Помоги проекту - поделись книгой:
— Нет, мама, ни за что… Это обидит его…
— Не хочешь, — так я сама, позови его…
Петр Петрович, слыша, что эти споры касаются его любимца, взялся сам отблагодарить молодого человека и едва упросил Раису Валерьяновну спрятать деньги… Скоро мать и дочь вышли, взяв с Петра Петровича слово навестить их. Проходя мимо Ивана Васильевича, который дожидался их около конторки, Раиса Валерьяновна слегка кивнула ему годовой, а Паша, отстав от матери на несколько шагов, крепко пожала ему руку… вспыхнула вся, и кинулась догонять мать… Петр Петрович, проводив их до крыльца, вернулся в свою контору… Он тоже встретил Ивана Васильевича, посмотрел ему, улыбаясь, в глаза и похлопал по плечу…
— Молодец ты у меня Ваня, молодец! Валяй так, по-нашему! Хочешь через неделю сватом поеду?!.
— Не отдадут… батюшка, Петр Петрович, — махнув рукой, вымолвил Гребешков.
— Не отдадут? А мы выкрадем!.. В наше время все так делалось… а девка-то какая!..
— Что и говорить…
— Ну, и капитал… шестьдесят тысяч! Ты подумай.
— Шестьдесят тысяч! — проговорил эхом молодой человек. — Шестьдесят тысяч!
Они расстались.
«Любовь и побег»
Прошло около двух недель. Иван Васильевич был не промах, и хотя совершенно запустил свою работу на заводе, но повел так удачно атаку сердца Прасковьи Федоровны, что она не долго защищалась, и сдалась на капитуляцию безусловно!..
С этой минуты молодая девушка стала окончательно рабой ловеласа, и покорялась ему слепо и без ропота. Но самое трудное было впереди, надо было во что бы то ни стало уломать мать на этот брак… А она просто из себя выходила, если при ней смели только намекнуть о каком-нибудь «мезалианесе»…
Петр Петрович, как-то раз начавший речь на эту тему, получил на первых порах такой резкий отпор, что не решался больше беспокоить свою старую приятельницу… Паша с каждым днем становилась все задумчивее и грустнее… она так далеко зашла и своих симпатиях к молодому человеку, что можно было ожидать в отдаленном будущем даже худых последствий… Мало ли на что способна пылкая юность… Но не было никакой надежды получить согласие матери… Имение было все ее, деньги при ней, — и она могла ими распоряжаться бесконтрольно.
Оставался один выход — бежать… и обвенчаться тайком. Но целым часам, гуляя в пустынном кремлевском саду, молодые люди обсуждали планы бегства… Но тотчас являлся вопрос: Чем жить? — И они расходились встревоженные и недоумевающие… Конечно, бежать и обвенчаться. Мать могла простить, — а если нет?.. тогда что?
В этом положении были их дела, когда однажды, в конце июня, зайдя «пить чай» к тетушке Ивана Васильевича (которая жила недалеко от сада и всегда уступала свою квартиру, когда молодые люди заходили с гулянья), между молодыми людьми происходила следующая сцена: Василий Иванович ходил по комнате в сильном волнении. Паша истерически рыдала на кресле.
— Дура! Тебе говорят, что ты дура, — резко выкрикивал молодой человек, а еще говоришь, что любишь, лизаться поминутно лезешь… Ну, где же твоя любовь!..
— Но, Ваня, сам посуди, могу ли я взять деньги у матери… могу ли… ведь, это будет воровство…
— Воровство!.. Свои-то деньги взять воровство!?
— Как, свои деньги? Что ты говоришь, Ваня?..
— Коли ты глупа и понять не можешь, так слушай, что тебе будут умные люди говорить…
— Говори, Ваня, говори, я слушаю…
— Именье-то чье было?..
— Мамино…
— Мамино, заладила одно мамино, а на чьи деньги куплено… на чьи…
— Я не знаю, я, право, но знаю… Мама покупала, — шептала бедная девушка.
— То-то мама, да мама… А что у тебя отец калека, что ли, был?.. Разве не он деньги добывал, да на имя жены купил?..
— А, может быть… Я не знаю…
— Ну, а я-то знаю. Инженер он был… генерал, а инженеры, известно, какие деньги наживают, пойми ты его деньги были… а для отвода на жену имение купил…
— Может быть, Ваня… может быть.
— А если может быть, то после отца кто наследники, ты — ты одна дочь?
— Я… я одна… ну а мама.
— А мама что? Седьмая часть ей, вот и все, и опять говорю — деньги все твои — и взять их не грех… твои они и вольна ты ими владеть.
— Страшно, Ваня, очень страшно, как же это брать тайком.
— И тайком возьмешь — если открыто не дают!.. не пропадать же тебе в самом деле… Но мне, как хочешь — мне наплевать, а ты погибнешь, это твое дело… потом поздно будет…
— Ваня… Ваня… но ведь, как же мать? Она проклянет!! Страшно!
— Ну, что с тобой, дурой, говорить — прощай, мне некогда. Не хочешь слушать, когда тебя добру учат, пропадай ты пропадом, — и, схватив со стола картуз, Гребешков пошел к двери, но лишь только он взялся за ручку, как, словно брошенная сильной пружиной, Паша вскочила со своего места и повисла у него на шее!..
— Ваня, Ваня, не ходи, не оставляй меня, мне страшно, мне страшно!
— Ну а про что я говорил?..
— Раба твоя — делай со мной, что хочешь… Иван Васильевич горячо стиснул Пашу в своих богатырских объятьях…
— Давно бы так, — прошептал он, и сколько торжества слышалось в этих словах!..
Эта сцена случилась ровно за день до покушения шайки Рубцова на ограбление казначейства.
После свиданья с Пашей, торжествующий и довольный пошел Иван Васильевич в Летний сад у реки, и, пройдя целую линию яличников, подошел к самому красивому из яликов, окрашенному в яркие цвета с надписью на корме «Нептун».
— Кто хозяин? — спросил он, показывая на ялик.
— Я хозяин — отвечал толстенький человечек, со смеющеюся физиономией, поднимаясь с травы.
— Хозяин… Ну, хорошо… а что возьмешь ты с меня, свезти меня сейчас в село «Красные прясла».
— Садитесь, лишнего не возьму…
— Ну, нет, без торгу не сяду…
— Ну, целкового не жалко будет!..
— Целковый не целковый, а за полтиной не постою.
— Ну, хорошо — вижу барин добрый, на водку пожалует… пожалуйте — мигом доставлю…
Сели поехали…
— Смотри «Воробей», не утопи барина, — кричали оставшиеся на берегу лодочники…
— Не боись, не утоплю!.. Врите больше — огрызнулся гребец и налег на весла…
Село «Красные прясла» было от города Т. в восьми верстах, но лежало за изгибом реки и потому не было видно от пристани.
Дорогой гребец и Иван Васильевич разговорились, и «Воробей» так понравился молодому человеку, что тот стал нанимать его и на следующий день ехать уже вдвоем. Гребец, разумеется, с охотой согласился, и только все допрашивался зачем, да куда везти?
— Обратно поедем — скажу, — отвечал на все расспросы Гребешков… сам ничего не знаю.
Добравшись часа за полтора до села, Иван Васильевич тотчас пустился отыскивать священника, и в два слова кончил с ним дело, надо было только представить бумаги невесты, его документы были при нем, и тогда в полчаса. «Исайя ликуй!» [
— Значит, барин, приданого много берете?..
— Много — и не говори — много.
— Так другую лодку под приданое не нужно ли?
— Зачем другую… мы в одной… Билеты, брат, легки, давай я тебе миллион один донесу… говорил уже заплетающимся языком Гребешков, и скоро заснул крепким сном.
Насилу разбудил его Воробьев на пристани, и довел до извозчика… Конечно, в тот же день весь этот разговор был известен от слова до слова Рубцу, и тот нарочно сам отправился к семи часам следующего дня в сад, чтобы увидать в лицо Ивана Васильевича не перепутать…
Действительно, около 8 часов вечера, Гребешков явился в сад, он не был вполне уверен, сумел ли он спьяна объясниться вчера с лодочником, и не забыл ли чего сказать о времени и месте.
— Эй ты, хозяин — крикнул он, подходя к яликам.
— Я за него! — с улыбкой отвечал Воробьев и поднялся из травы…
— Ну что же, друг любезный… лодку приготовил?
— Что ее готовить… проконопачена, окрашена, хоть самого короля немецкого вези…
— Ну хорошо… значит, завтра в шесть…
— Как сказано господин… только вот что, батюшка…
— Что еще…
— Не лучше бы было взять еще гребца мигом бы доставили…
— Да по мне, бери хоть троих!.. на всех хватит!.. хвастливо промолвил Гребешков и пошел обратно. Он был счастлив, и сиял и торжествовал… Паша решилась, она дала слово… завтра он богач!..
— Ишь ты, какой щедрый! — оскалив зубы, тихо проговорил Рубцов, поднимаясь со дна лодки, в которой лежал… видно чужие деньги руки жгут!.. Да долго ли жечь будут!..
«В Константинополь»
К шести часам вечера следующего дня у пристани для яличников стоял всего один ялик, остальные случайно ли, нарочно ли, но все были разобраны. Около ялика расхаживал и сам хозяин лодки Воробьев, и изредка перебрасывался словами с молодым, красивым мужчиной, в черной свитке, который, развалясь в высокой траве, рассеянно курил папироску. Гуляющих и саду было мало, а желающих кататься еще меньше. Подбежала только какая-то маленькая барышня с гувернанткой, но, получив ответ, что лодка «занята», еще быстрее убежала. Время шло, было уже шесть часов, а Гребешков со своей дамой не показывались. Воробьев начал выражать свое нетерпение.
— Сбрендит… не придет!.. — сплевывая, произнес он.
— Погоди чуточку… разве скоро девку уломаешь, — отвечал лежащий молодой человек, — одна мука с ними!.. Да ты верно знаешь, что ровно в шесть?
— При тебе же вчера рядились… Раньше еще, говорит, приду… Это еще кого несет нелегкая?
Воробей насторожился.
К лодке подходили двое полупьяных купцов.
— Эй, ты… рожа… ты будешь хозяин? — крикнул один из них, обращаясь к Воробьеву.
— Я хозяин.
— А коли хозяин, тап вези нас в Носкову слободу!
— Извините, господа почтенные, лодка на весь вечер занята, никак не могу…
— Кто нанял?
— Господа заняли… кататься поедут…
— И мы кататься хотим!.. Подавай лодку…
Один из купцов попьянее занес ногу, чтобы шагнуть в лодку.
— Подавай лодку, — кричал он, — а не то!..
— Не могу, господин купец, лодку наняли, деньги получил, никак но могу, — говорил крайне недовольный всей этой историей Воробьев.
Он знал, что может выйти скандал, вмешается полиция, а этого вмешательства особенно сегодня он должен был опасаться пуще всего. Тем более, он увидал, что из аллеи показался Гребешков, с какой-то дамой, закрытой вуалью.
— Нет, повезешь… повезешь… — настаивал упрямый лабазник. — Как ты смеешь меня не уважать, ты знаешь кто я?.. Ты знаешь?..
— Очень знаю, видит Бог, готов бы служить со всем уважением, да сегодня не могу, лодка нанята, вон и наниматель идет… Пожалуйте, господин, господин! — крикнул он показавшемуся из аллеи Гребешкову.
— Наниматель… вот как, а мы ему отступного дадим… Денег у нас, что ли, нет!..
Купец пошел навстречу Ивану Васильевичу и его даме.
— Господин… господин… начал он приподнимая Фуражку… отступитесь от лодки… уважьте… отступного возьмите… уважьте коммерсанта… честью прошу…
Паша бледная и дрожащая, едва переломившая себя на такой страшный и решительный шаг совсем растерялась, и жалась к Ивану Васильевичу… тот в свою очередь не ожидавший такого пассажа, не знал на что решиться… На, крик могли сбежаться люди… момент был критический. Он решил не отвечать ни слова купцу, и быстро пошел к лодке, увлекая за собой свою даму… В два шага они были уже в лодке, Воробьев, и его товарищ вскочили на весла, полный купец, не хотевший их пустить, наклонился, чтобы схватить лодку за борт, но потерял равновесие, и упал, его фуражка сорвалась с головы и поплыла по реке…
— Караул, караул! — кричал он, поднимаясь весь измазанный в грязи и тине… Народ начал сбегаться, — городовой словно из земли вырос, а «Нептун» был уже далеко, быстро рассекая воды под могучим напором двух ловких гребцов…
Паша, которую эта сцена сильно встревожила, сидела ни жива, ни мертва… она видела, что теперь возврата нет… не большой саквояжик с деньгами и документами висел на ее руке, на стальной цепочке, еще полчаса, час, самое большее, проснется мать… хватится ее и денег… Боже мой, Боже мой, что будет!.. А, если догонят, поймают: пока они не повенчаны!..
Поделиться книгой: