Помоги проекту - поделись книгой:
Один в подпоясанной косоворотке навыпуск, с косым пшеничным чубом. Другой, черноволосый, в юнгштурмовке. Третий постарше, наголо бритый, в пиджаке и галстуке. Но что-то общее в них, пожалуй, все-таки было. Подтянутость, поджарость, какая-то внутренняя собранность.
— Группа, работающая по делу «Таинственная американка», в полном сборе, — с шутливой торжественностью объявила товарищ капитан госбезопасности. — Это, ребята, — Роза, наш инструмент ближнего наблюдения. Знакомься, Былинкина. Василий, человек-отвертка. Кому хочешь башку отвернет. [Про чубатого]. Это Рубен, кличка «Молния». [Про брюнета]. А это Михалыч, глаз-алмаз. Они всё время будут неподалеку, но ты их не увидишь. Как не увидела, когда они вели вашу гоп-компанию от вокзала до гостиницы.
А фамилий не назвала, ни одной, отметила Роза.
— Чего это от вокзала, — прогудел Михалыч басом. — Я американок с Ленинграда пасу. Всю ночь в коридоре под дверью ихнего купе проторчал. Мне бы поспать.
— Не выдавайте оперативных секретов, товарищ сержант госбезопасности, — все так же весело сказала Жильцова. — А ты, Рубенчик, не шарь взглядом по Розиному бюсту. Пока дело не закончено, никаких подкатов. Знаю я тебя.
Все засмеялись, а Роза покраснела. Она тоже заметила, что черноволосый (он был очень, очень ничего) не сводит с нее глаз.
— Ладно, ребята, катитесь. Михалыч, можешь покемарить. В машине.
Когда троица вышла, товарищ капитан сказала, уже без улыбки:
— Я тебе свою гвардию показала, чтоб ты знала: они всегда рядом. Если что — придут на помощь. Спасут.
— От кого? От этой старухи? — удивилась Роза. — Да что она мне может сделать?
— Ты даже не представляешь себе, что она может сделать. Если то, что в нашем досье, правда.
Глаза товарища Жильцовой, только что строгие, снова залучились смешливыми искорками. Поразительно все-таки, как быстро менялось выражение этого красивого лица.
— Как порозовела-то, когда Рубен на твои сиськи пялился! Ты что, девица? Ну и дура. Во-первых, отказываешь себе в одной из лучших радостей жизни. А во-вторых, не владеешь главным женским оружием. Оно тебе очень пригодится, если пойдешь по нашей линии. А чутье подсказывает мне, что это только начало нашей совместной работы. Ничего, Былинкина. Я тебя этой науке обучу. Как и многому другому. Учеба, обещаю, будет интересной.
Подмигнула. Роза ощутила щекочущее волнение под ложечкой — как перед спуском с крутой горы на лыжах. И жизнь хороша, и жить хорошо!
Сжала губы, чтобы не расплылись в улыбке. Сдвинула брови.
— Какие будут приказания, товарищ капитан госбезопасности? Что мне делать дальше?
— Находись в гостинице, в комнате для гидов. Не отходи от телефона. Что бы американке ни понадобилось, исполняй. Будь приветлива, услужлива, мети хвостом. По программе у вас что?
— Обзорка, потом на речном трамвае — «Пять новых мостов через Москву-реку». С посещением Речного вокзала. Как вариант, по желанию, — ВДНХ.
— Вряд ли гражданку Ларр интересуют красоты советской столицы. Ничего. Скоро узнаем, чтó ее интересует. И за второй, за мулаткой, тоже приглядывай. Она может оказаться не просто служанкой. Всё, Былинкина, топай. Возвращайся на боевой пост.
Новая столица Старого Мира
В столицу прибыл сверхсовременный экспресс «Азия» (повышенная комфортность, крейсерская скорость 100 километров в час). Из сияющего синим лаком вагона первого класса к краснокирпичному вокзалу потянулась «чистая» публика: старшие офицеры императорской армии, японские чиновники, маньчжурские и китайские бизнесмены, приличные дамы в европейских платьях и изысканных кимоно, небольшая компания русских, словно сошедшая с картины художника Борисова-Мусатова — такие же застывшие в янтаре мухи ушедшего прошлого. Преобладала японская речь — резкая, уверенная; певучая китайская звучала приглушенно; курлыкающая русская и вовсе едва шелестела. На английскую оглядывались — она здесь была в диковину.
— Move your ass for god’s sake! — громко взывала, оборачиваясь назад, коренастая низкорослая азиатка лет пятидесяти в ядовито-розовом платье и соломенной шляпке, удивительно не идущей ее плоскому скуластому лицу. Без видимого усилия она несла два огромных чемодана. Выговор был стопроцентно нью-йоркский. — Addy, for Chrissake, hurry up!
Обращалась азиатская американка, верней американская азиатка, к изящному молодому блондину (английское кепи с пуговкой на макушке, твидовый пиджак, брюки-гольф), который с любопытством озирался вокруг.
Пара была странная. Кем энергичная, властная особа и ее спутник друг другу приходились, не поймешь. Ясно, что не мать с сыном. Служанка на хозяина не покрикивает. Нарядный красавец на слугу тоже не похож.
По дороге, в вагоне, этот вопрос обсуждали две дамы, сидевшие напротив — супруга директора «Осакского банка» и начальница японской женской гимназии. Они искоса поглядывали на соседей поверх вееров и перешептывались. В конце концов, пришли к выводу, что богатая американская китаянка наняла в эскорты профессионального жиголо. Первая дама шепнула: «Я бы такого тоже наняла». Вторая хихикнула, деликатно прикрыв рот ладонью.
— Гляди, Масянь, тут и на русском есть! — воскликнул блондин, останавливаясь перед вывеской с иероглифами, латиницей и кириллицей: «新京 Hsin-king Синьцзин».
— Эдди, черт тебя побери, да пошевеливайся ты! Мы не на экскурсии!
Помахивая скрипучим саквояжем, Эдди пошел за своей суровой спутницей, но продолжал вертеть головой. Ему всё было интересно.
На привокзальной площади — просторной, идеально круглой, с пышной клумбой посередине — китаянка увидела стоянку такси и двинулась было в ту сторону, но молодой человек закричал:
— Ой, русские дрожки! Я такие видел только на фотографиях! Не хочу на такси, хочу на дрожках! Я решаю, я руководитель группы!
Он показывал на рессорную коляску с бархатным сиденьем — совсем как на картине Крамского «Незнакомка». На козлах, правда сидел не «ванька», а китаец в засаленной куртке.
Вздохнув, Масянь подошла, спросила по-китайски, сколько будет стоить поездка до гостиницы «Ямато».
— Если заплатишь вперед, всего пять юаней, — ответил извозчик. — А нет — тогда по счетчику.
— Ну что ты? Едем! — потребовал Эдриан, не знавший китайского.
— Ты, может, и руководитель группы, но за расходы отвечаю я.
С подозрением поглядев на «счетчик» — сомнительного вида деревянный щиток с мелкими цифрами, торчащий сбоку, Масянь объявила:
— Плачу вперед четыре юаня. Держи. А нет — поедем на такси. Быстрей получится.
Когда возница согласился, назидательно сказала спутнику:
— Учись экономить, Эдди. Деньги любят бережливых.
Коляска проехала по площади мимо новехонького конструктивистского офиса «Маньчжурской железной дороги» и через какие-нибудь двести метров остановилась у ворот. Китаец слез с козел, снял чемоданы.
— В чем дело? — недоуменно спросила Масянь.
— Гостиница «Ямато». Приехали. В ворота на лошадях не пускают.
В глубине двора виднелось красивое здание с флагами и парадным козырьком над входом.
Эдриан засмеялся, очень довольный, что учительница жизни опростоволосилась.
— Ничего не поделаешь, экономистка. Ты заплатила вперед.
Разъяренная китаянка повесила сумочку на локоть, чтоб не мешала, схватила обманщика за ворот.
— Скотина! Тут и одного юаня много! Мы бы дошли пешком! Отдавай деньги!
Руки у нее были сильные, башка возницы моталась туда-сюда, но он не сдавался.
— Уго…вор есть уго…вор.
Неизвестно чем завершилась бы эта дискуссия, если бы события не приняли новый оборот.
Подбежал юркий человечек в надвинутой на глаза кепке, сорвал с локтя сердитой женщины сумочку и пустился наутек.
— Бедняжка, — пробормотал Эдриан, непонятно про кого.
Масянь выпустила жертву своего гнева, быстро наклонилась, приподняла юбку. При этом стало видно, что на левой лодыжке прикреплен чехол с ножом, на правой — кобура с маленьким пистолетом. Молниеносным движением отстегнув кобуру, Масянь распрямилась и без размаха, но мощно и пружинно, по-питчерски, ее метнула.
Воришка несся шустро, он успел отбежать метров на двадцать. Тяжелая кобура стукнула ему точнехонько в затылок, тут-то и выяснилось, кого пожалел Эдриан. Похититель сумочки рухнул на тротуар.
Масянь подошла, забрала свою собственность, а лежащего мстительно лягнула по щиколотке. Тот только взвизгнул.
— Знай, у кого тырить, дерьмо клопиное! — рявкнула на китайском бандитском жаргоне специалистка по силовым методам работы. У Масянь было трудное детство. Она выросла в трущобах Чайнатауна и к тринадцати годам слыла первоклассной «тырщицей». Но однажды на улице залезла в карман к Мэри Ларр, и после этого поменяла свою жизненную карьеру.
Возница времени не терял. Запрыгнул в коляску, хлестнул лошадь и был таков. Эдриан стоял на тротуаре, обмахивался кепи. Маньчжурское солнце пекло изрядно. Самая жара, середина августа. Сюда, на другой конец света, они добирались десять дней. Авиакомпания «ПанАм» сначала доставила сыщиков трансамериканским рейсом в Сан-Франциско, потом трансокеанским (точно на таком же самолете, как пропавший «Гавайский клипер») на Филиппины, но оттуда пришлось путешествовать по-винтажному, пароходом до маньчжурского порта Далянь, по-японски «Дайрэн», по-русски «Дальний». Оттуда — поездом.
— Какой у тебя план? — спросила Масянь, таща чемоданы по аллее ко входу отеля. — Ты обещал, что расскажешь на месте. Ну вот мы на месте. Пора браться за работу.
— У меня план переодеться в летнее. Не люблю потеть, — ответил руководитель группы. — Выпить замороженный дайкири. Немного отдохнуть.
На рецепции мистера Эдриана Ларра, эсквайра (так и было написано: Esquire) ждал сиреневый конверт с золотой монограммой. Портье вручил его с почтительным поклоном.
— Отлично, — сказал Эдди, прочитав записку (на бумаге тоже сияла монограмма). — Ясудзи выполнил обещание. — Первый пункт моего плана сработал.
Масянь недоверчиво взяла, понюхала (письмо благоухало дорогим одеколоном) и лишь потом прочитала.
«Hi Addy. Yasuji’s friend is my friend too. You can always find me at “Balmoral” after 6 pm. Looking forward, Tom»[4].
— Кто это — Том? И Ясудзи?
— Ясудзи — это Такэда, мой приятель, еще по Харроу. Я известил его, что еду в Синьцзин и спросил, не знает ли он там кого-нибудь полезного. У Такэды всюду есть полезные знакомые. Том — его однокашник по офицерскому училищу. Принц императорской крови Томохито Нисигуни. После выпуска назначен адъютантом главнокомандующего Квантунской армии.
— Хоть какая-то от тебя польза, — проворчала Масянь. — Значит, начинаем работать в восемь? А что мы будем делать до вечера?
— Я выпью дайкири — и спать.
— Ну разумеется.
В отличие от никогда не спящей матери Эдриан, как кошка, немедленно засыпал, когда ему было нечем себя занять — то есть почти всегда. Зато, если понадобится, мог обходиться без сна несколько суток.
Пока бонвиван в баре потягивал свой коктейль, Масянь исследовала номер «люкс», распаковалась и немного походила на руках — отличное упражнение, чтобы кровь прилила к голове и активизировала работу мозга.
— Ты на диване, я на кровати, — заявила она, когда явился Эдди. — Тебя хоть где уложи — сразу задрыхнешь, а я женщина пожилая, у меня бессонница.
— Йес мэм, — кротко согласился Эдриан, улегся на узкое ложе и через минуту уже сладко посапывал. Во сне он был похож на златовласого ангела. Но только во сне.
А Масянь времени не теряла. Она отправила в нью-йоркский офис телеграмму о благополучном прибытии, сходила в книжный магазин за картой города и путеводителем, на всякий случай изучила пути эвакуации (номер был специально забронирован на первом этаже, окнами в парк), привела в порядок свой немалый арсенал (подъюбочным оружием он отнюдь не ограничивался), а потом долго изучала топографию Синьцзина, а также историю этого удивительного города — очень коротенькую, всего лишь четырехлетнюю. До 1934 года, когда было провозглашено государство Маньчжоу-го, это был уездный городишко с другим названием. «Синьцзин» означало «Новая Столица», и в путеводителе гордо сообщалось, что в скором времени здесь будет не только административный центр новой страны Маньчжурии, но и столица великого Китая, а стало быть и всего Древнего Мира. The Old World было написано с заглавных букв. По китайским понятиям, всё старое — истинное, всё новое — иллюзорное. Поэтому западный мир как новый, всего лишь двухтысячелетний, почитался временным и ненастоящим.
Идею, что Китай — главная страна мира и в грядущем займет место, достойное этой блистательной цивилизации, читательница одобрила. Она тоже считала Америку скороспелкой, которая не выдержит испытания временем. Какие-нибудь двести-триста лет — и развалится, а Китай пребудет вечно.
В начале восьмого Масянь, не поднимая головы от книжки, кинула в сторону дивана скомканную салфетку. Та накрыла лицо спящего.
— Вставай. Собирайся, — сказала китаянка вскинувшемуся Эдриану. — Знаю я тебя, будешь битый час вертеться перед зеркалом.
Привычки напарника она изучила во время совместной работы в Сан-Франциско. И время рассчитала точно.
Прихорашиваться красавчик закончил без одной минуты восемь. В качестве последнего штриха сунул в петлицу белого смокинга алую гвоздику, выдернутую из вазы. Провел ладонью по идеальному пробору.
— Я пошел. Не скучай.
— Никуда ты один не пойдешь. Мэри приказала не отходить от тебя ни на шаг.
— Как ты себе это представляешь? «Это моя нянька» — так я скажу принцу Нисигуни? Обходился же я без твоей опеки в притонах Сан-Франциско, не пропаду и в этом «Балморале». Очень вероятно, что это клуб, куда женщин вообще не пускают.
Когда Масянь хотела возразить, он поднял голос:
— Кто тут начальник?
Она уступила с нежданной легкостью:
— Ладно-ладно. Ты начальник. Развлекайся со своим принцем. Мне тоже надо отдохнуть.
— То-то.
Окрыленный победой, Эдриан отправился на рецепцию.
— Что такое «Балморал» и где это?
— Мистер Ларр? Эдриан, если позволите? — послышался сбоку бархатный голос, выговаривавший слова на преувеличенно британский манер. — Я Томохито Нисигуни.
Невысокий стройный офицер в безукоризненно сшитом мундире снимал белую перчатку, готовясь к рукопожатию. Приветливая улыбка под тонкими усиками, идеально выстриженные височки, аристократичный нос с горбинкой. Сразу видно — принц, горошину под перины можно не подкладывать.
— Велел позвонить, когда вы прибудете. Я прямо со службы.
Руку пожал крепко, по-европейски.
— Зовите меня «Эдди», ваше высочество, — поклонился Ларр.
— А вы меня «Томми», старина!
Поделиться книгой: