Но вот в коридоре остался я один, минут пять назад вышел очередной офицер - отказник. Со злобой хлопнул дверью и убежал. Дверь от удара приоткрылась и мне представилась возможность слышать, что там происходит. Разговаривали в основном Шпанагель и генерал-майор Фролов, которые обсуждали перспективы службы офицеров, отказавшихся ехать в Чечню.
- Все, что ли? – Спросил Шпанагель.
Кто-то из офицеров выглянул в коридор, посмотрел на меня и скрылся за дверью: - Там в коридоре только Копытов остался.
- Ладно, на этом заканчиваем, пусть идёт к себе в полк, - распорядился начальник ракетных войск и артиллерии округа.
Я был ошарашен таким решением. Опять меня проигнорировали. Никто не хотел даже знать моего мнения, а я ведь нормальный офицер и никогда не прятался от трудностей, а наоборот шёл им навстречу. И сейчас просто развернуться и уйти, оплёванным, никому не нужным…. А куда тогда девать двадцать два года военной службы, учения, полевые лагеря. Зачем меня тогда государство готовило? Посылало служить за границу? Мне стало жарко от вихрей мыслей, которые охватили меня.
В кабинете послышались шаги и из дверей выглянул генерал-майор Фролов, несколько долгих секунд смотрел на меня и, наверно поняв моё состояние, скрылся обратно в кабинете. Я решительно подошёл к дверям и приоткрыл, чтобы услышать, что будут сейчас говорить.
- Сергей Львович, давайте выслушаем капитана Копытова, - решительно сказал генерал.
- А чего его слушать? И так ясно, что откажется, - заговорил недовольно Шпанагель, - у него квартира есть, пенсию заработал. Какой смысл ему ехать в Чечню?
- Вот если откажется, - гнул свою линию Фролов, - тогда и уволим. А сейчас, давайте выслушаем его.
Наступила томительная пауза, после которой послышался раздражённый голос начальника: - Копытов! Заходи сюда.
Я зашёл в кабинет и посмотрел на присутствующих офицеров. Все избегали смотреть на меня, как будто стыдились, ожидая от меня очередной отказ. Полковник Шпанагель тоже уткнулся в какие-то свои бумаги на столе, только генерал-майор Фролов открыто и прямо смотрел на меня.
- Товарищ капитан, готовы вы ехать в Чечню для восстановления конституционного порядка? - Почти пробурчал себе под нос Шпанагель, не отрываясь от бумаг.
- Так точно, товарищ полковник. – Чётко доложил я. Все удивлённо вскинули головы, а Шпанагель оторвал взгляд от бумаг и с недоумением воззрился на меня.
- Что «так точно»: не готовы или готов?
- Готов, товарищ полковник, выдвинуться в Чечню для наведения конституционного порядка. – С вызовом заявил я.
В кабинете повисло многозначительное молчание, а присутствующие с интересом и любопытством уставились на меня, ожидая продолжения разговора, и он начался.
- Копытов, не понял? - Завёлся с полуоборота начальник. - Квартира у тебя есть, пенсию ты заработал. Зачем тебе это нужно?
- Товарищ полковник, я нормальный русский офицер и готов выполнить любой приказ командования и пенсия с квартирой здесь не причём.
- Копытов, ты наверное не понял? Я тебе не повышение предлагаю. Ты поедешь в Чечню в должности командира своей противотанковой батареи.
- Товарищ полковник, я готов ехать в Чечню в должности командира противотанковой батареи, - произнёс это с такой твёрдостью в голосе, которая наверно убедила Шпанагеля больше чем мои слова.
- Хорошо, товарищ капитан. Вы меня убедили. – Шпанагель повернулся к одному из своих полковников, - товарищ полковник, запишите себе: в течении двух недель подыскать ему должность начальника штаба и включить в приказ на очередное воинское звание «майор».
- Но едешь ты, всё равно командиром противотанковой батареи, - произнёс это, уже глядя на меня, начальник.
- Товарищ полковник, - попытался запротестовать я, - да, не ради звания «майор» и должности еду….
- Всё, Копытов, молчать, - оборвал меня полковник, - через две недели будешь майором. Иди.
- Есть. - Повернулся и вышел из кабинета. Только в коридоре понял, что я насквозь мокрый от этого разговора. Теперь то мне стало понятно, почему Бондаренко вышел весь в поту. Видать ему тоже должность начальника штаба дивизиона не просто далась. Я повернулся на звук открывшейся двери. Из кабинета вышел генерал Фролов, подошёл ко мне и пожал руку.
- Молодец!
Чувство безмерной благодарности к генералу охватила меня: - Спасибо, товарищ генерал. Никогда не забуду вашей поддержки и не подведу вас.
Генерал по отечески похлопал меня по плечу и ласково подтолкнул к выходу: - Иди, Копытов, занимайся своим делами.
Взбудораженный, состоявшимся разговором и незаметно для себя я оказался в канцелярии батареи, где меня ожидали угрюмые командиры взводов. Лишь через несколько минут, приведя свои чувства и мысли в порядок, спросил у них - Были ли они на беседе у командира полка?
Матвиенко тяжело вздохнул: - Были, товарищ капитан. Я объяснил причины, по которым не могу ехать в Чечню.
Я перевёл взгляд на Никифорова и тот нервно вскочил:
- А я заявил о несогласии ехать и высказал свою позицию по данному вопросу. – И тут же сел обратно на стул.
В течении минуты я молчал, пытаясь взять себя в руки. Несмотря на моё личное негативное отношение к Никифорову, относился к нему всё-таки достаточно ровно и лояльно. Старался не обращать внимание на его «псевдодемократические заскоки и завихрения», считая что всё это пройдёт само собой со временем. Даже когда ругал его за какие-нибудь провинности, или какие-либо высказывания и необдуманные до конца поступки, даже тогда высказывал ему замечания или своё неудовольствие в корректной форме. Но сейчас сдерживаться не стал, да и не хотел. Я медленно поднялся из-за стола.
- Встать! Смирно ЛЕЙТЕНАНТ! – Тихо, но жёстко приказал я, отчего Никифоров стремительно поднялся со стула и мгновенно принял строевую стойку. Вслед за ним также быстро поднялся и застыл по стойке «Смирно» и Матвиенко, хотя команда относилась только к Никифорову.
- Никифоров! – Я сильно стукнул кулаком по столу, - посмотри на меня… Только внимательно и вдумчиво посмотри…. Ты, что сволочь, думаешь, что у меня родители алкоголики? Или я воспитывался в какой-то ненормальной коммуне? Или ты думаешь, что я раб в военной форме и безропотно иду на убой, выполняя приказы нашего продажного правительства? Может, ты думаешь, что я коммунист-фанатик? – Это были чисто риторические вопросы, на которые ответа от Никифорова совсем не ждал. Угрожающе медленно вышел из-за стола и вплотную подошёл к подчинённому.
- Так вот, товарищ лейтенант, - продолжил тихим голосом, едва сдерживая бешенство, но с каждым словом повышая тональность, - родители у меня нормальные советские люди, которые правильно меня воспитали. Учился в нормальной советской школе, где также воспитывали и прививали высокое отношение к чувству долга перед Родиной, страной и к её гражданам… И жена у меня отличная мать и женщина, которая кстати тоже не хочет, чтобы я ехал в Чечню, но она говорит: прикажут – езжай. И дети у меня не олигофрены. Понятно? Все эти десять дней, как соседний полк уезжал, я чувствовал себя ущербным, потому что мне никто не предлагал ехать туда. И сейчас меня поставили почти на одну с тобой доску, не поверив в мою готовность выполнить то, для чего я предназначен как военный. Мне сейчас для того, чтобы ехать в Чечню, пришлось доказывать, что я хочу и должен ехать… Что хочу ехать со своим полком… И еду туда не мирное население убивать, как ты тут бегаешь и треплешь языком на каждом углу, а бороться с бандитами, которые убивают, насилуют, грабят и выгоняют из своих домов, квартир русских. Вот за них и еду воевать. Еду, чтобы любой враг не пришёл сюда и не изнасиловал мою жену, не убил моих близких, да и твоих тоже. И таких, как я - большинство. Скажу тебе больше. Если бы ты даже согласился ехать, то я бы всё сделал, но отказался бы от тебя. Потому что не верю тебе. Такие как ты, сдаются в плен и становятся предателями.
Я стоял напротив Никифорова и всё это, даже не заметив, уже выкрикивал в лицо командира взвода. Он же, побагровевший, хлопал беззвучно губами, пытаясь что-то ответить или возразить мне.
- Молчать, Никифоров! – Раздельно и угрожающе произнёс я, - если ты сейчас что-то попытаешься возразить или оспорить мои слова, я просто заеду тебе в морду. Ни как русский офицер, а как нормальный русский мужик.
Я уже спокойно смотрел ему в глаза - так как запал весь прошёл. Всю свою злость, обиду и ярость выбросил в крике, но про себя всё-таки решил: если он, что-то сейчас вякнет. Знаю…, побежит в прокуратуру, но всё равно врежу ему по роже. Это же наверно увидел в моих глазах и Никифоров, поэтому благоразумно промолчал. Я посмотрел на побледневшего Матвиенко, стоявшего рядом, затем резко развернулся и сел за стол.
- Вольно. Садись! – Скомандовал я.
Но Матвиенко и Никифоров продолжали стоять, не решаясь сесть.
- Я, что неясно сказал? Проехали…, садись….
Офицеры осторожно присели за стол. Я тоже постепенно успокоился: - Никифоров, всё что я здесь произнёс, это не ради красного словца было сказано: я так думаю на самом деле и мне на самом деле глубоко наплевать на тебя. Но если всё таки не поедешь, то ты и ты Матвиенко, пока не увидите меня в вагонном окне, пока я вам оттуда не помахал рукой - вы должны пахать, пахать как лошади. Вам это ясно?
Командиры взводов молча и синхронно кивнули головами.
- На сегодня следующая задача. Сейчас идёте в парк. На полу хранилища выкладываете весь ЗИП со всех противотанковых установок. Не трогаете только ЗИПы командирских машин – там всё в порядке. Берёте комплектовочные ведомости и к завтрашнему обеду выдаёте мне по списку: чего у нас по инструменту не хватает. До ключика. Вопросы есть? Нет? Идите, выполняйте.
Сам остался в канцелярии и после недолгого раздумья пододвинул к себе рабочую тетрадь. И после длительных размышлений к вечеру у меня был готов план мероприятий по подготовке противотанковой батареи к убытию в Чечню объёмом в семьдесят пунктов. Основным, конечно, пунктом была заводка двигателя, проверка работоспособности пусковой установки и работа на технике. Остальные пункты были в принципе мелочными и легко выполнимыми. Надо было заготовить стандартные листы, карандаши, тетради – то есть, заготовить всё, что будет необходимо для жизнедеятельности батареи, а не метаться там в поисках. Куда это сложить и так далее, и тому подобное.
Со следующего дня всё завертелось. Такие же планы, оказывается, не только я составил, они были практически у всех командиров подразделений. Все ринулись в парк и начали проверять технику заводкой, тем более, что нам опять везло с погодой. На улице, после небольшого похолодания, опять стояла температура –1-2 градуса мороза. С серого, как солдатская шинель, покрытого унылыми облаками неба, сыпался то дождь, то снежная крупа. Каждое утро, с командирами взводов из ПТО, забирал подготовленные АКБ, тащил их в бокс. Там залезал через боевое отделение в узкий люк двигательного отсека и в течении трёх часов, пока не заводил установку, находился в неудобном лежачем положении. Сложность была в том, что к клеммам АКБ нужно было подсоединить семь проводов: два на минус и пять на плюс. У меня раньше они были заведены на болты, но после того как при обслуживании техники чужими солдатами болты были раскручены, мне пришлось всё это, методом «тык» делать заново.
После того, как машина заводилась, я начинал проверять пусковую установку: работу горизонтальных и вертикальных механизмов, а затем выезжал из бокса и делал контрольный круг по парку. И приступал к следующей машине. В день удавалось завести две, максимум три машины. А ведь помимо всего приходилось ещё участвовать в полковых мероприятиях и ходить на дежурства.
Домой приходил уже выжатым усталостью, как лимон и сил хватало только на то чтобы послушать программу «Время» о событиях вокруг Чечни. После чего падал на постель и забывался в тяжёлом сне. А с утра всё по новой. Через несколько дней я срочно был вызван к начальнику ракетных войск и артиллерии округа в кабинет командира артиллерийского полка. Необходимо было срочно представить ему на беседу моего отказника Никифорова и ещё одного офицера-отказника с артиллерийского дивизиона. С ними Шпанагель ещё не беседовал.
Я вёл их через плац и инструктировал: - Товарищ Никифоров, в беседе с полковником Шпанагель попрошу вас высказываться без излишней фанаберии и других ваших псевдодемократических штучек. Ну, а вам, товарищ лейтенант, чего советовать: если вы не хотите ехать – так и скажите ему.
Лейтенант с дивизиона очень боялся предстоящего разговора и всё больше, и больше впадал в панику: - Товарищ капитан, ну как ему об этом сказать? Подскажите мне, ведь вы уже с ним общались, - ныл всю дорогу лейтенант.
Как только завёл офицеров в кабинет, так Шпанагель гневливо спросил: - Копытов, кто из них Никифоров?
- Товарищ лейтенант, - начал грозно вещать полковник, после того как я представил Никифорова, - да вы подлец, да ещё какой. Ваши товарищи, ваш командир батареи едут выполнять свой конституционный долг, а вы в кусты. Да вы…, - дальше последовали рассуждения о личности Никифорова, в основном эти рассуждения носили негативно-красочный характер, при этом виртуозно были присовокуплены и сказочные образы, и другая «народная» лексика. Никифоров попытался оспорить эти суждения, но быстро заткнулся и только краснел или бледнел от очередного высказывания начальника. Шпанагель в ходе своего монолога частенько обращался за поддержкой к молчавшему лейтенанту и тот также молча кивал головой, как бы поддерживая позицию начальника. Так продолжалось около сорока минут, пока Шпанагель не обратился к лейтенанту:
- Вот скажите, товарищ лейтенант, этому негодяю, дезертиру и трусу. Есть у вас жена и ребёнок? - Лейтенант обречёно и молча мотнул головой.
Полковник обрадовался: - Вот скажите этому молодому и бестолковому человеку, у которого нет семьи и ничего его здесь, в принципе, не держит - Ваша жена хочет, чтобы вы ехали в Чечню?
Лейтенант разлепил пересохшие губы и сиплым от волнения голосом произнёс: - Товарищ полковник, моя жена не хочет, чтобы я ехал туда. И я тоже отказываюсь туда ехать - не хочу…
Полковник в изумлении уставился на него, потом зло плюнул и повернулся ко мне: - Копытов, ты кого привёл? Ты…, кого привёл?
- Товарищ полковник, за лейтенанта с дивизиона ничего не буду говорить, а лейтенант Никифоров по своим деловым и моральным качествам мне и сам не нужен. В присутствии его и говорю – гнилой он.
Шпанагель устало махнул рукой: идите, мол, отсюда. Повернулся и пошёл за стол.
- Кругом! – Скомандовал я, и мы вышли из кабинета.
В течении нескольких дней начала вырисовываться картина дальнейших наших действий. Действительно 4 января ожидались с ЗабВо четыре самолёта с полутора тысячами солдат, которых уже подбирали там и готовили к отправке. Старшим, по формированию моей противотанковой батареи, был назначен командир противотанкового дивизиона подполковник Евсеев Григорий Иванович. Мой сосед по подъезду. Его дивизион готовил для моей батареи помещение и лично Евсеев отвечал перед Шпанагелем за подготовку батареи. Надо сказать, что Евсеев, мягкий и нерешительный по характеру, жутко боялся полковника и в первые же сутки заколебал меня своей опёкой и навязчивостью до такой степени, что я был вынужден поговорить с ним довольно жёстко.
- Товарищ подполковник, вот вы готовите для моей батареи помещение – вот и готовьте. Я туда не вмешиваюсь и вы тоже не вмешивайтесь в мои дела. Я командир противотанковой батареи, и я отвечаю за неё. Понадобится мне ваша помощь, поверьте - обязательно обращусь к вам, а так не мешайте мне.
Но, честно говоря, несмотря на всю мою решительность и апломб, чувствовал себя не уверенно, хотя этого на людях старался не показывать. Действительно я командовал противотанковой батареей пять лет. За это время перевооружался три раза. Сначала у меня на вооружении были 76 миллиметровые пушки, потом 85 мм. Через год всё это сдал и получил 100 миллиметровые пушки. А в 1991 году получил противотанковые установки 9П148, на базе БРДМ-2. Честно говоря, я их не знал, и за четыре года ни разу из них не стрелял: на меня просто не выделяли ракет. Бегал в соседний полк к Мишке Гаджимурадову, который командовал там развёрнутой противотанковой батареей и по праву считался опытным специалистом, так как каждый год стрелял. Но все эти попытки получить определённые знания и навыки не давали должного результата. Чисто теоретически знал в принципе всё, но без практики всё это было мёртвым грузом. А ведь придут солдаты, командиры взводов наверняка будут двухгодичники и мне их придётся в сжатые сроки обучить и идти может быть в бой. А я сам был круглым нулём. В довершении ко всему когда поступила команда выгнать технику батареи из бокса, поставить их в колонну около КТП и быть в готовности перегнать в парк противотанкового дивизиона, я смог выгнать только пять противотанковых установок из девяти, и все четыре командирских БРДМ-2. Остальные установки, стали в боксе насмерть - не заводятся и ВСЁ. А ведь помимо этой техники, мне должны поставить в батарею ещё взвод визирования с тремя БМП, в которых я вообще «не рубил». А также два автомобиля для перевозки боеприпасов, в знании которых тоже был «чайником». Короче, было отчего чувствовать себя неуверенно.
В канун Нового года командир полка довёл до меня, что взвод визирования не будет развёрнут и это меня несколько успокоило.
Празднование Нового года прошло невесело. Да и чего было веселится. Семья знала, что через пару недель я уйду на войну, а вернусь ли оттуда – это был довольно больной и острый вопрос. И даже когда вернусь - тоже был ещё тот вопрос. Сам же я был вымотан до предела. Посидели. Немного выпили. В 12 часов выскочили на балкон. А на улице +1 и идёт дождь. Запустили фейерверк и пять минут первого зашли обратно в комнату. Тогда никто из нас ещё не знал, что полк соседей в это время ведёт бой в Грозном и уже есть первые убитые, раненые, искалеченные и пропавшие без вести.
Посидев за столом ещё полчаса, я ушёл спать.
В десять часов утра на следующий день встретился, как и договаривались, в парке с командирами взводов и попытались завести ещё раз «мёртвые» противотанковые установки. Но напрасно промучившись на лёгком морозце три часа, я плюнул на это дело, отпустил взводников и сам тоже ушёл домой.
Второго января, получил приказ перегнать установки в парк противотанкового дивизиона. Заводил БРДМ и на небольшой скорости, по снежной жиже, а на улице стояло +2 градуса, перемещался на новое место. Вечером на совещании удручённо доложил о перегоне только пяти противотанковых установок и четырёх командирских БРДМ-2.
Выслушав доклады остальных командиров подразделений о проделанной работе, полковник Петров поставил задачу на следующий день.
- Завтра, в четырнадцать часов командующий округом собирает нас в клубе артиллерийского полка. Собирает всех. Отказников тоже. Туда же будут доставлены к этому времени офицеры и прапорщики с других гарнизонов, для доукомплектования полка командным составом. Вполне возможно командующий захочет выслушать доклады всех начальников служб и командиров подразделений. Так что будьте готовы к возможным вопросам. Завтра это будет наиглавнейшая задача.
И вот «завтра» наступило. В половине второго мы уже собрались перед клубом арт. полка, сбились в кучки, курили, разговаривали. Я же отвёл своих командиров взводов в сторону.
- Дима, Никифоров. Слушайте меня внимательно, чтобы для вас потом не было неожиданностью то, что я скажу командующему насчёт каждого из вас, если меня спросят. Дима, для того чтобы безболезненно отмазать тебя от Чечни, в своём докладе сгущу насчёт тебя краски, так что не обижайся, когда ты это услышишь. Ну, а про тебя Никифоров скажу то, что думаю, без всяких прикрас. Извините, но мне там нужны нормальные командиры взводов, на которых смогу в боевой обстановке твёрдо опереться. Вам ясна моя мысль? – Взводные одновременно кивнули головами.
- Товарищ капитан. – Послышался из-за спины голос. Я обернулся: передо мной стоял, покачиваясь из стороны в сторону, невысокого роста, крепко сбитый, с небольшими усиками, старший лейтенант, с лихо заломленной шапкой, - мне сказали, что вы командир противотанковой батареи.
- Да. А что нужно?
Старлей сильно качнулся в сторону и на какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас упадёт, но сделав над собой усилие, он выровнялся, неловко приложил руку к головному убору и заплетающимся голосом отрапортовал: - Старший лейтенант Кирьянов. Назначен к вам на должность заместителя командира батареи по воспитательной работе. – Последние слова он выговаривал уже с трудом, еле ворочая языком. То что он был пьян, и не просто пьян, а пьян в «сисю» было видно даже за километр.
- Товарищ старший лейтенант, да вы же пьяны, - с горечью констатировал я данный факт.
- Товарищ капитан, ну…. пока ехали с Чебаркуля. Останавливались по дороге…., я и не заметил, как напился. – Бормоча слова оправдания, Кирьянов старательно таращил глаза и прилагал большие усилия, чтобы не шататься и выглядеть как все, но это у него плохо получалось.
Я огляделся, из машин которые подъезжали на плац артиллерийского полка, выгружались офицеры и прапорщики, прибывшие для укомплектования полка. С шумом и гамом, нагруженные вещами они валили по дорожке к клубу, входили в двери и исчезали в его недрах. Сразу бросалось в глаза, что половина из них была сильно пьяная, а вторая половина просто «датая». Они были веселы и воспринимали всё происходящее как очередное весёлое, военное приключение. Многие из них ещё не знали того, что знали мы. Утром на совещании Петров рассказал, что звонил из Грозного командир соседнего полка в дивизию и в округ. Полк в ночь с 31 декабря на 1 января, когда мы отмечали Новый год, вступил в бой и понёс большие потери: десятки убитых офицеров и солдат, подбитая и уничтоженная на улицах города техника. И есть тяжело раненный офицер нашего полка – Колька Сыров. Обстоятельства ранения командир обещал уточнить. Поэтому мы: офицеры 324 полка, уставшие и вымотанные подготовкой своих подразделений, скептически смотрели на этих пьяных ухарей.
- Товарищи офицеры, всем зайти в клуб. – Послышалась команда начальника штаба полка. Зал встретил нас разноголосицей и шумом, вновь прибывших, которых офицеры округа рассаживали на галёрке. Нам же, командир полка указал несколько рядов около сцены. Я усадил слева от себя командиров взводов, а справа замполита. Вид у него был уже осоловевший и его быстро развозило в тепле, но он что-то ещё пытался мне рассказывать.
- Тебя как зовут, замполит? – Спросил я.
- Алексей, - потом немного подумал и добавил, - Иванович...
- Так вот, Алексей Иванович: сидишь и молчишь. Ты понял? – Кирьянов тяжело мотнул головой и через минуту его голова склонилась на грудь и он, тихо засопев, заснул. Хорошо, что перед ним сидел офицер с широкой спиной, из-за которой со сцены он никому не был виден.
В третьем часу в зал вошёл командующий округом. Вместе с ним на сцене за столом расположились его замы, и мероприятие началось. Сначала командующий в течении нескольких минут довёл ту обстановку, которая сложилась в Грозном и в частности с полком, убывшим перед нами. Заострил внимание, что полк понёс большие потери, после чего поднял командира полка и выслушал его доклад. Как и предполагал Петров, командующий стал подымать каждого начальника службы: выслушивал его, задавал вопросы, уточняя какие-либо моменты. А потом стал подымать командиров подразделений.
Совещание длилось уже третий час без перерыва, когда очередь дошла до меня. Потный от волнения и духоты, я доложил о проблемах, какие были у меня с техникой. Командующий внимательно выслушал меня, что-то записывая к себе в блокнот.
- Всё у вас? – Спросил он.
- Товарищ командующий, у меня проблема с командирами взводов. По списку у меня два командира взвода. Лейтенант Матвиенко, - Дима вскочил со своего места и вытянулся в струнку, - мать у него находится в нестабильном состоянии после перенесённого инфаркта, вызванного смертью мужа, то есть отца лейтенанта. Родственников никого нет. Лейтенант Матвиенко содержит её, и является единственным кормильцем. По складу характера мягкий, в какой-то степени безвольный. Прошу его отставить от Чечни.
- Лейтенант Никифоров, - тот тоже вскочил и замер, - по своим деловым и моральным качествам характеризуется крайне отрицательно. Можно сказать – «гнилой». Способен в любой момент подвести. Отказался, если так можно выразится, по своим демократическим убеждениям, участвовать в восстановлении конституционного порядка в Чечне. Я ему не верю. Прошу вместо него другого командира взвода.
Командующий протестующе поднял руку и остановил меня: - Что-то у вас, товарищ капитан, все плохие. Так не бывает.
- Товарищ командующий, мне ехать воевать, а не нянчится с ними там и перевоспитывать. В военном отношении они никакой ценности в данный момент не представляют.
На первом ряду приподнялся полковник Шпанагель и стал делать мне страшные глаза и корчить грозные рожи - Прекрати, мол, спорить с командующим.
Командующий же поднял руку с зажатой в ней ручкой и обратился к сидящим в зале: - Я хочу сразу предупредить всех отказников: кадровых офицеров мы будем беспощадно увольнять. Но вот против офицеров, которые призваны на два года службы и отказались – будем возбуждать уголовные дела. Радуйтесь, что сейчас не военное время, тогда всё было бы в отношении отказников по-другому – просто и более жёстче. Ну, а для тех кто уезжает. Будет создана комиссия, которая рассмотрит все ваши проблемы: квартиры, звания, должности, задолженности по деньгам. Конечно, всё, что в наших силах и возможностях, - командующий что-то ещё черкнул в блокноте и поднял голову. - У вас есть ещё что-то, товарищ капитан?
Я глубоко вздохнул и высказал наудачу затаённое желание: - Товарищ командующий. У меня в батареи по штату девять противотанковых установок, четыре командирских БРДМ и два автомобиля. Всего - пятнадцать единиц техники. Больше чем в любом линейном подразделении. У них зампотехи есть, а у меня нет. Прошу вас ввести своей властью на время командировки должность зам. по вооружению командира батареи.
Шпанагель опять возмущённо засемафорил мне рукой со своего места: садись – балбес, что ты просишь? Все присутствующие повернули с любопытством ко мне головы, а командующий засмеялся: - Ну, что ж, пользуйся моментом. Офицера тебе не дам, а техника батареи выбери себе из резерва. Всё.., всё, садись капитан.
Сел с огромным облегчением и больше просить ничего и не собирался, а через час всё закончилось и офицеры потянулись на выход перекурить. Я вышел в просторное фойе, где уже были расставлены столы, за которыми и происходило комплектование полка офицерами и прапорщиками. Переходя от стола к столу, добрался до офицера артиллериста и задал ему вопрос о новых командиров взводов.
- Капитан, погуляй немного. Команду насчёт тебя дали, но я пока не владею полной информацией: кто и откуда прибыл.
Как только отошёл от стола артиллериста ко мне подскочил худощавый прапорщик и бойко представился.
- Товарищ капитан, прапорщик Пономарёв. Назначен к вам старшиной батареи. Товарищ капитан, я слышал ваше выступление насчёт командиров взводов и техника батареи. Правильно вы сказали.
Внимательно осмотрел стоящего передо мной старшину. То, что он в возрасте, это неплохо – может быть он хозяйственный, но вид у него как у простого работяги, которого призвали прямо от станка, причём хорошо пьющего. Я его, конечно, не знаю, но мне не нравятся люди, которые сразу в открытую льстят.
- Товарищ прапорщик, откуда вы?
- Я прибыл из Еланского гарнизона, там служил тоже старшиной, но только в ракетной бригаде.