неожиданный завтрак. Когда его хронометр отсчитал последнюю секунду третьей минуты – раздалось БУХ!

– Последний по порядку, но не по значению, – сказал Саммерс, завершая знакомство, – это Билл!

Билл – самый молодой, лет двадцати шести – двадцати семи. Болезненный, худой парень с песочным цветом волос, которые начинали редеть, и такого же цвета глазами, которые ничего не выражали. Он неловко зашаркал ногами под пристальными взглядами остальных, затем засунул руки глубоко в карманы, как провинившийся школьник.

– Билл – мастер по системам, – мягко сказал Саммерс.

– Кто? – резиновые губы Сэма дрогнули от удивления.

– Вы хотите найти решение задачи, а времени на это, может, стотысячная доля секунды, – ответил ему Саммерс. – Билл это сделает. Если прибор, регистрирующий время, установлен так, что начинает съедать через каждые три часа лишние пять минут, или мотор грузовика полностью выходит из строя за триста миль от своего гаража, но не далее четверти мили от места, где вы его поджидаете, ругайте Билла, это он мог устроить.

– О, теперь я понял, – Сэм энергично закивал.

– Теперь я, – без ложной скромности сказал Саммерс. – Я планирую, организую и финансирую всю операцию, джентльмены. Это самая большая работа, какую я когда-либо начинал за свою карьеру, и осмелюсь предположить, что вы скажете то же самое, когда все подробности станут вам известны. Нужны люди, много людей, человек пятнадцать, как я считаю. Но прежде всего нужен мозговой центр, таланты и профессиональные знания, которые представляете здесь вы. – Он сделал секундную паузу, затем посмотрел на каждого из нас по очереди твердым пристальным взглядом. – Работа, которая от вас потребуется, будет нелегкой и опасной. Думаю, необходимо уяснить это с самого начала! Но все будет компенсировано. Я рассчитываю оставить себе шестьдесят процентов всего, что мы получим от операции, а вы четверо разделите остальные сорок процентов поровну, то есть десять процентов на человека. Вас это устраивает?

В дверном проходе послышалось щебетанье, словно кто-то прочищал горло. Я повернул голову и увидел Ларри, стоявшего там с перекошенным лицом.

– О! Конечно, – Саммерс благожелательно ему улыбнулся, – мы не могли тебя забыть, Ларри. Как вы знаете, Ларри помогает мне в подготовительных мероприятиях, но, возможно, он понадобится и в самой операции, об этом пока рано говорить.

– Ларри в самой операции? Черт возьми, а что конкретно он может делать?

У меня вырвался истошный крик, когда спустя мгновение что-то острое ударило меня сзади. Я повернул голову так быстро, что чуть не вывихнул шею, и увидел Ларри, стоящего у меня за спиной с выкидным лезвием в руке.

– Вот что я могу, Джонни, – шепнул он насмешливо. – Без шумных выстрелов, никакого шума вообще, видишь? – ужасные искусственные зубы торжествующе сверкнули. – Бесшумное убийство – вот моя специальность!

– Ты убедил меня, Ларри, – меня передернуло. – Ты давай знать, когда приближаешься, напевай или еще как-то.

– Используем мы Ларри в деле или нет, – неторопливо продолжал Саммерс, – это не отразится на вашей доле, джентльмены. Я рассчитаюсь с ним из своей доли. Да, кстати, – добавил он, слабо улыбаясь, – мы все здесь друзья, и я обижусь, если вы не будете называть меня просто Макс!

– Довольно, – резко сказал Дюк, – от всей этой трескотни про друзей-приятелей у меня заболел живот. Давай уточним более важные факты, Макс, прежде чем будем продолжать. Ты сказал, что у нас четверых основная работа. Билл – гений по части вывода из строя механизмов. Сэм – ловкач, который что угодно может превратить в смертоносное оружие, если ему дать пару проводов. Я знаю все о сейфах и взрывчатке. И рядом со мной Джонни, наверное, самый спокойный убийца в стране. С половиной таких талантов ты сможешь устроить резню почище Дня святого Валентина. Может, успешное выполнение дела потребует смерти кого-то. Одного человека? Двух? Двадцати? Я хочу знать, во что я влезаю, прежде чем мы продолжим.

– Я понял тебя, Дюк, – сказал Саммерс, его улыбка застыла на губах, – не...

– Я еще не закончил! – сказал Дюк тем же мягким голосом, но появившийся в нем холодок дал понять, что его терпение на пределе.

– Извини! – произнес Макс натянуто. – Пожалуйста, продолжай.

– Ты уже распределил доли, – Дюк невесело засмеялся, – доли от чего! Всем понятно, что десять процентов может быть очень много. Но это может быть также мелочью! Я хотел бы услышать от тебя, во сколько ты оцениваешь весь доход, тогда цифра процентов будет иметь какое-то значение.

– Я понимаю твои чувства, Дюк, – Макс попытался улыбнуться, но это ему не удалось. – Но ты знаешь, что сначала идет главное. Я... – Он неожиданно замолчал, увидев, что Дюк медленным неторопливым движением поднял руку и посмотрел на часы:

– Я хочу знать, что это за работа и какой ожидается доход, – холодно повторил он. – У тебя две минуты, Макс. Если я не услышу этого, я ухожу отсюда и больше не вернусь.

Слабые розовые пятна выступили на щеках Саммерса. Он закусил нижнюю губу, потом заговорил:

– Пока я не собираюсь говорить о деле ни тебе, Дюк, ни кому-то еще, – сказал он сердито. – Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать возможностью утечки информации. Мы не хотим, чтобы кто-то перехватил наше дело и оставил нас с носом. И тем более мы не хотим, чтобы агенты ФБР поджидали нас на месте. Я скажу только одно: начало операции через две недели и еще чертовски много предстоит сделать, чтобы все подготовить. Работы более чем достаточно, чтобы занять всех вас в течение ближайших двух недель.

Дюк пожал своими широкими плечами:

– Ладно, – сказал он, кивнув, – в этом что-то есть, и я принимаю это пока. А во что оценивается доход?

– Ну, это не составляет проблемы, – ответил ему Макс, сделав паузу для психологического эффекта. Магическое обращение к деньгам сделало эту паузу ненужной, все и без того слушали его с полным вниманием. – Джентльмены, – его голос приобрел самодовольное звучание, – я могу обещать вам, что общая сумма будет не менее чем полмиллиона долларов.

– Полмиллиона? – глаза Сэма расширились. Он вытер слюну с подбородка рукавом пиджака. – Десять процентов от этого будет ровно пятьдесят тысяч, правильно?

– Пятьдесят тысяч долларов! – дрожащим голосом проговорил парень с песочными волосами по имени Билл, чудотворец в механике. – Одним куском!

– Не забывай, что их у нас еще нет, Билл! – холодно произнес Макс. – Это не будут легкие денежки, падающие с рождественской елки прямо в наши вытянутые руки. У нас будет очень плотный распорядок дня, поскольку только тогда работа может быть выполнена, когда она будет отрепетирована до мелочей. Стоит только одному из нас нарушить этот распорядок, и вся работа автоматически сорвется. Помните это!

– Конечно, я буду помнить это, мистер Саммерс, – нервно ответил парень.

– Джонни? – Макс сосредоточил свое внимание на мне, – как ты с "винчестером-70"?

Я чуть было не соскочил со стула, но успокоил себя, решив, что он не мог знать о Луисе и его ружье.

– С какого конца, Макс? – спросил я.

– Очень смешно, – перебил он. – Теперь...

– Я меня не было практики, – ответил я. – Имеется в виду использование "винчестера" с оптическим прицелом?

– Да, – сказал он, – это не проблема, Джонни. Мы устроим тебе хорошую практику на неделю. Ларри посвятит тебя в подробности. – Через секунду он обо мне забыл. – Сэм! Я хочу, чтобы ты и Билл зашли ко мне, и мы посмотрим кое-что, с чем уже сейчас возникли проблемы. Мне необходима сначала ваша помощь, потом я смогу дать Дюку особую задачу. – Он тихонько хихикнул. – Жизнь может усложниться. – Он расслабленно поднялся. Чемоданчик был в его правой руке. Он снова стал самоуверенным чиновникам из верхнего эшелона власти. Я закрыл глаза на мгновение и попытался представить его в комнате обольщения с Полночью, но мне не хватило воображения.

– Все! – сказал Макс оживленно. – Надеюсь, мы все обговорили. Ларри будет поддерживать связь, и вам не о чем беспокоиться. Может быть, у кого-нибудь есть какие-то проблемы?

– Есть, – Дюк уныло улыбнулся. – Как не сойти с ума в этой деревне? Что, если нас увидят вместе? Я имею в виду если мы встретимся в баре, чтобы выпить или еще чего-нибудь? Это имеет значение?

Макс на мгновение замешкался, затем покачал головой:

– Не думаю, Дюк. Почему бы и нет. Думаю, мне не нужно объяснять, что операция пройдет в другом городе. Мы используем Свинбурн только как тренировочный лагерь.

Дюк повернулся ко мне, по-деловому почесав голову длинными пальцами, какие бывают только у хирургов и музыкантов.

– Почему бы тебе не поехать со мной, Джонни? – спросил он нетерпеливо. – Мы могли бы выпить пару стаканчиков.

– Было бы неплохо, – ответил я.

– О'кей, тогда поехали, – промычал он. – Ты знаешь, от всех этих напыщенных разговоров у меня заболел живот и поднялась температура.

Это стало началом прекрасной дружбы.

Глава 6

На третий вечер мы обнаружили лучший бар города, укромно примостившийся на аллее в южной части Мэйн-стрит. Его владельцем оказался человек по имени Донован, которого переполняла горячая ненависть ко всему человечеству. Он был убежден, что является самым большим неудачником в мире. Только однажды удача улыбнулась ему, – рассказывал он нам, – это когда его жена сбежала от него с заезжим коммерсантом, да и то через пару дней он обнаружил, что прежде чем сбежать, они обчистили полки с его лучшими товарами и сняли все деньги со счета в банке.

Это было человекообразное существо с блуждающим взглядом диких глаз и разрозненными кустиками седых волос, которые редкими оазисами обрамляли его рябой загорелый череп.

Он не верил ни в дантистов, ни в искусственные зубы, и поэтому самое пугающее зрелище открывалось, когда он улыбался, обнажая оставшиеся зубы, торчавшие, словно гнилые пеньки в болотистой трясине. Хотя бы ради потомства это лицо следовало уничтожить сразу после рождения.

С тех пор мы все вечера проводили в этом баре. Снова был понедельник. Поскольку он уже понял, что не может вести себя с нами нагло, он принялся полностью нас игнорировать. Он притворился глухонемым и оставался счастливо рассеянным ко всем просьбам и крикам, несшимся в его сторону. Это продолжалось целый час, а поскольку мы были единственными посетителями в баре, нас стало это по-настоящему раздражать.

– Донован! – Дюк сильно ударил по стойке обоими кулаками. – Если ты не хочешь обслуживать своих посетителей, то поставь хотя бы сюда бутылку бурбона, а? – Никакой реакции. – Ты только посмотри на этого подлого старого ублюдка! – ревел Дюк. – Просто необходимо возвести посредине улицы постамент и выставить на него эту карикатуру на человека. Я бы купил танк и расстреливал его по выходным.

– Мне кажется, он сейчас умрет! – громко сказал я. – Он же прямо валится с ног...

– Мне не хотелось бы здесь быть, когда это случится, – Дюка передернуло от этой мысли. – Представь себе, какое будет зловоние.

– Слушай, – подыграл я. – Если правильно приложить руки к этому, то можно разбогатеть. Забальзамируем его и будем возить по всей стране. Это будет лучшее шоу в любом месте, где мы остановимся. А назвать можно было бы так: чудовище, замаскированное под человека! За один взгляд на Донована – забальзамированного – можно брать приличные деньги. Я думаю, никто не догадается, что он когда-то был человеком.

– Наверное, в этом что-то есть, – кивнул Дюк, задумавшись. – Но как ты сможешь объяснить любопытным, что это за безумные пучки волос растут у него на голове, по виду они больше всего напоминают заплесневевший сорняк.

– Он был чудовищем, пришедшим из космоса, – медленно пояснил я. – Ему понадобились волосы, потому что он хотел стать похожим на человека. Он взял немного этого сорняка, что растет в Монгольской пустыне, и пересадил его на свой череп. Но он не прирос.

– А знаешь почему? – прошептал Дюк доверительно. – Потому что эта трава удобряется проходящими по пустыне верблюдами, которые время от времени останавливаются и... ну сам понимаешь.

– Да, – поддержал я, – та же проблема у него с зубами. У него их тоже нет. А те обломки, что он носит сейчас, он взял...

Бутылка бурбона обрушилась со страшной силой прямо перед нами.

– Захлебнитесь вы оба с первого глотка, – завопил нам в лицо маньяк с бешеными глазами. – Пусть поганки и плесень прорастут в ваших глотках, чтоб вы задохнулись до смерти.

– Чучело, все это уже есть на твоей башке, – произнес Дюк рассудительно.

Донован моментально затрясся, как будто ему нанесли смертельный удар. Затем, издав дикий пронзительный вопль, схватил обеими руками пучки своих волос и дернул их с неистовой силой.

– Ага! – завопил он спустя несколько секунд. – Видите? Не выдернуть ни одного волоска, даже если тащить краном! – он стоял, счастливо моргая, а слезы, вызванные причиненной самому себе болью, катились по его лицу.

– Это было восхитительно, – Дюк небрежно зажег сигарету. – У тебя еще есть трюки вроде этого, Донован? – Затем громко, в мою сторону: – Если мы упросим его продолжать, он убьет себя там, и тогда все, что нам понадобится, – это немного бальзамирующей жидкости.

– Ха! – дико усмехнулся Донован, затем неожиданно потерял к нам интерес и ушел в другой конец бара.

– Не знаю, – Дюк беспомощно пожал плечами, – вряд ли стоит столько волнений одна бутылка бурбона.

– Ты так на самом деле считаешь, приятель? – сказал я ему, наполняя свой бокал.

– А ты когда-нибудь вспоминаешь о своих друзьях? – холодно спросил он.

Я налил ему тоже, укоризненно взглянув на него, как бы давая понять, что я сделал бы это в любом случае. После десяти долгих дней и ночей в Свинбурне даже такая маленькая хитрость может доставить удовольствие!

– Как прошел день, дружище? – спросил небрежно Дюк.

– Ты сам знаешь, – проворчал я. – Точно так же, как и предыдущий, и тот, что был до него, и еще раньше. Ларри забирает меня из гостиницы каждое утро и увозит в пустынное место, где я не смогу кого-нибудь случайно подстрелить, а днем увозит обратно. В промежутке я изображаю Даниеля Буна, разбрасывая по округе пули калибра ноль сорок пять. По-настоящему волнующая жизнь.

– А я почти весь день прозанимался с Большим Рулем, – медленно сказал он. – Словно я снова в школе. Каждый раз, когда я решу одну из его задачек, он подкидывает мне следующую.

– И что это за задачки?

– В основном обычная чепуха. Например, сколько селитры необходимо, чтобы взорвать подвал, даются сначала конструкционные особенности подвала. Какой будет эффект, если затворный механизм подвала заклинит? Но для меня это ерунда. Я уже знал, в чем заключается работа, когда Саммерс еще только подошел ко мне.

– Но что-то беспокоит тебя, дружище? – добродушно поинтересовался я. – Я вижу это в твоих измученных глазах.

– Берем боковую стену дома! – неожиданно сказал Дюк, понизив голос так, что глухонемой маньяк, стоявший в другом конце бара, не мог расслышать ни слова. – Или Макс берет, во всяком случае! Затем он аккуратно ее измеряет, проверяет конструкционные детали, даже берет данные о качестве и типе использованных кирпичей. Когда он получает все, что возможно получить, он передает все это мне.

– Я что-то не понял, – сказал я смущенно.

– Это потому, что ты не хочешь дослушать, дружище, – Дюк самодовольно улыбнулся. Теперь он был на своем излюбленном коньке. – Я загружен данными об этой стене, и Макс решает, что пришло время задавать вопросы. Положим, ты хочешь полностью разрушить эту стену, Дюк. Сколько селитры понадобится и куда ее нужно заложить? Затем он садится на стул и начинает ерзать на нем, если я задержусь с ответом хотя на одну минуту, – ублюдок!

– Стена? – спросил я. – Это тебя тревожит?

– Ты можешь дать парню передохнуть? – с горечью спросил он. – Меня беспокоят вопросы, которые задаются позднее. Он хотел узнать, если я взорву стену и она упадет наружу, то насколько улица шириной в шестьдесят футов будет перегорожена обломками толщиной более чем в четыре фута. Но и этого ему показалось мало. Следующий вопрос был, если стена обрушится внутрь, какова опасность для тех, кто окажется в здании, когда это случится.

– Хороший вопрос, – признался я.

– Это чертовски глупый вопрос, – поправил он меня сердито, – если только я сам сначала не увижу это здание, и пока кто-нибудь не сможет указать точное местонахождение людей в момент взрыва.

– И ты сказал это Максу?