Я сделал вид, что пытаюсь припомнить ее фамилию, хотя на самом деле помнил ее прекрасно.
– Нина из Оломоуца?
– Да, это я.
– Уже вижу. А что ты делаешь в Брно?
– Вот, решили съездить сюда с подругами.
– И? – произнес я, сам не понимая, что это за “и”.
– И мы пришли на день раньше.
Так она в курсе, что завтра моя очередь выступать на “Месяце авторских чтений”[13]?
Мы глупо торчали у самой лестницы, всем мешая.
– Слушай, знаешь что, давай-ка отойдем, – предложил я и вывел ее во двор, на так называемую Елизаветинскую сцену[14].
– Я должна девочек подождать, – сказала она, оглядываясь по сторонам.
– Ясно. А мне нельзя упустить Романа. Значит, приехали в Брно… А планы у вас какие?
– Ты про сейчас? Да особо никаких. Я бы чего-нибудь выпила.
Столы на Елизаветинской сцене оказались уже все заняты – наверное, теми, кто не выдержал Магора в таком количестве.
– Здесь мы, кажется, не сядем, – заметил я.
К нам подошли Нинины подруги. Одну из них я узнал – именно она увлекалась черным цветом разной степени застиранности.
– Привет, – сказал я, протянув руку. – Ян.
– Итка. Привет.
– Привет. Алена, – представилась застиранная.
До меня вдруг дошло, что мы с Ниной проигнорировали этот ритуал[15], но сейчас он бы уже выглядел глупо. К счастью, людской поток выплюнул Романа, так что мне, по крайней мере, удалось представить хотя бы его.
– Ну как, пойдем что-нибудь выпьем? – спросил я.
– Все вместе?
– Конечно. Девушки ради этого приехали аж из Оломоуца.
– Чтобы выпить с нами? Вполне разумно.
Но тут объявились какие-то знакомые Романа, и мы всё стояли да стояли, представляясь друг другу, и мне казалось, что это никогда не кончится.
– Может, в “Тройку”? – предложил я.
– Пожалуй, мы еще тут побудем, – ответил знакомый Романа.
– А я скоро приду, – заявил Роман.
– У нас в компании три девушки – и ты не с нами? – взял я тон, который ясно давал Роману понять, что я хочу, чтобы он к нам присоединился: я буду общаться с Ниной, а он пусть займется остальными двумя.
– Да я там раньше вас буду, – заверил он.
Мы двинулись к площади Шилингера, а оттуда, по Доминиканской улице, направились в кафе “Тройка”. Еще один невыносимо жаркий день, которых в том июле была нескончаемая череда, клонился к закату, и улицы остывали, как двигатель припаркованного автомобиля. Брно прикинулся южным городом, террасы ресторанов и кофеен заполнились людьми и гудели, словно улей. Мы шли мимо дискотеки, молодежь там выплеснулась на улицу (в одной руке сигарета, в другой – мобильник с включенным клипом на Ютьюбе), и меня не покидало чувство, что сейчас один из тех вечеров, когда пьян даже воздух. И это замечают не только люди, но и сам город, да и вообще всё вокруг.
– Значит, решили съездить в Брно, – мямлил я, а девушки послушно кивали.
Во дворе кафе все столики тоже оказались заняты. Мы зашли внутрь, чтобы заказать вино, а потом уселись с бокалами на ступеньках в противоположном конце двора, переполненного людьми. Над нашими головами мигал разноцветный неоновый логотип Дома искусства, а совсем рядом сверкал серебристый арт-объект – какой-то бесформенный кусок материи… правда, очень большой кусок.
– Наконец-то можно дышать, – улыбнулась мне Итка.
– Точно, – согласился я и вдруг подумал, что эту поездку, наверное, затеяла не сама Нина. Видимо, она здесь просто за компанию.
– Ну, и как вам Магор? – поинтересовался я, когда мы чокнулись бокалами.
– Я Магора обожаю, – ответила Алена.
– Но сегодня он был явно не в форме, – добавила Итка.
– Просто отвратителен, – подытожила Нина.
– Хорошо же вы друг друга дополняете!
Девушки засмеялись, и Нина спросила:
– А тебе как?
– Ну, бывшим неформалам сейчас непросто, – ляпнул я первое, что пришло в голову. – Двадцать лет жили под колпаком, а теперь, когда этот колпак убрали…
– Все-таки он мог бы поуважительнее относиться к публике, – заметила Итка, девушка, как видно, приличная и умная.
– Но его читатели любят его именно таким, – защищала Магора Алена.
Ага, значит, одежда у нее андеграундного пошиба.
– Наверное, ты права, – сказал я, думая о том, куда запропастился этот чертов Роман. Разве не он ездил к Магору на сейшен? У него в запасе наверняка есть куча историй о пьяном поэте, который обзывает всех вокруг гнидами и суками, а на следующее утро нежен, как бутон.
– Хотя от Крховского[16] я тащусь больше, – призналась Алена.
– Еще бы! Видели бы вы, как он посыпает на кухне сахаром муравьиные тропки, чтобы понять, куда они ведут. Это самый чуткий циник на свете.
– Как и все чуваки из андеграунда! – радостно воскликнула Алена. – Иногда они, конечно, нацепляют жуткие маски, но в основном это ужасно добрые люди. Такие добрые, как будто пришли сюда из другого мира.
Это был уже перебор, а главное, я заметил, что Нина перестала участвовать в разговоре. Она оглядывалась по сторонам и, казалось, витала где-то мыслями.
– Это твое любимое место? – спросила она наконец.
– Летом – да. Внутри здесь не очень, но во дворе приятно.
– Почти как в Италии.
– Вот-вот. Любишь Италию?
– Через месяц я еду в Бари присматривать за ребенком в одной чешско-итальянской семье. Нашла объявление в интернете. Я очень рада, что смогу испариться отсюда на пару недель.
– А не опасно отправляться на юг Италии по какому-то объявлению о работе? – забеспокоился я. – Еще испаришься с концами.
– Судя по голосу, женщина там солидная, мы с ней уже созванивались.
При слове “солидная” мне представилась пожилая торговка живым товаром в желто-абрикосовом брючном костюме, но мысль свою я оставил при себе и вместо этого спросил:
– А что там с семинаром? Получила кредиты на халяву?
– Ну, историческая грамматика обошлась мне намного дороже, – усмехнулась Нина. – Но на самом деле это все одна сплошная ошибка. Я подавала заявление на искусствоведение и историю кино, а университет прислал не ту дату вступительных экзаменов. Короче, богемистику мне предложили как компромисс. А вообще я всегда хотела работать хлопушкой, – рассмеялась она и изобразила, как бы ей пошла эта роль.
– Знакомство с Ниной, дубль первый, – подхватил я. – А что с искусствоведением?
– А ничего. Раньше я много рисовала, но потом бросила. Переходный возраст, все дела. Потом еще хотела стать скульптором…
Помолчав немного, она продолжила:
– Мне нравится работать с материалом, только не хватает терпения. Поначалу мне интересно, а вот детали – нет уж, с ними пусть другие возятся.
– Значит, тебе интересно только поначалу? – сказал я, подумав, что это первое, что Нина сообщила мне о себе.
– Да, и так во всем. Наверное, поэтому я люблю знакомиться. Поначалу интересно, а потом сразу скучно.
– Потому что в любых отношениях рано или поздно приходится разбираться с деталями?
– Наверное. Говорят же, что дьявол кроется в деталях.
– Говорят, только в другом смысле.
– Так ты у нас специалист по смыслам? – съязвила она и повернулась к Итке с Аленой. – Вам что-нибудь принести? Хочу взять еще вина.
Мы с Ниной отправились к барной стойке. Я вдруг понял, что в моей спутнице, наверное, сантиметров сто восемьдесят: на ногах у нее были плоские сандалии, и все равно ростом она была почти с меня. Пока мы шли через двор, за Ниной ползло несколько голодных взглядов, и до меня как будто бы донесся протяжный вой.
На обратном пути я наконец увидел Романа. Он стоял за запертой решеткой арки, ведущей в соседний двор, где находилась пивная “У Путника”[17], и держал в руке кружку с недопитым пивом. Заметив меня, он ухмыльнулся.
– Как дела, донжуан? Я об этой девушке ничего не знаю, но мне хватает и того, что я вижу.
– Ты тут не один такой. Но я-то, друг мой, стараюсь ее понять, так что у меня перед вами фора в сто световых лет. Ты к нам присоединишься?
– Не знаю, лень обходить. Эти две и так вроде нормально друг с дружкой общаются.
– А что им остается? Они всего лишь камеристки и вполне этим довольны. Но ты все равно будь начеку.
– С каждой кружкой мои дела все лучше, – заверил он меня.
– Ты о своей готовности или вообще?
– О своей готовности и вообще.
– Вижу, еще немного – и тебе сам черт не брат, – предостерег я.
– Тогда я взглядом распилю эту решетку и возьму на себя камеристок.
Вернувшись к девушкам, я глотнул вина и спросил:
– Значит, вы приехали в Брно на мой вечер? Поверить не могу.
– Это Нина предложила, – выдала подругу Алена.
Я вопросительно посмотрел на Нину.
– Если думаете, что я покраснею, то даже не надейтесь. Я научилась с этим справляться. Лучше скажи нам, что ты завтра будешь читать.
– Наверное, что-нибудь из “Этюда в четыре руки”. Кстати, ты в итоге взяла его у парня, которому я его отдал?
– Он только недавно мне его принес, как раз читаю.
– Как раз читаешь?
– Ну да, я же сказала.
– Слышу, что сказала…
Сказала, не догадываясь, что это значит; не догадываясь, что нет ничего лучше, чем встретить летом такую девушку, как она, и услышать, что она читает твою книгу; не догадываясь, сколько миллиардов нейронов включается в эту самую секунду и что происходит в остальном твоем теле.
– Не стану спрашивать о впечатлениях, раз ты еще не дочитала.
– Вот и не спрашивай. Все равно мы по идее должны были увидеться только завтра…
– Ага, значит, у вас были другие планы?
– Ну да. Мы идем не по сценарию.
– Что ж, придется импровизировать.
Но какая там импровизация! На всех вдруг нашло оцепенение, и мы просто глазели по сторонам. Неоновый логотип над нашими головами мигал разными цветами: зеленый, потом красный, розовый, синий, желтый, потом все вместе – и снова по кругу. Зеленый, красный, розовый, синий, желтый.
– Мы, наверное, пойдем, – подали голос Алена с Иткой, видимо, наконец решившие придерживаться сценария.